Эта холодная весна началась двадцать девятого февраля – это был день рождения Дэна, событие поистине грандиозное, так как случалось всего раз в четыре года. Дэн его праздновать не любил, но разве Нат мог пропустить приличный повод погулять. Короче, мы собрались у них дома около восьми вечера, с порога завалив Дэна подарками. У нас был такой обычай – раз уж угораздило Иллюзорного родиться в високосный год и раз уж он не соглашается принимать поздравления двадцать восьмого февраля или первого марта, то все подарки, полагающиеся за четыре года, он получал разом, в свой настоящий день рождения. 

Попутно мы обмывали новый кенов мотоцикл. Я считал, что это как минимум глупо – покупать гроб на колёсах во Франции, где правила дорожного движения уже никто не соблюдает, но меня, как водится, не послушали, а только обняли и пообещали ни на грамм не обделять вниманием по сравнению с железкой. Я, вообще-то совсем не это имел в виду, и ревновать любимого к мотоциклу я бы никогда не стал, но, видимо, мой крест – быть недопонятым. Так что этот уродливый «Харлей» в нашем гараже всё-таки появился. Ну, правду сказать, мой лорд своё слово сдержал, и мне не в чем его упрекнуть. Даже плюс – теперь наш общий «Опель» стал почти моим. Не в этом смысл, в принципе, но я начал побаиваться за здоровье Кена, потому что знал, как тот любит этот чёртов обжигающий ледяной ветер и скорость. И на вечеринку к нашим старым, да, что греха таить, единственным друзьям мы добирались на четырёх колёсах. Я настоял.

Дэн выглядел так, как будто они с Натом месяц прожили в состоянии холодной войны – злющий, молчаливый, подавленный. Я его быстренько уволок на разговор, оставив Кена с Натом готовить угли для мяса на заднем дворе. Выяснилось, что ребята и правда давно в ссоре, что Дэн себя виновным не считает, что ждёт от Ната объяснений, но тот никак не выяснит для себя, чего же он хочет, и что именинник уже нашёл себе приличную квартиру в центре и скоро в неё переедет. Я прикинул в уме, что такой перелом меня не устроит, и пошёл давить на психику Нату, благо, это у меня получается отменно. Главное этом деле – не попасть на глаза Кену, иначе он со своим ледяным выражением лица прервёт на корню начинающийся скандал. Он по натуре миротворец. И я его за это люблю.

- Нат, что у вас с Дэном?- как ни странно, Кен сам завёл разговор.

- Всё отлично,- рыкнул вмиг помрачневший брюнет и с таким остервенением разнёс на щепки несчастное поленце, что мне стало не по себе. Хорошо, что не влез.

- Да. А я вернулся к нормальной ориентации,- хмыкнул Кен, и я залился краской, хорошо хоть, стоял в тени виноградной лозы. Терпеть не могу эти его шуточки про ориентацию. Он не знает, что я подслушиваю, иначе не стал бы говорить.

- Кен, я тебя, конечно, уважаю, как старшего товарища,- Нат сделал пару глубоких вдохов,- и всё такое,- руки предусмотрительно отпускают рукоять топора,- но почему бы тебе не оставить наши семейные разборки мне и Дэну. Это, конечно, хорошо, что ты Зака не подпускаешь, но настоятельно прошу – сам тоже не лезь.

- Ладно,- равнодушно отвечает Кен, подбрасывая пару щепок в занимающийся огонёк.- Только ты осторожно, знаешь же, какой он у тебя чуткий.

Нат улыбается и отстраняет Кена от огня – мой любимый совершенно не умеет обращаться с огнём, и костёр не хочет разгораться. Нат утверждает, что у него руки не оттуда растут, но я знаю – огонь боится повелителя Хаоса. Пусть мы и сознательно отказались от своих сил, но отголоски будут жить в нас всегда, и Кен всегда будет повелителем Льда и Хаоса, я всегда буду королём Огня и Ветра. Точно так же Натан не потеряет власти над Звёздами, а Дэн над Снами. Оборотная сторона Силы – однажды данная, она никуда не девается и спит до того момента, пока повелитель не призовёт её. Мы все четверо стараемся не призывать. Хотя Нат частенько слушает звёзды, и они дают ему мутноватые предсказания будущего.

Из дома вываливается Дэн, загруженный под завязку посудой, и я выхожу из своего укрытия, чтобы ему помочь. Дэн всегда этим  отличался – он взваливал на себя неподъёмную работу и старался её выполнить. Когда не получалось, он ужасно расстраивался. Так и сейчас. Бедный Дэн. Я выхватываю из его рук коробку с пивными кружками и ставлю её на стол в тени беседки. Уже довольно холодно, но в дремлющем саду изумительно красиво, и нам не хочется раньше времени заходить в дом.

Я оглядываюсь и вижу, что Нат с тоской наблюдает, как мой светловолосый приятель разбирается с сервировкой столика. Уже давно темно, лампочку в саду мы включать не стали, довольствуясь только светом костра. Вкусно пахнет жареным мясом, у меня в желудке веселится оставленное один на один с крохотным кусочком запеченной на углях паприки пиво, даря ощущение тепла. Хотя, может быть, это тепло мне дарит Кен, обнимающий меня. Он за рулём, поэтому не пьёт. Дэн говорит, что холодно и пора заходить в дом. Мы нехотя подчиняемся. Кен снимает мясо с решётки, умудрившись при этом обжечься в двух местах. Я хотел сделать это сам, но он меня не пустил. Вот и поплатился, упрямец. Нат исчез в неизвестном направлении, и Дэн, казалось, не заинтересовался его пропажей. Мы с именинником заклеиваем несерьёзные ожоги на кеновских руках спреем из баллончика. Он смешно шипит, будто ему больно, мешает нам щекоткой, смеётся. Он редко таким бывает. Дэн тоже смеётся, но только ради нас. Кажется, если бы мы не приехали, он бы собрал свои вещи и сегодня же переехал в новое жильё.

- А Нат тебя уже поздравил?- спрашиваю я и чувствую сильную руку Кена у себя на бедре. Ущипнул пребольно, но было за что. Даниель грустно улыбнулся и покачал головой. Огонёк, только появившийся в его глазах, моментально угас.

Мы просидели довольно долго, глядя в искусственный огонь электрического камина – редкая гадость, если спрашивать моё мнение. Кен что-то рассказывал о работе, о восточных мифах, потом резко переключился на мотоциклы, но я тут же его ущипнул и он сменил тему.

- Ты ещё играешь на гитаре, Иллюзорный?- спрашиваю я. Помнится, когда-то давно Дэн учился, и у него была гитара, и у него здорово получалось. Получив кивок, я прошу.- Сыграй нам.

Дэн, похоже, занят своими мыслями. Он отвечает не сразу, и не то, что мне хотелось бы услышать.

- Зой, давай в следующий раз. Я намотался за сегодня, настроения никакого нет,- он потирает пальцами виски и пытается сфокусировать взгляд на мне.- Или давай я принесу гитару, а ты сам на ней сыграешь?

Не дождавшись ответа, именинник убегает наверх. Мы с Кеном переглядываемся и единодушно принимаем решение их мирить. Эти двое здорово дополняют друг друга – Натану не повредит иногда изрядная порция организованности, а Даниэлю периодически необходимо расслабляться. Вместе они счастливы ровно настолько, чтобы забывать о том, каково им бывает поодиночке. И тогда они ссорятся. Ссорятся по-крупному, с выяснением отношений, разбиванием всего, что только можно, прекращением всяких контактов. Обычно это длится примерно месяц, после чего оба синхронно начинают звонить Кену и между делом   интересоваться, как поживает вторая половина. Кен уже знает, что говорить, и устраивает шикарный спектакль для двух слушателей, в котором повествует о несчастьях разделённых сердец. В общем, они мирятся, а Кен приносит в издательство очередную мелодраму – у него в такие периоды просыпается вдохновение. Все довольны.

Кен обнимает меня за плечи. Я уже готов уснуть, и могу только ткнуться носом в его плечо и потянуться. Он прижимает меня к себе покрепче и что-то говорит. Что я уже не слышу, потому что засыпаю. Окончательно провалиться в сон мне не даёт Дэн, бесшумно вернувшийся сверху с гитарой. Он протянул мне шикарный инструмент из дорогого дерева, покрытого тёмным лаком, и я не смог устоять перед искушением прикоснуться к этим тёплым бокам живого – без сомнения, живого – существа. Я провёл пальцами по струнам и услышал лёгкую неточность. Подтянул третью струну и попробовал снова. Гитара открылась без лишней стеснительности. Она рассказала мне о том, что хозяин в последнее время редко берёт её в руки, а если и берёт, то только в минуты душевных терзаний, сам того не желая, передавая свои муки ранимой сущности инструмента. Гитара чувствовала во мне друга, она поведала о многих бессонных ночах, проведённых её хозяином в ожидании чуда, о многих и многих серых днях, проведённых в разочаровании оттого, что чуда не произошло. Я, как мог, утешил плачущую душу гитары, стараясь не слишком углубляться в её мягкие недра, слушая нежный звук, срывающийся со звонкой струны. Играть я умел с детства – со своего первого детства, разумеется, поэтому не удивлялся одобрению в глазах Кена и слезам в опущенных глазах Даниэля.

Мой триумф длился бы бесконечно долго, если бы на пороге не возник Натан – в расстёгнутой куртке, путающийся в длинном шарфе, со звёздочками снежинок в волосах. Видимо, Кен опять впал в лирическое настроение и неосознанно сотворил снег. В руках Нат держал большую коробку, причём, похоже, тяжёлую – он не мог закрыть дверь, так она мешала. Дэн спокойно прошёл мимо и захлопнул её, оставив ветер бесноваться снаружи. Нат поставил свою коробку на столик, и я ещё с порядочного расстояния уловил что-то странное внутри.

- Кен, мог бы и повременить со снегопадом,- проворчал Звёздный, снимая шарф с шеи и стряхивая воду с волос.- Как вы теперь домой добираться будете?

- Где ты был?- как будто между прочим спросил мой любимый, убирая за ухо выпавшую прядь волос цвета жидкого серебра.

- Всё своим чередом,- ответил Натан одной из своих стандартных фразочек, и поставил коробку на ковёр у ног Даниэля, снова севшего в кресло и ушедшего с головой в размышления. Я обратил внимание на странные звуки, доносящиеся из коробки. Меня это насторожило, но любопытство взяло верх. Причём, похоже, не надо мной одним – Дэн нехотя нагнулся и сорвал бант, открывая коробку. Мы ещё не видели, что за подарок преподнёс ему Натан, но уже оценили расширившиеся от удивления бирюзовые глаза Иллюзорного и робкую улыбку, заигравшую на его тонких губах.

- Смотрите, что у меня теперь есть,- провозгласил Дэн, вынимая из коробки подарок.

Подарок заскулил и тявкнул на незнакомых дядек самым грозным голосом, на какой был способен. С колен Даниэля нас изучала пара добрых и доверчивых карих глаз, принадлежавших щёнку золотистого ретривера. Дэн осторожно прижал комок золотистого меха к груди и заглянул ему в глаза. И когда щенок лизнул его щеку шершавым языком, тот залился серебристым смехом, от которого мы успели отвыкнуть и по которому все так давно скучали.

- Как назовёшь?- осведомился улыбающийся Нат, справедливо считающий вопрос о том, понравился ли подарок, лишним.

Дэн на секунду задумался, потом приподнял щенка за передние лапы, оглядел мохнатый живот и, борясь со смехом, объявил:

- Я назову её Берилл,- и потом добавил, отдав должное нашим перекошенным от недоумения лицам.- В знак того, что наша незабвенная всегда была сукой.