Bishoujo Senshi Sailormoon is the property of Naoko Takeuchi, Kodanshi Comics, and Toei Animation.
Funny Valentine
Метод подбора
Автор благодарит Озму за помощь в вычитке текста.
Посвящается Тихе, Aigsil и Китиаре.
* * *
Тьма окружала ее. В этой тьме крылись сотни дыханий, сотни глаз, сотни сердец, замерших в предвкушении. Щелчок. Круг света. Крики из зала. Она дождалась, пока звуки смолкнут, и ее голос медленно и неторопливо влился в тишину, точно в пустой сосуд.
I close my eyes, only for a moment, and the moment's gone...
Пауза. Мгновение звенящего напряжения. Ее рука замерла, так и не коснувшись струн.
All my dreams…
Она взяла первый аккорд, вспыхнули цветные прожекторы…
…pass before my eyes, a curiosity…
…и зал взорвался восторженными воплями, свистом, хлопками, топотом; и музыка плыла над ними, перекрывая, растекаясь, заполняя пустоты.
Ее широко распахнутые глаза смотрели вдаль. Она не видела толпы – никогда не видела. Никогда не различала лиц в зале, аудитория была для нее единым целым, существом, наделенным собственной волей. Но сегодня, за миг до того, как вспыхнул свет, ей показалось, что она видит его. Среди сотен взглядов различает его взгляд, среди сотен дыханий слышит его дыхание, среди сотен сердец чувствует его сердце. Она знала, что сегодня он здесь – в этой толпе, но отдельно ото всех. И ей совершенно безразлично было это исступленно ревущее от счастья чудовище. Она пела лишь для него…
* * *
«Same old song…» – доносилось из динамика.
– …Just a drop of water in an endless seа… – тихонько пропела медсестра, складывая бумаги в папку. – Ой, извините!
– Ничего, – мужчина, сидящий в кресле, вежливо улыбнулся.
– Просто песня очень нравится, – осмелела девушка.
– Да, хорошая песня, – согласился мужчина, хотя иностранной музыки не любил. – И голос хороший. А кто это поет?
– Сара Брайтмэн.
– Бу-рай-ту…
– Брайтмэн, – повторила медсестра.
– В школе с английским неплохо было, но теперь уже все забыл, – он виновато развел руками.
«Все равно не запомню».
– И я, наверное, забуду, – утешила девушка, вставая из-за стола. – Идемте, Умино-сан?
– Да. – Он поднялся из кресла и кивнул.
Они прошли по коридору, миновали уютный холл с мягкими креслами и новеньким домашним кинотеатром и остановились перед незапертой дверью.
– Пожалуйста, Умино-сан, – медсестра вежливо поклонилась. – Я подожду вас здесь, а потом провожу к доктору. Хорошо?
– Хорошо.
Мужчина открыл дверь и неуверенно вошел в палату.
Она сидела у окна с книгой. Умино целую долгую секунду смотрел на ее профиль – такой до боли знакомый, пока она не обернулась к нему. Ее лицо, до того спокойное и серьезное, озарилось улыбкой.
– Добрый день!
– Добрый день, Нару… тян.
– Вы ко мне? – она закрыла книгу (вернее, как он заметил, мангу) и спрятала ее за спиной. – А я подумала, что вы ошиблись дверью.
Она смотрела, чуть склонив голову набок, и в этой позе угадывалось странное детское кокетство.
– Кажется… и правда ошибся, – солгал он и, в противоречие собственным словам, сел на стул напротив нее. – Просто мне рассказывали о тебе. И я тебя узнал.
– А кто рассказывал? – заинтересовалась Нару.
Этот вопрос Умино смутил. Впрочем, смущала его вся ситуация и, в частности, женщина сидящая рядом. Лицо, на котором нет ни капли косметики; каштановые волосы до плеч; белая рубашка, песочного цвета шорты, совершенно неуместный бирюзовый бант. И руки… руки с коротко остриженными ногтями, как ничто другое, выдающие возраст.
– Секрет, – как можно более непринужденно проговорил он. – Можно мне тут немного побыть?
Нару подозрительно нахмурилась, но вежливо согласилась:
– Можно, конечно. А как вас зовут?
– Умино, – первой его мыслью было назваться чужим именем. Но он вспомнил, о чем просил его доктор.
– Правда? – оживилась Нару. Ее глаза озорно блеснули, и на какой-то миг ему показалось, что перед ним действительно четырнадцатилетняя девочка. – А у нас в классе есть мальчик с такой же фамилией! А вы его родственник? Точно, вы с ним похожи!
– Д… да, – подтвердил мужчина. – Это мой племянник.
– Здорово! Так вы говорите, вам рассказывали про меня? – лукаво спросила она. – А… ну, все понятно…
Умино показалось, что он покраснел. «А ведь никогда, ни с кем из взрослых я не говорил о ней!»
– А знаете что? – деловым тоном проговорила Нару. – Очки у вас классные! Пусть Умино-кун такие же носит. А то те, круглые, ему совсем не идут. Правда-правда.
– Хм… ну, хорошо. Я подарю ему такие же.
– Передавайте ему привет. Хотя, нет. Не передавайте. А то еще подумает, знаете… – она отчего-то погрустнела. – Не говорите ему, что встречались со мной, хорошо?
– Хорошо.
Теперь Нару молчала, и он понял, что не знает, как продолжить разговор.
– Ладно. Я пойду. Я ведь дверью ошибся.
– До свидания, Умино-сан, – в ее голосе ему послышалось разочарование.
– До свидания, Нару-тян. Да… – он обернулся у порога. – Можно мне как-нибудь еще зайти?
– Угу, – она кивнула и уточнила: – Пока каникулы не кончились. К апрелю меня уже выпишут.
– Простите…
– Ничего, доктор. Вы предупреждали. Это все из-за травмы?
– Да, но не физической. Она пережила шок, потеряв мужа и ребенка, и предпочла вернуться в то время, когда ее существование было безмятежным, когда она еще не знала утрат.
– Должно быть, она счастлива…
– Ее подсознание помнит о том, что она пережила смерть близких. Потому она придумала историю… м-м… если войдете к ней в доверие, она вам расскажет.
– Историю – о чем?
– Ну, скажем, о том, что не смогла защитить того, кого любила. Это ее тайна, Умино-сан. Вы ведь понимаете?..
– Не совсем…
Нару проводила глазами незнакомца, опустила занавеску, взяла со стула недочитанный томик манги и забралась с ногами на кровать. Ей было скучно. Дядя бестолкового Умино был ничего, но… но в сравнении с ним… «Но ведь его уже не вернуть. А жизнь продолжается», – рассудила она и нашла эту мысль удивительно зрелой и мудрой. Нару вздохнула и наугад открыла книгу.
– Ух ты! – она разглядывала страницу из еще не прочитанной главы, на которой крупным планом была изображена прекрасная девушка-воин, вскинувшая руку, в которой сжимала сияющий магический жезл. – Вот бы мне так рисовать!
* * *
– Нару-сан, можно взглянуть? М… ну что ж, неплохо. Очень даже неплохо.
– Правда?
– Угу… Героиня отлично получилась. Уже и не отличить где мой контур, а где твой, – это было явное преувеличение, но слышать такое весьма приятно. – Растешь над собой! Жезл мне очень нравится… – Аоки-сенсей задумалась. За таким количеством похвал непременно должна последовать критика. И правда… – А вот с нажимом на заднем плане опять начала перебарщивать.
– Извините…
– Смотри… – художница взяла в руку карандаш, – так… вот… и вот так…
– Да, сенсей. Понятно.
– Тогда держи это, – Аоки положила на стол следующий лист.
– Ох… – невольно вырвалось у Нару.
– Это уже на завтра, – сенсей рассмеялась. – Заканчивай этот кадр и… по пиву?
– Извините, Аоки-сенсей… я сегодня плохо спала… и не очень хорошо себя чувствую…
– Плохо спала? Хм… Интересно, почему? – в голосе женщины чувствовалось ехидство.
Нару потупилась, всем своим видом изображая смущение – чтобы не выдать закипающей злости.
– Ладно. Вот закончим главу – и тогда уже не отвертишься. Пойдем в «Блю стар». Договорились?
– Да, Аоки-сенсей.
– Ну, тогда до завтра.
Нару Осака вышла из офиса через четверть часа. Сто метров до ближайшей станции метро; медленно, с едва слышным гулом движущиеся ступени эскалатора; две минуты в ожидании электрички. Девушка ловко втиснулась в вагон (она уже знала, где нужно стоять, чтобы оказаться прямо у дверей) и плюхнулась на одно из немногочисленных свободных мест. Она закрыла глаза, откинулась на спинку сиденья, прижимая к животу голубую кожаную сумочку, и вернулась к оставленным утром мечтам. Здесь, на безопасном расстоянии от офиса, она могла позволить себе думать по-своему. Аоки-сенсей отлично рисует. Но как же надоели это прекрасные воительницы со своими идеями добра и справедливости! Ее первая манга будет совсем другой…
В вагоне было тесно и шумно. Благообразного вида старичок извинялся за отдавленную соседу ногу. Из наушников плеера школьницы, повисшей на поручне, доносились приглушенные звуки музыки. Мужчина средних лет старался прижаться поближе к молодой женщине с крашенными в рыжий цвет волосами; женщина, заметив это, но не желая скандалить, потихоньку протискивалась в другой конец вагона. Юноша с длинной челкой с интересом разглядывал девушку, не то задремавшую, не то просто уставшую, и размышлял о том, какой бы повод выдумать, чтобы заговорить с ней. Однако девушка неожиданного поклонника не замечала, так же как и остальных пассажиров. Мысленно она уже закончила раскадровку очередной страницы – той, которую нарисует сегодня вечером.
Трон в дальнем конце зала. Крупным планом – фигура героя №1. В три четверти оборота, парадная военная форма, короткие светлые волосы, полуприкрытые глаза, опущенные ресницы. Он будет жертвой – такие персонажи всегда страдают. Королева недовольна им. Следующий кадр – ее лицо. Гневно сверкающие глаза, тонкие изогнутые брови, изящные заостренные ушки, приоткрытые губы. Королева ей нравилась. Нару ощущала с ней некоторую общность. Может, оттого, что обе они наделены властью над остальными героями? Замысловатая лепнина на полотке, узкие и высокие окна. Светловолосый юноша, склонивший голову перед властительницей. Рука с длинными ногтями на подлокотнике трона.
Нару выскочила из вагона за секунду до того, как двери закрылись, так и не заметив рванувшегося за ней паренька. «Первую главу сегодня закончу», – решила она. Интересно, а что скажет Аоки-сенсей, если узнает? Наверное, ей очень не понравится. Девушка рассмеялась, нимало не заботясь о том, что кто-то может заметить это. И «Страна фей», где она работает, такую мангу никогда не напечатает. Вот если бы у нее были связи в «Гёрлс парадайс»… «Будет, – сказала она себе, взбегая на крыльцо ювелирного магазина. – Все будет!»
– Мам, я дома, – бросила Нару, поднимаясь по лестнице в квартиру.
– Ставь ужин разогревать! – крикнула ей вслед Осака-сан. – Я скоро приду!
Однако юной художнице было не до ужина. К тому времени, как мама вернулась домой, две страницы уже были распланированы и на нескольких кадрах набросаны силуэты. Осака-сан только покачала головой, заглянув в комнату дочери. В первой главе не будет даже поцелуя, – рассуждала Нару. Короткий – буквально в пару фраз – диалог, потом аудиенция у королевы, и блондин отправляется в мир людей с заданием, которое, конечно же, провалит.
Герои ее манги были откровенными злодеями. В тех историях, которые публикуются в «Стране фей», они непременно были бы отрицательными персонажами. Аоки-сенсей обязательно сказала бы ей, что таких героев нельзя делать слишком яркими и привлекательными – чтобы не отвлекали внимания от героинь – поборниц добра. Но в исполнении Нару Осака они были прекрасны. Особенно… Нару придвинула к себе уже готовый лист, с удовлетворением разглядывая героя №2 – темноволосого красавца с задумчивым, чуть мрачноватым лицом. Она осторожно коснулась пальцем нарисованной скулы и улыбнулась. «Скоро, скоро…» – прошептала она. Скоро твой возлюбленный попадет в беду, и тебе придется через многое пройти, чтобы спасти его…
– Нару! Иди ужинать! – позвала мама из кухни.
– Да! Иду! – крикнула девушка, вставая. Есть и правда очень хотелось.
Напоследок она еще раз взглянула на прекрасного шатена и подмигнула ему.
– Прямо жалко отдавать его этому блондинчику, – вздохнула она, и тут ей в голову пришла поистине гениальная идея. – А что если…
А что если впоследствии, когда блондинчик будет уже спасен и обласкан, в манге появится еще одна героиня? Нару зажмурилась и едва не замурлыкала от удовольствия. Треугольник! Да, это смело даже для «Гёрлз Парадайс»! Ну ничего, если мангу примут, можно будет начать экспериментировать.
Итак, – решила художница, закрывая за собой дверь комнаты, – героиня тоже будет демоном, как и оба главных героя. И, разумеется, она совсем чуть-чуть (правда-правда, очень отдаленно) будет напоминать саму Нару. Она будет юной и очень талантливой ученицей… ученицей… кого же из двоих?..
* * *
Она бежала вниз по лестнице – ступенька за ступенькой, пролет за пролетом. Можно было телепортироваться, но не стоило тратить драгоценную ману – ей еще предстоял бой. Сейлормун должна была вот-вот появиться, и никак нельзя было допустить, чтобы сенши попала на верхний этаж отеля. Учителю требовалось время, чтобы собрать человеческую энергию и переправить ее в Королевство. И она это время обеспечит.
Стеклянные двери бесшумно сомкнулись за спиной. Девушка остановилась на залитом неоновым светом крыльце, переводя дух. Сейлормун была уже на подходе – она с топотом пронеслась по пустынной улице и притормозила у нижней ступеньки лестницы.
– Ты!.. Как ты могла использовать чистые девичьи мечты в своих темных целях?! – гневно поинтересовалась воительница в матроске, вскинув руки в замысловатом и нелепом жесте.
Выглядела она очень комично, и демоница, не удержавшись, хихикнула, глядя на нее сверху вниз.
– А что! Очень даже неплохо смогла! Девичьи мечты прямо для этого и созданы. Особенно чистые.
От такой наглости защитница добра опешила.
– Я… покараю тебя… во имя Луны, – неуверенно произнесла она.
«С такими темпами я долго продержусь», – удовлетворенно отметила девушка, взмахом ладони призывая атакующее заклинание.
Сейлормун (она же знакомая по прошлой жизни Цукино Усаги) опрокинулась навзничь, проехалась на спине, оставив в асфальте глубокую борозду, и тут же вскочила на ноги – сенши, как и предупреждал учитель, отличались удивительной живучестью.
– Эй, прекрасный воин, ты не ушиблась? – участливо поинтересовалась демоница.
Усаги всхлипнула, но нюни, на удивление, распускать не стала. Рука сенши потянулась к диадеме и замерла на полпути. Ее противница приготовилась отразить атаку. Мгновение длилось невыносимо долго. Удар был неизбежен. «Скорее бы уж», – подумала девушка с нетерпением и страхом.
– Стой, Сейлормун! – звонкий голос разбил тишину, и еще одна участница сцены ступила на залитую ярким светом площадку. – Разве ты не видишь, кто это? Посмотри внимательнее!
«Ничего себе! Заучка Мидзуно – тоже сенши? – изумилась демоница. – Вот уж про кого не подумала бы».
– Вижу, просто… – Усаги смущенно почесала затылок.
– Просто она забыла взять с собой Серебряный Кристалл.
Девушка так и не поняла, кто это сказал. Она увидела только, как выпрыгнула из кустов черная кошка, держащая в зубах жезл, и жезл этот был оружием невероятно опасным, смертельно опасным; нет, он нес в себе что-то еще более жуткое, чем смерть. Она ударила.
Сгусток тьмы взорвался с глухим хлопком, заволакивая все серой мглой; послышался сдавленный крик – человеческий, а не кошачий.
– Ами! – Усаги упала на колени перед лежащей на земле подругой. – Ами, ты в порядке?
– Помоги, – прошептала та, выпуская из объятий кошку. – Помоги ей… она…
– Да! – Сейлормун подхватила оброненный кошкой жезл и вскинула его над головой. – Нару-тян! Я спасу тебя!
– Вот уж, благодарю, не надо, – фыркнула девушка.
Ей было страшно.
– Нару-тян, все будет хорошо, – затараторила Усаги. – Тебе нужно только сказать слово «очищение». Мы снова будем вместе ходить в школу, читать мангу, есть мороженое…
«Пусть говорит. Главное – протянуть время. Неважно, как». Неизвестно, сколько продолжался бы этот странный диалог, если бы не появилась еще одна сенши – без шума и пафоса, просто шагнув из темного проулка на пустынный проспект и сразу оказавшись в центре внимания.
«И эта лошадь прискакала! – со злостью отметила Нару, и в последней воительнице признав бывшую одноклассницу. – Все трое – на меня одну».
Макото мгновенно оценила ситуацию и оборвала Усаги резким окриком:
– Хватит! Ты же знаешь, что она ничего не помнит.
– Еще как помню! – возмутилась девушка. – И вот что вам скажу: уж лучше быть демоном и собирать энергию для Металлии, чем учиться в вашей идиотской школе…
Ей хотелось обидеть Усаги, задеть ее побольнее, но та только улыбалась – так, будто бы вовсе не слышала ее слов.
– Все будет хорошо, Нару-тян, – повторила она совершенно иным, удивительно взрослым голосом. – Лунное исцеление!
* * *
– Разве ты не видишь, кто это? Посмотри внимательнее!
– Ох… вот это да! – Макото еще шире распахнула глаза, вглядываясь в небо.
От волнения она начала пристукивать каблучком по полу. Рей зло, но метко говорила о ней в таких случаях: «Бьет копытом».
– И что это все значит?
Ами взяла подругу под руку; темная мгла Небосвода Душ растаяла, и они вновь оказались в лаборатории. Привычная реальность была правильной и чистой – белые стены, стекло и металл, дневной свет, льющийся в окна.
– Это значит, что он не воплотится, пока она не отпустит его, – ответила леди Меркури.
– Не отпустит?! Ах-ха-ха! – Макото упала в кресло и запустила пальцы в волосы. – Да-а, вцепилась как когтями!
– Тебе смешно? – осторожно спросила Ами.
– О да! Никогда ее не любила, признаюсь тебе по секрету.
Ами промолчала.
– А ты, ты что скажешь? Ты ее любила?
Леди Меркури чуть поморщилась, приложив руку к груди – так, словно болело сердце. О, если бы оно болело!
– Мако… разве это сейчас важно?
Точно по волшебству леди Юпитер сделалась серьезной.
– Такого раньше не случалось?
– Насколько мне известно, нет. Иногда… – Ами машинально поправила стопку бумаг на столе. – Иногда две души как бы сцепляются, не желая расставаться после смерти. Было несколько случаев, когда таким парам удавалось воплотиться одновременно, неподалеку друг от друга.
Макото кивнула, криво улыбнувшись.
– Но здесь все не так. Она не хочет воплощаться! Другие души горят желанием жизни или желанием покоя. Она же… Каждый раз, когда я смотрю на нее, она сияет по-иному. Словно выбирает из многих альтернатив и не может выбрать. Мако, я не знаю, как объяснить лучше.
– Да нет же, я понимаю, – без всякого удивления отозвалась леди Юпитер.
– Правда? Но что это значит, по-твоему?
– Ох… Ами, я подумаю. Мне кажется, я понимаю, но слов подобрать не могу. Я подумаю и скажу – потом. А он? Тоже не хочет жить?
– Возможно, что хочет. Я думаю, хочет. Они все хотели жить, ты ведь помнишь. Но освободиться он не может. Она держит его… как пленника. Удивительно.
– Прямо жаль его, – задумчиво проговорила Макото.
– Жаль? Ты хотела бы, чтобы он воплотился?
Электронные часы не тикали. Приборы в лаборатории работали бесшумно. Закрытые окна надежно защищали от уличного гула. Чтобы хоть немного развеять тишину, Макото принялась постукивать каблуком о пол.
– Что тут зависит от моих желаний? Скажу одно – я не держу на него зла. Мало ли кто кем был в прошлом… Пусть бы родился. И она пусть рождается. Ну и что, что я кого-то любила – не любила.
Любила – не любила. Ами прикрыла глаза, прислушиваясь к несуществующей сердечной боли. Она вдруг вспомнила, что нездоровое сердце зачастую и не болит вовсе… Когда-то она любила всех. Хоть немного – но каждое живое существо. А сейчас… что сейчас?
– Я вот что скажу, друг мой… – голос Мако был так мягок и ласков. – Раньше я бы не сказала такого, и сама набросилась бы с кулаками на того, от кого это услышала, но… Теперь я думаю так – против судьбы не попрешь. Что будет, то будет.
Ами открыла глаза и слабо улыбнулась.
– Что за глупости ты говоришь…
* * *
Ночь была безлунной, и в коридорах царил почти непроглядный мрак. Взрослому человеку глупо бояться темноты, он понимал это и все же не мог избавиться от мерзкого ощущения, о котором говорят «сосет под ложечкой». К тому же в учебном корпусе кто-то был – он знал наверняка.
Он остановился, держась за стену – чтобы почувствовать, что находится в реальности, что это не кошмарный сон. И в тот же миг услышал шум, донесшийся из одного из классов. Ступая неторопливо и нарочито уверенно – так, чтобы его шаги были слышны – он подошел к двери и распахнул ее.
– Кто здесь? – спросил он.
– Урава-сенсей, это вы? – ответил ему девичий голосок.
Полуночница стояла у окна. Его глаза, уже привыкшие к темноте, явственно различали ее лицо в холодном звездном свете.
– Осака-кун, что ты здесь делаешь? И что это за грохот был?
– Простите. Я открывала окно, – ответила Нару, проигнорировав первый вопрос.
– Что ты здесь делаешь? – строго повторил директор.
– Я… Мне не спалось. И я вспомнила, что забыла в классе пенал.
Она действительно держала в руках плюшевый пенал в виде кошки – с ушками, хвостом и лапами.
– Кто ж тебе утром мешал забрать?..
– Извините…
– Идем, – он кивнул в сторону выхода. – Пока кто-нибудь из воспитателей не заметил.
Лицо девочки просияло – приятно было осознавать, что они оба, вместе с директором, причастны к нарушению дисциплины.
– Больше так не делай, – посоветовал Рио. – В следующий раз с рук не сойдет.
– Да, сенсей. Спасибо.
В молчании они дошли до подземного перехода, соединявшего учебный корпус с общежитием. Там темнота была совершенно непроницаемой для глаз. Урава остановился перед ступеньками, ведущими вниз, и, подумав, протянул девочке руку.
– Держись.
Спускаясь, он старался не отрывать свободной ладони от стены. Нару повисла у него на руке.
– Сенсей… – позвала она почему-то шепотом. – А знаете, почему я была в классе?..
Как это ни глупо, у Рио опять засосало под ложечкой.
– О, господи… Нару-кун!
– Извините! – проговорила девочка чуть громче, но по-прежнему шепотом. – Мне снятся очень плохие сны. Ну, просто ужасные. Как вы думаете, сны бывают вещими?
– Это вряд ли.
– Но ведь иногда могут быть?
– Возможно. Не знаю, – соврал он. – Что тебе снилось?
В темноте он не видел ее лица, даже глядя в упор. Ему вспомнилось, что именно так, вслепую, христианские священники принимали исповеди – когда-то давно и далеко, в другом мире. Что толкнуло его сейчас быть исповедником для этой девочки? Он не видел ее глаз, но слышал ее дыхание, чувствовал, как вспотели ее ладони.
Нару заговорила неожиданно, когда Урава уже не надеялся услышать ответ.
– Мне снится тот, кого я люблю. Он для меня дороже всех на свете. Я хочу, чтобы он был счастлив, но каждый раз во сне я приношу ему только боль и смерть. Я – самое большое зло в его жизни… сенсей?
Он замер, как вкопанный. Его охватила паника. Сердце бешено колотилось, а тело сковал ледяной холод. Что нужно этой девчонке? Чего она хочет от него?!
– Сенсей, – осторожно позвала Нару и легонько дернула его за рукав. – Что случилось?
Страх постепенно отступал. Рио все еще не мог совладать с собой, но теперь он знал – девочка искренна. Она не хотела ворошить его прошлое, она говорила о своем будущем.
– Ничего. Идем.
Впереди был еще длинный путь. Нару молчала, и Урава не выдержал первым:
– И ты веришь этим снам?
– Да, Урава-сенсей. Это всё правда, я знаю.
В словах девочки звучала такая убежденность, такая спокойная уверенность, что возразить ей было невозможно. Она продолжала:
– Моя любовь для него – тюрьма, и каждый сон снова и снова выносит приговор. Больше всего на свете я хотела бы спасти его. Я готова умереть ради этого. Каждый раз во сне я пытаюсь изменить то, что предопределено, но у меня не выходит. Видимо, человеку не дано победить судьбу…
– Это не так.
Он остановился и сильнее сжал ее руку. Ему показалось, что в переходе потянуло теплым и свежим ветром.
– Предопределенность – это иллюзия. Это самообман, оправдание нашей слабости. Судьба – это то, что делаешь ты сама.
Чужие слова были невыносимо горькими на вкус. Он снова верил в них – как когда-то давно, но лишь теперь в полной мере понимал их смысл. Поверила и Нару.
– Вы думаете, я спасу его? Знаете, – ее голос дрогнул, – все не так уж красиво. На самом деле я и не пытаюсь. Точнее… там, во сне, я даже не понимаю… но я все равно хочу…
Рио перебил ее:
– Я знаю одно, Нару-кун, судьбу изменить можно. Но как ты это сделаешь, и чем это для тебя обернется… – он покачал головой, забыв, что она не видит его.
Ему хотелось плакать и смеяться. О, эта сила, непостижимая и невероятная, что пульсирует в кончиках ее пальцев! О да, она здесь, он чувствует, он узнает ее! Давай же, девочка! Иди за своей любовью, и пусть она поможет тебе бросить вызов судьбе, победить ее, совершить невозможное, перевернуть мироздание с ног на голову. И пусть она сожрет твое сердце и высосет твою душу, ибо меньшей платы за ее помощь не предусмотрено.
Нару не пыталась высвободить руки. Она стояла рядом, невидимая, но осязаемая, и Рио показалось, что она старше его на многие годы и многие жизни.
– Спасибо, – сказала она, и это слово прозвучало совсем непохоже на те вежливые извинения и благодарности, которые он слышал от нее до сих пор. – Хорошо, что я встретила вас, сенсей. Мы с вами еще увидимся, верно?
Он хотел сказать: «Конечно, непременно», но в переход хлынул яркий свет. Чистый и неуютный, как холодная вода, он затопил все вокруг. Рио казалось чрезвычайно важным ответить, но язык не слушался.
– Да, – с огромным трудом произнес он и проснулся.
* * *
Было холодное осеннее утро. Еще ни разу Рио не будил свет – потому что никогда, за все годы жизни в этом месте, он не просыпался столь поздно.
– Проспал! – весело констатировал он.
Проспал все на свете – и утреннюю побудку, и завтрак, и даже начало занятий. Отчего-то столь вопиющая оплошность ничуть не расстроила его. Он встал с постели и распахнул окно. Сюда, на верхний этаж жилого корпуса для учителей, звуки не долетали. Но школьный двор был пуст, ни дети, ни взрослые не толпились около столовой, ни души не было на спортивной площадке.
Школа, которой руководил Урава Рио, называлась «Обитель радости», и он всем сердцем ненавидел ее, толком даже не умея объяснить, за что – каждый день, каждый час, каждую секунду своего пребывания здесь. Однако в это утро что-то изменилось. Чувство, годами отравлявшее его душу, исчезло. О, он был уверен, что оно еще вернется. Но сейчас, в это серое и обычное, в это удивительное и прекрасное утро, вся ненависть, все страхи и боль отступили, давая место сладостному, волнующему предчувствию. Его дар, унаследованный из прошлого воплощения, слабый, почти до конца выжженный серебряным кристаллом, дар, до сих пор предупреждавший лишь о бедах и потерях, на этот раз обещал нечто заманчивое и желанное – перемены.