Bishoujo Senshi Sailormoon is the property of Naoko Takeuchi, Kodanshi Comics, and Toei Animation.  

 

Funny Valentine и Тай

Это могло быть так

Часть вторая

 

*  *  *

Верховный жрец ждал. Он мог бы этого не делать, но ему хотелось самому увидеть этих четверых. Увидеть до того, как они в последний раз переступят порог Храма. Увидеть сейчас, пока изнурительная подготовка к обряду не лишила их способности думать и чувствовать, пока их сознание еще не затуманено дымом трав. Сейчас, пока они – еще они, такие, как есть. Трижды он участвовал в этом ритуале. И дважды играл в нем ведущую роль. Он наблюдал всех, приносимых в жертву. Каждый раз искал и не находил ответ – почему именно они?

 

Походный плащ и форма воинов Пограничья – ни украшений, ни знаков отличия. Серый и коричневый – геральдические цвета рода Куницы. Тщательно зачесанные и туго собранные в хвост почти белые волосы, больше не скрывающие шрамов. Мягкие высокие сапоги и широкий пояс с пустыми ножнами. И как завершающий штрих – белые перчатки. Ни страха, ни отчаяния. Только холодная решимость. Настолько холодная, что граничит с безразличием.

            Кунита из рода Куницы шагнул на ступени Храма.

 

Невыспавшееся, помятое лицо. Спутанные каштановые волосы. Наспех наброшенная форма офицера городской гвардии. Все это красноречиво говорило о том, что их обладателя явно только что вытащили из теплой постели какого-то притона после очень бурно проведенной ночи. Уверенная и по-хозяйски неторопливая походка. Он и сейчас никуда не спешил.

Позевывая, Грейст из рода Ласки шагнул на ступени Храма.

 

Медленные, неуверенные движения. Съежившаяся от холода, совсем детская фигурка. Почти красивое, но слишком похожее на девичье лицо. Немного воспаленные, как от слез или недосыпания, глаза. Дорогая и изысканная, но измятая одежда. Длинные медного цвета волосы, которые раньше заботливо расчесывали каждое утро, а сегодня – увы, забыли. Долгий взгляд неестественно широко открытых глаз на восток, в сторону восходящего солнца.

Что-то тихо прошептав, Зойси, сын Борга опустил голову и шагнул на ступени Храма.

 

Человек, которого я знал всю его жизнь. Ребенком, подростком, юношей. Которого никогда до конца не понимал. На которого возлагал надежды. Черная мантия послушника. Болезненная бледность и синева под глазами – следы прошедшей ночи. Того, о чем все знают, но все молчат. Ему было позволено все, но кто мог предположить, что он именно так воспользуется вседозволенностью. Я никогда по-настоящему не знал его. И теперь уже не узнаю.

Даже не взглянув на Верховного Жреца, Джейд, сирота и несостоявшийся жрец шагнул на ступени Храма.

 

 

*  *  *

«Наверное, это будет самый длинный день в моей до неприличия короткой жизни. Самый длинный и переполненный бесполезнейшими занятиями. Молитва, омовение. Неужели Металлии небезразлично, когда я в последний раз мылся?  Насколько я помню, ее интересует моя душа, а не тело.

Прикосновения… Прикосновение теплой, пахнущей травами воды. Прикосновение прохладного белого полотна. Прикосновение холодного серого камня. Временами все это расплывается, исчезает и остаются только сладостные, нежные прикосновения жаркого обнаженного тела безумно красивой рыжеволосой женщины… Это в прошлом. Это было в первый и в последний раз. А я так и не узнал, как ее зовут…

Прикосновение Верховного Жреца. Мягкое и отстраненное. Мягкий и отстраненный голос. Рука, дотронувшаяся до моего плеча. «Джейд, сын мой. Вставай, уже пора». Это тоже в прошлом. Больше мне уже не встретиться с ним один на один.

Длинный день, переполненный бесполезнейшими вещами. Самое отвратительное еще впереди – инструкции по поводу того, как правильно и быстро зарезать себя. Еще отвратительнее, чем сам ритуал (и откуда во мне это богохульство?). А сейчас – отдых».

 

Их привели в небольшую полутемную комнату с двумя узкими окнами, полностью устланную мягким бежевого цвета ковром. Мебели, за исключением скамьи вдоль одной из стен, похоже, и не предполагалось.

Зойси сделал было шаг в окну но, увидев направляющихся туда же Джейда и Нефрита, отступил к противоположной стене, сел на пол и уткнулся носом в сложенные на скамейке руки.

Отрешенно обведя комнату взглядом, Кунита опустился на скамью, прямо напротив двери. И расслабился, почти не чувствуя холода камня под плечом. Мальчик бросил на него недоброжелательный взгляд и отодвинулся еще дальше.

– Джейд, ты только посмотри на этого крысенка, – Нефрит, удобно устроившийся в проеме окна, кивнул на забившегося в угол Зойси, – похоже, ему опять чем-то не угодили.

Джейд что-то тихо сказал Нефриту, и тот согласно кивнул, больше даже не глядя в ту сторону. Также тихо они перекинулись несколькими фразами.

«Нашел время для ссор», – раздражение ленивой волной. Но сейчас Кунита не хотел ни вмешиваться в чьи-то отношения, ни нарушать такой желанной неподвижности.

– Господин Кунита… – прозвучал рядом негромкий спокойный голос.

Медленно, с явной неохотой он разомкнул губы:

– Я внимательно слушаю вас, –  легкое неудовольствие.

Джейд как будто и не заметил холодности. Все тем же спокойным и мягким тоном он продолжил:

– Вы обещали, что несогласных не будет. Но посмотрите… – он указал на окончательно впавшего в оцепенение Зойси, – я не уверен, что мне удастся донести до него хоть что-нибудь.

Лицо Джейда казалось таким искренне доброжелательным; глаза были полны заботы – не за себя, за других… Неприятная усмешка исказила тонкие губы Куниты: «Что-то слишком много сегодня вокруг меня вертится таких же «милых и доброжелательных» людей. И все жрецы. К чему бы это?»

–  Я вас понял, служитель, –  дыхание камня.

«Служитель» удивленно поднял бровь и, кажется, хотел что-то сказать, но передумал. Только кивнул и вернулся к окну, поближе к Нефриту.

С нескрываемым нежеланием Кунита заставил себя встать, и тело раздраженно отозвалось множеством разбегающихся по коже льдинок. «Металлия, ну и зачем тебе этот ребенок?»  – он остановился рядом с младшим из избранных, – «Он слишком напуган. Извини, малыш, но ты нужен нам». Кунита наклонился, осторожно коснувшись такого хрупкого, такого горячего под ледяным шелком плеча. И это прикосновение было почти ласковым.

– Я могу вам помочь? – порыв утреннего ветра.

Прошло не меньше полминуты, прежде чем сидевший поднял голову. Его лицо отражало полное непонимание.

– Что?

– Ну вот, вам похоже стало немного лучше, –  чуть повеяло теплом.

Мальчик обвел рассеянным взглядом комнату и остановился на лице Куниты:

– Мне… холодно.

– Мой плащ и подогретое вино. Сюда. – Приказ в воздух.  – И поживей.

Секундное замешательство. Одна из темных фигур отделилась от стены.

– Вино сегодня пить нельзя. Возможно, отвар из трав поможет. Твой плащ скоро принесут, – тон служителя был абсолютно невозмутимым; в нем едва угадывалась насмешка.

Вспыхнувшее раздражение привычно растаяло, так и не коснувшись поверхности.

–  Пусть будет отвар, – мягкость ледяной воды. – Заранее благодарю.

– Куда бы деться… – тихонько, так чтобы было слышно только Джейду, пробормотал Нефрит.

Несколько долгих минут, пока не вернулся служитель, Кунита молча созерцал вновь погружающегося в оцепенение Зойси.

– Вот, возьми пока это, – он протянул ему принесенный плащ.

Во взгляде мальчика промелькнуло что-то отдаленно напоминающее благодарность. Он плотно закутался и, откинув голову, прислонился спиной к стене. Все-таки сумев перебороть аристократическое высокомерие, Кунита присел рядом, прямо на пол.

– Как ты? – тающие льдинки.

– Не верю собственным глазам, – Нефрит тихо присвистнул и быстро отвернулся к окну, «чтобы не спугнуть».

– Вот-вот, не верь, – так же тихо одобрил его действия Джейд.

Заторможено, как будто в полусне, Зойси пошевелил губами. Потом до него, наконец, дошло, что никаких звуков он при этом не издает. Тогда он предпринял вторую попытку, более удачную:

– Тут плохо. Зачем так долго?

– Долго, чтобы мы сами захотели смерти, – жесткость металла.

– Я ведь и так… Уже…

– Уже? Уже умер – ты это хотел сказать? – прикосновение утренней дымки.

Зой оттолкнулся от стены. Серо-зеленые искры в глазах.

– Я похож на сумасшедшего?

– Еще минуту назад ты был очень убедителен, –  тень улыбки.

– Ну и пусть, – он расслабился и обмяк.

– А мне казалось, что тебе нравится жить.

– Жить?! – мальчик резко вскинул голову и подобрался, сразу напомнив разозлившегося котенка.

– Именно, так – жить, – тень улыбки обрела плоть. – И после того, как ты внимательно выслушаешь жрецов, о том, как нужно умирать, я расскажу, как испортить им удовольствие.

Непонимание. Злость. Недоверие. Удивление.

– Зачем? – в Зойси вдруг проснулось здравомыслие, – Пусть от этого хотя бы будет польза.

– Она будет, – абсолютная уверенность. – Металлия останется нами довольна.

Мальчик кашлянул и бросил взгляд на служителя, протягивающего ему чашу.

– Я тебя не понимаю.

– Я рад, что тебе стало лучше. Отогревайся, – растаявшее тепло и дыхание ночи. – Думаю, у нас еще будет время поболтать.

Оставив немного ожившего Зойси, Кунита вернулся на свое место, вновь превратившись в собственную бесконечно усталую тень.

 

«Вот так просто и по-будничному: «Когда прозвучит твое имя, ты резко опустишь ритуальный нож вот сюда…» А если промахнешься, то добрые жрецы шустренько помогут завершить начатое. Бред какой-то! И, что забавно, я стою и все это спокойненько так выслушиваю. Вроде не пил еще сегодня. Я уже все понял, господа жрецы! И что когда делать, и  куда идти – тоже понял. А не пойти ли  вам самим куда-нибудь подальше! Это все когда-нибудь кончится?! Затрахали уже! Сколько можно повторять одно и тоже?! Если сейчас я услышу это еще раз, то точно устрою кому-то «досрочный уход». Да, запомнил я уже все!!!»

           

Снова та же комната. Снова те же четверо. И как ни странно, одни.

Зойси, не задавая лишних вопросов, отыскал плащ Куниты, закутался в него с ног до головы и, свернувшись калачиком, мгновенно уснул.

– Бедненький котеночек, вконец умотали проклятые жрецы, – в голосе Нефрита так и сочился елей.

Джейд с деланным безразличием пожал плечами:

– Можно пока и без котеночка поговорить. Я бы сказал, даже нужно.

– Валяй, Джейд, – Нефрит устроился в уже облюбованном ранее месте, – от мелкого все равно толку не будет.

– Грейст, не будешь ли ты так любезен заткнуться хотя бы на время, и послушать умных людей, – холод зимней бури за тонкой гранью воли.

Пораженный Нефрит даже забыл огрызнуться – увидеть в глазах этого бесцветного отпрыска замороженного рода Куницы такую всеподавляющую властность… «Похоже, этот мир скоро перевернется».

– Спасибо, – почти без насмешки, – Джейд, все тебя внимательно слушают.

– Вот как? Ну, хорошо, – бывшего послушника высокомерные манеры Куниты совершенно не смущали, – тогда не будем терять времени.

К неудовольствию Нефрита, Джейд начал очень издалека:

– Собственно про обряд вы уже слышали все. В том, что жрецы проведут его правильно, сомневаться не приходится. Единственная деталь, в которой ритуал нужно нарушить – это то, что мы должны умереть одновременно. Не дожидаясь каждый своего имени. Промежутка времени между произносимыми именами достаточно для того, чтобы Металлия полностью поглотила душу. Первое сказанное Верховным Жрецом имя – и мы все должны быть мертвы. Только наши тела, разумеется. Там… за гранью, нам нужно будет как можно быстрее отыскать друг друга. Мы  должны будем объединиться, стать практически одним существом – на уровне души такое возможно. Что делать дальше, я скажу уже там. Сейчас об этом упоминать не имеет смысла – восприятие души, отделенной от тела, слишком отличается от обычного, и любые объяснения будут казаться бессмысленными и бесполезными.

–  Спасибо, Джейд, ты был очень краток, – не удержался от язвительности Нефрит, – Но я так и не понял, что мы должны делать, если там, в смысле «за гранью», нам не выпадет счастья  лицезреть тебя?

– Честно умирать, – Джейд развел руками, – у троих шансов не будет. Если же я все-таки ошибаюсь… действовать по обстоятельствам. Там, возможно, поймете.

– Утешил! – фыркнул Нефрит, – Спасибо, Джейди, ты настоящий друг.

– Чье имя будет первым? – задумчивость вечерней прохлады.

– Не знаю. Никто не знает. Чье угодно.

– Умереть с именем Куни на устах – моя давняя мечта! Чтоб я сдох,  – зашелся в смехе Нефрит.

Зойси зашевелился и что-то пробормотал во сне, еще плотнее закутываясь в плащ.

– У тебя один шанс из четырех, – невозмутимость скалы.

Джейд задумчиво потер лоб.

– Ну… в общем, в том, что ты сказал, Нефрит, что-то есть… Убедить себя в том, что любое из принадлежащих нам имен – твое…

– Ну с тем, что меня зовут Джейдом, я еще смирюсь, Кунитой – то же можно стерпеть, но переварить Зойси…

– А придется, – самая обычная усмешка.

 

«Во всем этом есть какая-то смертельная красота. Никаких зрителей. Только избранные и жрецы. Это хорошо. Металлия, если ты действительно существуешь… если Джейд окажется прав – этот мир будет у наших ног. Если… Это правильно – одурманенные травами мы не задумываясь нанесем себе удар, но вот одновременно ли? Какой утомительный день, бегущий по кругу. Все! Нужно поговорить с этим малышом сейчас, пока не зажгли травы, иначе у меня… у нас не будет никакого шанса».

 

– Зойси, проснись, – требовательная  мягкость.

Маленькое тело, свернувшееся под плащом. Действительно похож на котенка.

Зойси с недовольным бормотанием заворочался, приподнялся, опираясь на локоть, и сонно посмотрел на Куниту.

– Извини, что разбудил тебя, – и непрозвучавшее «малыш», – но больше времени не будет.

– Что уже? – голос еще не успел дрогнуть, но в глазах промелькнуло отчаяние.

Кунита ласково коснулся щеки мальчика.

– Нет. Впереди целая ночь, наполненная снами трав. Это будет не страшно.

– Мне не страшно, – буркнул Зойси.

– Прекрасно. Значит, мы можем побеседовать. Помнишь, о чем говорил с тобой Джейд, когда вы встретились впервые? – сама доброжелательность.

Мальчик недоуменно наморщил нос. Потом задумался. Потом сел, прислонившись к стене, и сжал пальцами виски. Сидящий рядом Кунита тепло улыбнулся – манерность Зойси выглядела так неуместно, и потому трогательно.

– Это о том, что мы можем возродиться?

– Можно сказать и так, – теплое касание полуденного ветра, – Но разве он не объяснил, что это значит?

В глазах Куниты заиграло холодное пламя. В его тихом голосе зазвучала такая уверенность, которая смогла бы убедить саму Металлию.

– Это Могущество. Могущество и Сила, какие не снились даже жрецам. Рядом с этой Властью меркнет слава любых королей. Это нечеловеческие Возможности и беспредельная Свобода. Над нами – только Металлия, под нами – весь Мир.

– Звучит почти так же страшно, как смерть, – Зойси, казалось, думал о чем-то своем и улыбался самому себе, – И ты в это веришь?

– Да, – так просто, и так убедительно, что действительно верится самому.

Мальчишка задумчиво закусил мизинец.

– Красиво звучит… Знаешь, жрецы такие милые. Но то, что они говорят, странно соотносится с тем, что они делают. Джейд ведь тоже жрец?

– К счастью, в этот раз он на нашей стороне, – с веселым отблеском льдинок, – Ты не похож на дурака, подумай сам, выгодно ли ему нас обманывать? Зачем ему это может быть нужно?

– Чтобы получить ту же самую силу и власть. И жизнь… – лицо Зойси стало каким-то странно мечтательным, – нас можно использовать, а делиться с нами вовсе не обязательно.

– Значит, ты веришь, что это возможно, так?

– Я… как сказать… размышляю.

– И что же тебя смущает? – бесконечное терпение.

– Я готов пожертвовать собой ради мамы… ради родственников, ради жителей города. Раз так нужно. Но не ради одного единственного жреца. Которые и так имеют много.

– Знаешь, Зойси, – как в прохладную воду, –  Даже если ты прав, и Джейд  действительно пытается нас обмануть, то он делает это как-то слишком неумело. Давай, я тебе расскажу то, что мне известно. И ты сам все решишь.

Интерес. Симпатия?

– Ладно. Я тебя слушаю.

Когда хотел, Кунита мог быть убедительным. А сейчас он очень хотел. Его слова звучали так легко и непринужденно, так доброжелательно. С ним все казалось таким простым и понятным, таким управляемым…

«Какой же он нетерпеливый и доверчивый, этот рыжий котенок. Надо же, не думал, что уважение на смазливой мордашке простого мальчишки может меня так растрогать…»

 

«Холодные ступеньки вверх. Холодные ступеньки вниз. В такт шагам, как стихотворение, чтобы заучить наизусть.

Кунита из рода Куницы – это я.

Грейст из рода Ласки – это тоже я.

Зойси, сын Борга – это, разумеется, я.

Джейд, послушник Храма – и это, как ни странно, я.

Тихо, чтобы никто не слышал.

Никто из жрецов не должен слышать.

Такой приятный аромат трав.

Мне хорошо. Умирать совсем не страшно. Даже если после этого я не буду жить».

 

 

*  *  *

Опираясь на уходящие ввысь колонны, навевающие мысли о суетности мира, огромная линза из черного кварца излучает таинственный свет. И кажется, будто сама Металлия взирает на меня – смертного, осмелившегося предстать пред ней в этот час.

Голоса жрецов, сплетают невидимый узор, наполняя утренний воздух сладкой негой уходящей жизни и тонким ароматом приближающейся смерти.

Я жду. В призрачном свете рассветных лучей, серой тенью пробивающихся сквозь камень, все кажется таким хрупким, таким красивым, таким… совершенным.

Голоса жрецов начали новый узор, в нем ожили призраки ускользающего прошлого и робкое дыхание будущего.

Я жду. Я стою в потоке серого света, льющегося сверху, запрокинув голову, с улыбкой на губах. Мне так легко…

Голос Верховного жреца врывается в узор, принося с собой сладкую боль ожидания и ласковое прикосновение надежды.

Я жду. Медленно-медленно поднимаю клинок, любуясь игрой бликов времени на ослепительно красивых гранях… Я жду Знака.

Голос Верховного Жреца  выводит новый узор. Имя…

Я дождался. Имя. Это мое имя. Последнее мгновение жизни. И первое прикосновение смерти. Сталь напилась крови, принося такую невыносимо желанную боль…

 

Голоса испуганно смолкли, обрывая идеальный узор…

Замешательство длилось целую долгую секунду. Затем три темные фигуры метнулись к лежащим внутри круга.

– Нет! – остановил их спокойный и властный голос Верховного Жреца.

Трое безропотно заняли свои прежние места.

– Продолжайте. Пусть все идет, как идет.

Голоса жрецов переплелись в новом узоре, восстанавливающем привычную уверенность в незыблемости и совершенстве происходящего.

 

 

*  *  *

Нет! Этого не может быть со мной! Это не я!

Спокойно. Спокойно… Спокойно! Главное, не потерять рассудок. Главное, не потерять…

Нет! Зачем это нужно?! Зачем? Я не хочу!!! Мама! Я не хочу!

Какого демона! Заткнетесь вы или нет!

Как странно. Восхитительно странно.

Где враг?! Где, к демону, мое оружие?!

Какая выдержка, Кунита! Ты еще находишь здесь что-то восхитительное? Но я согласен, странно. И мне это не нравится, совсем не нравится…

Сейчас как восхитительно нарвемся на кого-нибудь! Здесь есть хоть какое-то оружие?!

Мама! Где ты? Мама! Как… Почему ты бросила меня?! Как ты смогла?!

Мы слишком закрыты, слишком слабы. Молчите и слушайте. Себя.

А пошли бы вы все…!

Я хочу… Я должен сказать… На  самом деле я не уверен, что у нас получится.

Спокойно. Мы просто должны довериться друг другу. Ты сам это говорил.

Простите, я, кажется, слишком паникую. Сейчас… я сейчас возьму себя в руки.

Хрен вам, я и так слишком доверился трем недоумкам! Сдох бы себе спокойно…

Заткнулся бы ты, Нефрит! Ты всех сбиваешь.

Спокойно, малыш. Спокойно. Это всего лишь смерть…

Это я-то сбиваю! Кто тут скулит, как щенок недорезанный?! Тоже я?

Нефрит, остынь.

…смерть, переход. Ты должен стать сильнее. Мы станем сильнее… Там, в конце.

Достали все! Какой я вам малыш! Хватит со мной нянчится! Я вполне в своем уме, просто… Можно подумать, вы не боитесь!

А как выдумаете, сколько было таких, как мы? Я убедил вас, но сам ни в чем не уверен… Если честно, я сам не знаю, что делать. Зойси, ты прав, я боюсь.

А я нет! Я никого не боюсь! Мне плевать на весь этот сраный балаган. Мне здесь просто надоело. Ни женщин, ни выпивки, ни достойной драки…

И все же, ты тоже боишься.

Нет!

Слово чести?

Нет! Да… да, боюсь! И что?

И мне тоже страшно.

А чего вы тогда хотите от меня!!!

Чтоб ты сдох!

Доверия.

Мы все сдохнем! Доверия – к кому? К этому дебилу?!

Все!!! Ты загнешься раньше всех, цыпочка! Я позабочусь об этом.

Тогда ты станешь вторым. И не надейся, что это будет быстро.

Защитничек!

Хватит! Сколько можно! Замолчите, наконец!  Вы только делаете хуже.

Еще один… Хорошо, хватит. И что дальше, обняться и поцеловать друг друга?!

Нефрит, я прошу тебя…

Хорошая идея. Зойси, иди сюда.

Оставьте меня в покое!.. Кунита, прости. Оставь меня.

Что вы, что вы! Наша девочка заломалась.

Не слушай его. Просто откройся. Так нужно. Мне этого тоже не хочется, но поодиночке мы не прорвемся.

Металлия с вами. Если это единственный путь… Джейд, обниматься я, видимо, буду с тобой.

Я как-нибудь переживу.

Мы должны объединиться вчетвером.

Групповуха – это уже интереснее! Кто сверху?

Кунита, хорошо. Только этот идиот мне глубоко отвратителен. Не уверен, что смогу ему доверять.

Зойси, пойми, это все мелочи. Когда все кончится, ты поймешь, насколько глупыми были ваши перепирательства.

Объясни это Нефриту!

Когда все кончится, нахрена ты мне будешь нужен, зайка.

Нефрит, если ты сейчас не замолчишь, то потом я сверну тебе шею, и буду медленно наблюдать как из тебя уходит жизнь.

Доживи сначала. А потом посмотрим, кто и кому что свернет.

Достаточно того, малыш, что ты откроешься мне, а Нефрит – Джейду. А с Джейдом мы уж как-нибудь договоримся.

Нефрит?

Ну иди сюда, мой хороший...

Вот ведь, достали… Кунита, ладно, я верю тебе…

 

 

Пустота. Пустота. Темный омут. Тягучие капли.

Медленно, медленно, из пустоты, из ничего проявляется форма.

Медленно, медленно, из тишины, из пустоты, рождается мысль.

Медленно, тягостно, лениво. Тяжело, через силу, из последних сил.

Увидеть себя. Узнать себя. Узнать себя, как есть.

Неужели это так трудно? Неужели это так страшно?

Скука. Звук падающей капли.

Сомнение. Круги по воде.

Одиночество. Запах полыни.

Презрение. Прикосновение пустоты.

Кто я?

Холод ветра в крови. Я?  Пьяные звезды над головой. Это я?

Тусклое призрачное пламя свечи. Я? Высохший багряный лист клена. Я?

Звук падающей капли. Запах вина и алое пятно, медленно ползущее к краю стола.

Запах полыни. Пыльная дорога. Слезы. «Рыжий, рыжий, конопатый!» «Вали отсюда, девчонка. А то, как врежу – разревешься».

Круги по воде. Голоса, смех, детские крики на том берегу. Девочка в голубом платьице. Синяя лента в волосах… Тишина и прохлада Храма. Его мрачное великолепие. На этом берегу.

Прикосновение пустоты. Ткань на ветру – плащ за спиной. Замерзший щенок на грязном снегу. «Друг – это пропущенный смертельный удар». Птица в небе и сверкание недосягаемых горных вершин.

Узкая белая ладонь. Платиновый перстень с черным агатом. В этот раз даже не обнял. «Я разочарован. Я ждал от тебя большего».  Какое спокойствие и холод в голосе. «Надеюсь, ты исправишься. Ты очень способный мальчик». Я исправлюсь. Я буду очень способным. Только бы ты хоть немного любил меня…

Пустота бесконечного неба и пустота внутри. Полуразрушенный замок – родовой склеп. Чадящие факела в вечнопромозглой тьме коридоров. Крики и ругань, рождающие СТРАХ. «Как плохо быть маленьким! Я лучше всех… просто я еще не вырос». Уверенное равнодушие на лице и снежная пыль под ногами... пока лишь снежная пыль. И уверенность – будет весь мир. И страх за холодным безразличием.

«Борг, ты ведь не бросишь теперь меня? Теперь?» «Что ты, милая. Как ты могла подумать!» «Я не хочу воспитывать чужих детей». «Ты подарила мне чудесного сына». «Знаю. Он – действительно чудо… Но ты всегда хотел девочку…» «Мы что-нибудь придумаем, Джени. Может быть, не все еще потеряно. Я найду тебе самого лучшего лекаря…» Не хочу. Не хочу. Не хочу!!

Красная капля падает на грязный пол. Платье, цвета крепкого красного вина; гроздь черного винограда в таких любимых руках. Раздавленная гроздь белого винограда в мертвых руках и нож, забытый кем-то в груди отца. «Не плачь, сынок, ты же мужчина». Я не плачу. Мужчины не плачут, они действуют. Я больше не позволю ни одному преступнику уйти безнаказанным. За смерть будет оплачено смертью.

Медно-рыжий локон. Длинные ресницы. «Как тебя на самом деле зовут?» «Для тебя сегодня – Зой». Смех. «Один очень добрый жрец заделал мне этого ублюдка. Думаю, он по праву принадлежит храму, куда и возвращаю его». «Ни о чем не беспокойся, милый. Эта ночь только наша…»

«Хватит, мы возвращаемся. Я не хочу потерять никого из вас». Они верят мне. И я не собираюсь разрушать эту наивную веру в мою заботу о каждом из них. Впрочем, так оно и есть. За каждого погибшего отец спросит лично с меня. Ведь это дополнительные затраты денег и времени  на обучение нового человека. Наша семья не может позволить себе такой роскоши. Верьте мне и дальше…

Ее светлые волосы, пахнущие жасмином, ее алеющие от смущения нежные щеки, и влажные от восхищения глаза. Огромный букет белых роз. «Я люблю тебя, Айрис». «Ты всегда так нетерпелив…» «А ты, ты любишь меня?» Звон клинков и крови, запах крови и вина, вкус вина и женских губ… «Ты думаешь, что можно  любить то жалкое чудовище, которым ты стал?!!». Ночное небо с тремя лунами, переполненное звездами… «Их там в три раза большее, чем нужно. Я точно знаю, что в три…»

Рука в белой шелковой перчатке. Черный излом бровей, тонкие губы. Такое лицо нельзя назвать просто красивым. Кощунством будет назвать такое лицо милым. Лицо, в котором столько утонченности, столько благородства! Не то, что твоя смазливая мордашка… Открытая дверца кареты с изображенным на ней гербом. Движение, исполненное грации. Стройная, гибкая фигура, одетая в синее и зеленое. Синий и зеленый – геральдические цвета. У тебя никогда не будет геральдических цветов. Ты можешь купить себе десяток карет, но ни на одной не будет герба. Ты можешь ступить на тот же паркет, разве что подавая шоколадный пудинг. Если будешь при этом очаровашкой, некоторые дамы даже позволят тебе залезть им под юбку. Среди благородных дам изредка встречаются любительницы чего-нибудь эдакого…

Он никогда не попросит пощады. Чувствует, зверь, что это ничего не изменит. Я подхожу к нему, не спеша – меня греет страх и обреченность в его глазах. Сталь входит в тело всегда так бесшумно, но рожденный болью крик еще долго ласкает мой слух, отражаясь в горах. Удар не смертелен. Я не хочу дарить ему смерть слишком быстро. Может быть даже, я подарю ему жизнь. И эта мысль заставляет меня чувствовать себя живым. Впрочем, вряд ли я лишу себя удовольствия наблюдать, как жизнь медленно вытекает из его тела. Есть ли наслаждение большее, чем играть нитью чужого существования? То натянуть, то приотпустить, а когда надоест, просто одним небрежным движением оборвать ее.

 

Жалость? Непозволительная роскошь. Разве кто-то из живущих стоит ее?

Все живущие достойны жалости. И только ее. А вот уважения…

Уважение? Полный бред! Уважение рядом не лежало с любовью… чтоб ненароком не затрахала до смерти.

А что, кто-то здесь кого-то любил? Вы когда-нибудь видели, чтобы кто-то любил кого-то, кроме себя?

 

Какие же мы все жалкие…

Так жалко себя. И так страшно столкнуться с собой.

Страх хищной птицей рвет мое сердце. Страх одиночества. Кто я?

Грязный сугроб, вообразивший себя горной вершиной.

А ты? Кто тогда ты?

Прыщавый пошляк, считающий себя неотразимым обольстителем! Который обольщал по большей части шлюх, да и то размерами своего кошелька…

Кто бы тявкал, завитый пудель неопределенного пола!

Власть над такими мелочными людьми, как вы – это ли вершина? Нужна ли сила, чтобы пинать слабейшего? Нефрит, почему его? Не меня?

С чего вы все взяли, что я здесь слабейший? Вы все внутри – ничтожество! Вы все знаете, что на самом деле ничего не можете, а потому и делаете вид, что сильны. Ой, куда бы мне деться, такому маленькому и беззащитному…

К мамочке под крылышко, цыпленок. А что плохого в том, что мы как все? Да, я как все – пью вино, трахаю баб, дерусь, когда меня задели… Зато это я делаю лучше всех.

Лучше тех, кто рядом с тобой? Или лучше всех на свете?

А пошел ты ..!

Кто-то громче всех на свете кукарекает и шире всех распускает хвост…

Кровь. Кровь на руках и жизни, уходящие в никуда… Цена пустой власти над ничтожествами…

Ах, какой трагизм! Когда все кончится, мы вместе поплачем над этим.

У тебя это хорошо получится, а величайшее из ничтожеств утешит тебя.

Мое терпение не бесконечно!

Мне должно стать страшно?! Что ты можешь, великий воин пограничья? Вряд ли ты получишь то же удовольствие, которое приносили тебе беззащитные голодные дикари с гор. Я тебе не заморыш из подыхающего старинного рода, меня не так просто запугать.

Заморыш из подыхающего рода? Зря ты так, тебе вполне подходит…

У-у, змеючка! Думаешь, что если у папочки в кошеле звенит, так наглеть можешь?!! Да когда я таких  как ты просто со скуки под зад пинал, только похрюкивали!

Нашли чем заняться. Как будто это важно. Мы все – никто.

Это ты никто, а вот из рыжей очаровашки кое-что выйти может, если посговорчивей станет.

Интересно, этот сраный ублюдок может думать о чем-нибудь, кроме траханья? А ты, трагическая личность, застрял в своем «никто», как в заднице, и рассчитываешь, что мы тебя зауважаем за правдивость. Ты никто, и это твой единственный недостаток…

А как насчет недостатков покрупнее? Поразмашистей? Ты же никогда не мелочишься… А у тебя, гадинка, оказывается, колючки иногда ядовитыми бывают.

С чего это ты так осмелел, Нефрит?! Отточил оружие на малыше, перешел к добыче покрупнее? Зубы не обломаешь?

Со скуки. До гадинки сейчас не доберешься – защитничек объявился. Приходится с него начинать.

Оставь малыша в покое!

Спасите меня, бедненького! А приятно, наверное, осознавать, что рядом есть какой-нибудь малыш? Кажется, что погладив его один раз по головке, получишь себе обожателя на всю оставшуюся жизнь…

Что вы, что вы! У господина Куниты из рода Куницы просто работа такая – защищать женщин и детей. Какое уж тут удовольствие. Так что Зойси, ты зря стараешься. Он не оценит.

Заткнитесь вы, низкородные дворняги! Плевать я хотел на ваше восхищение. Мне всегда было все равно, что обо мне думают такие как вы! Я знаю свою цену и без того!

Угу. Ломаный грош в базарный день.

Ой, прямо так все равно ему было…

А вы сами?!! Чего вы стоите сами?!!! Пьяница и бабник – Нефрит?! Самовлюбленный эгоист Зойси?! А ты, недооцененный и недолюбленный всеми Джейд?! Неужто вы стоите больше меня?

Я-то еще не решил. А вот, уж Зой-то точно так не считает. Язычок у него, конечно ядовитый, но обожает он тебя, не скрываясь. Ах, какой сильный и умный… И главное, у тебя такая родословная!!

Все, хватит! Прекратите поливать друг друга грязью. Вам что, мало той, что в вас уже есть? Или настолько противно смотреть на самих себя, что сразу хочется переключиться на других?!

Удобно кто-то устроился. Р-раз и всех сразу из одного ведра! А сам чистенький такой.

Нет, просто кому-то здесь доставляет удовольствие изучать исключительно собственное дерьмо.

Зато, Зой, ты такой щедрый – со всеми уже поделился (вкрадчиво так).

Ой, да пожалуйста. Для тебя мне не жалко. И для этого исследователя дерьма тоже.

Зойси, давай отложим выяснение отношений на потом. Сейчас нужно не это…

Тогда валяй. Что делать дальше, экспериментатор? А то мы от скуки можем и продолжить принимать грязевые ванны.

Хорошо, что ты к нам подключился, а то запасы кое-чего уже начали иссякать…

Цыц, шпана. Джейд, что нужно делать дальше?

Я… Я не знаю точно…

Вот урод. Втравил, а теперь «не знаю точно». А приблизительно, Металлия тебя возьми?! Слово такое знаешь, умник – «при-бли-зи-тель-но»? Или хоть что-то…

Наверное, у него все умные вещи от страха из головы вылетели. И никакого трактата с собой не захватил. А без трактатов он никому не интересен. А, впрочем, и с ними тоже… И сам это знает.

Джейд, не дрефь, ты что-нибудь придумаешь. Ты же «очень способный мальчик». Верховный жрец уже может гордиться тобой. Как понимаю, здесь мы потому, что ты его все-таки кинул. Остался пустяк – решить, куда идти и кого бить.

Да вы дадите хоть слово сказать?! Вы в состоянии понять, что это самое «кое-что», которое вы так радостно из себя вытаскиваете – это не вы? Что в вас есть нечто, немного более ценное? Никуда не надо идти – уже пришли.

Наконец-то, наш просветленный гений соизволил снизойти до простых людей.

… которые знают, кто их родители…

Хоть плохонькие, да свои. Правда, Зой? Ну да ладно, главное, что с «куда» мы уже разобрались. За это стоит выпить. Тьфу! Забыл, что здесь нечего.

Выпьешь потом. Если еще будешь хотеть.

Буду, буду. Это во мне очень ценное свойство!

Вижу. И еще много вижу очень ценного… дерьма. И не в тебе одном. Того самого, которым вы здесь так щедро разбрасываетесь. Возрадуйся – именно его и нужно… бить.

Стать мне демоном, если я что-нибудь здесь понимаю. По-моему, кто-то пускает всем пыль в глаза, и сам о-о-очень сомневается в том, что говорит.

Да, сомневаюсь. А кто здесь хоть в чем-то уверен?

Я. Я уверен, что хочу выиграть эту партию. А разве кто-нибудь из вас не уверен, что хочет жить?

И жить хорошо. Желательно получая от процесса   кучу удовольствий.

Не думаю, что это желание в полной мере исполнится. Я же говорил вам: «умереть и возродиться», «убить бренное и укрепить вечное». По-видимому, бренное – не только тело. А еще и то… тот мусор, который вы считаете собой.

Кому тут помочь умереть? Это я с удовольствием, Джейд. Наверное, я дурак, но без четких инструкций что-то не врубаюсь.

Себе, милейший. Не зря во время ритуала каждый должен был убить себя. Ту маску, которую он носит, ту куклу, которую считает собой. Ее нужно принести в жертву, чтобы выжить самому. Хватит цепляться за всю эту чушь, иначе вы рискуете захлебнуться в собственных нечистотах.

Какой аппетитный образ…

Это будет больно и страшно. Но выбора у нас нет.

Кунита, не нужно сосредоточиваться на боли и страхе. Чем больше ты к ним стремишься, тем сильнее они становятся. Нужно найти в себе стержень, найти что-то твердое, что не будет… расползаться под пальцами. Извините за ассоциации на все ту же тему…

И что с этим стержнем делать? Засунуть себе в задницу?

Странно, не замечал у тебя подобных наклонностей…

Придушу гаденыша!

А я люблю себя, гаденыша. Может, это и есть во мне самое ценное. Тот самый стержень.

Приятно осознавать, что ты начал здраво мыслить, Зой.

Старался тебя порадовать.

Говорили звезды, берегись змей и книжных червей – к добру не приведут. Ненавижу долго рассусоливать. Действовать надо. Ну скажем мы себе, вот мой стержень, и Металлия тут же поимеет нас всех. Так, что ли?

(задумчиво) Именно, герой-любовник. Металлия тебя хочет…

Ну, ты попробуй. Посмотришь, что выйдет. Неужели ты еще не понял, как много здесь зависит от твоего настроя?

Да что тут от нас зависит?! Пожуют и выплюнут! Нашли достойных… Похоже, сильно пьян был твой… «папочка», когда барашков выбирал.

Не слишком на это рассчитывай. Я верю, что каждый из нас достоин дара Металии. Иначе нас бы уже не было. Иначе в том, что мы пытаемся сделать, не было бы никакого смысла.

О! Меня уже не равняют с грязью! Какой прогресс! Значит, говоришь, мы достойны, только еще не отмылись как следует. Впрочем, ты прав. Я стою большего, чем прожигать жизнь в занюханном городишке, разгоняя всякую шваль и трахая таких же занюханных шлюх. Я  достоин простора для действий: уж если война – так чтобы земля дыбом; если любить – так чтоб пожар. Такой я стою больше?

Больше… Если сравнить возможные разрушения.

Тихо, идиоты! Тихо! Неужели вы ничего не чувствуете?!

 

 

Тяжелой волной нахлынувший Страх. Серый туман безразличия наполнен Болью. Острым клинком – тоска по несвершенному. И этого не изменить. Невозможно… Призраки. Призраки в мертвой пляске Времени. Их лица… У них нет лиц. Но меня нет среди них. Смех.  Смех осколками льда, легко рвущими ткань тумана. Боль съеживается и шипит рассерженной кошкой. Смех пушистыми снежинками в темноте. Как легко… Как легко пересыпаются в моих ладонях льдинки мгновений. Мгновения страха, одиночества, ненужности, слабости – всего лишь льдинки в ладонях Времени. Мгновения счастья, силы, достижений, радости – лишь льдинки в ладонях Времени. Льдинки проходящих мгновений.  Я позволяю им просыпаться… Безликая сила за тонким ледяным узором. Под ногами сверкающая горная вершина, ласковый холод ветра и пустота… Пустота, наполненная Хаосом… во мне. Как восхитительно странно…

 

Темнота. Камень мостовой под ногами. Темные пустынные улицы ночного города. Мертвенно-серебристая дужка новорожденной луны. Погасшие фонари. Пронизывающий ветер. Здесь нет моего дома. Здесь нет для меня тепла. Некуда скрыться, негде затаиться. Ветер таскает туда-сюда ворох мусора и сухих листьев, точно ребенок куклу. Я всегда буду здесь. Тонкая лучинка в моих руках. Хрупкий беззащитный огонек. Сберечь его, прикрыть ладонью от всепроникающего ветра – главная и единственная цель моего пребывания в этом месте. Но новый порыв вжимает меня в стену, сбивает дыхание и отнимает у меня эту цель. Бесполезная обугленная щепка… Луна смеется, оскалившись единственным зубом. Теперь я всегда буду здесь? Вспышка. Лазоревое сияние с востока, расползаясь, пожирает ночные звезды. Огненно-багровый шар поднимается из-за горизонта стремительно, как никогда раньше. Он здесь для меня. Его мощь и красота – во мне. Нежность и великолепие пламени, которое я дарю этим улицам, этим домам… Ветер испуганно стих, ластится к моим ногам, точно провинившийся зверь. Это я. И я буду всегда.

 

Порог гостеприимно распахнутого дома. Вот не ожидал! И опасность, поджидающая в ночи. «Ночь может подождать» – игриво потрескивает огонь в камине. Дразнящие запахи мяса и вина. Так тепло и уютно, что хочется остаться здесь навсегда. Нашли идиота! «Навсегда» – это не для меня. И я шагаю на призрачный мост сквозь пустоту, туда, где меня поджидает враг.  Я знаю, что он сильнее. И еще я знаю, что не хочу больше жить в полсилы… «Умереть и возродиться» – шепчут звезды. Темнота скрывает их свет. Только зря, это не поможет – я слишком хочу победить. Чье-то присутствие сжимает со всех сторон, не давая двигаться. Но я не сдамся. Я буду идти, пока враг сам не отступит передо мной… Звездный дождь. Звезды так близко, что их можно коснуться. Как ясен их рисунок, как легко их слышать… если слушать, конечно.   Звезды знают все!

 

Радужная дымка. Грань сна и яви. Лезвие ножа. Смертельная рана. Нож между шестым и седьмым ребром. Кровавый туман.  Красный кирпич. Стена лабиринта. Стена слева. Стена справа. Стена впереди. Стена позади. Пол и потолок медленно, но неотвратимо начинают сближаться… Нет! Это не может быть реальностью! Это только видимость, наваждение. Это тело – иллюзия. Эта боль иллюзорна. Эта смерть – всего лишь смена одного миража другим… Стены тают. Тает нависший прессом потолок. Исчезает опора под ногами… Красная муть в глазах. Во рту – привкус крови. Алые разводы на лезвии. Боль между шестым и седьмым ребром. Это тоже сон. Этого тоже нет. Все должно быть иначе. Рана затягивается. Металл сияет нетронутой чистотой. Радужная дымка. Серебристый туман над черной водой. В этой реальности все условно. В том числе грань сна и яви.

                       

Серебристый туман над черной водой. Ядовито-ртутное марево. Тяжелые волны лениво набегали на белый песок и возвращались назад, оставляя его все таким же сухим и  холодным. Только размеренный шорох песка. Песчинки – мгновения другого мира. Те, что были. Те, что есть. Те, что будут. Наверное, так было всегда. Но однажды Время замерло на…

Мгновение. Снежная пыль закружилась в тумане.

Мгновение. Горячий золотой луч упал на песок.

Мгновение. Звездный свет отразился в черноте волн.

Мгновение. Радужная дымка сна затянула линию берега.

… всего на четыре мгновения и продолжило свой неспешный бег.

 

ВЫ ЗДЕСЬ, НАКОНЕЦ. КАК ДОЛГО Я ЭТОГО ЖДУ.

– Это зависело не от нас, богиня, - взметнулись снежинки.

Я ВЫБИРАЮ ВАС. ВЫ ПРИНАДЛЕЖИТЕ МНЕ.

– Поверьте, мы просто счастливы, богиня, – упавшая звезда.

КАЖДЫЙ ИЗ ВАС ДОСТОИН МОЕГО ДАРА.

КУНСАЙТ, ПОВЕЛИТЕЛЬ ХОЛОДА И ХАОСА.

ЗОЙСАЙТ, ПОВЕЛИТЕЛЬ ОГНЯ И ВЕТРА.

НЕФРИТ, ПОВЕЛИТЕЛЬ ЗВЕЗД И СУДЕБ.

ДЖЕДАЙТ, ПОВЕЛИТЕЛЬ СНОВ И ИЛЛЮЗИЙ.

ВЫ НАВСЕГДА МОИ ВОИНЫ.

– Мы не разочаруем Вас, богиня, – радужный всполох.

ВЫ ВОЗВРАЩАЕТЕСЬ ЗАВЕРШИТЬ И НАЧАТЬ.

ПЕРВАЯ ПРОЛИТАЯ ЖИЗНЬ  – ПРИНЯТИЕ ДАРА.

Я ПРИЗЫВАЮ ВАС  В ДРУГОМ МЕСТЕ В ДРУГОЕ ВРЕМЯ.

– В любом месте и в любое время, богиня, – солнечный блик.

ПОВЕЛИТЕЛЬ ИЛЛЮЗИЙ…

Отражение песчинок в волне…

ЭТОТ ХРАМ МНЕ НЕ НУЖЕН.

 

 

*  *  *

Четверо ждали. Они медленно-медленно подняли клинки. На ослепительно красивых гранях   застыло само время… Они ждали Знака. Моего Знака.

Мой голос вплелся в звуковую канву ритуала и вывел новый узор. Имя…

Первый из четверых дождался. Имя.

Но… Последнее мгновение жизни оказалось последним для всех четверых.  И первое прикосновение смерти было поделено поровну. Сталь напилась крови, принося такую невыносимо желанную для них боль…

Голоса жрецов испуганно смолкли, нарушая идеально выверенную канву обряда…

Какая страшная ошибка…

 

Замешательство длилось целую долгую секунду. Затем три темные фигуры метнулись к лежащим внутри круга.

– Нет! – остановил их я.

Трое безропотно заняли свои прежние места.

– Продолжайте. Пусть все идет, как идет.

Может быть, что-то еще удастся исправить. Как хотелось бы в это верить…

 

Голоса жрецов сплели новую канву, восстанавливая привычную уверенность в незыблемости и совершенстве происходящего. В видимости незыблемости.

Бесполезно. Какая страшная ошибка…

Они пока не видят, что тонкая завеса, отделяющая от нас чудовищную силу, рвется неотвратимо и беспощадно.

– Хватит!

Молчание. Голоса стихли. Но звучала сама тишина, наполняя воздух страшным и тяжелым предчувствием. Тела, лежащие в центре круга еще секунду назад были мертвы. Сейчас в них просыпалась жизнь, новая, чужая, нечеловеческая.

Голоса пробудились вновь. Теперь уже не стройным узором, а хаотичной смесью возгласов, шепотов, криков. Они наконец-то поняли…

– Это конец. Уходите все. А лучше – бегите.

Зал опустел почти мгновенно. Только я и те четверо. Черная линза, отделяющая помещение, где мы находились от святилища Металлии, замутилась, потускнела, как будто богиня потеряла всякий интерес к происходящему здесь.

 

Даже не глядя друг на друга, как будто у каждого из них была своя собственная цель, трое неторопливо покинули зал через разные двери. Четвертый направился ко мне…