Bishoujo Senshi Sailormoon is the property of Naoko Takeuchi, Kodanshi Comics, and Toei Animation.
Веда
Темносветие. Часть II2. Тени.
Нару оторвалась от тетради и посмотрела в сторону открывшейся двери. Нефрит застыл на пороге. Несколько непривычно было видеть Нару за кипой бумаг с озабоченно-напряженным выражением лица. Складывалось ощущение, что Судьба специально не доставляла особых неприятностей Берилл, чтобы потом отыграться на тех, кто придет после.
- Неф, мне нужно идти, - Нару решительно поднялась, сгребла в сумку какие-то бумаги и несколько плоских графолитов, - Извини, дела. Вернусь дня через два.
- Куда тебе нужно? – за последние дни все стали немногословными и какими-то сухими.
Нару отложила сумку, обняла Нефрита за шею и вздохнула.
- Неф-тян, мне нужно на северо-восток. Там угольные шахты…
- Понятно, - Нефрит только вздохнул. Нару почему-то очень не любила суффикс "тян" и использовала крайне редко. У нее он всегда означал одно и то же: "Я тебя люблю, но мне надо идти".
- Не обижайся. Дела. – Нару подхватила сумку и исчезла за дверью, на ходу натягивая куртку. Одета она была во фланелевую рубашку и темные штаны из грубого материала. Такая форма одежды означала одно – Нару опять понесет к черту на кулички, скорее всего в самую шахту. Ей уже не раз приходилось окольными штреками и заброшенными штольнями выбираться из обвалившихся шахт.
Нефрит только вздохнул. Ну что поделать, если жена – геолог по призванию. Когда она только вернулась, все было не так. Соскучившись за триста лет, оба наплевали на все дела и просто наслаждались друг другом, но теперь проснулась прежняя Нару – отчаянная, упрямая, привыкшая жить по принципу: "хочешь, чтобы то-то получилось, делай все сам". Она принадлежала к роду ан-Камень и была геологом по состоянию души. Еще будучи ученицей Дополнительной Ступени, она участвовала в экспедициях. Видя Нару за разбором образцов породы можно было подумать, что ничего приятнее для нее и быть не может. От части это было именно так.
Запищал сигнал вызова. Нефрит открыл канал и увидел лицо красноватого юма. "Лорд Нефрит, - едва поприветствовав, заговорил юм, - какое-то неопознанное тело, абсолютно не реагирует на магию".
- Где?
- Прямо над Южной обсерваторией.
- Я скоро, – бросил Нефрит и отключился. Ну вот, и ему надо было уезжать.
Эндимион остервенело мерил шагами комнату. Злоба буквально распирала его, грозя разорвать кожу, как ставшую малой одежду. Шаморон посадил брата под домашний арест. Из комнаты нельзя было выйти, в комнату нельзя было войти никому кроме нескольких юм. Никакая магия не действовала. Энергия заклинания просто не выделялась, Эндимион метался, как зверь в клетке. Он и чувствовал себя зверем, на которого надели намордник.
Берилл исчезла. Эндимиону порой казалось, что он просто сходит с ума, настолько нереальными казались ему произошедшие перемены. Отправляя Шаморона на Внешнее Кольцо, они с Берилл были уверены, что тот не сможет выбраться. А если и сможет, то будет искать дорогу обратно не одно тысячелетие. Но все оказалось совсем не так. "Лучше б мы убили тебя тогда!" – злобно вскрикнул Эндимион и ударил кулаком в стену. Попробовал вызвать юму, но не смог. Теплых чувств к брату Шаморон не питал, а потому позаботился, чтобы комната стала настоящей тюрьмой. Эндимион готов был проклясть все. В его ушах все еще звучали слова Эгле: "Будешь дергаться, допрос Даны начнет казаться избавлением". Эндимион теперь боялся думать, что с ним могут сделать, потому что от пыток, которые порой применяла Дана, могли встать дыбом волосы даже у самых ярых доминиканцев. Доминиканцы…
Эндимион вдруг задумался. Еще одна из шуток его ущербной психики – внезапная непроизвольная глубокая задумчивость. Ему вспомнился Шаморон, сидящий над огромной книгой.
Шаморон тогда проводил дома каникулы и, привыкший к постоянной работе читал "Маллеус малефикарум" ("Молот ведьм") – одну из самых страшных книг, какая когда-либо была написана на Земле людей. Книга, сочиненная двумя монахами средневековой Германии – практическое руководство по поиску поимке и пыткам ведьм. "Доминиканцы" – "Домини канес" – "собаки господа". Маленький Эндимион тогда с интересом наблюдал за напряженным лицом брата, склонившегося над огромным томом, написанным на латыни. Латинские слова готической прописи, начертанные с грубой четкостью киноварью, похожей на запекшуюся кровь. Страшная книга увлекла тогда Шаморона, заставила заглянуть в себя глубже, чем обычно, переосознать многое. "Молот" казался живым чудовищем, отвратительным и страшным. Тем более ужасным для Шаморона, с детства преклонявшегося перед матерью. Даже его имя на древнем языке означало "хранимый Великой Богиней". Мерзкая книга, возводящая безбожную крамолу на женщин, называвшая их "греховными по природе своей". Шаморон тогда перевел вслух несколько страниц зашедшему в гости Кунсайту: "Маллеус малефикарум консэквэнтер хэрэзис децэнда эст нон малефикорум сэд малефикарум ут а поциори фиат деноминацио" – "Молот злодеек, поскольку эта ересь не злодеев, а злодеек, потому так и названо!". Потом Шаморон просто переводил, не читая по-латыни: "Если бы не женская извращенность, мир был бы свободен от множества опасностей. Женщины далеко превосходят мужчин в суеверии, мстительности, тщеславии, лживости, страстности и ненасытной чувственности. Женщина по внутреннему своему ничтожеству всегда слабее в вере, чем мужчина. Потому гораздо легче от веры и отрекается, на чем стоит вся секта ведьм…". 1
Эндимион тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Шаморона, помниться, когда-то называли "ведьмак" за скрытность и склонность к сомнительной магии, заклинания которой он брал, в основном из старых книг. Способности к магии у него были огромные, хаотичные алмагические заклинания не представляли для Шаморона особых трудностей. Это из его старой тетради вычитал однажды Эндимион то самое заклинание, с помощью которого они с Берилл отправили Шаморона на Внешнее Кольцо.
Эндимион посмотрел на плотно закрытую дверь, почувствовал невесть откуда возникшую злобу. Все его размышления о брате всегда сводились к одному и тому же: Шаморон был старше, сильнее, здоровее и способнее. И умнее, как оказалось. Эндимион схватил подсвечник и швырнул в стену. Звона не последовало. Эндимион изумленно оглянулся. У стены стоял Шаморон и держал шандал в руке.
- Жить надоело, дорогой брат? – поинтересовался он.
- Сукин ты сын! – прошипел Эндимион и в следующую секунду упал, сбитый точным ударом по голове. Принц краем сознания подумал, что ударили ладонью. Рука Эндимиона против воли дернулась вверх и вбок. Боль ударила в плечо. Эндимион вскрикнул и уткнулся лицом в ковер.
- А теперь слушай, - Шаморон сидел рядом и легонько придерживал Эндимионову ладонь, - Мать у нас с тобой одна, и если ты еще раз посмеешь так о ней отозваться, я просто пожертвую твою жизнь Моране.
Эндимион сглотнул. Шаморон не шутил. От мысли, что обычно делают с человеком, приносимым в жертву Богине Смерти, Эндимион покрылся холодным липким потом. Он видел однажды такое жертвоприношение, когда хоронили их мать – Металлию. Ее имя означало "Выкованная из стали", и родилась она в день Долгой Ночи – священный день Мораны-Смерти. И хоронили ее по обряду Мораны. Эндимион помнил тот день, тогда он впервые, наверное, осознал, на что способен его брат.
Солнце уползало за горб земли, факелы полыхали, пламя билось в агонии на закатном ветру, бросая неровные отсветы на дубовые поленья, сложенные усеченной пирамидой.
Шаморон, нагой по пояс, босой, вспрыгнул на поленницу. В руке блестел нож. По обряду вместе с Металлией должны были уйти в мир иной несколько рабов. Не важно было, кто их убьет, но Шаморон вызвался сам. Вызвался по двум причинам: его мать в последние годы медленно сходила с ума и умерла не своей смертью – ее отравили. Человека, подмешавшего яд, нашли. Он клялся, что сделал это по своей воле, чтобы избавить несчастную от мучений. Поверили многие. Не поверил Шаморон. Теперь он стоял, чувствуя босыми ступнями теплые дрова, и со странной, пугавшей его самого, радостью думал, как нож войдет в податливую плоть, как потечет по рукам липкая кровь…
Подмешавший яд стоял перед ним. Шаморон не спешил, чувствуя исходивший от человека ужас, упиваясь его страхом Смерти. Бледное лицо, в крупных бисеринах пота. Шаморон перехватил нож и прочертил полосу себе по груди: "Прими, Морана от Своего воина!". Шаморон, его имя имело два значения: "Хранимый Великой Богиней" и "Воин Смерти", стряхнул с ножа первые кровавые капли. Он протянул руку и провел ножом по шее того, кто стоял перед ним. За ножом потянулась тонкая кровавая полоска. Человек в ужасе зажмурился. Лезвие лишь рассекло кожу. Шаморон медленно повел кровавую полосу по груди жертвы, с содроганием смотревшей, как медленно блестящий металл входит глубже в кожу. Нож метнулся быстрее прыгнувшей змеи и вонзился в предплечье предназначенного в жертву. Тот сделал попытку закричать, но глаза Шаморона недобро блеснули. Перед тризной он пообещал: "Только пикни – пожалеешь, что родился!". Человеческое тело Шаморон знал, как подобает воину – нож вошел точно так, чтобы причинить сильнейшую боль, и медленно потянулся поперек груди, оставляя за собой кровавую нить. Теперь уже ничто кроме факелов не освещало перекрестье заброшенных дорог. Нож метнулся и в неровном свете факелов показался живым. Кровь потекла из второго предплечья. Лезвие, ведомое уверенной рукой, потекло вниз, наискось перечеркивая грудь, и вошло в бедро. Приносимый в жертву не закричал, только начал оседать. Нож метнулся вверх, прочертил вторую косую полосу и проткнул второе бедро. Человек упал. Шаморон опустился на корточки и медленно надрезал ему икры ног. Его не волновала чья-то боль. Шаморон нагнулся и полоснул жертву по горлу. И застыл. Кровавая полоса на его груди обросла багровой бахромой подтеков, руки были по локоть в липкой крови, ступни были измазаны кровью. То, что лежало у его ног еще жило – кровь слабеющими толчками уходила из раны на шее. Помост становился липким и скользким. Шаморон постоял, тяжело дыша, и сипло проговорил: "Следующий".
Эндимион лучше всего помнил свой ужас. Больше не было ни пляски в отсветах факелов, ни кровавых полос. Остальных рабов Шаморон просто убил. Ему было все ровно. Помост стал липким от густеющей крови. Шаморон отложил нож и подошел к краю. Кто-то снизу подал ему тело матери. Не глядя на ее лицо, на это не хватило бы сил, Шаморон опустил тело на кровавый помост. Он встал и поскользнулся, едва не упав, но удержался на ногах. Шаморон медленно подошел к краю и спрыгнул вниз. Чья-то рука подала ему факел.
Дубовые дрова занялись охотно, только, мокрые от крови, не спешили гореть. Шаморон стоял у самого костра, глядя в пустоту. Дрова вспыхнули, взметнулась огненная стена. Все кто стоял там, разом отпрянули, почувствовав страшный запах горящей плоти. Шаморон стоял не шелохнувшись. Жар обжигал его лицо, волосы колыхались, а он даже не закрыл глаз. Ему в тот момент было просто все ровно. Он не отошел и тогда, когда огненная стена с ревом метнулась в небо, со всех сторон закрыв тело. Рана на груди запекалась, кровь высыхала на руках, отваливаясь тонкими корочками. Заткнутый за пояс нож блестел в свете погребального пламени. Шаморон стоял, не шевелясь, пока не потух костер, рассыпавший пеплом самое дорогое, что было у него в этой жизни – мать.
Несколько дней Шаморон не выходил из комнаты. Его лицо, грудь и руки обгорели, волосы надо лбом слиплись от жара. Кожа отставала болезненными розовыми корочками, но рана на груди затягивалась быстро. Если бы также быстро могла затянуться рана в душе…
Эндимион с ужасом смотрел на спокойное лицо в обрамлении черных волос. Такими вещами Шаморон не шутил. Никогда.
- Когда ты повзрослеешь, Энди? – в голосе не было ни издевки, ни насмешки – жалость.
- Будь ты проклят! – прошипел Эндимион, беспомощный, прижатый к ковру точным болевым приемом, - Именем Морока, будь ты проклят!
- Мечтай, мечтай, - ответил Шаморон, встал, отпуская руку брата, и исчез – просто растворился в воздухе. Он не испугался проклятия именем Морока, но внутри остался какой-то неприятный осадок. Хотя ему однажды сказала вещунья в одном из миров: "Ты, хранимый двумя богинями-сестрами, не можешь быть проклят никем, кроме подобного тебе, и никак, кроме как именем Матери Богов". Проклясть его мог только тот, кто был бы так же храним Мораной-смертью и Тенью Всеприсущей одновременно. Было ли это подарком судьбы или ее проклятьем, но Шаморон родился в день, точнее в ночь, которая случается раз в немереное число поколений, когда совпали Зимнее Новолуние Тени и Ночь Власти Мораны. Обе богини-сестры на эту ночь получили полную власть над миром. И ночь была точно такая, какая должна была быть, беспросветная, но яркая от бешеной пурги, поднятой черными крыльями коня Мораны, и страшная, потому что на эту ночь получили свободу все существа жившие и живущие, подвластные божественным сестрам. Над миром носились на крылатых конях, сойдясь в шутливом поединке и радостно смеясь, Тень и Морана. И не мог не сойти с ума тот, кто по несчастью видел в эту ночь пирующими у одного костра всех порождений света и тьмы, Смерть Несущих и Жизнь Дарящих, дающих смертным божественную мудрость и отнимающих разум. Светлые духи, сотканные из всего благого, что есть на свете, и страшная нежить в ту ночь веселились у одного костра, неколебимо горящего среди бешеной пурги.
Эндимион поднялся, с каким-то даже удивлением осознавая, что рука даже не сломана. А в голове мелькнуло: "Он давно мог бы убить меня. Если бы хотел". Но убивать брата не входило в планы Шаморона, он готовил неудавшемуся бунтовщику другую участь.
Нефрит сидел и потягивал из кружки горячий чай. Чувствовал он себя отвратительно. Над Южной обсерваторией маячило какое-то неопознанное пятно, не только не откликавшееся на магию, но и, фактически, не существовавшее. Все сводилось к одному – в небе маячила качественная оптическая иллюзия. Нефрит бы с радостью списал это на выходки одного из учеников Джедайта, но пятно маячило именно там, где находилась Найна. А потому махнуть на все рукой Нефрит не мог никак. Звезды ничем не могли помочь своему повелителю, впервые Нефрит столкнулся с тем, что они просто не знали ответа. Больше всего удручало его то, что не с кем было поговорить – Нару на севере, остальные работают, Джедайт и тот на вызовы не откликается. Не с юмами же по душам разговаривать, в самом деле. Нефрит прикрыл глаза и потянулся… сильные руки легли на плечи повелителя Звезд. Нефрит вскочил и развернулся, готовясь кого угодно испепелить на месте.
Джедайт стоял и улыбался, довольный своей шуткой. Нефрит вздохнул и раздельно проговорил: "Никогда больше так не делай". Нефрит стыдился этого, скрывал, как мог, но уже много лет сильные руки Джедайта, властно хватающие за плечи, вызывали у него животный ужас и крупную, неровную дрожь. Не мог Нефрит забыть того, что произошло между ними больше трехсот лет назад, когда молодые люди заканчивали Вторую ступень обучения.
Обучение состояло из трех обязательных ступеней – по двадцать лет каждая – и одной добровольной. Все три ступени ученики жили в казармах и бывали дома лишь на каникулах – месяц каждый год и три месяца по окончании ступени. Обучение приходилось как раз на тот период, когда в молодых мальчиках начинали просыпаться мужчины и многие из них начинали по-другому смотреть на своих друзей. Нефрит был не из таких, а от всех желающих к нему пристать, красивый молодой демон отделывался просто: прикладывал головой о ближайший косяк. Обычно этого хватало.
Джедайт появился внезапно. Он был переведен в корпус из другого – расформированного, и сразу обратил внимание на Нефрита, выделявшегося незаурядной красотой и роскошной гривой нестриженых, вопреки правилам, волос. Нефрит заинтересовал Джедайта еще и тем, с какой умело скрываемой брезгливость он глядел на своих однокурсников, разбившихся на "парочки". На беду Звездного демона их с Джедайтом поместили в одну двухместную комнату.
Нефрит сидел и корпел над переводом, когда уверенные сильные руки легли на его плечи. Он изумленно вскинул голову и наткнулся на насмешливый взгляд Джедайта. "Ты чего?" – изумленно спросил Нефрит. "Ничего", - тихо ответил Джедайт, проводя ладонью по каштановым волосам. Нефрит почувствовал смутную тревогу, когда тонкая ладонь скользнула по щеке. Он брезгливо покосился на тонкие пальцы Иллюзиониста, и внутренне напрягся: "Еще один…". Рука Джедайта задержалась на скуле, умело лаская пальцами ухо, и легко скользнула по шее, отгибая ворот. Нефрит взметнулся со стула, отскакивая к противоположной стене. Джедайт с изумлением отметил, что в сиих глазах плескалась злоба пополам с омерзением. Губы синеглазого демона брезгливо подрагивали. "Пошел ты", - выдавил Нефрит, чувствуя, насколько тошно ему стало разговаривать с этим человеком.
- Ишь ты, - усмехнулся Джедайт, - что, я такой противный?
- Более чем, - огрызнулся Нефрит.
- Ах, вот как, - Джедайт метнулся в его сторону, хватая Нефрита за плечо. Тот развернулся, выкручивая руку Джедайта, подумывая, обо что бы его покрепче приложить, чтоб знал…. Неведомая сила подхватила Нефрита и опрокинула назад. Земля ушла из-под ног, чтобы потом с пугающей реальностью врезаться в затылок. Джедайт смеялся, глядя сверху вниз: "Ну, малыш, все еще не хочешь". Нефрит не ответил, только прорычал что-то нечленораздельное, вырываясь из Джедайтовых рук и вскакивая. Злоба клокотала внутри. Джедайт поднялся и сделал шаг в его сторону. Хватит! Нефрит прянул вперед, разворачиваясь боком и хватая руку Джедайта – на излом. Не получилось. Джедайт был сильнее гибкого Нефрита, а потому тот вновь полетел на пол, не успев понять, в чем его ошибка, исправлять которую теперь было поздно – руки были выкручены тем образом, когда любое движение причиняет невыносимую боль. Нефрит почувствовал, как предательская дрожь начинает пробираться по телу. Джедайт, улыбаясь, склонился над поверженным, гладя свободной рукой каштановые волосы, лаская окаменевшее тонкое лицо. Мгновения Нефрит боролся с собой, с ужасом и отвращением глядя на нежное лицо Джедайта, на его полуоткрытые губы, золотистые волосы. Ладонь Иллюзиониста скользнула ниже, расстегивая китель… Нефрит рванулся, выворачиваясь из немыслимого захвата, калеча собственные руки. Никто не смеет так с ним обращаться! Джедайт вскрикнул. Сначала от изумления, потом от боли – Нефрит вцепился ему в горло, жадно сминая зубами тонкую кожу. Златоволосый демон оттолкнул его и вскочил. Нефрит поднялся. Он сейчас больше всего напоминал дикого зверя: лицо искажено, губы подрагивают, глаза горят жаждой крови. Да, именно этого хотел Нефрит – крови. Руки синеглазого демона болтались, жестоко выкрученные в локтях. Нефрит чувствовал, что, кажется, сломал обе руки. Джедайт окинул его презрительным взглядом и отошел на свою койку – прижигать ранку на шее. До Нефрита только дошла боль в руках и, смертельно побелев, он вылетел из комнаты.
Какой допрос им тогда устроили.… Из-за чего подрались? Зачем? Как получилось, что Нефрит сломал руки? Оба молчали.
Нефрит лечил руки. Джедайт не трогал его, только иногда странно смотрел: "Искалеченным ты мне не нужен, не люблю легких побед. Вот подожди, выздоровеешь…". Нефрит перестал спать по ночам, он лежал, вслушиваясь в густую зыбкую темноту, сам не понимая зачем. Он чувствовал, физически ощущал, что Джедайт ждет. Выжидает. И это было страшно. Было что-то в молодом наследнике лорда Иллюзий, отчего хотелось сжаться в комок, спрятаться или убежать куда-нибудь, не важно, куда, лишь бы подальше от него.
Нефрит выздоравливал. Руки медленно приходили в норму. Однажды ему было разрешено снять повязки.
Нефрит шел по коридору, помахивая руками. Просто так, безо всякой причины, наслаждаясь ощущением того, как послушны они его воле. Мышцы ослабли за месяцы, проведенные в гипсе, но Нефрит не особо беспокоился, он знал, что скоро рукам вернется прежняя сила. Дверь комнаты распахнулась за мгновение до того, как Нефрит взялся за ручку, и он нос к носу столкнулся с ухмыляющимся Джедайтом. Нефрит почувствовал, как холодеет внутри, и ледяная вода медленно растекается, подбираясь к горлу. "Выздоровел? – усмехнулся Джедайт, - Ну-ну". Он отстранил Нефрита и пошел куда-то, нарочито небрежно заложив руки в карманы. Наглый, самоуверенный, сильный. Нефрит в сердцах шарахнул дверью и рухнул на койку. Он вдруг почувствовал страх. Такой страх, что захотелось сжаться в комок до размеров горошины и закатиться куда-нибудь в щелку. А еще лучше убежать куда-нибудь, все ровно, куда, лишь бы подальше.
Их так и не расселили в разные комнаты. Джедайт все это время ждал, пока Нефрит поправится достаточно, чтобы снять повязки. Синеглазый демон понимал, что теперь ему с Джедайтом нипочем не справиться. Те месяцы, что заживали руки, ему пришлось полностью отказаться от упражнений, мышцы ослабли, исчезла гибкость тренированного тела. Чтобы восстановить все это потребуется никак не меньше двух месяцев, а то и больше. И Джедайт все это время будет рядом. Нефрит выругался и треснул кулаком по стене. Ему было страшно.
Это была его вторая ночь без гипса. Нефрит не спал, потому что чувствовал, что не спит Джедайт. Он лежал, не шевелясь, тихо и ровно дыша, но не спал. Нефрит глядел в темноту, в голове его было пусто и холодно. Он уже знал это чувство – страх. Неосознанный, заставляющий окаменеть, ужас. С ним не справиться, его не унять. Нефрит лежал, боясь лишний раз шелохнуться, когда услышал тихий шорох, какой бывает, когда соскальзывает по коже легкая ткань.
Темная фигура медленно поднялась с полки – Джедайт. Несколько шелестящих шагов и вот он уже стоит у койки Нефрита, прислушиваясь к слабому дыханию. Уверенная улыбка трогает бледные губы, и демон садится на корточки, разглядывая привыкшими к темноте глазами бледное лицо синеглазого демона. "Притворяешься, - насмешливо подумал он, - очень старательно притворяешься. Ну, что ж, притворяйся дальше". Нефрит не вздрогнул, когда тонкие пальцы коснулись его лица. Второй рукой Джедайт провел по темным волосам, запуская пальцы в шелковую гущину. Пальцы, ласкавшие губы перекинулись на шею и медленно поползли вниз. Предательская дрожь пробежала по телу Нефрита. Он открыл глаза. Джедайт отшатнулся, он ожидал увидеть боль, ярость, отчаяние, что угодно, но только не то, что увидел. "Что смотришь? – усмехнулся Нефрит, а глаза и не подумали усмехнуться, - Что застыл?". "Ах, вот ты как, - со злобой подумал Джедайт, - ну все!…". Нефрит не вздрогнул, когда рука Джедайта скользнула по его груди, а Джедайт не заметил, как Нефрит слегка отвел руку за спину. Ладонь Джедайта скользнула ниже, когда еще не окрепшая рука Нефрита метнулась вперед. Иллюзионист даже не вскрикнул, когда тонкая ладонь схватила его за горло, и поразился, сколько, оказывается, еще силы было в этих пальцах. До того поразился, что не успел вовремя вскинуть руки – вторая ладонь Нефрита выстрелила вперед, и тонкие пальцы вцепились в золотистые волосы. Нефрит запрокинул золотистую голову и глянул ей в глаза. Джедайт почувствовал, как будто что-то обручем обхватило его голову, и свет померк…
Утро застало демона лежащим под столом без сознания. По команде подъема вскочил один Нефрит, увидел, что Иллюзионист валяется под столом, и в длинноволосой голове сверкнула мысль: "Зря я его так!…". "Эй, Джед! – Нефрит вытащил парня из-под стола и тряс за плечи, - Просыпайся, на сбор пора!". "А…что… – Джедайт продрал глаза и посмотрел на Нефрита, – Ты что со мной вчера сделал?".
- Ну, перебрал чуть-чуть, – невинно закатил глаза Нефрит, – Ну, погорячился. Не вовремя ты ко мне пристал. Как раз в день Темной Воды…
- Ты учился в храме Тишины, – начал догадываться Джедайт. – О Боги!…
- Учился, – фыркнул Нефрит, – моя мать была верховной жрицей!
Джедайт застонал и упал на койку:
- И что теперь? Я что такой же, как ты стану?
- Нет. Я не жрец Тишины и не достиг возраста Полной силы, так что изменить тебя не в моей власти. К сожалению…
- Так что ты со мной сделал? Жрец ты неудавшийся…
- Просто выбил из твоей головы всякое влечение к существам одного с тобой пола, - довольно хмыкнул Нефрит, - Чтоб знал.
В дверь всунулась голова дежурного: "Вы на сбор собираетесь?! Ноги в руки и во двор!".
Мать Нефрита, и правда, была до замужества верховной жрицей Тишины – Богини таинства, учившей власти над сознанием себя и других. По легенде она приходилась сестрой Тени, но лишь по матери, которой была Богиня Предвечная. Четыре сестры, родные лишь по матери: старшая, самая могущественная, Тьма, вторая по старшинству и силе Тень Всеприсущая, третья грозная и беспощадная, Морана – смерть и младшая Тишина. Был еще Морок, но он был братом близнецом Тени, родившимся позже сестры. Тьма почиталась верховной богиней, женой Света. Она одна из всех изображалась с ничем не покрытой в знак огромной власти головой. Хранительницей знаний, призванной накапливать по капле частицы мудрости, была Тень, она же должна была оберегать знания от невежества, потому было неизменно с ней легкое копьецо – сулица. Ее голову почти не покрывал капюшон, вечно откинутый назад неведомым ветром. Морана – смерть стояла в храмах чаще в мужской одежде, с узорной бисерной повязкой, так перехватывающей лоб, чтобы не застил глаза пот. Так повязывают голову воины. Тишина же, владевшая знаниями о человеке изображалась с покрытой капюшоном головой, так что призрачными и нереальными казались прекрасные черты тонкого лица. Ее жрицей была мать Нефрита, многому научившая сына, оказавшегося, как выяснилось, более чем способным учеником. Тогда, в порыве ярости, Нефрит заставил Джедайта покинуть оболочку, взглянуть на самого себя глазами других. То ли то, что он увидел, показалось Джедайту отвратительным, то ли Нефрит был сильнее, чем думал сам, но Джедайт изменился до неузнаваемости. Они подружились позже. Намного позже, когда повзрослели, из памяти поистерлись, перестали быть мучительно яркими воспоминания. Оба выросли, поумнели, стали проще смотреть на многое в жизни. Только Звездочет до сих пор вздрагивал, когда на его плечи ложились сильные властные руки Четвертого лорда.
- Что ты дергаешься? – спросил Джедайт, глядя на подскочившего Нефрита, - Уж и пошутить нельзя!
- Может и нельзя, - проворчал Нефрит, опускаясь обратно в кресло, - садись.
- Как работа? Ты не часто срываешься вот так в обсерваторию, вообще-то.
- Не часто, - кивнул Нефрит, - Болтается какое-то пятно прямо над нами. На магию не откликается, такое впечатление, что оно существует только визуально. Странно, - небрежно произнес Нефрит.
- Хм, - Джедайт прислушался к его тону, но не различил фальши, - А где Нару?
- На севере, - Нефрит скривился, - уголь ищет в заброшенной шахте.
- Как всегда: ты – на юг, она – на север, - хмыкнул Иллюзионист, - беспокойные вы все-таки.
- Тебе легко говорить, - фыркнул Нефрит, - Тетис уголь искать не надо.
- Ну, ее тоже порой уносит куда-нибудь…
- Ага, раз в пять лет. Странная она у тебя. Ты только не обижайся.
- И не думал… - Джедайт задумался, - Неф, я не рассказывал, как встретил ее?
- Нет, - Нефрит удивленно вскинул брови. Джедайт никогда не говорил об этом, - ты, вроде, ушел на Землю людей с заданием, а вернулись вы уже вместе.
- Да. Знаешь, она ведь не демон, даже не маг, - Джедайт усмехнулся, глядя, как взлетели брови Нефрита, - Да, я встретил ее на Земле людей. Она тогда была человеком с огромным энергетическим потенциалом. Скромная, хрупкая, немного зашуганная. Чем только она меня тогда зацепила? Ей богу, все было как в романе: цветы, стихи, вздохи на скамейке, прогулки при луне, - Джедайт рассмеялся, - А однажды… - улыбка исчезла, - В общем, утром мы проснулись в одной постели. Она мне тогда рассказала о себе. Просила только не считать ее сумасшедшей. Она говорила, ей бабка рассказывала, что ее дедом был не человек, а какой-то демон. И что у них в роду по женской линии передавалась способность видеть на огромных расстояниях. Не осознанно, а импульсивно, вспышками. Ну, знаешь, такое порой бывает у молодых юм. Еще она сказала, что верит в это. И спросила, что я, наверное, тоже считаю ее сумасшедшей. Знаешь, я тогда впервые увидел ее – настоящую. Горящие глаза, роскошные волосы, сила демона, запрятанная глубоко внутри… Она, и правда, была демоном на какую-то часть. И я ей рассказал о себе. Она слушала, не перебивая, а когда я замолчал, обняла меня и шепнула: "Ты врешь, но спасибо тебе". Я тогда понял, что не отпущу ее больше. Никогда.
- В Темносветие вы вернулись вместе… - задумчиво проговорил Нефрит. – Слушай, но она же владеет магией?
- Она демон на какую-то часть. Научилась. Она, наверное, потому и стала юмой после перерождения. После того как Берилл их разбросала по оболочкам, - Джедайт замолчал, разглядывая в окно вечернее небо. Он один из четверки наплевал однажды на все законы и женился на девушке, не бывшей даже юмой.
Нефрит встал и подошел к окну.
- Милорд, пятно исчезло! – дверь распахнулась, и в комнату влетел юм, - просто растворилось!
- Лемния его забери! – выругался Нефрит, - Иду! – он ринулся к двери, ведущей наверх.
Нару потянулась, заломив руки за голову. Вечерний воздух щекотал ноздри, пахло дымом и лесом. Она сидела на деревянном крыльце, сильно откинувшись назад, и глядела на ясное небо, по которому чья-то щедрая рука рассыпала полные горсти звезд. Еще бледная желтая луна мерцала в синевато-сером небе. Из дома пахло щами и свежим хлебом. Нару подумала, что еще немного, вернуться остальные и тогда сядут ужинать. Горячие янтарные щи, дышащий хлеб и хрустящие огурцы знаменитой северной засолки. При мысли об огурцах рот мгновенно наполнился слюной.
Большой влажный нос доверчиво ткнулся в руку, и старый пес, когда-то пегий, а теперь просто седой потерся головой о бедро. Его шерсть за годы жизни истончилась и повылезла и оттого рука ее едва чувствовала. Узкая ладошка Нару ласково трепала вислые уши. Старый пес, уже несметное число лет живший в поселке горняков, почти ослеп и оглох, но чутье, как ни странно, не потерял. Он заворчал, и Нару резко обернулась. Невысокий человек, примерно ровесник Нару, опустился на крыльцо и поглядел на девушку: "О чем задумалась?". Нару нахмурилась. Знакомы они были давно, но не виделись с тех пор, как окончили Дополнительную ступень обучения, а встретились здесь лишь несколько дней назад. Нару не понравилась появившаяся у ее старого знакомого манера вести себя со всеми по-хозяйски, но она молчала. "Ни о чем, Оур", - безразлично дернула плечами Нару, хотя на языке крутилось: "Не твое дело!". Холодный ветер широкой лентой налетел со стороны поля, зашевелив шерсть старого пса, тронув выбившиеся из толстой косы волоски Нару. Теплый плащ – мятль – лег на плечи Нару, и Оур протянул руку, застегивая его у девушки на шее. Нару подождала, пока он уберет руки, расстегнула плащ и протянула хозяину: "Мне не холодно". "Не смей!" – ясно услышал тот.
Нару глядела на звезды, Оур не понимал, но они были ей ближе, чем сидящий рядом человек. Тьма медленно обнимала землю, и звезды стали похожи на мелкие алмазы, прихотливо рассыпанные по черному бархату. Старый пес положил голову на колени девушке и вздохнул. Вот и ночь. Еще одна ночь. А завтра будет еще один день, и она пойдет в шахту, закрытую сто двадцать лет назад. А потом снова будет ночь.
Оур поглядел на спокойное лицо Нару, по глазам понял, что она сейчас далеко.
Звезды глядели с высоты. Маленькие живые глаза Вселенной. Нару умела говорить с ними, но они молчали уже несколько дней. "Ну, ладно, - думала Нару, - все ровно не моя стихия, нечего расстраиваться". Действительно, поводов для беспокойства не было, тем более что камни повиновались ей как никогда охотно.
"Где же ты, Нефрит? – думала Нару в ту ночь, сидя на теплом крыльце, - Где же ты, милый мой синеглазый демон?"
- Нару…
Она обернулась на голос, удивленно посмотрев на Оура, ее взгляд недоуменно спрашивал: "Ты разве здесь?".
- Чего тебе? – как могла безразлично спросила она. Ой, как хотелось сейчас отколоть какую-нибудь злую штуку: обратить в камень, развеять по прохладному ветру или просто так шарахнуть магией, чтобы долго потом кости собирал. Просто очень уж не любила Нару таких вот случаев: думала об одном, а рядом оказался другой, надеялась на лучшее, случилось, то, чего хуже и быть не может. "Убить бы тебя", - беззлобно, на удивление равнодушно, подумала Нару.
- Ты всё замужем за Нефритом?
"Дурак ты, Оур, – подумала Нару, - Дурак и не более того". Нару посмотрела на звезды, и показалось – они улыбнулись ей одной видимой улыбкой.
Солнце заглядывало прямо в окно первого этажа, обращенное в сторону пустыря. Зойсайт, повязав голову платком-банданой, размахивал тряпкой, стирая пыль с многочисленных полок. Магнитофон кричал на всю квартирку, соседи в стенку не долбили, а потому демон, радостно отплясывая, наводил порядок. Таль отправился в город, получать деньги за очередную работу, вчера они с Зоем закончили-таки создание Фильтр-Коридора, и вечером демон собирался отбыть в свой мир. Омрачало картину только маячившее на горизонте расставание, Зойсайт так и не уговорил Таля перебраться на Землю, но это казалось теперь мелочью. Со стороны плиты явственно пахло жареной картошкой, с грибами, между прочим, Зойсайт уже исходил слюной, вдыхая дивный аромат, но терпеливо ждал возвращения Таля, который что-то задерживался.
Зойсайт отплясывал, крутя тряпкой и размахивая руками, насколько позволяла площадь. Он поймал себя на мысли, что последний раз так бесшабашно веселился на выпускном, когда еще не был женат. Демон усмехнулся, вспомнив веселый взгляд Джедайта, через полгода поздравлявшего его со свадьбой: "Окольцевали тебя, Зой! Теперь не полетаешь!". А вот и полетал! Несколько дней в тесной квартирке прошли в безбашенном веселье, несмотря на напряженную работу по созданию Фильтр-Коридора. Резкие перепад от угрюмой сосредоточенности до безумного веселья переполняли все эти дни. А теперь надо было уезжать. Зойсайт вздохнул. И нет повода, чтобы задержаться. Коридор создан, в Темносветии его ждут, ждут с хорошими вестями. Таль все не возвращался. Зойсайт вздохнул, проверил щит квартиры и открыл канал. "Сегодня прибуду к десяти вечера на поляну у старого камня", юма кивнула, и канал отключился.
"Ну, где же Таль?" – солнце медленно уползало и в комнате темнело. Зойсайт почувствовал сметную тревогу. Слишком хорошо знал он этот мир, чтобы успокоиться. Демон подошел к окну. Зыбкий предсумеречный свет, перетекающий в тень, лег на лицо Зойсайта, отдалив его, сделав чужим и мрачным. Черные тени легли под скулами, затопили зеленые глаза. Узкие темные стрелы прочертили вдоль губ, заострили крылья носа, истончили черты молодого лица. Неровный блик оконного стекла лег на рыжие волосы и те, показалось, поседели, став грязно-бежевыми. Зойсайт посмотрел на свое отражение, и ему стало страшно. "Таль… - он мысленно потянулся к другу, хотя знал, что тот не умеет общаться ментально, - Таль?!".
Дверной звонок дернулся и затих. Зойсайт почувствовал, как подпрыгнуло куда-то сердце, потому что показалось – вскрикнула раненая птица. Демон метнулся к двери и, уже держа ручку, догадался спросить: "Кто?!". Не ответили, раздался только шелест. Зойсайт рванул на себя дверь.
Таль стоял, прислонившись к косяку и как всегда виновато улыбаясь. Всклоченные волосы торчали во все стороны, веснушки казались темно-коричневыми на смертельно-бледной коже. Таль вцепился в косяк, сделал шаг в квартиру.… От падения его спасли только руки Зойсайта, вовремя подхватившие падающее тело. "Дверь закрой, - прошелестел Таль и прибавил, как будто оправдываясь, - Следят за мной".
Демон со всей злости, а ее сейчас было более чем много, шарахнул дверью об косяк. Замок жалко дзынкнул, закрываясь, но Зою было не до этого. "Что с тобой?!" – заорал он на Таля. "Не знаю, - прошелестел тот, - мне чем-то брызнули в лицо… не знаю". Таль сидел, прислонившись к стене, и дышал, как вытащенная на берег рыба. "Черт бы побрал этот мир!" – зло выкрикнул Зойсайт. Таль промолчал, ему было нелегко говорить. "К черту! – Зойсайт открыл канал и приказал удивленной юме, - Через полчаса у старого камня. Лошадей должно быть двое". Демон метнулся в комнату, на ходу натягивая куртку. Он как мог быстро покидал в рюкзак все свои вещи и несколько графолитов, на которых Таль держал самую важную для себя информацию.
"Зой, - голос Таля больше напоминал невнятный шелест, - успокойся. Мне бы отлежаться…". " Молчи!" – мысленно приказал Зойсайт, накладывая заклинание. Таль затих, он потерял сознание. Зойсайт схватил рюкзак, легко поднял Таля, удивившись мимоходом, каким тощим оказался его друг, и открыл портал.
Полчаса. Ровно столько требовалось на телепортацию на Землю. Вися в рыжевато-желтом пространстве портала, Зойсайт думал, что судьба в очередной раз над ним издевается. Ближе к Земле портал приобрел форму комнаты, и Зойсайт посадил Таля на "пол", прислонив к "стене", и продолжал размышлять. Судьба всегда представлялась рыжему демону этаким взбалмошным созданием, вечно шарахающимся из крайности в крайность, со странным удовольствием издевающимся над ним – Зойсайтом. Опять это шальное чудо, по какому-то недоразумению игравшее струнами его судьбы, взяло не тот аккорд. Ну, или тот, но слишком уж резким получился переход, и мелодия, в очередной раз скакнула, взвизгнув, как кошка, которой наступили на хвост. "Да, - подумал Зойсайт, - если собрать все визги моей судьбы, получится такой кошачий концерт!". Эта мысль показалось демону смешной, и он невольно улыбнулся.
- Что, так смешно наблюдать за мной бессознательным? – тихо поинтересовался очнувшийся Таль, голос был хриплым и чужим, но пугающая пелена бессмыслия исчезла из глаз.
- Да, представь себе! – фыркнул Зойсайт, - Как себя чувствуешь?
- Спасибо, лучше, - Таль поднялся с "пола", с интересом озираясь. Он все еще был бледен, но лицо приобрело привычное любознательное выражение, - Где мы, Зой?
- В портале, - коротко ответил Зойсайт.
- И куда он ведет? – глаза Таля непонимающе смотрели из-под очков.
- На Землю, - как можно безразличнее бросил демон.
- Куда?!
- Успокойся. Портал – штука относительно нестабильная, и из-за сильных эмоций может "взбрыкнуть". Тебе что, охота выбираться из какой-нибудь межмирной тмутаракани?
- Нет, - Таль уселся обратно на "пол", - Ты все-таки тащишь меня на Землю… - пробормотал он.
- Таль, - Зойсайт тяжело вздохнул, - я просто не оставил тебя в твоем мире, когда ты был … не в лучшем виде. Ну не мог я тебя оставить! – Зойсайт вдруг почувствовал злость. Опять взбалмошная Судьба над ним пошутил в свое удовольствие, а расхлебывать кому? Ему – Зойсайту! Демон поспешно унял некстати разгулявшиеся эмоции – не хватало только, чтобы портал "скакнул". – Ладно. Побудешь гостем, осмотришься. Захочешь – вернешься назад. За уши держать не буду.
Таль вздохнул и снял очки. Зойсайт подумал, как давно последний раз видел этот жест, означавший: "Мне все надоело, я хочу остаться один".
Первой, кто в это утро влетела в кабинет Шаморона, с убийственной силой распахнув тяжеленную дверь, была Эгле. Ее косы едва не стояли дыбом, и извивались, как живые змеи, открытый зеленый глаз сиял, освещая радостное лицо.
- Что случилось? – осторожно спросил Шаморон. Последний раз, насколько он помнил, Эгле так радовалась лет триста назад, если не больше, - Луну снесло с орбиты или Альянс распался? – чтобы вызвать у Эгле подобный приступ радости требовалось нечто глобальное.
- Не совсем, - радостно улыбнулась Эгле, блеснув безупречно-белыми зубами, - но тоже хорошо. Вокруг Найны возникло междумирье, так что все лунные патрули оттуда просто вышибло. Просто, как пробки! Такие же междумирья возникли вокруг еще нескольких колоний, нигде больше нет ни единого патруля!
- Неуже…ли, - Шаморон хотел было улыбнуться, но еще толком не готовая улыбка сама собой сползла вниз, потому первая часть слова получилась радостно, а вторая как-то неуверенно и озадаченно.
- Что? – Эгле перестала улыбаться.
- Патрули-то оттуда вышибло, но кто сказал, что мы теперь сможем туда попасть?
- Зойсайт…
- Хорошо, если это его работа. А если совпадение, естественным путем возникшие междумирья? Или работа кого-то, кто на много могущественнее нас?
- Да-а-а… - Эгле села на подлокотник, постукивая ногтями по своему посоху: верный признак замешательства, - Я как-то не подумала. Почему-то была уверена, что это работа Зоя. Н-да. – Эгле щелкнула ногтем по носу змее-посоху, - Нет, мне почему-то кажется, что это Зойса…
…Договорить Эгле не успела: в кабинет влетел, повторно шарахнув тяжелой дверью об косяк, да так, что створка тонко задребезжала, Джедайт, подозрительно похожий на Эгле, какой та была минуту назад: глаза горят, волосы дыбом. Облик лорда дополнял только явно впопыхах натянутый китель, застегнутый через пуговицу. Демон радостно размахивал стопкой каких-то бумаг.
- Шаморон! – вопль, от которого вполне могли бы лопнуть особенно хлипкие барабанные перепонки.
- Луну снесло с орбиты или Альянс распался? – прежним тоном поинтересовался Шаморон, - Или обе Серенити благополучно скончались?
- Нет… - Джедайт явно ожидал не такого приема, - Найна и…
… Договорить он не смог. Прямо посреди комнаты раскрылся портал, – все рефлекторно прикрылись щитами – который, исчезнув, оставил посреди комнаты Зойсайта, державшего на плече худого молодого человека, который явно выглядел больным….
…Дверь в третий раз со страшным треском распахнулась, влетел до неприличия радостный Нефрит: волосы дыбом, глаза сияют, но он увидел Зойсайта, и улыбка тут же сползла с лица синеглазого демона, уступив место искреннему недоумению: "Зой? А что ты делаешь на столе?…".
- Упс! – Зойсайт поспешно слез со стола, на котором открылся телепорт, - Извините, портал "скакнул". – Он обвел взглядом присутствующих и объявил, - Я вернулся! Междумирье готово! И не одно! – демон приосанился и огляделся с видом победителя.
- Мы видим, - хмыкнул Нефрит, - А кто это с тобой?
- Ой! – Зойсайт опомнился и стащил со стола, опять потерявшего сознание, Таля, - Это мой друг – Таль. Это о нем я вам рассказывал.
- А почему он без сознания? – поинтересовалась Эгле.
- Ему нужно помочь! Это долгая история, я вам потом расскажу, помогите!
Джедайт подхватил тщедушного Таля, привычно прощупывая живчик на шее. Пульс был. "Зой, - велел повелитель Иллюзий, - Отнеси его в больницу. Передай Ктане, я велел о нем позаботиться. И сам пройди обследование!". Зойсайт коротко кивнул и исчез.
- Значит, я была права! – торжествующе объявила Эгле, - Междумирья созданы Зойсайтом!
- Да, - ответил Шаморон, - Джедайт, возможно доказать искусственность Междумирий?
- Нет. Они по всем показателям точно такие же, как обыкновенные, то есть естественные. При всем своем желании Альянс не сможет ничего доказать.
- Хорошо. Теперь мы должны проверить, действительно ли они соединены филтр-коридором. А то окажется, что там просто глухой коридор – тупик. Эгле, у тебя есть надежные люди для экспедиции?
- Есть! И я, пожалуй, отправлюсь туда сама.
- У тебя есть, кого оставить вместо себя на это время?
- Да.
- Ну, как знаешь.
- Я знаю, что принцип "хочешь, чтобы что-то получилось, делай это сам" еще ни разу не был опровергнут на практике.
Канал открылся неожиданно. Так неожиданно, что Шаморон подскочил, готовя файерболл. Но, увидев в открывшемся канале обрамленное короткими белыми волосами изящное лицо, сначала быстро сморгнул, не совсем веря в то, что видит, а потом поспешно спрятал огненный шар за спину. Беловолосый огляделся, проверяя, туда ли открылся канал. Туда. Шаморон покосился в сторону окна и выкинул файерболл в открытую форточку, надеясь, что под окнами никого нет. Беловолосый посмотрел на Шаморона и произнес: "Рад приветствовать Вас, король Шаморон". Шаморон ответил скорее рефлекторно, чем осознанно: "Рад приветствовать, король Алмаз". Алмаз (это был именно он) учтиво кивнул. За триста лет он из принца стал королем, правителем империи Черной Луны. "Я рад, - спокойно заговорил Алмаз, - что Вы, наконец, вернули себе законное место, сместив незаконно занявшую трон Берилл. По этикету я не должен сразу переходить к делу но, к сожалению, обстоятельства вынуждают меня нарушить его. Вы не будете возражать, если я сразу перейду к делу?"
- Нет. Я рад видеть Вас живым и в добром здравии, король Алмаз. Думаю, можно пренебречь этикетом, если речь идет о неотложных делах.
Алмаз кивнул:
- Дело в том, что Берилл в своей дерзости осмелилась в ультимативной форме потребовать у Черной Луны отказа от пользования графолитовыми планетами, принадлежащими Земле. Сами понимаете, что в ответ на такую дерзость нам стоило бы ответить соответствующе. Но ввиду произошедших перемен подобные действия с нашей стороны становятся неадекватными, - Алмаз замолчал, выжидательно глядя на Шаморона.
- Вы правы, - осторожно начал тот, чувствуя себя так, будто идет по тонкому люду, готовому вот-вот треснуть под ногами, - Но около трехсот пятидесяти лет назад между нашими государствами был заключен договор, о том, что Черная Луна в праве на треть пользоваться колониями, лежащими близ ее границ. Насколько мне известно, договор не был расторгнут.
- Нет, был. В одностороннем порядке. Называвшаяся королевой Берилл, решила, что вправе отказать Черной Луне в пользовании колониями. Как Вы думаете, как возможно отреагировать на подобное?
- Разделяю Ваше негодование, - лед хрустнул под ногами, - осмелюсь напомнить, что Берилл не была королевой, была не властна принимать подобные решения…
- И, тем не менее, принимала! – что-то нехорошее скользнуло в глазах правителя Черной Луны.
- Что мешает их отменить?! – Шаморон тряхнул головой, откидывая назад волосы. Лед затрещал, стылая вода хлынула на поверхность. За годы скитаний по мирам Шаморон научился отвечать дерзостью на дерзость, злобой на злобу.
Алмаз посмотрел на собеседника, и Шаморон понял по его лицу, что именно это и ожидал услышать правитель Черной Луны.
- Ничто. Как Вы смотрите на то, чтобы обсудить условия при личной встрече?
- Абсолютно согласен, - удивительно, Шаморон почувствовал себя так, будто очутился на твердом берегу, - Вопрос лишь в том, где и когда.
- Думаю, на нейтральной территории. Скажем, Земля Людей.
- У Вас есть конкретный адрес?
- Нет.
- Как Вам вот это, - Шаморон быстро написал что-то на листке бумаги и протянул Алмазу. Лист растаял в воздухе и через мгновение появился в руках короля Черной Луны.
- Прекрасно. В два часа дня по местному времени. До встречи, король Шаморон.
- До встречи, король Алмаз.
Канал закрылся. Шаморон почувствовал себя так, как будто только что избежал очень больших неприятностей. Он упал в кресло и вздохнул. Черная Луна, захоти, стерла бы в прах Землю. Но почему ему казалось, что Алмаз не хочет войны. Почему? Шаморон посмотрел в окно, увидел свое отражение в стекле. Что-то блеснуло на воротнике. Он протянул руку, и пальцы почувствовали что-то холодное, камень на цепочке. Шаморон сдернул его с шеи и долго смотрел на алмазную слезу, которую всегда носил под одеждой. Подарок тогда еще принца Алмаза, тогда они были молоды, были еще наследниками, и тогда, со стороны могло показаться, что они были дружны. "А если быть реалистом? – подумал Шаморон, - Люди меняются за день, за два, а прошло триста лет. Может, эта слеза и напомнила ему что-то. Но я ему не верю. Я не верю уже самому себе. Почему мне повезло? Я мог все испортить. Слишком привык отвечать только за себя. Слишком. Может все зря?" – спросил он вслух, сам не зная, к кому обращается.
Бледное утро еще не начало заполнять пустоту, оставшуюся после ухода ночи. Кунсайт поднял голову и изумленно поглядел на пушистые еловые лапы, соображая, где находится. В голове было прохладное ничто, тело затекло полностью, шевелиться было неудобно, да и просто не хотелось. "Отдохнули, блин!" – подумал Первый, свирепо поглядывая на спящего радом Шаморона. Что-то большое и мохнатое зашевелилось под боком и ткнулось в плечо. Повернув голову, проклиная затекшую шею, Кунсайт увидел перед собой собачью морду. На заднем плане маячил виляющий хвост. "Угу", - сказал сам себе Кунсайт и ткнул Шаморона в бок. Тот повернулся, как будто только этого и ждал, и вопросительно посмотрел на Кунсайта, открыв один глаз. "Подъем, - прокомментировал ситуацию повелитель Хаоса, с трудом поднимаясь на непослушные ноги и выбираясь из-под елки. "А, черт!" – Кунсайт ошпарено выскочил из-под дерева, проклиная все на свете, под тихий беззлобный смех Шаморона. Ночью был дождь, и еловые лапы подрагивали в утреннем свете, серебристые от блестящих капель, которые, зыбкие на восковых иглах, готовы были обрушиться от малейшего колебания. Выбираясь из-под дерева, Кунсайт задел низкие ветки плечом. Холодный душ пошел ему на пользу – сонливость и онемение как рукой сняло.
Кунсайт потянулся, наслаждаясь тем ощущением, когда в еще не совсем послушные мышцы возвращается упругая сила. Сзади послышалась возня. Покосившись через плечо, Кунсайт отошел на шаг в сторону, старательно не глядя в сторону выбирающегося из-под елки Шаморона, и, когда тот, аккуратно пригнувшись почти миновал мокрые ветви, как бы невзначай тронул локтем толстый сук…
… Шаморон с шипением отскочил в сторону – целый град холодных капель обрушился ему за шиворот. Теперь уже Кунсайт довольно хмыкнул и уселся на траву, расплетая перевязанные узкими тесемками косы. Он всегда так делал, когда ходил в лес, чтобы волосы не мешали, не лезли в глаза, не цеплялись за что ни попадя. Шаморон немного посмотрел на друга, расплетающего по-воински – из пяти прядей, пропущенных сверху вниз – заплетенные косы, и снова полез под елку за заплечным мешком.
Кунсайт извлек из кармана короткозубый костяной гребешок и принялся расчесывать серебристую гриву. Огромный бурый пес лег рядом и положил голову на колено Кунсайта. Тот потрепал мохнатые уши свободной рукой. Пса звали Ат, и с ним можно было отправляться безоружным в лес хоть на несколько месяцев, не пропадешь. Если, конечно, сам не дурак. Шаморон вытащил из мешка флягу и направился к роднику.
Кунсайт, расчесав волосы, убрал их под шапку и полез под дерево за своим мешком. Когда Шаморон вернулся, Кунсайт уже нарезал широкими ломтями черный хлеб и белое, зернистое от соли сало. Поесть – и в город.
Они ушли из города вчера поздним вечером, когда стало темно и по особенному тихо. Когда воздух стал густо-синим, и полная луна казалась висящей над самой землей. Еще с вечера было ясно, что ночью пойдет дождь. Он застал их еще идущими, они шли к определенному месту, старой ели, клонящей ветки до самой земли, где часто ночевали еще подростками, убегая в лес. Стоило терпеть промозглый холод мокрого воздуха и капли, барабанящие по шапке, чтобы забравшись под темные еловые лапы, шалашом клонящиеся к самой земле, сидеть в скудном свете простого глиняного светильника, говорить, говорить о чем-то, под шорох капель о темно-зеленый плащ елки и уснуть потом на мягкой куче опавшей хвои, слыша, как шуршит дождь. Да, нечасто могли они вот так уйти в лес, но, в конце концов, переговоры с Черной Луной увенчались успехом, заключением выгодного для обеих сторон договора, и можно было в кои-то веки хоть на одну ночь забыть о делах и обязанностях! Хотя бы в виде поощрения самим себе за удачно проведенные переговоры.
Шаморон сидел, задумчиво пережевывая хлеб. Он глядел куда-то в сторону светлеющего неба, а фиолетово-черные глаза, в который раз, были обращены в себя, куда-то очень глубоко.
- Шам, - тихо позвал Кунсайт и спросил, в ответ на вопросительный взгляд, - Ты хочешь возвращаться?
- Я хочу умереть, - безразлично бросил Шаморон, и Кунсайт не удивился его безразличию.
- Ты за этим вернулся?
- Нет, - Шаморон качнул головой, - я ошибся в себе. Посчитал, что может быть конечная цель. Думал вернуться, а дальше разбираться на месте. Я ошибся.
- Конечная цель?
- Да. Мои мечты все эти годы не простирались дальше возвращения в Темносветие. Я еще когда пришел, понял, что не знаю, как быть дальше. Человек не может и не должен обозначать себе ту черту, за которой уже нет ничего. Я обозначил. И сознательно не думал о том, что будет, когда я вернусь. А потому не понял, что все было зря.
- Зря? – усмехнулся Кунсайт, - Если бы ты не вернулся, Темносветия бы скоро не стало. Берилл…
- Да, я знаю, - перебил Шаморон, - И это единственное, что меня теперь держит: начал – должен закончить.
- Я не всегда понимаю тебя, Шаморон.
- Я сам себя не всегда понимаю. Первое время на Внешних Кольцах я действительно видел целью всей жизни вернуться в Темносветие. А потом…. В общем, последние годы я шел в Темносветие, только следуя за своим упрямством. Я чувствую себя так, как будто устал от жизни…. Знаешь, это страшно, когда в тебе живут два человека. Один работает, во что-то верит, делает все, чтобы быть королем достойным королевства, а другой смотрит на это все и думает, зачем, есть ты – нет тебя, мало что изменится. Смотришь назад и понимаешь, что потерял слишком много, только ради того, чтобы вернуться.
- И кто же из этих двоих прав?
- Оба. Я вернулся и не уйду. Сколько бы мне ни было отведено жизни, я постараюсь сделать для Темносветия все, что в моих силах. Но давай оставим эту тему!
- Как хочешь, - с деланным безразличием бросил Кунсайт, глядя на светлеющее небо.
Какое-то время они молчали, думая каждый о своем. Мысли в голову шли совсем не радостные. Рассвет. То время, когда на мгновения стирается граница между Былым и Грядущим и Настоящее становится лишь связующим звеном в цепи Вечности. И можно заглянуть в то, что будет и то, что было, а Время останавливает свой бег…
Шаморон сидел, не шевелясь, и лишь ветер шевелил черные волосы, выбившиеся из-под шапки. Черные глаза смотрели и не видели, а Время в тот момент текло мимо него. И захотелось вдруг вскочить, прижать ладони ко рту, разорвать криком рассветную тишь: "Где ты?!…". Кого он готов был звать тогда, забыв все, не помня ни себя, ни своей жизни?… Он и сам не знал. Не знал и того, что за много миров от Земли был человек, готовый сейчас вот так же закричать от тоски и разрывающей душу пустоты: "Где ты?!…".
От камина расходилась жаркая волна сухого тепла. Огонь ласкал поленья, нежно заключая в смертельные объятия. Языки пламеня облизывали чернеющее дерево, светлый камень, выкладывающий нутро камина, то казались бархатными, то отливали гладким шелком. Красные блики метались по стенам, скакали на потолке, касались бледного лица молодой женщины, метавшейся в бреду на дубовой кровати. Смертельно-белое лицо ее было искажено, длинные пальцы вцепились в черную медвежью шкуру, закрывавшую ее от подбородка до самых ступней, но сбившуюся на грудь и почти сползшую на пол. Крупные жемчужины пота катились по лицу, и было неясно, то ли она больна и мучается жаром, то ли просто слишком растоплен горячий камин. Светлые волосы растрепались и метались по подушке, влажные и липкие от пота. Лицо больной было страшно. Наверное, оно было даже красивым, но не сейчас, когда боль и ярость смешались, породив нечто немыслимое, заставившее исказиться черты, сведшее судорогой бледные искусанные губы. Она была больна, тугие клоки ткани, на которых кое-где проступала кровь, обматывали все ее тело от шеи до самого пояса, потому ей трудно было двигаться, и она только билась, как раненый зверь, извиваясь и тихо стеная от сдерживаемой, чудом не ушедшей, волей боли. Губы дрожат, болезненно изгибаются, сведенные мучительной судорогой, и кажется, она хочет кого-то позвать, но нет сил закричать, вообще ни на что уже нет сил, и хочется умереть, но и смерти нет.
Юная девушка, на вид младше той, что металась в жестоком бреду, сидела, глядя в огонь, а ее проворные пальцы сами собой выпрядали тонкую шерстяную нить. Пряха поглядела на больную и вздохнула с сожалением: "Тяжко тебе…". Она встала и подошла к кровати, положила ладонь на горячий мокрый лоб, и тот, кто мог видеть, увидел бы, как от ее ладони потекло мерное сияние. Свободная рука пряхи сжала на шее оберег, и тихие, едва слышные слова зашелестели: "Уймись боль, уймись, тебе говорю, уйди жар, успокойся, руда непокорная, не бейся, не кипи в жилах, - она заговорила тише, и слова слились в едва различимый шелест, только последние были сказаны громче, - Тебе приказываю!". Больная дернулась и опала на постель, веки ее мелко задрожали, лицо еще не разгладилось, но уже не было на нем прежней жестокой муки. Ведунья облегченно вздохнула и отпустила оберег, нагнулась к больной и коснулась губами ее горячего лба, когда та вдруг потянулась всем телом вверх и не то простонала, не то проговорила, как будто позвала кого-то. Ведунья не поняла, кого; не разобрала странного чужого языка. А та, что только что металась в бреду, вдруг повернулась на бок и свернулась, поджав колени почти к самой груди, и лицо ее стало спокойно. Через мгновение она спала.
"Странная ты, - подумала ведунья, возвращаясь к прялке и глядя на спящую, - не из наших мест. Ну да ничего, жить ты будешь, теперь точно. А там видно станет, что да как". Она посмотрела на меч, висевший на деревянном гвозде. Сроду в ее доме не было оружия грознее охотничьего лука, не было, пока не появилась однажды странная девушка. Появилась из мертвенного сияния заклинания, израненная так, что смотреть было больно, в искромсанной кольчуге, с мечом дивной узорчатой стали и тугим луком, какой только воину подстать. Было это седмицу назад. И уже восьмую ночь лежала израненная, не приходя в себя, только мечась в страшном бреду. Ведунья выхаживала ее, как могла, удивляясь только живучести пришелицы – выжить с такими ранами казалось не по человеческим силам – да еще тому, как она сумела пройти через щит, куполом огораживавший дом ведуньи. Но пришелица выкарабкивалась, цепляясь за жизнь со звериным упорством, и умирать вовсе не собиралась.
Кунсайт неслышно вздохнул. Как он ненавидел эти рассветы, когда теснит грудь от холодной свежести воздуха, и солнце, еще молодое и чистое вот-вот взглянет из-за горизонта! Одни Боги знали. Не долго осталось – заглянет в мир солнце, новое и ясное, даря кому-то жизнь и радость. Кому-то, но не ему. Кунсайт усмехнулся сам себе, думал давно научился жить в мире с собой, и сердце обросло ледяной коркой, ан нет, оказалось не так. Стоило нахлынуть ненужным воспоминаниям, как застонала, завыла от боли душа, которую он, глупый, давно считал промороженным куском льда. Он вдруг почувствовал такую тоску, что захотелось выть на еще видимую на светлеющем небе луну, а все потому, что с пугающей ясностью понял: он не хочет возвращаться. Просто не хочет. И все бы отдал за то, чтобы сейчас вот так вот взять и уйти куда-нибудь. Заплечный мешок, верный пес, надежный друг. И больше ничего не надо. Но нужно возвращаться в город, а там опять советы, дела, бумаги, Альянс… "Да, - подумал Кунсайт, - до чего порой может довести безобидная прогулка в лес. Отдохнули, блин!".
- Пошли, что ли? – Шаморон поднялся с земли, отряхиваясь.
- Пошли, - согласился Кунсайт. До города было минут сорок ходьбы, до рассвета оставалось не так много времени, и друзья понимали, что лучше бы им вернуться прежде, чем начнет просыпаться притихшая на ночь жизнь.
Они шли, не ища троп, просто отмеряли босыми ногами шаги по лесной земле, усыпанной хвоей, листьями, заросшей изумрудной травой с серебристым налетом росы. Кунсайт любил ходить по лесу босиком. Лишившись обуви, нога становится зрячей и сама выбирает, куда ступить. Об этом никто знал, но еще при Берилл Кунсайт, не в силах справиться с неясными воспоминаниями, часто уходил в лес на несколько дней. Просто исчезал и возвращался неизменно молчаливым, со странным налетом не то тоски, не то обреченности на лице. После таких прогулок ему сама Берилл становилась не указ, первый лорд просто отмалчивался на все ее гневные визги. Кунсайт подумал, что сейчас придет домой, проберется через двор, мимо еще сонных юм и вообще, будет старательно делать вид, что ночевал дома. А Дана, конечно, не поверит. Дана…. Кунсайт вдруг поймал себя на странной мысли: "Кто она мне?". С одной стороны все было просто – Дана его жена, леди ан-Хаос урожденная ан-Слово. А с другой, мог ли он с чистой совестью назвать ее своей женой. Подумав, Кунсайт пришел к выводу, что не мог. Нефрит и Нару были мужем и женой, Джедайт и Тетис, даже Зойсайт и Яра, потому что были похожи, равны, но не одинаковы. Они вместе составляли единое и неделимое целое. А Кунсайт с Даной давно уже были каждый сам по себе. И оба это прекрасно понимали. Дане, впрочем, было тяжелее – она все еще любила Кунсайта. Знала бы леди Дана, что у Первого лорда уже давно не шла из головы другая – отчаянная черноволосая девушка, янтарноглазая ведьма, со странным именем Тама. Только об этом никто не знал, не знал даже Шаморон, потому что никогда не рассказал бы Первый лорд королю, что никак не может забыть провалившую задание шпионку. Во всем королевстве один Кунсайт и знал, что Тама была шпионкой. Остальные так и не поняли, куда и почему пропала "незаконнорожденная сестра Берилл".
Солнце медленно выползало из-за горизонта. Шаморон шагал, глядя вперед. Штаны до самых колен намокли от росы, трава щекотала холодные ступни. Одно из самых приятных его воспоминаний – холодная от росы трава, щекочет ноги, рассвет едва занимается, а он идет, идет навстречу своей, еще неведомой судьбе. Это чувство пришло к Шаморону в одном из миров Внешнего Кольца – примирение со всем миром, таким, каков он есть. Самое лучшее из всего, что можно испытать.
Мелькнули и исчезли за холмом крыши домов – город. Уже близко. Кунсайт вздохнул, почувствовав, как запах леса сменяется запахом человеческого жилья. Приятное чувство, когда возвращаешься домой из дальне дороги и знаешь, что тебя ждут. Кунсайту вдруг стало тошно. Тошно от всего этого мира и появилась в светловолосой голове мысль: "А если не возвращаться? Если взять, бросить все и уйти? Сколько есть миров, где никто не знает первого лорда Земли демонов, где можно начать все сначала…. Раздался треск, ощетинился Ат, и из кустов, раздирая заросли широкой грудью, выскочил белый жеребец, весь как сотканный из света негасимых звезд и сияния чистого снега. И Кунсайту почудилось, перевернулся мир, с глухим звоном ухнув куда-то в небытие, потому что показалось – выскочил на поляну Вихорь – конь его отца, лорда Кунцита давно уже ушедшего туда, где время не властно. Конь умер, ушел за хозяином больше трехсот лет назад. И Кунсайту показалось – выйдет следом за конем сам отец и протянет руку: "Я за тобой пришел, сын". Или конь скажет – чего не бывает, когда мертвые приходят за живыми. А Кунсайт вдруг понял, что ушел бы, протянул бы руку отцу или взялся бы за гриву Вихря – веди – и ушел бы, не оглянувшись. Навстречу тем, кого не вернуть: отцу, матери, любимой сестре Аймин, однажды сломавшей шею, упав с лошади…
Конь всхрапнул и внимательно посмотрел на людей. Кунсайт перевел дух – нет, не Вихорь этот белоснежный красавец, Вихорь был краше, и не выйдет следом за конем отец. Кунсайт посмотрел на Шаморона, и увидел, что глаза у него были безумные и смотрели не на коня, а на вышедшую следом за ним светло-соловую кобылу, и Шаморон был не в силах сдвинуться с места.
Лошади доверчиво потянулись к людям, которые только тут заметили порванные веревки, болтавшиеся на конских ногах – ушли, разорвав путы лошади из табуна. Все вроде бы просто, стояли на поляне люди, вышли на поляну лошади. Только люди увидели вдруг такое, что показалось, заглянули за ту черту, откуда смертным нет возврата. И засомневались – живы ли еще.
Шаморон закрыл руками лицо, но не так, как от усталости или чтобы разогнать сон, как будто хотел убедиться, существует ли он или уже нет. Оказалось – существует.
"А ты думал так легко умереть? – издевательски усмехнулся сам себе Шаморон, - размечтался. Ха! Дурак". "Пошли что ли? – обратился он к Кунсайту, - Эй, да ты как будто призрака увидел!?".
- Почти, - криво усмехнулся беловолосый, - показалось, Вихря увидел.
Шаморон молча кивнул и зашагал к городу. Он знал, что с Кунсайтом сейчас лучше не разговаривать. Бывало с ним такое: стоило вспомнить отца и сестру, а в этом Шаморон сейчас не сомневался, как Кунсайта словно бы подменяли, он начинал огрызаться на всех, по большей части не разговаривал, а рычал нечто несвязное, и почему-то начинал казаться старше лет на двести – триста. Шаморон знал, в такие моменты Кунсайту надо было дать просто отмолчаться, не лезть к нему и не пытаться заговаривать.
- Нет! Нет! Скажите мне, что это неправда! – Серенити ломала руки, из глаз готовы были течь слезы, но лицо пополам с отчаянием выражало злобу.
- Мне жаль, королева, но это правда, - воин, судя по нашивкам, капитан, преданно глядел на свою королеву, - Наши патрули просто выплюнуло из района Найны. А так же из других районов….
- Как?!
- Образовалось новое Междумирье, - доложил стоявший тут же человек, судя по виду – ученый, - естественно для аномальных районов явление.
- А если междумирье создано искусственно?
- Ни наука, ни магия не знают способов создавать подобные…
- … Наука!… Магия! Это наверняка дело рук Земли демонов! Шаморону всегда было наплевать на "знает – не знает". Он все-таки нашел способ! – Серенити упала в кресло и разрыдалась. Такого позора она еще ни разу не переживала. Колонии ускользали как песок сквозь пальцы. Месяц – не больше прошло с возвращения Шаморона, и сколько он успел сделать…. Серенити всегда знала, что этого волчонка следовало бояться, слишком он был похож на свою мать. Как она радовалась, когда Шаморон исчез! А теперь он вернулся, и королева Луны понимала, что поздно что-либо делать. Она кляла себя за то, что испортила отношения с Землей. Черноволосый волчонок вернулся матерым зверем с седым загривком и страшными клыками. И стая вокруг него была соответствующая: такие же свирепые звери. Нападать на них теперь было бесполезно. Необходимо было бы выкачать энергию Земли людей, а на это требовалось огромное количество времени. Волнения в Темносветии улеглись, а недавно Серенити узнала, что, Земля начала вести переговоры с Златоградом. Златоград – Империя воинов, и этим все сказано. Луна уже не могла просто взять и напасть на Землю – неизвестно, чем бы все закончилось. Что говорить теперь?… Да все было просто бесполезно – колонии обратно не получить. Если Междумирья и можно создать искусственно, то не уничтожить – исчезнет все, что находится в его пределах. Серенити не могла поверить в реальность всего происходящего. Договор с Черной Луной, заключенный на выгодных для обеих сторон условиях…. Хуже быть просто не могло.
- Что случилось, мама? – в комнату заглянула Серенити-2. Как всегда юная, милая и наивная.
- Пошла прочь! - вскрикнула Серенити и снова упала на подлокотник, дрожа от рыданий.
"Спокойнее, спокойнее, - повторяла себе королева Серенити, медленно направляясь к комнате, - Успокоиться, только успокоиться…". Дверь отворилась без скрипа, несколько служанок, наводивших порядок, замерли, увидев свою госпожу. Серенити глянула на бесстрастные лица и приказала: "Вон". Прекрасно выдрессированные девушки мгновенно испарились.
Королева села за столик и раскрыла один из ящиков. Там среди коробочек с брошами и кольцами стояла ничем не примечательная шкатулочка из черного дерева, с искусной резьбой на крышке. Серенити налила в плоскую чашу на высокой ножке вина и раскрыла шкатулку. Внутри были мелкие кристаллы, на вид – та же соль, только серая. Королева бросила щепотки в вино и залпом выпила смесь. Чаша со звоном упала на пол. Серенити сидела, глядя в пустоту, она сейчас была далеко и пробудет там еще долго. Серый порошок, ценившийся выше золота, давал успокоение и чудесные сны наяву, позволяющие забыть о реальности, какой бы страшной она ни была. Где была сейчас королева Луны? Может там, где ее муж, где была счастливая семья – она, ее дочь, ее муж, и все они любили друг друга. А может, видела свой триумф и земные колонии, заселенные лунными жителями. Или Землю демонов, испещренную воронками взрывов, выжженную, покрытую развалинами и пепелищами, потому что так было угодно ей – королеве Серенити. Или свою заветную мечту – Хрустальный Токио, объединивший бы вокруг себя Земли людей и демонов, навсегда подвластные Луне….
"Король! – молодая юма склонилась в почтительном поклоне, - Меня послала госпожа Яра".
- Говори, - Шаморон отложил книгу. По тону юмы только полный дурак не понял бы – случилось что-то очень важное.
- Госпожа велела передать, у одной из рабынь проказа.
- Лепра?! – Шаморон резко выпрямился. Нет, только этого не хватало! Последний раз проказа обнаружилась пятьсот лет назад где-то на востоке. Тогда там исчезли целые города…. И теперь в столице. У каждого вида есть своя болезнь, становящаяся проклятьем. У людей это была в свое время чума, в двадцатом веке СПИД. У демонов таким проклятием была проказа, или лепра, как называли ее люди. По внешним проявлениям ничем не отличавшаяся от человеческой, она была намного страшнее. И распространялась болезнь невероятно быстро. Шаморону стало не по себе. – У кого?
- У рабыни Берилл, - проговорила юма и опустила голову.
Шаморон стиснул зубы: "Вот значит как…". Он открыл канал: "Яра, мне нужно с тобой поговорить. Срочно!". Яра появилась мгновенно. Шаморон поприветствовал леди и отослал юму.
- Яра, это правда, что у Берилл проказа?
- Да, но к счастью, только у нее одной. Все остальные здоровы.
- Давно это стало известно?
- Сегодня. Около часа назад.
- Проверили всех?
- Да. Что делать с Берилл?
Шаморон постучал пальцами по столу. Секунду он размышлял.
- Вот что, Яра, ты не хуже меня знаешь, что делают с прокаженными.
- И с ней?… - Яра сохраняла спокойное лицо, но ей было не по себе от мысли о том, что придется сделать.
- Это оправданная жестокость, Яра. Пусть лучше она одна, чем многие.
- Да.
- И еще. Я думаю, Эндимион в свое время слишком уж тесно с ней общался. Я не удивлюсь, если и он окажется болен.
- Но он… - Яра хотела сказать "здоров", но не сказала, потому что наткнулась на взгляд черно-фиолетовых глаз. И этот взгляд ее испугал. – Да, - ее голос прозвучал тише, чем ей хотелось бы, - я думаю, он может быть болен.
- Ты знаешь, что делать с больными.
- Да. Это оправданная жестокость.
Яра развернулась и собиралась уйти. В горле стоял ком.
- Яра, - голос как будто не принадлежал Шаморону. Яра обернулась. Он сидел, закрыв лицо ладонью, - Он здоров?
- Да, - Яра отвела взгляд.
- Значит, его эта болезнь миновала.
- Но…
- Яра, он здоров, - раздельно проговорил Шаморон, как будто каждое слово причиняло ему боль. – Он здоров.
- Да.
Яра ушла. Шаморон сидел, закрыв лицо руками. Потом поднял голову и вдруг расхохотался: "Да, Энди, оказывается, все не так просто. Да, не хватило меня приказать тебя убить! Может ты все же крепче меня, раз сумел отправить меня на внешнее кольцо? Черт…". Шаморон представил себе брата, и ему вдруг стало так плохо, как не бывало уже давно.
_______________
1 Текст и перевод "Маллеус малефикарум" взяты из книги И.Ефремова "Лезвие бритвы" (Часть первая; глава шестая)