Преданность

Bishoujo Senshi Sailormoon is the property of Naoko Takeuchi, Kodanshi Comics, and Toei Animation.

Vasileus

Преданность

So please
When you die could you scream?
Mercy
Mercy for you and me
Its true
What they say fuck it boy
Love might be the last legal drug
So please
When you cry let it flow
I might
Make you stay, let you go
It's true
What they say fuck it boy
Love might be the last legal drug

Они приходили к Гелиосу, казалось, в порядке своей близости к нему. Кунцита Хранитель Золотого Кристалла знал хуже всех – слишком велика была разница в возрасте; Лорд Льда возвышался перед чувствительной душой беловолосого мальчика несокрушимым бастионом; Гелиос никогда не мог понять, что же на самом деле чувствует сереброволосый Генерал.

Цоизита, пожалуй, он знал лучше всех; знал, и порой недолюбливал. Они были почти ровесниками, а потому им чаще всего случалось играть вместе, тогда как старшие Генералы начинали изучать азы боевых искусств и магии. Более избалованного и хитрого ребёнка, чем Цоизит, Гелиосу не доводилось встречать никогда. Его нельзя было не любить, когда он хотел, чтобы его любили, и нельзя было не ненавидеть, когда он хотел вызвать ненависть. Как ни странно, все нанесённые им обиды забывались с лёгкостью.

Почему-то Гелиос знал, что следующим будет Нефрит. С этим Генералом у Хранителя Золотого Кристалла были почти что тёплые отношения, потому что из старших только Нефрит обращал внимание на маленького Гелиоса – Повелитель Звёзд очень любил детей, да и вообще желание иметь семью было у него с самого детства. Почему-то этот суровый воин и страстный любовник в юном возрасте любил играть в куклы. Но делал он это не как девчонка, которая искренне верит в то, что на следующее утро её игрушка оживёт и назовёт ей мамой, а как-то по-иному. Он словно бы разыгрывал маленькие сценки из жизни семьи кукол, и, по мнению Гелиоса, из Нефрита получился бы неплохой драматург. Обычно в играх этих главным героем была кукла, изображавшая самого Нефрита, а также его жена (или же их было несколько), куча детей и любовниц, слуги и домашние животные; все эти персонажи жили в построенном из подушек дворце. Куклы ссорились и мирились, обманывали друг друга, строили козни и даже убивали. Мало кто догадывался, что почти все маленькие кукольные трагедии воплощены были потом в жизнь. Нефрит разбил столько сердец, что Король даже хотел запретить ему выходить в свет. Если Цоизит, за которым также закрепилась слава любовника-искусителя, предпочитал людей опытных и даже извращённых, которые жаждали острых ощущений, то Нефрит как раз-таки был падок на наивных девчушек, которых он лишал невинности и которым разбивал сердца.

Лорд Звёзд вообще любил всевозможные развлечения, но при этом был способен и к серьёзным отношениям с женщинами, и не становился пьяницей. Выпить он любил, женщин он любил тоже, но откуда-то было у него на удивление точное чувство меры.

Нефрит был пьян, когда пришёл к Гелиосу. Это случалось с ним редко; обычно тогда, когда в его жизни случались какие-либо крупномасштабные события. Язык Лорда заплетался, и тот был не в силах даже сказать Гелиосу, зачем пришёл. Но тот и сам всё знал. Нефрит был чист перед Хранителем Золотого Кристалла – он был единственным Лордом, не научившимся превосходно лгать и скрывать свои чувства. В принципе, Гелиосу было незачем лезть в душу своему бывшему другу, но он всё-таки хотел узнать, что же довело Нефрита до такого состояния. И поэтому он погрузился медленно в чем-то мучимое сознание, встретив вместо сопротивления даже желание излить душу. Поначалу мир, представший глазам Гелиоса, был тёмен. Где-то плакали дождь и скрипка, а потом где-то вдалеке появился свет.

Не камне сидела девушка с коротким каре волнистых каштановых волос. Молодой человек, в котором с трудом можно было узнать Нефрита, стоял рядом и держал над ней зонт. Шёл дождь. Изображение стало вдруг мутным и исчезло.

«Это будущее твоё, Звёзд Повелитель» - рука прошлась по тёмной глади воды, посеяв рябь. Принцесса Марса и Генерал Нефрит сидели у озера. Девушка только что гадала, и взор её тёмно-фиолетовых глаз был на удивление печален. «Значит, найдёшь счастье ты с другой женщиной, а не со мной. Да и в этом мире не суждено нам друг друга любить. Не меня выбрал ты, а дорогую подругу мою. Тебя не виню я: двум страстным натурам тяжело уживаться. Юпитер будет тебе хорошей женой и для детей твоих хорошей матерью. Я же должна вверить судьбу свою в руки друга твоего, Генерала Жадеита. Бесстрастен и холоден он. Возможно, пыл мой будет этим умерен. Возможно, я только сильней захочу соединиться с тобою…но знай, Генерал Нефрит, в следующей жизни, если память вернётся к тебе, вспомни, что звать будут меня Рей Хино, и буду я жить в стране Японии. Даже если ты сохранишь характер свой, всё равно найди меня. Сердце моё свиданию с тобой будет радо. А теперь прощай, мне нужно поговорить с Богами…» - молодая жрица поднялась с земли и удалилась в храм.

Она была для Нефрита одной из многих; он для неё, как потом оказалось, - тоже. Но в то мгновение она действительно верила, что любила Повелителя Звёзд, хотя даже гадание говорило об обратном. Сердце неугомонного искусителя должно было остановиться на ничем не приметной девушке из будущего - Нару Осака. Принцессе Марса тоже суждено было полюбить в будущем другого человека. Нефрит всегда жалел об этом – Рей (а он привык уже называть её так), хоть и была немножко сумасшедшей, да и разговаривать с Марс, из-за её привычки переставлять слова в предложениях местами на старинный манер, было трудновато, красота её не знала себе равных на планете огня, а твёрдости её характера многие мужчины могли лишь позавидовать. Соблазнить пылкую Принцессу Нефриту так и не удалось, хотя он и видел, что она сама хотела отдаться ему. Но честь и данное слово были для девушки важней её собственных желаний; она была ответственна не только перед собой, но и перед Богами. Нефрит, глядя на неё, решил, что своих дочерей, если они у него будут, он отдаст в храм жрицами, чтобы они получили такое же примерное воспитание и имели такую же силу духа, как и Принцесса Марса.

Но Нефрит восхищался не только прекрасной марсианкой: в его постели потеряли невинность Принцесса Венеры и тогда ещё никого из себя не представлявшая Берилл, а также не одна сотня других красивых девушек. Женился Повелитель Звёзд одновременно и с печалью, и с радостью в сердце – теперь свои похождения необходимо было прятать, но, с другой стороны, он, возможно, исправился бы, стал бы примерным мужем, хорошим семьянином… Супруга Лорда, Принцесса Юпитера, к этому как раз располагала.

Эта девушка была типичной «наседкой»: пухленькой, суетливой и хозяйственной девушкой, которая умела делать любую работу по дому, но совершенно не разбиралась в искусстве и науках. Было в ней что-то такое, что притягивало Нефрита, как магнит. Что-то помимо привлекательного тела, которое, в основном, и повлияло на выбор Повелителя Звёзд, что-то глубоко внутри: возможно, чувствительная душа и какая-то детская непосредственность, какая-то умиляющая деловитость... Порой Нефриту даже казалось, что он любил свою жену…

Когда Берилл приказала убить её, то он сначала отказался, и лишь потом, когда Её Величество доходчиво объяснила, что пути назад нет, согласился исполнить приказ. Нефрит всегда был прямолинеен, он не умел обводить людей вокруг пальца и разыгрывать, как Цоизит, небольшие спектакли. Поэтому он высказал жене всё напрямую. А потом они вместе сели на диван, соединив руки, и просидели так не один час. Может, на самом деле прошло всего несколько минут, которые пролетели в ожидании, а потому тянулись невыносимо медленно. А может, просто остановилось время. Нефрит мечтал о том, чтобы им никогда не пришлось разомкнуть рук.

Молчание, казалось, длилось вечность, и никто не решался ничего сказать. А потом Нефрит движением руки выбил окна: «Беги, Юпитер!» Мертвая тишина; казалось, оба задержали дыхание…В её огромных от страха глазах блеснули отразившиеся волосы повернувшего голову Нефрита. Они смотрели друг на друга, всё ещё держась за руки, обоих не отпускало ощущение неизбежности. От Королевы Берилл нельзя убежать. Не добраться до Луны, не предупредить Серенити, не спасти…уже ничего не спасти. «Я не могу тебя подставить, любимый…» - девушка опустила голову ему на колени. Пальцы Нефрита скользнули в её густые каштановые волосы, даря недолгое спокойствие.

Ему было больно оттого, что уже ничего нельзя было поделать – он всегда боялся оказаться никчёмным. Да, Нефрит мог выслужиться перед Королевой Берилл, но для этого нужно было идти наперекор собственным чувствам. А он только чувствам в этой жизни доверял, только своему пламенному сердцу. Он всегда считал, что холодный расчёт превращает человека в машину для лжи и убийства, уничтожает всё человеческое. Повелитель Звёзд был эмоционален; порой его просто обуревали эмоции, он мог сделать что-то сгоряча, а потом раскаиваться…но он любил и был любим, и ему прощали всё за то, что он был искренен и даже самые ужасные свои поступки совершал без злого умысла. И не лучше ли ему сейчас было заслужить ненависть Берилл, чем свою собственную. Хотя, он ведь и Берилл присягнул сгоряча, а она-то его не простит…

Нефрит понял, что стоит на распутье, и от того, какой путь он выберет, зависит его жизнь. Если сегодня он не убьёт Юпитер, то завтра Королева убьёт их обоих. Если сегодня он убьёт Юпитер, то завтра он, может, убьёт себя сам. Как глупо получается…а он ещё хотел попрощаться с Марс…ах, если бы он мог спасти и её тоже.

Озарение пришло внезапно: Рей была жрицей и волшебницей, она могла как-нибудь связаться с Серенити или внешними воинами. Юпитер рассказывала, что между сейлор-воинами есть сильная эмоциональная связь, и они могут предупредить друг друга об опасности. А Марс ещё давно дала Нефриту зеркало, с помощью которого он мог поговорить с ней. Это зеркало Повелитель Звёзд всегда носил на шее, и сейчас он взял его в ладонь, оборвав бечёвку, и вгляделся в собственное отражение. «Рей… - прошептал он, чуть ли не касаясь кубами стекла, которое тут же запотело, - Рей, услышь меня! Ты мне нужна!» На мутной от дыхания Нефрита поверхности проступили нечёткие очертания знакомой фигуры: длинные иссиня-чёрные волосы, стройный стан, скрытый под широкими одеждами жрицы. «Слышу я тебя, Нефрит! Что вспомнить тебя заставило о подарке моём?» - голос Принцессы Марса, далёкий и глухой. Юпитер подскочила как ужаленная и уставилась в зеркало. «Беда, подруга! Беги из замка, мужья наши задумали нас погубить, они перешли на службу к Берилл!» - воскликнула она, протирая ладошкой поверхность зеркала. «Сообщи Лунной Принцессе или внешним воинам. Они ещё успеют вас спасти…» - добавил Нефрит. Рей кивнула и исчезла из зеркала.

Она успела сообщить о беде только аутерам, когда Жадеит пресёк её попытки расстроить планы Берилл. Тогда Нефрит ещё об этом не знал, и они с Принцессой Юпитера ждали, когда придёт помощь. А потом Жадеит сообщил ему, что Королева Берилл взяла внешних воинов в плен. Он стоял с таким равнодушным видом посреди комнаты и рассказывал, как Королева у него на глазах убила мужественную Уранус, которая пришла на помощь Рей первой, и её напарницу Нептун, которая была так шокирована смертью подруги, что не успела даже произнести слова своей атаки, как она избила Плутона до смерти её собственным жезлом и перерезала горло маленькой Принцессе Сатурна, которая впервые вступила в бой, Косой Смерти. А потом Жадеит ушёл, и через несколько минут зеркало, которое Нефрит всё ещё держал в руке, разбилось. Принцесса Марса умерла.

В Горле Повелителя Звёзд родился крик. И он крикнул, и вместе со звуком из него словно бы ушли все силы. Он сел на пол, всматриваясь в потрескивающие в камине, объятые пламенем поленья. Перед его глазами проносились снова и снова видения, присланные Повелителем Иллюзий: гордая Принцесса Урана на коленях перед Королевой, удар силы – и девушка в матроске невыносимо медленно падает на землю. Нефрит видит, как играют на её волосах блики свеч и блестят в уголках её глаз слёзы. В зал вбегает Сейлор Нептун и с диким криком кидается к своей возлюбленной. И вот они уже лежат рядом, мёртвые. Вместе, как и при жизни. Из груди Принцессы Нептуна торчит отравленный кинжал Королевы. Плутон и Сатурн появляются вместе, но маленькая девочка, на плечи которой возложено почти непосильное для неё бремя, может только стоять и смотреть, как гибнет Плутон – она ещё не овладела ни одним видом атаки кроме смертельной, которую применять было ещё рано. И Сатурн не успела сделать этого – Берилл вырвала из рук ребёнка косу, и, размахнувшись, вспорола девчонке горло.

Нефрит закрыл лицо руками и начал раскачиваться из стороны в сторону. Юпитер тихо плакала, свернувшись калачиком на диване. В камине затухал огонь, становилось холодно, но убитые горем люди не чувствовали этого. В комнате появился Лорд Кунцит. Он быстро сориентировался и подошёл к Нефриту, развернул его лицом к себе: «Ты что, ещё не начал?!» Возмущение в его голосе. Королева разгневалась и прислала его. Чёрт, неужели он действительно не знает жалости?! Неужели он может одновременно так фанатично обожать Цоизита и с таким равнодушием убивать беззащитных? И Жадеит может, и милашка Цоизит может, а он, Нефрит, самый аморальный из Генералов, не может?!

- Не начал что? – он продолжал раскачиваться, чтобы Кунцит подумал, что от этого дрожит его голос

- Ааа…нет. Нет, не убил. – Нефрит усердно изображал удивление

- Что?! Не привередничай, Нефрит. Берилл ничего не стоит найти себе другого Лорда. Мы ждём тебя в тронном зале с плодами твоих трудов!

И Кунцит исчез. Нефрит тяжело вздохнул: ничего у него не вышло, а ведь он всегда считал себя везунчиком. В итоге он, бесстрашный бравый генерал, оказался безвольным. Он не может ни пощадить, ни убить свою жену. Не может решиться. Слабак. Ничтожество. «Всё, что ты с такой уверенностью о себе говорил – пустое бахвальство, - сказал он себе, - когда тебе действительно нужно совершить подвиг, ты не можешь даже мысли в порядок привести. Эх, почему я не люблю ни одну женщину так, чтобы умереть за неё, не задумываясь?!»

Многие годы спустя Повелитель Звёзд умрёт за Нару. Он даже не успеет почувствовать гордость за себя. Но сейчас он не знал Нару Осака – рядом была только принцесса Юпитера, которую он был должен убить. Лязгнула неудачно вытащенная из ножен катана. Девушка ничего не успеет почувствовать.

«Подойди, любимая, не бойся…» - мягкая улыбка, меч спрятан за спиной.

Юпитер поднимается с дивана и идёт к нему. Она вытирает слёзы. Она думает, что он что-то придумал, и отчасти права. Она не успеет его ни в чём обвинить. Её смерть будет быстрой.

Молниеносное движение – обе руки смыкаются на прохладной рукояти, наносят роковой удар. Катана со свистом опускается на плечо девушки, разрубая до талии. В её глазах даже не успел отразиться испуг; два разделённых практически невидимым надрезом куска тела держатся ещё пару мгновений, а потом падают на пол – по отдельности. Повелитель Звёзд утирает с лица кровь. В его глазах стоят слёзы.

Дальше Нефрит ничего не помнил – он просто смотрел в никуда, не двигаясь. Под его ногами растекалась по полу кровавая лужа, но он не обращал на неё внимания. Его больше вообще ничего не интересовало. Даже Королева, которая сама наведалась к нему, чтобы поторопить. Она посмотрела на него с презрением: «Грязная работа, Нефрит. Ты бы у Цоизита поучился…» Она ещё не привыкла обращаться к нему, как к подчинённому. Он был её первым любовником и её первой любовью. Берилл позволяла ему всё, её женская сентиментальность играла Повелителю Звёзд и женских сердец на руку: он опять остался безнаказанным. Он ведь выполнил её приказание, хотя и не так хорошо, как ей хотелось бы, и всего лишь опоздал на совет, где Лорды должны были предъявить результаты своей «работы».

Берилл промурлыкала что-то и прижалась к Нефриту сзади, подол её платья сразу же испачкался в крови, и она избавилась от платья. Но Генерал даже не обернулся – он освободился от оплетавших его рук и вышел из комнаты. Тело Принцессы Юпитера осталось лежать на полу. Берилл со злобой пнула его и, подобрав платье, телепортировалась.

Нефриту было плохо. А когда ему было плохо, он напивался, чтобы освободиться от мыслей. Частенько он просто уходил в запой, ожидая, пока воспоминания утратят свою свежесть и перестанут быть такими болезненно чёткими. Порой он просто ненавидел свою хорошую память.

Повелителю Звёзд редко бывало плохо: он был оптимистом по жизни и на большинство проблем смотрел как на стимул к самосовершенствованию, но были и вещи, которые надолго выбивали его из колеи. Нефрит очень переживал, если не был честным с собой, если предавал себя самого. Может быть, он и был немножко самовлюблённым, но именно благодаря верности собственным принципам он сохранил остатки морали. Если ему приходилось переступать через свои убеждения, то он ещё долго не находил себе места, беспокоясь о последствиях и стыдясь самого себя. Это ощущение вины перед самим собой Нефрит ненавидел, а потому предпочитал топить его а алкоголе – после нескольких проведённых в полузабытьи недель становилось ощутимо легче. Поэтому, покинув Королеву, Повелитель Звёзд пошёл в ближайший притон, где были самые дешёвые шлюхи и самое крепкое вино. Первым он на этот раз пренебрёг.

Гелиос поднялся с кресла и начал беспокойно ходить по комнате. Нефрит без движения сидел в соседнем кресле, положив руки на колени. Он выглядел опустошённым, словно душа покинула это тело и отправилась искать своё счастье и своё прощение в другие миры. Повинуясь внезапному порыву, беловолосый мальчик прижал голову Нефрита к груди и поцеловал его в лоб. «Сохрани в себе навсегда…человеческие чувства…» - прошептал он; слабо засветился его рог, и на Генерала-предателя снизошёл волшебный свет Золотого Кристалла. Светящаяся точка отразилась в синих глазах Повелителя Звёзд, поднявшего взгляд на мягкий, успокаивающий свет. «Пусть твои прекрасные мечты сбудутся…» - Гелиос улыбнулся и сжал плечо бывшего друга. Теперь они были по разные стороны баррикад. «Не уговаривай меня, Нефрит. Ты же видишь, что Золотой Кристалл не должен быть на службе зла…если он попадёт в руки Берилл, то потеряет всю свою силу. С Серебряным Кристаллом случится то же самое. Конечно, их мощь увеличит силу Королевы Тьмы многократно, но способность помогать людям они утратят. Ты же не хочешь увидеть свою Родину и Луну в руинах. Поэтому иди, и передай своей Госпоже, что я жду Жадеита завтра. Он тоже ничего не добьётся, но я хотел бы попрощаться со всеми вами. Потом я вернусь в Иллюзион и постараюсь узнать, как снова открыть его…Прощай, Нефрит. Я рад, что мы расстаёмся мирно…» - Гелиос пожал потрясённому Нефриту руку. Повелитель Звёзд низко поклонился Хранителю и вышел из комнаты. Гелиос, утомлённый, свернулся калачиком в кресле. Завтра он наконец-то сможет покинуть королевский Дворец…

Солнце ещё не встало, когда Жадеит неслышно вошёл в комнату Хранителя Золотого Кристалла. Гелиос ещё спал, и ему снился бескрайний зелёный луг, поросший белоснежными цветами. В траве отдыхали все четыре Лорда: Кунцит лежал неподвижно, что-то тихо шепча положившему голову ему на грудь Цоизиту, накручивающему на палец тоненькую прядку белоснежных волос своего любовника; Нефрит жевал травинку, Жадеит читал книгу, положив руку под голову. Все четверо, казалось, были счастливы. Где-то вдали Эндимион гонялся за ещё молоденькой Берилл, они смеялись и тоже казались счастливыми.

Гелиос стоял один, наблюдая за всей этой компанией. Ему было грустно, потому что никто не замечал его, никто не предложил ему даже сесть рядом. Таков был его долг – быть всегда одиноким. А потом он почувствовал на плече чью-то тёплую руку, от которой исходила сила. Он обернулся. Перед ним стояла сияющая Королева Луны, в её руках был Серебряный Кристалл. Она казалась величественной, почти Богиней. Гелиос упал на колени перед Королевой. Вот кому действительно стоило служить. «Ты не один, Гелиос. У тебя есть мечты людей. Они доверили тебе самое ценное, что у них было. Они в тебя верят, и ты в себя верь…» - сказала она, великодушно улыбаясь. Она наклонилась к нему и взяла за руку. А потом всё исчезло в ослепляющей вспышке света.

Гелиос резко сел на постели. Рядом сидел Жадеит и держал его за руку. «Нужно ли мне объяснять причину своего визита?» - короткий вопрос. Они всегда хорошо понимали друг друга, хотя часто их мнения расходились. Они в чём-то были похожи: одновременно и рядом с друзьями, и глубоко в себе. Только вот Жадеит казался порой каким-то озлобленным. Но с таким детством, как у него, это, наверное, было нормально. По той же причине у него были весьма экзотические вкусы. Но, в отличие от Цоизита, он пробовал не всё подряд, а только самое лучшее, самое красивое. Его вкус казался Гелиосу безукоризненным, но было в этом чутком восприятии красоты что-то нездоровое: Жадеит считал, что всё, что является красивым, должно принадлежать ему, а всё, чем он обладать не может, должно быть испорчено, должно утратить свою красоту.

О таких качествах Жадеита знал только Гелиос: только он, единственный во всём мире, мог видеть мечты людей. Только в своих мечтах Повелитель Иллюзий мог становиться самим собой – искалеченным жизнью ещё в раннем детстве угрюмым человеком, который выстрадал право иметь свои причуды. В жизни, даже когда рядом никого не было, Жадеит был холоден и сдержан, не позволяя себе ни одной непредусмотренной эмоции. Он был ненатурально-вежливым, слишком циничным и, казалось, абсолютно пустым. Его глаза никогда ничего не выражали. Ещё в раннем детстве его научили не плакать и не улыбаться, но он был к себе куда более жесток, чем любой из учителей. Он разучился смеяться и плакать даже в мечтах, эмоции в глубине его души постепенно вытеснялись рациональными и бесстрастными рассуждениями. Под напором слишком жестокого и бескомпромиссного ума умирало постепенно живое человеческое сердце, которое умело обливаться кровью. Жадеит жил в мире собственных иллюзий, в которых у него не было сердца. Он научился иллюзорно чувствовать – как машина, послушно выполняя команды собственного разума. Он научился не нуждаться в эмоциях.

Почему-то Гелиос находил в Жадеите родственную душу – оба были далеки от реальности: житель мечты и повелитель иллюзий. Обоим приходилось порой играть роли, совершенно им неподходящие. Оба обладали властью иной, чем все остальные Лорды – были способны управлять человеческими душами, остальные же могли только уничтожить или искалечить человеческое тело. Хранитель Золотого Кристалла знал, что проникнуть в защищённый хитро сплетёнными иллюзиями разум будет трудно, но он попытался, и упёрся вдруг в невидимый барьер. Лорд Иллюзий предвидел возможную психологическую атаку и закрыл путь в свой разум. «Сначала ты выслушаешь меня, - сказал он, опуская голову. Голос его был глух и печален, - Я мёрз…всю свою жизнь я ощущал повсюду неприятный холод. Я привык к нему, он стал частью меня. Я ощущал его как никогда сильно, когда ложился спать – среди подушек и простыней, под толстым и широким ватным одеялом, которого хватило бы на трёх человек, я лежал, свернувшись калачиком, и мёрз. Я кутался в одеяло и мёрз, даже когда спал не один. Неприятней всего для меня был холод человеческого тела и собственных пальцев. Мне неприятно было касаться себя, потому что каждое прикосновение вызывало дрожь. Меня передёргивало и скручивало от холода. И я стал носить бархатные перчатки.

Я не снимал их никогда, даже когда занимался любовью. Хотя, я редко делил с кем-либо своё ложе. Мне было легче мёрзнуть одному. Легче, чем смотреть на неприкрытого даже простынёй Цоизита, мучимого летней жарой…смотреть, высунувшись из-под одеяла. Его согревало пламя души, а в моей собственной душе была лишь пустота. Я мёрз…

Я любил книги…холод и сухость их чёрствых пожелтевших страниц. У меня есть уникальная коллекция книг, обёрнутых в человеческую кожу. Она нежней и приятней, чем кожа животных. От неё даже по прошествии многих лет пахнет мылом. Я люблю мыло и тёплые струи воды, ласкающие тело. Вода приносит мне тепло, но не в состоянии согреть полностью. Я подумал однажды, уже после того, как Берилл, подарив нам силу, сделала демонами…что, может быть, стоит попробовать обернуть книгу в кожу демона. У Цоизита такая мягкая, нежная кожа. Он пахнет цветами. А из его прекрасных волос можно сшить ткань. Может быть, она согреет меня. У него такие тёплые волосы… Мне нравится его красота, но даже ему не сравниться со мной. Есть та тонкая грань, разделяющая благородную утончённость и приторную женственность…так вот, он – приторный, слишком сладкий, вяжущий. Во мне ничего этого нет. Моя красота холодна как лёд, Моя кожа бела, но не как молоко, а как первый снег. Мои глаза – иссиня-чёрные, как самые глубины грозовых туч; когда я гневаюсь, в них бушует настоящий ураган. Но почти никто не видел меня в гневе. Титул Лорда Льда принадлежит Кунциту, но мне всё-таки кажется, что я гораздо больше подхожу под него. Кунцит любит…он умеет любить, и его сердце пылает страстью. Моя любовь иная. Я люблю красоту – человеческую красоту, красоту вещей, красоту природы. Я коллекционирую красивые вещи, и Цоизит – одна из них. Но Цоизит предпочёл играть в опасные игры, и я выбросил его из своей коллекции. Мне не нужны проблемы и ревность сильнейшего из Тёмных Лордов. Я циник, Гелиос. Все эмоции во мне давно умерли. Моя эмоциональная неполноценность причиняет мне боль, и, стремясь уйти от неё, я с головой погружаюсь в работу. Тогда я не чувствую себя таким одиноким, как в компании друзей…

Силы, данные мне Берилл, мало изменили меня. Она сказала, что ей есть чем занять меня, она знает, где я могу топить своё одиночество. Океан работы, кровавой и трудной. Она сказала, что я могу сделать из кожи своей супруги обложку для одной из своих книг. Она сказала, что сама соткёт из волос Принцессы Марса простыни…цвет волос Марс как раз подходит моим глазам. Видишь, Гелиос, что толкнуло меня на путь зла?.. Хотя, почему ты считаешь, что я творю зло, а ты – добро? Кто дал тебе право и умение различать их? Я не верю в добро и зло. У нас просто разные взгляды на жизнь, и, возможно, мы оба неправы. Видишь, как я лоялен? Я знаю, что иду не по той дороге. Мне хотелось бы в жизни чего-то другого. Мне всегда просто хотелось…согреться…»

Жадеит ослабил свою защиту, пропуская Гелиоса в свою душу.

Аура Лорда Жадеита была слабее, чем у остальных, поэтому найти его удалось не сразу. Он родился в северной части дальневосточного региона Земли, самого малонаселённого и малоизученного. На его третий день рождения в снежных степях господствовала безжалостная пурга. В тот день его отец не добрался до дома – стая волков напала на него в ста шагах от их убогого жилища. Мать нашла то, что осталось от мужа, утром. Жадеит отчётливо помнил окровавленный снег, обглоданные хищниками кости и так и не съеденный, растёкшийся по снегу некогда серый глаз, выцарапанный из глазницы ещё тогда, когда мужчина был жив.

Из семерых детей Жадеит был младшим, и мать мечтала продать его или свою младшую дочь купцам. Только так семья, оставшаяся без кормильца, могла бы выжить. Жадеита и его сестру продали проезжему господину, торговцу рабами. С детьми обращались просто чудовищно, и девочка замёрзла насмерть на четвёртый день пути. Трёхлетний Жадеит выжил, и работорговцы повезли его ещё дальше на восток, где жили люди невысокого роста с узкими глазами и желтоватой кожей. Они много давали за привезённых с запада златоволосых детей. На этот раз мальчику повезло: восточная красавица, дочь тогдашнего Командующего Дальневосточным Регионом, предложила за Жадеита больше, чем хозяин борделя. Так будущий королевский Генерал стал пажом генеральской дочки, и в один из визитов на восточную военную базу Его Величество заметил необычную ауру мальчика. Через месяц, после долгих исследований ауры Жадеита, королевский двор наконец-то принял решение признать мальчика одним из стражей будущего Принца Земли. Когда Жадеита отправили в Иллюзион, ему было пять лет, и он не понаслышке знал о различных ужасах жизни. Он, как никто другой, ценил покой Иллюзиона. Боясь того, что его снова продадут, обманув так же как мать, которая, прощаясь, говорила, что незнакомые дяди увозят его к папе, Жадеит не доверял никому.

Он часто видел один и тот же кошмар – как кто-то толкает его в вязкую жижу, которая, обволакивая его, застывает, лишает возможности двигаться. Он не может пошевелиться, не может вдохнуть воздуха и открыть глаза…он ничего не может. Страх абсолютного бессилия и бездвижности преследовал Жадеита долгими ночами, когда он дремал, закутавшись в одеяло. Он просыпался ночью с тихим выдохом, вскакивал с постели и шёл выпить воды. Реальность леденящей горло жидкости придавала ему духовных сил, и он возвращался в постель, а через несколько часов снова просыпался. Он избавился от кошмаров, только приобретя полную силу. Теперь, пользуясь способностями Лорда Иллюзий, он вообще не видел снов. Никаких. Засыпая, он проваливался в кромешную тьму, так похожую на ту, что окружала Королеву Берилл.

Вообще, Берилл никогда ему не нравилась – ни как женщина, ни как правительница. Он вообще считал, что женщинам у власти не место. Жадеит совсем не любил женщин, ни живых, ни мёртвых. Мужчин, к слову, тоже. Да и вообще он никого не любил, кроме себя и окружавшей его коллекции безупречно красивых вещей. Да и то, эти вещи он любил только потому, что они ему принадлежали. Перестав быть обладателем чего-либо, он терял к этой вещи всякий интерес. В нём даже просыпалось желание навредить: вещь, не принадлежащая ему более, должна перестать быть красивой. Слуги, которых он проигрывал, бывало, в карты или в поединках, уходили от него калеками и уродами. Экзекуцией он занимался самолично.

Бывало, он делал это перед сном, а потом возвращался в свою спальню и становился перед зеркалом. Его одежды были испачканы кровью жертвы, и оттого он ощущал себя грязным. Жадеит был очень гибок; легко поведя плечами, он избавлялся от мешковатой рубахи, она соскальзывала с него и падала на пол. Брюки падали за ней следом. Отшвырнув ногой противную одежду, Жадеит начинал вертеться перед зеркалом. Цоизит любил делать точно так же, но не с тем, чтобы в очередной раз убедиться в собственной идеальности, а, напротив, чтобы найти хоть какой-нибудь недостаток – выбившийся из причёски локон, царапинку на щеке, выпавшую ресницу. Жадеит же просто любовался, не находя в себе изъянов. Ему нравились собственные плечи – просто до безумия, он любил втирать в них масло, любуясь тем, как матовая бледная кожа начинает поблескивать. Масло стекало тоненькими струйками на грудь и спину, спускалось к бедрам, капало на пол. Свет отражался в густых прозрачных полосках, и Жадеит казался сам себе полосатым и каким-то необыкновенным. По комнате разносился пряный запах этого масла, лаская ноздри и утомлённый ум. Жадеита клонило в сон. Он бросал на себя последний взгляд и понимал, что не может уже оторваться. И он снова начинал любоваться собственным телом.

Казалось, что на его теле совсем нет волос – так бледны были светлые, почти пепельные кудряшки. Это тело казалось таким хрупким на вид, почти невесомым и прозрачным в блеске свечей, но такой чарующей силой от него веяло, что Жадеит сам попал под свои иллюзорные чары. На самом деле он обычный мальчишка, просто тени на него выгодно ложатся, подчёркивая лучшее и скрывая то, что нужно скрыть – на ярком свету, словно выделенные, были две крошечные родинки на груди, и скрыт дрожащей тенью от пламени был шрам на бедре, о происхождении которого Жадеит не помнил. Возможно, он получил его тогда, когда очередной из конюхов генеральской дочери положил глаз на её маленького пажа. Как он уберёгся от насилия, такой маленький и слабый, Жадеит и сам не знал. Возможно, госпожа приказала под страхом смерти не трогать большеглазого северного мальчишку. Припугнуть, но не трогать. Но она зря так поступила: ничего не сделавших, но всё же столь отвратительных грязных потных рук Жадеит никогда не забудет. Он до сих пор недолюбливал грубых воинов и исполняющих чёрную работу слуг. Даже его личная охрана состояла их хрупких юношей, каждого из которых Жадеит мог бы победить в честном бою. На парадах и в войсках он не бывал никогда. Даже на очередном смотре он ставил свою палатку подальше от лагеря и практически не выходил из неё, занимаясь больше стратегией войны, нежели непосредственно её ведением, тогда как Нефрит, например, часто оставался ночевать с воинами, за ночь умудряясь проигрывать всё, что у него с собой было – вплоть до одежды. А потом, почти что пьяный, заваливался к Жадеиту и просил у него запасной китель. У них был практически одинаковый размер одежды – разве что, Жадеит был чуть миниатюрней. Но он любил мешковатые вещи, в которых ощущал себя уютно. Поэтому его кителя даже лучше сидели на Нефрите, чем на нём самом, что выводило Повелителя Иллюзий из себя. С Нефритом он вообще всегда был очень холоден, но тот почему-то всегда шёл за помощью именно к нему. Возможно, потому, что Цоизит его недолюбливал ещё с раннего детства, когда Повелитель Звёзд отбирал у ребёнка игрушки и прятал их; а Кунцит никогда ничем ни с кем, кроме своей маленькой рыженькой слабости, не делился – ему он мог отдать всё, даже свою жизнь.

Жадеит не знал, почему Цоизит выбрал именно его, такого равнодушного, такого холодного, а не сгорающего от страсти Лорда Кунцита. И никого из двора, также сходившего с ума по вечному мальчику с опытом взрослого мужчины. Может, на нём рыжий демонёнок тоже продолжал набираться опыта? Может, он хотел разжечь огонь в каменном сердце, поработить холодный расчётливый ум? Но Жадеит не поддался – он сплёл сеть хитрых иллюзий, запутал в ней своего прекрасного любовника и разгадал его, как разгадывал многих. И зря ходили слухи, что Лорд Иллюзий до сих пор девственник – он просто умел выбирать, и он выбирал. Тщательно, долго. Он не любил непродолжительных, несерьёзных связей, равно как и несерьёзных людей. Но, сделав ставку на великий актёрский талант Цоизита, он проиграл: Лорд Огня был слишком расчётлив, чтобы не пойти на штурм титула Первого Лорда.

К Принцессе Марса Жадеит присматривался долго, он выбирал её, испытывал, проверял. Да, она была красива, но пустышка Венера и дура Серенити были красивы тоже. Она была верна, как и все сейлор-воины. Она была страстной, как Нефрит, в противоположность лорду Иллюзий. Она сияла как звезда, она была готова умереть за свои идеи или за данное слово. Она была ответственна перед своими Богами. И Жадеит выбрал её, хотя, в принципе, не горел желанием жениться. Рей не была ему нужна, он не был нужен ей. Он дал ей свободу и смотрел на её измены сквозь пальцы. Он видел, что она была влюблена в Нефрита. Он видел, что она предвидит судьбу и уже заранее его ненавидит. Когда он получил приказание убить Рей, то даже не был удивлён: он понял, что от сейлор-воительниц придётся избавиться, ещё тогда, когда получил от Берилл предложение присоединиться к ней.

Жадеит был практичен: он никого не убивал просто так: органы он продавал врачам, которые делали различные операции по их пересадке, кожу пускал на обложки для книг, волосы – на ткани. Рей ждала такая же участь. Перед тем, как бросить её в воду, он обрезал ей волосы. А ещё раньше он поймал её за разговором с Сейлор Уран. Марс не умоляла о помощи. Она знала о его планах и даже успела перевоплотиться и атаковать, хотя была слишком слаба, чтобы победить. Жадеиту это не понравилось и он осуществил казнь раньше, чем планировал. И он первым отнёс мёртвое тело Берилл. Та и не ожидала от него коварства, как от Цоизита, и понимала, что кожу и внутренности тела марсианки она навряд ли увидит. Она не ругала своего Четвёртого Лорда. Как и обычно, тот был очень и очень предсказуем. В отличие от Кунцита и Цоизита, он не брезговал испачкать руки – Жадеит был трудоголиком, грязная работа была ему привычна, и своей руке он доверял больше, чем чьей-либо ещё. И он утопил свою жену – быстро, сразу, не мучая и не унижая её. А тело отдал слугам, чтобы они разделали его. Останки Лорд Иллюзий добросовестно разложил в подобии стеклянного гроба и преподнёс Берилл. Он пришёл первым, и ему довелось увидеть, как его госпожа уничтожает внешних воинов – по одиночке. И Жадеит уяснил для себя в тот момент – сейлор-воины должны сражаться вместе, чтобы победить. Они должны верить друг другу, объединять свои усилия, иметь один долг на всех. И они должны привыкнуть к тому, чтобы умирать постоянно. Их сила в единстве, а поодиночке эти самоуверенные девчонки – никто, так же, как и без своей принцессы. А принцесса Серенити жила себе в своём лунном дворце и ни о чём не подозревала. Берилл писала ей письма от имени Эндимиона, где заверяла несчастную дурочку в том, что восстание на Земле скоро будет подавлено, Эндимион взойдёт на трон и возьмёт её в жёны. Порой Королева Тьмы давала почитать Эндимиону ответы наивной Серенити. Жадеит слышал даже, что она довела Принца до рукоприкладства. Синяком на скуле Берилл чуть ли не хвалилась – видать, не всегда ей хотелось быть сильной женщиной, или же у неё был мазохистский принцип «бьёт, значит любит». В любом случае, Жадеит не собирался принимать ничью сторону – хоть он и служил Берилл, её методы ему решительно не нравились. Его любимые цари жили только в исторических книгах. А история, как известно, умалчивает большинство неприятных фактов из жизни великих людей.

Берилл отпустила трёх лордов, а к Нефриту отправилась сама. На выходе Цоизит с Кунцитом вдруг отстали, а когда Жадеит заметил это и вернулся, то увидел – Первый Лорд прижал рыженького красавчика к стенке, по-хозяйски положив большую сильную ладонь на бедро Цоизита, и что-то говорил ему. Тот улыбался, распахнув огромные зелёные глазищи. «Переигрывает!» - усмехнулся Повелитель Иллюзий, запирая свои чувства глубоко в себе – он успеет в полной мере ощутить их дома. А пока – только злобный взгляд Кунциту в спину. Тот почувствует. Жадеит презрительно хмыкнул и исчез.

Отчего-то ему было мерзко и гадко, он ощутил приступ жадности, словно видел, что кто-то пользуется его имуществом, и не мог ничего поделать. Так оно, в принципе, и было – Цоизита он уже считал своим имуществом. Всегда Жадеит берёг его, как берегут статуэтку из самого тонкого фарфора; нежничал с ним, словно зеленоглазый мальчишка был сентиментальной девушкой; подыгрывал, как мог, хотя ни одному актёрскому приёму Цоизита уже не удивлялся. Но он другого хотел от Лорда Огня – слёз в огромных зелёных глазах, расцарапанной кожи; крови, стекающей вниз по бёдрам. Жадеит был немного садистом, но на жестокое обращение со своим имуществом он решиться не мог. А вот когда оно тебе уже не принадлежит – другое дело.

Повелитель Иллюзий ходил по комнате, заложив руки за спину. Лицо его было равнодушно, речь – размеренна, но слова его выдавали истинные переживания, хоть и были сказаны безо всякой интонации. «Маленький, несносный мальчишка. Хитрюга. Метит на место Первого Лорда! Как он мог променять меня на этого грубого уродца?! Меня!.. На него!.. – резкий разворот, откинутый со лба золотистый локон, - Но я покажу ему, что значит истинная страсть, я покажу ему истинную власть иллюзий. Я больше не пожалею его, я воспользуюсь им, я сломаю его! Как он посмел предпочесть мне Кунцита?! Хотя, оба они похожи: ради своей цели пойдут на любые унижения, на любую ложь. Но никто из них не умеет мстить так, как я…»

Всю ночь он не смыкал глаз, бродя по комнате. В голове его возникали приблизительные картины этой слишком короткой для Кунцита и Цоизита ночи. Ему же самому казалось, что время остановилось: он пересёк свою просторную спальню уже более, чем в трёхтысячный раз, а солнце ещё и не думало подниматься. Наконец бледный свет разлился над горизонтом. Солнцу предстояло показаться через какие-нибудь полчаса, и тогда Жадеит начал плести своё заклинание. Это было самое сложное, что он когда-либо делал: руки метались из стороны в сторону, пальцы чертили невидимые нити паутины иллюзий. Лорд ощущал себя огромным пауком, вьющим мост из паутины между собой и своим партнёром, которого он намеревался, подобно чёрной вдове, съесть после спаривания. Тонкий тоннель достиг спальни Кунцита в ту секунду, когда крошечный кусочек солнца впервые робко выглянул из-за горизонта. И Лорд Огня, будучи оплетённым тугими бесцветными нитями, исчез. Исчез из своего замка и Жадеит.

Яркая вспышка – и мир застыл. Сейлор Плутон уже не сможет убить его, зря почитаемого за самого слабого Лорда, за такую вольность: он сам видел, как Берилл уничтожила её, буквально выбив из хранительницы времени дух. Не зря Жадеит так много времени провёл в библиотеках, тогда как другие Генералы практиковались в магии или вовсе развлекались. Есть заклинания, которые используются раз в жизни, и практика их опасна. Будь Плутон жива, он и не рискнул бы применить это заклинание, а так Бог Хронос навряд ли обратит внимание на такие мелочи: остановить время пытаются и для других целей, куда более общественно опасных, нежели изнасилование рыжего парнишки. Вот тогда Бог вмешается. История знала только один случай явления Хроноса – однажды королева Солнца пожелала остановить время, когда в битве самый дорогой ей человек оказался в опасности. Она успела только отвести от этого человека оружие врага, а потом божья кара постигла её вместе со всем воинством. Они все просто исчезли, вместе с королевой, которая держала на руках человека, которого она такой дорогой ценой спасла – только чтобы умереть вместе. Имени спасённого или спасённой Жадеиту из книг узнать не удалось, но он сам догадывался, что то была сейлор-воительница Земли, напарница королевы Солнца. И за великой историей любви и самопожертвования он видел лишь холодный расчёт: чтобы возродиться вместе в следующей жизни, сейлор-воины и умереть должны вместе, иначе поиск отнимет у них много драгоценного времени. Эти два великих воина обладали величайшей силой только объединившись; каждая из них обладала половиной великого магического жезла, и, соединяя эти половины в битве, они получали могущественнейший артефакт, способный управлять жизнью и смертью. Поговаривали, что эти двое могли в некоторых своих возрождениях принимать мужское обличье, сохраняя его даже при перевоплощении, и что Сейлор Сатурн – плод любви воительниц Земли и Солнца, а потому она непредвиденно оказалась наделена могуществом, слишком тяжким для неё. Во всех своих воплощениях Сатурн была воином-изгоем и всегда умирала, не достигнув даже возраста шестнадцати лет. Облик галактики менялся, шли войны, умирали за мир или за вечную войну самые разные воители, планеты обращались в пепел, но неизменной оставалась лишь власть божественной Лунной Королевы, которая уже несколько раз рожала свою непутёвую Принцессу Серенити, раз за разом умиравшую вместе со своим возлюбленным Эндимионом, так же каждый раз рождавшимся на Земле, но уже у совершенно разных царей. В мире сейлоров не происходило никакой эволюции: новые воины не появлялись, власть в Солнечной Системе неизменно принадлежала Лунной Королеве и её Серебряному Кристаллу, ни одна война так и не была выиграна или проиграна. Казалось, Вселенная погружена в вечный хаос. Порой Жадеит ловил себя на мысли, что он всё отдаст хоть за какой-то прогресс. В отличие от его теперь уже бывшего господина, Повелитель Иллюзий проживал свою первую жизнь и не хотел, чтобы вторая была точно такой же. Они были тем малым движением вперёд – не сейлорами, но простыми воителями, обладающими магией, превосходящей магию нынешних воинов планет, - появившимися недавно. Если они хоть на самую малость столкнут своё огромное колесо с места, в следующей жизни каждый воин возродится уже сильнее, чем он был раньше. И Жадеит свято верил в то, что должно действовать и нарушать законы мира ради самой жизни, ради того, чтобы поток её становился сильней и стремительней. И он был уверен – сплетённое им заклинание, вне зависимости от того, на что оно было направлено, вызовет сбой. Он был готов даже принять кару, но увидел лишь две бледные тени на полу и узнал чёткие очертания матросок. Две уже однажды пострадавшие воительницы посмотрели на него своими невидимыми глазами и ушли, оставив его выполнять свой план.

Жадеит посмотрел на лежащее в пустоте под ним тело Цоизита, пока ещё мирно спящего, и превратил окружавшее их пространство иллюзий в подобие сарая. Под младшим Лордом затрещала жёсткая солома, запястья его обхватила какая-то грязная тряпка и привязала к деревянному столбу. Рядом, отгороженные плетёной решёткой, захрапели кони. Жадеит пнул Цоизита под рёбра, и тот от боли подскочил на месте, потеряв мигом то сонное выражение лица, которое было ему по утрам так свойственно. Взгляд ярких зелёных глаз был исполнен ужаса: Лорд Огня не понимал, что происходит; не понимал, как мог оказаться вместо тёплой спальни Первого Лорда в каком-то сарае, да ещё и с Жадеитом рядом.

Лорд Иллюзий извлёк из-за своего широкого инкрустированного рубинами пояса кнут и взмахнул им; три острых шипа, крепящихся на кожаных бечёвках, со свистом рассекли воздух. Думая, видимо, что всё ещё спит, Цоизит даже не вздрогнул. Но ещё один взмах рассёк ему кожу на запястье, и глубокий, сочащийся кровью порез заставил Лорда Огня побелеть от ужаса. Связанные руки не давали ему даже зажать рану и магией остановить кровотечение; он вынужден был наблюдать, как окрашиваются стремительно прутья алой кровью и становится влажным и приобретает своеобразный запах свежее сено.

На рукояти кнута, с другой её стороны, оказался покрытый острыми шипами металлический шар. Им Жадеит замахнулся и, зацепив рубашку своей жертвы, содрал её, исцарапав заодно белоснежную кожу на груди Цоизита. Тот взвизгнул и задёргался: кажется, осознание реальности происходящего пришло к нему только что. Жадеит заметил, что рассёк случайно своему любовнику сосок. Это воодушевило его: восхитительно-бледные, соски Цоизита всегда нравились Повелителю Иллюзий. Он любил, когда зеленоглазый Лорд вдевал в них золотые колечки, ещё больше подчёркивая бледность своей кожи, которая была светлей золота. Теперь уничтожить эту бледность, залить её кровью Жадеиту хотелось не меньше, чем овладеть этим беспомощным телом. Цоизит был беззащитен: вся магия этого места подчинялась только Повелителю Иллюзий.

Больше одежды на Повелителе Огня не осталось: он любил спать в одной рубашке, а чаще, особенно после занятий любовью, и вовсе без всего. Фигурка, распластавшаяся на колючем сене перед Жадеитом, испуганно сжалась: рыженький Лорд понял, что с ним собираются сделать. Но, поколебавшись, он решил не противиться и приподнял бёдра, приглашая. Жадеит резко опустился рядом с ним и резко закинул себе на левое плечо обе стройные ножки своего любовника, повернув его слегка набок. Ему открылся потрясающий вид на попку Цоизита, но тут Жадеита ждало разочарование: тот был полон спермы Кунцита, и грубый секс безо всякой смазки стал невозможен. Но Повелитель Иллюзий всё равно по-быстрому удовлетворил своё желание и наконец смог приступить к куда более жестокой части своего плана.

Перекинув Цоизита, который понял уже, что лучше молчать и не сопротивляться, через плетень, он достал флакончик с какой-то жидкостью и вылил её на ягодицы Цоизита. Тот всё ещё не понимал, что его ждёт. Внезапно, позади раздалось ржание – это один из коней пришёл на запах кобылы, которым и пахла вылитая на Цоизита жидкость. Когда Цоизит ощутил влажной кожей горячее лошадиное дыхание, он издал такой визг, что конь отскочил назад, а Жадеит зажал руками уши. Рыжий Лорд забился, пытаясь сорваться с плетня, чтобы конь не смог причинить ему вреда, но всё было тщетно: руки юноши всё ещё были крепко привязаны к столбу, и он не мог упасть назад; для того же, чтобы подтянуться на руках вперёд, ему просто не хватало сил. От трения о плетень кожа у Цоизита на животе покраснела и из мелких царапин начала течь кровь. Теперь, когда от этой крови плетень стал скользким, Цоизит наконец-то смог бы хоть как-то сдвинуться, но Жадеит вовремя заметил это и движением руки лишил младшего Генерала возможности двигаться. Визг его всё ещё отпугивал животное, и потому Жадеит лишил Цоизита ненадолго голоса; за эти несколько секунд конь подошёл ближе и ещё раз принюхался. На огромные от страха зелёные глаза Цоизита навернулись слёзы. Он знал, что не умрёт и не получит тяжких увечий – Жадеит остановит кровотечение и залечит раны, и останется только странное тепло и приятное покалывание; но сам процесс принесёт страшную боль.

Плетень был как раз самой нужной длины – сотворённый Жадеитом конь, подчиняясь его командам, перешагнул передними ногами через оградку и оказался прямо над Цоизитом, который ощутил бедром случайное прикосновение конского члена, размеры которого превышали размеры всего, что Цоизиту доводилось ранее принимать в себя. Передние копыта опустились на небольшое возвышение, поэтому спина Цоизита была освобождена от давления конского пуза; оно угрожающе нависло над ним, прогнувшимся настолько, насколько было возможно. Рыжие волосы стелились по сену и казались непривычно яркими на бледной желтизне колючей сухой травы. Конь, ведомый волей Мага Иллюзий, приготовился ввести свой член в сжавшееся отверстие. Как бы ни были точны расчёты Жадеита по поводу самого подходящего размера, который нанёс бы умеренный ущерб, Цоизит мог просто умереть от болевого шока. Жадеит приказал коню начинать; и в самый момент проникновения к Лорду Огня вернулись голос и способность двигаться.

Дикий вопль вырвался из его глотки; голос был моментально сорван, и Цоизиту оставалось только тяжело хрипеть. Он почувствовал, как по внутренней стороне бёдер течёт что-то горячее. Кровь. Жадеит посчитал, что ещё рано её останавливать: и действительно, конь никак не мог протиснуться в узкое анальное отверстие рыжеволосого Лорда до конца, тем более, что тот усиленно сопротивлялся. Говорят, что ужас безысходности придаёт человеку сил: и действительно, исторгая из груди всхлипы и хрип, Цоизит напряг всю силу, что была в его худеньких ручках, и стремительно сполз вперёд, по плетню и на устилавшее пол сено, снимаясь осторожно с конского члена. Изнасилование не состоялось. Жадеит никак не показал своей ярости, лишь стиснул рукоятку плети, пока не перестал чувствовать пальцев.

Цоизит беспомощно лежал на полу, глотая слёзы и шмыгая носом. И беззвучно шептал: «За что?»

«Я не понимаю…» - едва ли схожий с человеческим языком хрип и молчание

«Я не привык делиться…» - тихий смешок. Шуршание в стоге сена. Месть Жадеита была ещё не кончена.

Из стога появились крысы. Грязные, большие. Голос не слушался, а боль в разорванном анусе была слишком сильна, чтобы подняться, и Цоизит мог только покорно ждать своей участи. «Подумай, что останется от твоей красоты…» - презрительный голос мучителя где-то высоко, словно бы в самом небе. Мир завертелся у рыжеволосого юноши перед глазами; он практически не видел, как крысы набросились на коня и обглодали его за считанные секунды – с тихим хрустом на сено упал белоснежный скелет. А потом крысы тихо посеменили к самому Цоизиту. Тот лежал, не двигаясь, словно бы погрузившись в себя. «Сосредоточься на боли в заднице. Не думай о крысах, не думай, не думай…» - шептал он, осознавая в полной мере собственную беспомощность. Вдруг зеркало возникло перед Цоизитом, и в нём он ясно увидел своё бледное, без кровинки, лицо и обнажённый торс, расцарапанный и залитый кровью, и рассечённый сосок, и спешащих к долгожданной добыче крыс, морды которых были уже перемазаны в лошадиной крови, и ему подумалось, что хуже уже ничего быть не может.

Крысы отчего-то взлетели в воздух и упали на него, вцепившись сразу в тело и лицо Цоизита своими острыми зубками и коготками. Он уже практически не чувствовал боли, находясь в полуобморочном состоянии, и уже ничего не видел – крысы облепили его, закрывая обзор. Но вдруг они исчезли, и юноша увидел себя в зеркале. Жадеит взмахнул резко руками, говоря что-то, но Цоизит не обратил на это внимания – собственное отражение приковало к себе его взгляд. Он вытаращил глаза так, что Повелителю иллюзий показалось, что они сейчас вылезут из орбит и лопнут. «Нет, это не могу быть я… - прошептал рыжеволосый юноша, протянув вперёд руку, - это зеркало лжёт…» Но он вдруг увидел эту самую свою руку, полностью лишённую кожи и хранящую на себе следы маленьких крысиных зубов. Крик родился в его сорванном горле и умер на губах, вырвавшись лишь резким выдохом. Жадеит закончил говорить, и всё вдруг кануло во тьму.

Перед Цоизитом была знакомая стена спальни Кунцита, всё тело после тщательного ощупывания оказалось цело, только вот голоса не было, да на соске был шрам; саднил анус. Лорд Кунцит мирно спал рядом, его тихое дыхание возвращало младшему Лорду ощущение реальности.

Гелиос осторожно покинул сознание Жадеита. Тот сидел рядом, запрокинув голову, на его лице читалось умиротворение. «Я давно хотел показать кому-то всё…Теперь ты знаешь, Гелиос, что произошло, пока ты находился в этом дворце. Теперь ты совсем уже разочаровался в нас, твоих бывших друзьях, а я наверняка шокировал тебя больше всех» - сказал Повелитель Иллюзий, кладя ногу на ногу и с лёгкой улыбкой рассматривая беловолосого мальчика

- Напротив, мне жаль тебя. Мне жаль всех вас. Отчего у вас, сильных воинов, оказалось меньше отваги и твёрдости, чем у меня? Я ведь тоже многое пережил, я тоже мог бы предать нашего принца, а у меня, поверь, были на то причины большие, чем у вас. Зачем вы оставили меня одного исполнять некогда наш общий долг? Разве ваши поступки достойны тех, кем вы всегда пытались являться? Как жаль, что я не сразу понял, что это были только попытки: вас выбрали зря. Мне казалось, я всё разрушил, непроизвольно закрыв Иллюзион, но, оказалось, вы поступили хуже. У меня можно отнять всё, даже Золотой Кристалл, но не мою преданность. А за вас мне стыдно, королевские Генералы. Вместо того, чтобы защищать Принца, вы заточили его во дворце и заставляете его лгать возлюбленной! – воскликнул Гелиос, рывком поднимаясь

- Не горячись. Сила в рассудке, а не в эмоциях. Я думал долго и решил: во имя прогресса нашей Вселенной я позволю вам с Принцем бежать. Вы отправитесь на Луну и сообщите обо всём Лунной Королеве. Мы объявляем войну. Для того, чтобы эволюционировать, мы должны свергнуть Королеву Белой Луны! Иди, Гелиос, тебе никто не помешает. Я подсыпал снотворное в вино, которое подавали за ужином. А сейчас я вынужден тебя оставить. Помни, Гелиос: я сделал то, что сделал, только ради себя.

И Жадеит вышел из комнаты, неслышно прикрыв за собой дверь. Пока затихали его шаги, Гелиос обдумывал всё, что было увидено и сказано, а потом выбежал из своей комнаты, из которой он уже давно не выходил, и помчался к покоям Принца.

Ещё через несколько минут уже никто не смог бы различить удаляющуюся в небо белоснежную точку – пегаса с юношей на спине.

Уже неделю Гелиос и Эндимион жили в Серебряном Тысячелетии. Не происходило абсолютно ничего: только маршировала за окнами армия, готовясь к войне. Воинство Лунного Королевства было немногочисленно: основная ставка делалась на Серебряный Кристалл, а не на человеческий фактор. Отношения между Серенити и Эндимионом развивались бурно и стремительно, и Гелиос с удовольствием замечал, что стал видеться с Принцем гораздо реже, и потому был избавлен от постоянного ощущения стыда и страха. Он часто видел Королеву, но не решался подойти. Она обычно сидела на качелях в саду, читая, и казалась при этом совершенно обычной женщиной, мудрой и справедливой, но уж никак не Богиней. Гелиос порой задумывался о том, что она, должно быть, устала от своей власти, что Серебряный Кристалл у самого сердца не придавал сил, а, напротив, отнимал их. «Я предвижу свой крах…» - сказала она однажды сама себе, думая, что никто не слышит.

Для деревьев Луны наступила осень: облетали листья, усыпая золотом дорожки королевского сада. Эндимион и Серенити часто прогуливались там, держась за руки, и целовались под тёмно-сизыми ночными облаками, которые гуляли под воздухонепроницаемым куполом. Купол этот также поддерживался Серебряным Кристаллом. Благодаря этому куполу на Луне стала возможна жизнь.

Обычно спокойное королевство готовилось к войне; листья с главной площади теперь каждый день сметали, чтоб удобней было маршировать тренирующимся войскам. Жизнь тем временем шла своим чередом, один день сменял другой, всё пышней расцветали цветы любви Серенити и Эндимиона. Гелиосу казалось, что принц остепенился и повзрослел. Мальчишка, который ещё вчера думал только о том, как затащить Лунную Принцессу в постель, сбирался теперь жениться. Казалось, его совсем не волновало то, что Королева никогда не позволила бы их свадьбе состояться. С Гелиосом же он вёл себя так, словно ничего не случилось: ни насмешки не было в глазах Эндимиона, ни вины, и это ранило Гелиоса: «Неужели я так мало для него значу?»

Земляне атаковали внезапно, когда на Луне было раннее утро и все ещё спали. Коварная Берилл не имела обыкновения предупреждать врага о том, когда она собирается начать сражение, и поэтому лунное воинство было не готово принимать бой: враги ворвались в столицу, убивая мирных жителей прямо на улицах города, никто не мог помешать им. Воины вываливались, сонные, из своих казарм и умирали тут же. Гелиос проснулся от шума и криков, выглянул в окно и увидел царящий там хаос. Волны из человеческих тел плескались на площади, и их теснил крошечный, но стройный клин царской стражи. По блеску доспехов Гелиос определил, что Эндимион ведёт их; сердце отчего-то болезненно сжалось. Почему Хранитель Золотого Кристалла не воин, а всего лишь маленький беззащитный мальчик, сил которого едва ли хватит на то, чтобы взмахнуть мечом? Почему он не может защитить своего господина в битве?

- Он всё равно падёт, дорогая. Нам этому не помешать.

- Но мы можем не дать никому из них победить. Что изменится, если в Солнечной Системе вместо Белой Королевы воцарится Тёмная? Как сказал тот блондинистый паренёк, главное – это прогресс. Какая разница, под чьим началом тебе придётся воевать, если ты всё равно получишь большие силы?

- Он бы обиделся, если бы узнал, что ты назвала его пареньком…

- Но так и есть: он живёт всего лишь первую свою жизнь, а мы…о, похоже что я сбилась со счёта!

- А, знаешь, ты ведь права! Соединим же руки, дорогая! Сейлор-воины ещё сослужат свою службу Серебряному тысячелетию…

Гелиос заметил и почувствовал этих двух сразу же: на тонюсеньком шпиле башни умещались странным образом две светящиеся фигуры; каждая держала в вытянутой руке половину жезла. Резко вскинуты были эти руки, и жезлы соединились с оглушающим скрипом. Заклинание ужасающей мощи зазвенело, исторгнутое из уст великих воительниц, и обрушилось на город, заставляя людей падать, почувствовав вдруг небывалую тяжесть. Гелиос тоже упал.

В лившемся с небес потоке света снизошли на площадь сейлор-воины: Плутон, Нептун, Уран, Сатурн, Юпитер, Марс, Венера, Меркурий. Они опустились грациозно на каменную мостовую и встали в свои любимые боевые стойки, готовые служить Королеве. Воины всё ещё лежали, не в силах встать; этим-то и воспользовалась Берилл. Вскочив первой, она обнажила свой меч и атаковала только-только поднимающегося Эндимиона. Её злобный смех придал сил её воинству. Плутон, принявшая на себя атаку лучников, погибла первой. Её тела за торчащими из него стрелами было не разглядеть. Затем погиб Эндимион на руках у своей возлюбленной Серенити, которая, вопреки приказу матери, выбежала из дворца. Уран и Нептун умирали вместе долго: каждая была ранена отравленным дротиком. Умирали медленно и израненные мечами пехотинцев внутренние воительницы.

Серенити безутешно рыдала над телом возлюбленного, пока не ощутила на плече тёплую и сильную руку. Оглянувшись, она увидела двух незнакомых, облачённых в нестерпимо яркий свет, не позволявший увидеть матросок, женщин. Та, что положила Серенити на плечо руку, была высока, статна и царственна; волнистые волосы её цвета чистейшего золота спускались почти до пят; яркие оранжевые глаза улыбались, но в то же время хранили след печали. «Мы дадим ей совет?» - спросила она свою подругу. «Да, дорогая…» - был ей ответ. Серенити посмотрела на вторую залитую светом женщину. Она была пониже ростом, посильней и пошире в плечах, не утеряв при этом женственности фигуры. Волосы её были цвета пепла, длиною до плеч, а глаза были цвета зрелой травы. Она выглядела куда более серьёзной и мужественной, нежели её златовласая спутница. «Воительницы Земли и Солнца» - поняла Серенити.

«Запомни правило перерождения, Лунная Принцесса! Чтобы возродиться рядом с теми, кто дорог тебе, ты должна умереть вместе с ними, - заговорила златовласая воительница Солнца, - Минуты при этом равны годам. Погибнув через три минуты после возлюбленного, ты родишься в следующей жизни тремя годами позже. Поэтому не медли, Лунная Принцесса…» И обе исчезли во вспышке света. Юная Серенити потянулась к мечу Эндимиона, и, поднявшись на колени, пала на манящее острие. Оно рассекло ей грудь насквозь и тело в залитом кровью белом платьице повалилось набок.

«Вот и всё…» - прошептала Королева Луны, созерцая с балкона смерть своих воинов. Она сжимала в руке Серебряный Кристалл, насыщая его ещё и своей великой силой. «Ты не одна, Королева!» - тоненький голосок позади. Израненная Сейлор Сатурн, с трудом удерживая на весу обагрённую кровью косу смерти, неслышно подошла сзади. «Мы объединим свои силы, Госпожа; все погибнут и возродятся вновь, кроме вас. Готовы ли вы?» - спросила Сатурн и получила кивок в ответ. Королева воздела руки, меж которыми засиял нестерпимо Серебряный Кристалл. Подняла косу смерти хрупенькая Сатурн.

Гелиос понял, что сейчас будет, и не стал ждать, пока его также сметёт волной света. Он рванул в Иллюзион как раз в тот момент, когда был почти ослеплён. Он не видел, как Земля с Луной вспыхнули, будто угольки, и вернулись к первозданному своему виду. Он не видел, как отправились дрейфовать по пространству меж планетой и спутником ведомые иссякающими силами Королевы капсулы с телами воинов, Луны и Артемиса. И он даже не пожалел о том, что не увидел этого: то, как встретил его Иллюзион, шокировало слишком сильно, чтобы думать ещё о чём-то.

Всё было в пыли и паутине, живые существа обратились в песочные статуи, летучие цирковые шатры зависли в пасмурном небе. Это было жуткое зрелище; у Гелиоса подкосились ноги, и он рухнул на колени в сухую землю, поднимая облачко серой пыли.

«Нет, нет, нет! Никогда не сомневайся в силе чистой мечты! Нет, нет, нет! Никогда не сомневайся в мечтах детей…в мечтах детей…в мечтах детей!» - раздался голос, заполнивший, казалось, всё вокруг. И прекрасная женщина со страшными глазами спустилась к Гелиосу…так он попал в плен к Нехелении, которая в его отсутствие захватила Иллюзион. Она-то думала, что люди бежали от неё; на самом же деле когда она пришла, в Иллюзионе уже никого не было. Невольно Гелиос, лишив людей мира мечты, спас их от Нехелении, зато сам оказался полностью в её власти. Время там, где она связала его паутиной посреди своего тронного зала, текло иначе, чем на Земле. Гелиосу казалось, он провёл там целую вечность в одиночестве. Паутина стягивала и резала запястья, сон сменял бодрствование практически незаметно. Летело время, так мучительно медленно и одновременно так пугающе быстро. Он мучался от безделья и бессилия, и от безысходности, и от окружающей его темноты. А потом он увидел свет, и он пошёл на этот свет…

Война с Нехеленией, как показалось Гелиосу, пролетела быстро. Эмоции бурлили в нём на протяжении всего этого времени, его словно бы вытащили из тьмы на свет, и ему пришлось познавать мир заново, с самого начала: слишком многое изменилось с тех пор, как пали Серебряное и Золотое Тысячелетия. Хаос не угрожал более людям: какая-то воительница победила его и заточила в своём теле. Люди могли теперь обойтись и без Иллюзиона, а потому никто не обратил внимания на то, что он захвачен Тёмной Луной. Только когда сама Земля подверглась угрозе со стороны Нехелении, сейлор-воины вступили в бой. И Золотой Кристалл пожелал дать им силу, а особенно той маленькой розоволосой девочке, новому воину, живому примеру эволюции. Как и Гелиос, она жила свою первую жизнь, но была уже очень сильна. Нет, не своей магией, не своим умом – как и Сейлор Мун, она была сильна своей верой. Обе они – бывшая Лунная Принцесса и её дочь – заставляли Гелиоса остро, почти болезненно переживать потерю своей веры. Верил ли он Эндимиону? Нет, давно уже нет. Любил ли он Чиби Усу? Нет, это Золотой Кристалл любил её – она должна была его унаследовать. Верил ли Гелиос Чиби Усе? Нет, он знал, что это пока она маленькая девочка, а потом, когда-нибудь, она вырастет. Как только Палла-Палла сделала её тело телом взрослой женщины, Чиби Уса сразу предала Гелиоса, сразу потеряла свои чистые мечты…

Правильно говорила Нехеления: «Никогда не сомневайся в мечтах детей!» Но что происходит, когда дети становятся взрослыми? Гелиос не мог понять этого, потому что был вечно четырнадцатилетним мальчиком, который прожил уже очень, очень много, но почему-то, приобретя мудрость, так и не сделался взрослым. Ему казалось порой, что даже для четырнадцати лет он физически слишком неразвит. Дорос ли он до любви? Гелиос считал, что нет. Поэтому он не любил Чиби Усу.

Неужели не осталось человека, которому Гелиос бы верил? Порой ему казалось, что такого человека действительно нет, а бывало, он чувствовал готовность умирать за…веру Серенити, и за неё, и за всё, что она любит. Она и действительна была столь же сильна, сколь крепка была её вера. И если бы она сказала: «Я верю в тебя, Гелиос. И в Мамору я тоже верю…он исправится», то Гелиос бы, не задумываясь, передал бы в руки Эндимиона власть над своей жизнью, но Сейлор Мун этого не говорила. Она знала, что любовь Эндимиона зреет и растёт, но полной силы ещё не достигла, тогда как сама она любила всё так сильно, как могла, не делая различий. Она отдала себя миру, который поклялась защищать, и он поглотил её всю. Теперь она была его частью, и в такие моменты Гелиос ощущал, что не может доверять защитнице того мира, который поступил с ним так несправедливо. Теперь он понимал, что значит «психологическая травма». Наверняка он был бы совсем другим человеком, не изнасилуй его Эндимион эти бесконечно много лет назад…

И Гелиос ушёл в только что освобождённый Иллюзион – ещё на несколько лет.

Он не мог ничего отстроить и взрастить заново – мир больше не подчинялся человеку, потерявшему веру. Вера эта то подымалась, когда была очень уж необходима, то терялась вновь, и медленно, но верно умирала. Способствовал этому опустевший двухэтажный коттедж, который Гелиос создал для Эндимиона в последний день перед закрытием Иллюзиона. Это было единственное место, не тронутое паутиной. Лес рядом совсем пожелтел, и во все комнаты из открытых окон налетели сухие листья. Они шуршали под ногами, когда Гелиос проходил по пустующим и наполненным эхом комнатам, и подгнивали, наполняя дом совершенно осенним запахом прелой листвы. Порою шёл дождь, а иногда даже снег, хотя раньше, когда Гелиос мог контролировать погоду, осадки здесь были редки, а дождик всегда бывал только слепым, сверкая в небесах похожими на бриллианты блестящими на солнце каплями.

Он спал в той постели, мылся в той же ванной, укутывался той же простынёй, что были памятны ему. На сиреневом шёлке оставались ещё высохшие следы крови; раны на теле Гелиоса залечены были временем, но при виде тёмно-коричневых пятен на простыне начинали кровоточить те его раны, что были глубоко в душе. Каждый раз, не успев толком затянуться, они вновь раскрывались, исторгая из себя океаны пылающей сжигающим душу огнём крови. И однажды Гелиос почувствовал, что не может больше – он соскучился по свету солнца и по человеческим голосам. И по тем людям, которым он не доверял; и по Серенити, которой он восхищался; и по реальности мира вокруг - мира, в котором не бывает вечной осени и вечных дождей. Он хотел вернуться в мир, в котором нет этого коттеджа и этой простыни, которые стали тюрьмой ему. Он хотел вернуться в мир, где любой дом можно снести, а любую простыню – сжечь; где можно изменить жизнь и выкорчевать из своей памяти все ужасные воспоминания.

Этот мир был неправильным, и в том была его прелесть и красота. Этот мир был диким, но разве не прекрасней полевые цветы тепличных аристократов, утерявших давно всякую духовную ценность и огонёк жизни? Даже роса на холёных их лепестках как-то по-иному блестела, холодно, не радуя глаз. И Гелиос решился вернуться.

Когда он, подобно привидению, появился в каком-то пустынном переулке, в городе царила глубокая ночь. Ветра не было вовсе, а луна, зависшая над городом, была до странности большая. «Как же быстро всё здесь меняется… - подумал Гелиос, размеренно шагая вперёд, - Такого ли прогресса хотел Жадеит? Интересно, где он сейчас?» И мир вокруг словно прочитал его мысли: из-за угла выбежали стремительно двое мальчишек лет десяти. Один из них, тот, что был повыше и побыстрее, с копной тёмно-каштановых волнистых волос и смеющимися синими глазами, врезался в Гелиоса. «П-простите…» - сказал он, задыхаясь. Второй мальчишка с короткими светлыми волосами тут же нагнал его, тронул за плечо и рванул вперёд по улице; шатен бросился за ним. Гелиос смотрел им вслед, гадая, случайное это сходство, или Жадеит с Нефритом действительно возродились. Все сомнения рассеял появившийся следом за мальчишками высокий беловолосый мужчина, державший за ручку крошечного прелестнейшего рыженького ребёнка с огромными зелёными глазами. Они прошли мимо и скрылись в темноте…как и сейлор-воины, они ничего не помнят.

Гелиос ощутил вдруг какую-то зовущую силу и понял, что он кому-то где-то нужен, прямо как тогда, когда увидел, пленённый Нехеленией, вспыхнувшую розовым во тьме звёздочку. Он пошёл на зов, и только подойдя к знакомому дому понял, что звало его…это был дом Усаги Цукино. Сама она стояла на балконе и, завидев Гелиоса, узнала и помахала ему. Ещё через несколько минут они сидели в гостиной и пили чай.

Усаги была уже замужем и носила дитя; живот её стал уже довольно велик, и было видно, что это доставляет ей большие неудобства. На вопрос Гелиоса о том, где её супруг, Усаги только тяжело вздохнула, и лишь потом начала рассказывать. Оказалось, что, как только стала заметна её беременность, весь интерес к ней, как к женщине, у Эндимиона пропал. Но это было только начало: как часто происходит с беременными, характер Усаги стал меняться. Она стала ещё привередливей и капризней, чем была раньше, и Мамору никак не мог ей угодить. Помимо характера менялось и её тело: из-за живота она стала неповоротливой и неуклюжей, ела она раза в два больше, чем раньше, и значительно располнела, что сделало её ещё более непривлекательной. Да разве она и была когда-либо красавицей? Нет – обычная смазливая девчонка. Эндимион всегда находил в ней что-то другое, какие-то не данные никому более душевные силы, её идеальную чистоту и доброту, избавленную ото всякой тени нехороших черт характера. Всё что было в ней неидеального – всё было безобидно, придавая ей только ещё большей прелести и делая её только ближе и человечней. Но Гелиосу казалось порой, что доброта эта была утрирована, а доверчивость граничила с глупостью. Сейлор Мун была плохим воином, но убедительным и воодушевляющим собеседником, хотя, если посмотреть со стороны, речи её были однообразны и бессмысленны.

Закончив свой рассказ тем, что Мамору назвал её «нудной, толстой и неповоротливой обжорой» и съехал на свою старую квартиру, Усаги зарыдала, уткнувшись в плечо Гелиоса. Служить жилеткой ему раньше никогда не приходилось, и бессмысленный этот рёв с непривычки его даже напугал. Но потом он вспомнил, что женщины любят иногда пожаловаться и пооткровенничать, заканчивая разговор слезами. Хотя, много ли он знал женщин? Всё больше слышал, в основном от Нефрита….Нефрит…его бы сюда, уж он бы подставил своё сильное плечо умело и с пользой. Гелиос же мог только робко гладить Усаги по голове. А потом он понял, что это он теперь должен вызвать Мамору на «серьёзный мужской разговор», что Серенити слезами своими выбрала его для этого.

Эндимион был дома той ночью, и, как и подозревал Гелиос, пил. Не то чтобы он напивался до бессознательного состояния, но распиваемая им бутылка вина была уже почти пуста. Мужчина лежал на кровати, неопрятный, лохматый, небритый, и отхлёбывал потихоньку прямо из горла. По запаху Гелиос понял, что он не принимал душа минимум со вчерашнего вечера. Почему-то посреди всего этого бардака поддатый Мамору казался ему непривычно взрослым: уже не парень, а взрослый мужчина. Хотя, не было ли это совершенно по-юношески: напиваться и переставать следить за собой из-за женщины? «Я, конечно, люблю её, но она меня так достала! Ты меня понимаешь?» - говорил Мамору, присев на кровати и приобняв Гелиоса рукой. От него разило перегаром и потом, лицо жирно блестело в неярком свете сиротливо зависшей посреди растрескавшегося потолка лампочки. Сейчас он был Гелиосу невыносимо противен. И Гелиос кивнул в ответ, хотя и не понимал.

- Стоит ли, Господин, так убиваться? Ты сам на себя не похож…вернись к ней, она очень страдает. Супружеская жизнь требует великого терпения. Оно есть у тебя, я знаю, просто найди его в своём сердце… - Гелиос практически силой потащил Мамору в ванную

- Меня от этих баб уже тошнит! Я думал вчера, со шлюхой какой…а как посмотрю на них, так вижу: они при-тор-ны-е сла-ща-вы-е ду-ры! Не вернусь к ней, она меня в гроб сгонит…

- Пойми… - Гелиос задумался над ответом, - да, они дуры, и поэтому просто нуждаются в умных мужчинах рядом с собой. Да, Серенити сильна, но разве она способна победить кого-то без веры в твою любовь? Без твоей поддержки? Ты должен быть с ней рядом – и это твой долг перед миром.

Гелиос с трудом удержал Мамору от падения на кафельный пол ванной комнаты, а потом, включив воду, втолкнул его прямо в одежде под холодный душ и пошёл искать в доме халат, что, учитывая царивший там беспорядок, было делом непростым. Когда халат был, наконец, найден, Мамору уже вымылся и кинул свою мокрую одежду в стиральную машину, которую не удосужился включить – видимо, уже привык, что всю работу по дому делает жена.

Заботливые тонкие руки опустили на плечи принца мягкое махровое полотенце и сделали невыносимо нежное круговое движение, стирая капли воды с сильных загорелых рук и спины. Принц вздрогнул, и по его телу электрическим разрядом пробежала дрожь. Он резко развернулся лицом к своему слуге, вырвав из рук Гелиоса полотенце, и, приподняв за подбородок послушную голову Хранителя Золотого Кристалла, вгляделся в красивое бледное лицо, на котором читалась обречённость. Губы Гелиоса дрожали. Момент был знаком ему не просто до боли, но до какого-то полуобморочного состояния. Он переживал его в своих мыслях снова и снова, представляя, как всё могло бы случиться по-другому. Но ныне иным был Эндимион, вернее, Мамору Чиба.

«Ты можешь утешить меня, Гелиос…» - прошептал он. Мягким касанием Гелиос убрал руку Эндимиона и потянулся за халатом. За ту секунду, на которую он отвернулся от Мамору, на лице его отразилось бесконечное количество всех тех разнообразных и пугающих эмоций, что раздирали его душу изнутри. Он понял вдруг: «Сейчас он меня просит. Могу ли я исполнить его просьбу? Это всё равно будет по-другому, это я запомню и буду помнить вечно…почему нет рядом Генералов, которые как-то по-своему всегда умели общаться с Принцем? Почему они бросили меня одного на страже моего долга? Почему я должен теперь выполнять иные, возложенные вовсе не на меня обязанности? Должен…я должен, и я предан своему Господину!»

Гелиос повернулся и, поднявшись на цыпочки, запечатлел на губах Эндимиона весьма целомудренный, но горячий и пылкий поцелуй. Поцелуй, продлившийся, как ему показалось, бесконечно долго.

Память. Тяжёлыми свинцовыми каплями она падала в тёмное, спокойное море, вызывая рябь, а потом и поднимая волны. Мамору стиснул плечи Гелиоса, прижимая его к себе, и вырывал из него эти воспоминания, все, без остатка, ощущая внутри себя уже не штиль, а настоящее цунами. И оно прорвалось наружу – Эндимион вспомнил всё, и осознание своего поступка заставило его отпрянуть от Гелиоса, прислониться спиной к холодной, покрытой каплями воды стене, тяжело дыша и ничего перед собой не видя. А потом он рухнул на колени, стиснув в руках маленькую ручку Гелиоса, покрывая её хаотично поцелуями. «Прости! О, Боже…Прости! Прости меня!» - прохрипел он, прижимаясь к холодной белой ладони лбом. Вторая белая ручка скользнула в его влажные чёрные волосы и успокаивающим движением взъерошила их. Гелиос простил. Не мог не простить. Должен был простить. Кроткая и спокойная улыбка озарила хмурое его лицо, Золотой Кристалл в роге полыхнул слегка и послал по телу Гелиоса импульс тепла. Всё возвращалось на свои места – он не знал, что именно это значило, но чувствовал, что это происходит. Как же мало нужно для того, чтобы простить – одно незамысловатое слово, сказанное искренне. Или, может быть, нужны ещё самоотверженность, преданность и отвага того, кто был должен простить? Чтобы забыть, побороть свою память? Чтобы оправдать чужой поступок и назвать это оправдание справедливым в своём собственном сердце? Как бы там ни было, всё это было у Гелиоса. Тем, кого любим, мы прощаем всё.

Гелиос помог Эндимиону уснуть, а позже уснул и сам, прислонившись к стене, но совершенно не беспокоясь об удобстве. Это был благословенный отдых, и снов Гелиос не видел.

Когда он открыл глаза, было уже светло. Пахло свежей травой и цветами, волосы невыносимо нежными касаниями ворошил ветерок. Было тихо и тепло.

Гелиос понял вдруг, что на нём ничего нет. Поначалу он испугался было, что всё это приснилось ему, но потом посмотрел на свои руки и ахнул – вместо одежд по телу струились, обвивая, белоснежные ленты. Такие, как у Сейлор Мун, когда та перевоплощалась или теряла своё звёздное семя, только не розовые, а ослепительно-белые. Между их нежным покровом и кожею трепетали, будто готовясь вырваться наружу, тепло и сила.

Гелиос лёг на спину и увидел над собой солнце в зените, прикрытое с левого боку пышной белой тучкой. Небо показалось мальчику необыкновенно прекрасным, содержащим в себе все оттенки лазури и аквамарина. И он узнал это небо: такое могло быть только в Иллюзионе. Гелиос повернул лениво голову и посмотрел направо: пред ним было бесконечное поле, а за ним поднимался, тянулся к небесам светлый летний лес, а из леса на поле высыпали люди - самые разные, совершенно незнакомые, - и кружились, взявшись за руки, и смеялись, между ними мерцали искорки счастья, разлетаясь, подобно пыльце, по всему полю. И на нём вырастали новые цветы.

Гелиос повернулся на бок, не в силах встать и вырваться из плена этого блаженства, и сложил руки на груди. Он смог, он пережил, он не предал, он выполнил долг. И, улыбнувшись и прикрыв блаженно глаза, он прошептал: «Ты вырос, Король Эндимион…»