Рождение

Крупицы и ленты стали единым и упали во тьму, где их поймал в хитроумную ловушку первый крик.

-Поздравляю, госпожа МакГрэгор, у вас родилась девочка, - акушерка бережно приподняла крохотный красный хнычущий комочек, и положила на грудь уставшей матери. – Посмотрите, какая красавица!

Гребень слоновой кости легко скользил сквозь шелковистые светлые пряди.

Аманда расчесывалась перед старинным трюмо, сосредоточенно закусив губу – расчесывалась самостоятельно, “как взрослая”.

Гувернантка, пока рядом не было никого, кроме девочки – устроилась с ногами в кресле у двери, и уткнулась в томик стихов в кожаном переплете. Легкие кружева строк унесли ее далеко от богатой ярко освещенной комнаты.

Аманда любила смотреть на свое отражение – голубые глаза, чуть вздернутый носик…

“Маленький ангел”, как говорила мама. Хотя Аманде больше нравилось, когда ее называли королевой, или хотя бы принцессой. Почему-то звучание этих слов приятно грело где-то внутри…

Адэль отложила томик, и заклевала носом. Мама с папой еще утром уехали на прием к Королеве…

Аманда очень любила такие дни, когда ее оставляли как бы одну. Это были ее персональные маленькие праздники.

Она улыбнулась светловолосой девочке из зазеркалья, и получила в ответ такую же мягкую улыбку. Отложила гребень, и прижала ладошки к прохладной поверхности стекла – словно здороваясь со старой знакомой. После – на зеркале останутся следы, и гувернантке достанется за то, что недосмотрела за лордской дочкой.

Но это уже ее заботы…

Аманда медленно шевелила губами, ведя только ей одной слышный разговор с отражением – это была ее самая любимая игра. Она вообще предпочитала играть одна, и ей очень не нравилось, когда ее пытались познакомить с другими детьми. Они казались уродливыми и неинтересными. И глупыми.

Хотелось дотянуться, прикоснуться кончиками пальцев. Но…

Но вдруг на зеркало набежала тень, отражение пошло рябью, его черты исказились. И на девочку из-за стекла уставились пронзительные рубиновые глаза. Видение было столь неожиданным и пугающим, что Аманда вскрикнула и отшатнулась от трюмо.

Вздохнул ветер, и ресницы опустились. Пыльца, недовольно кружащая у плеча, снова осела на привычное место. Надолго ли?

…-Вы можете разбудить ее?! – в голосе Элизы звенели панические нотки, - уже целых полтора часа…

Доктор Альберт Уилл Торнвальд покачал головой:

-Могу, но в этом нет необходимости. Ваша дочь спит, - он говорил медленно и спокойно. - И, поверьте мне… Это – самый обыкновенный глубокий сон. Какие…, - тут он запнулся.

-Какие, - с нажимом повторил Эдвард.

-Какие обычно бывают после нервных припадков. – Альберт держал за правило всегда быть честным с родственниками своих пациентов. По крайней мере, в тех случаях, когда замалчивание правды не было лучшим выходом.

-Что вы хотите этим сказать?! – миссис МакГрэгор вцепилась в руку мужа. – Моя дочь…

-Хватит, Элиза, - вздохнул Эдвард. – мистер Альберт давно уже говорил, что наша девочка… не такая как все. И что рано или поздно это могло случиться.

Молодая женщина всхлипнула, и ее пальцы еще сильнее сжали предплечье супруга.

…Как только перепуганная гувернантка позвонила Эдварду и сообщила о том, что его дочь не может прийти в себя, и Эдвард, и Элиза, забыв о Королеве и ее именитых гостях, сорвались домой.

К их возвращению Аманду уже уложили в кровать. И рядом с ней хлопотала чуть ли не вся домашняя прислуга, включая садовника и заплаканную Адэль.

…Впрочем, гувернантку выгнали тотчас же, со скандалом и без выходного пособия. Лорд Эдвард МакГрэгор был добрым и сдержанным человеком во всем… за исключением тех случаев, когда дело касалось благополучия любимой дочери.

А Аманда тихо улыбалась во сне, и была далека от вызванного ее падением переполоха.

-Вот и все, - закончила женщина, - а потом пришли вы.

-Понятно, - доктор Альберт поправил очки. - Что ж… Не буду вас обманывать… Появление припадка - плохой знак.

…При Аманде родственники и прислуга не вспоминали о странном падении.

Только, к ее большому сожалению, и без того редкие минуты одиночества стали еще более редкими. К ней постоянно присматривались, часто интересовались здоровьем.

В голосе родителей было еще больше сладких ноток, которые она так не любила. А назойливые педагоги с еще большим упорством пытались навязать ей глупые и скучные игры.

Сама же девочка чувствовала себя прекрасно, и даже почти не боялась заглядывать в зеркала… за исключением старинного трюмо в гостиной. И не спешила возобновлять игры с отражениями.

-…А вдруг, оно снова появится, - шептала она подруге из зазеркалья, словно извиняясь. - Поиграем потом.

Зато, у нее появилась новая привязанность…

…Тихий звон преследовал Аманду с самого утра. Она никому не говорила о нем.

Когда они с мамой возвращались с прогулки и проходили мимо библиотеки – звон стал громче, и внутри, рядом с сердцем, свернулся теплый шерстяной клубок.

Девочка постаралась скрыть смятение, и даже не взглянула на дверь кабинета.

Ночью звон не смолкал, прогоняя сон, а на следующий день стал еще громче.

Аманде даже показалось, что этот звон не простой… будто кто-то ее зовет.

…Звон.

Аманда даже научилась различать неуловимые изменения…

Серебряный, холодный и легкий. Крохотные вихри тепла…

Тоска мокрыми мурашками бежит по коже…

Словно кто-то невидимый наигрывает на ксилофоне. Тоска и зов…

В одну из ночей звон был особенно грустным. Аманда поднялась с кровати и бесшумно выскользнула в коридор. Дом спал. Неяркие ночные лампочки рассеивали тьму, а мягкие ковровые дорожки услужливо приглушали шаги.

Пятнышко тьмы дрогнуло, медленно приобретая форму, стягивая материю на себя…

Никто не слышал этого звона. А Аманда никому не говорила о нем - она вообще не любила разговаривать с людьми. Девочка не очень хорошо помнила расположение комнат в особняке, но невидимый музыкант подсказывал путь. Когда она подошла к нужной комнате, ее охватило необъяснимое волнение…

Словно там, за дверью, ждал кто-то давно забытый, но очень важный…

Кто-то, кто должен быть дорог.

И тихий треск сотен электрических разрядов светящимся веером раскрывается…

В библиотеке царил мягкий полумрак. Шторы были распахнуты, и с улицы лился тусклый ночной свет. Аманда замерла на пороге. Никого.

И звон, словно исходящий от самих стен. Девочка расстроено закусила губу. Она чувствовала, что находится совсем близко от источника печальной музыки…

А потом, подчинившись неизвестному импульсу, вышла на середину комнаты, закрыла глаза и внимательно прислушалась.

…Там, за ширмою век, клубилась тьма, и растекалась прохладными переливами знакомая музыка. Аманда медленно поворачивалась на носках:

Вплетающиеся во тьму серебристые потоки везде одинаковы…

Везде ли? Остановилась, когда сияние стало особенно ярким, и открыла глаза.

Шахматы.

Они стояли на полке, по соседству с папиными призовыми кубками. Белые фигуры из хрусталя, и черные – из мориона. И доска из тех же камней, оправленная в серебро - подарок Эдварду на сорокапятилетний юбилей. И наверняка за них выложили целое состояние…

Но семилетнюю девочку мало интересовала их стоимость. Главным было, что от них исходил тот самый волшебный звон.

Затаив дыхание, она вглядывалась в искусно вырезанные фигуры. А потом вдруг весь мир сжался, свернулся до размеров шахматной доски. Заставляя сердце биться быстрее.

Странная смесь тоски и радости переполнила, захватила, теплыми слезами побежала по щекам.

И в сером ничто распустилась черная астра.

Всего лишь на мгновение окружающая реальность преобразилась:

…Белых фигур больше не было. Только черные. На месте шахматной доски – пол темного мрамора. Зал, озаренный сотнями светящихся кристаллов. И призрачные силуэты движутся в медленном танце.

Видение померкло, а девочка все так же стояла посреди комнаты, неосознанно комкая подол ночной рубашки. По щекам катились теплые слезы, а поднявшийся легкий ветерок игрался со светлыми прядями, точно пытаясь успокоить.

А на следующее утро Аманда проснулась в своей кроватке, под теплым одеялом. Она не помнила, что делала после того, как исчезло видение. Не помнила, как покинула библиотеку…

И даже испугалась, что все это ей только снилось. Да и ставший привычным звон стих…

Когда обнаружили пропажу – поднялся переполох. Весь особняк был перевернут вверх дном, прислуга допрошена со всей строгостью, но фигурку так и не нашли. Словно та сошла с шахматной доски, и исчезла в только ей одной известном направлении.

Впрочем, обращаться в полицию не стали – фамилия МакГрэгор была достаточно знаменита в Англии, чтобы привлекать к ней внимание общественности по такому недостойному поводу, как пропажа морионовой статуэтки. А Эдвард заказал у знакомого ювелира ее замену.

…У Аманды никогда не было игрушек. То есть, конечно, в ее комнате было много красивых кукол, больших мягких зверей, кукольной мебели. И с каждым днем рождения их становилось все больше. Но они там жили своей собственной жизнью, абсолютно отдельно от Аманды. Она к ним даже не притрагивалась, разве только чтобы убрать с подоконника, дабы не мешали смотреть в окно. Яркие, красивые, безумно дорогие – они никогда не привлекали ее внимания, потому, что были пустыми.

С новой же игрушкой все было по-другому.

Аманда прятала ее ото всех. Ей становилось страшно при одной мысли о том, что кто-то может увидеть фигурку.

Увидеть… Прикоснуться… Забрать.

Она никогда не задумывалась, почему так происходит, но всегда знала, куда надо перепрятать фигурку, чтобы ее не нашли при очередной уборке детской. Куда забудут заглянуть, вытирая пыль или расставляя игрушки. Будто кто-то подсказывал ей.

…Когда ее оставляли одну – Аманда доставала статуэтку из очередного тайника – и начинала “играть”:

Просто удерживать кончиками пальцев. Любуясь тем, как свет ламп тонет в морионовом омуте. Ощущать ее тяжесть, легкий холодок на коже.

Серое…

Хлопья пыли медленно кружат в пресном воздухе. И чувство, что все это происходит где-то глубоко под землей.

Тоннель.

Дорожка следов на каменном полу, припорошенном серебристой пыльцой. Тишина.

Аманда зябко поежилась – струи холодного воздуха проникали под легкое платьице. Шершавые лапки одиночества пока что легонько дотрагивались до сердца.

…Она не помнила, как попала сюда, и не знала, где искать выход. Искать?

Девочка вздохнула, и побрела дальше, вглубь безмолвия и забытья бесконечного коридора.

…Каждую ночь Аманда возвращалась сюда.

Серые своды, серебристая пыльца, холодный ветер. Они составляли основной фон сновидений. Но постепенно к нему присоединялись новые краски.

Иногда девочке казалось, что она слышит, как падают капли воды в невидимое подземное озеро. Или, за очередным поворотом – нет – нет и мелькнет призрачный огонек.

По стенам изредка проскальзывали одинокие тени, а эхо – доносило обрывки фраз.

Несмотря на холод и запустение – Аманде нравилось бывать здесь.

Каждую ночь…

Возвращаться туда, откуда выдергивал рассвет прошедшего дня, и продолжать исследование бесконечных пещер.

…Каждую ночь…

Разбивать заклятье одиночества. Вносить частицу тепла в вечно холодную пустоту.

…Каждую ночь…

Ходить по змеящимся коридорам. Дотрагиваться теплыми ладошками до каменных стен.

Тихое мурлыканье - эхом – от удивленного камня.

…Реальность же ускользала от Аманды. Выцветала, как старая фотография на солнце.
Медленное умирание...
Люди – вереницы теней, скрытые дымкой отчуждения. Звуки – глухие и тихие. Как медное звяканье треснувшего колокола. Слова – распадались на бессмысленные обрывки. Еда – со вкусом бумаги, и цветы – с запахом высохшего сена. А дни – тянулись, как старый бубльгум – такие же серые и пресные.
И бесконечными волнами захлестывало желание бежать. В ночь. Во сны…

Домой?

-Предупредить…

“Словно в доме нет ребенка”, - жаловалась Элиза.

“…Но, уверяю вас, с возрастом все исправится, - часто говаривал он. – Уделяйте ей больше внимания – и, рано или поздно, вы найдете дорогу к сердцу Аманды и откроете для нее мир людей”.

Конечно, он слегка кривил душой, так как сомневался, что девочка поправится полностью. Но, МакГрегоры были любящими и заботливыми родителями…

Даже чересчур заботливыми для англичан. Не жалели денег на хороших специалистов, да и сами старались все свободное время проводить с дочкой. Внимательно прислушивались к его советам. И он свято верил в то, что Господь просто не может не заметить их стараний, и обязательно дарует душевное здоровье ненаглядному чаду.

Но тут…

Как гром с ясного неба – нервный припадок.

После него Аманда проронила, дай Боже, пару слов. Почти не ела, и полностью ушла в свое одиночество, в мир, куда заказан путь любящим ее людям.

По словам испуганных родителей - иногда - девочка замирала, словно погруженная в статис, уставившись в одну точку, посреди коридора, или за обеденным столом – с поднесенной ко рту ложкой. Стала очень много спать, и грустнела, когда ее таки приходили будить.

Мистер Торнвальд даже испугался, что пропустил серьезное органическое заболевание, но тщательные обследования, как и раньше – не показали ничего необычного.

Все, что ему оставалось – назначить очередной курс препаратов, просить уделять Аманде еще больше внимания и уповать на всемогущего Бога.

…В комнате было тепло, и вкусно пахло медом. Во влажном кулачке – зажата черная фигурка. Веки налились приятной тяжестью, и сон уже готов был раскрыть свои мягкие объятья…

Вдруг, качнулись занавески, и в помещение проскользнула тень. Девочка видела ее в неверном свете ночной лампочки. Тень приблизилась, и опустилась на край кровати.

Аманда вздрогнула, и спряталась под одеялом, словно это могло защитить ее.

-Не бойся, дитя мое, - голос был легким и шершавым. – Даже если несу в себе опасность - тебе я не причиню вреда.

-Ты… - большие голубые глаза выглянули из-под одеяла. – Ты из зеркала?

-Да, - кивнула тень. – Прости, что напугала тогда. Но, я была так рада, что, наконец, могу тебя видеть.

…У тени не было лица, но девочка почувствовала ее нежную улыбку, и улыбнулась в ответ:

-Ты красивая. И совсем не страшная. – Тень была черной и гладкой, как ее любимая фигурка из мориона.

-Для тебя – да. – Легкая усмешка, - но ведь сейчас речь идет как раз о тебе. Ты погрустнела… Что-то не так?

-Тогда я тебя очень испугалась, - пальцы принялись сворачивать краешек одеяла. – И глубоко уснула. И теперь они думают, что я болею. Мне обидно! – возмущенно добавила девочка.

Мягкий шорох – тень вздохнула:

-Они не правы. Но они – всего лишь смертные. А им свойственно ошибаться.

-Это так глупо! – сжались маленькие кулачки. – Они постоянно за мной следят. Пристают. И кормят невкусными лекарствами!

Смешок:

-Хорошо, что лекарства не могут тебе повредить… А что следят – это плохо.

-Но ты сказала, что я здорова! – в голосе звучала мольба… или – требование? – Скажи им! Ты ведь взрослая. Они тебя послушают!

-Тшшшш, - призрачный палец мягко коснулся губ. – “Они” не могут видеть меня. А если же все-таки это произойдет… Я – буду последним, что они увидят. – Голос тени стал жестоким, и налился мертвенным холодом, но Аманде не было страшно. Наоборот – ее переполняло сильнейшее любопытство:

-Но почему я тебя вижу?

-Потому, что ты – совсем другая. Потому, что ты… - тень смолкла, и по ее гладкой поверхности пробежали золотые волны. – Впрочем, тебе еще рано знать...

-Но, почему? – горькая обида.

-Постой! – Аманда протянула ручку, но смогла поймать лишь воздух. – Я еще увижу тебя?

-Да, - голос тени становился все тише. – Мы будем встречаться в зеркалах, и в твоих снах - тоже…

-Значит, мне надо поскорее заснуть? – девочка улыбнулась.

-Да, и… обещай мне, что никому не расскажешь о наших встречах? И будешь слушаться меня?

-Обещаю…, - быстрый ответ.

-И… Самое главное… - Уже почти неслышно. – Не играй больше с Черной Королевой…

-Хорошо, - ответила Аманда наступившей тишине, послушно отложила фигурку, и закрыла глаза. Ей очень хотелось поскорее попасть в сон.