Bishoujo Senshi Sailormoon is the property of Naoko Takeuchi, Kodanshi Comics, and Toei Animation.
Тэрайе Тень
Цветок повилики
Юноша в простом тёмно-синем домашнем кимоно повернул голову и коротко взглянул на прибежавшего.
Цветная футболка уже мелькала в отдалении. Перед раздвижной дверью в комнату учителя юноша опустился на колени, отодвинул обтянутую рисовой бумагой раму и шагнул внутрь. Задвинул дверь за собой, поклонился и замер, ожидая, пока учитель заметит его и скажет, зачем звал.
Рядом с учителем и перед ним сидели ещё несколько японцев в европейской одежде и двое европейцев - мужчина и женщина. Японцы восприняли появление юноши совершенно спокойно, европейцы посмотрели на него с интересом, особенно женщина.
Во внешности Коно Сигэми, старшего ученика Тэсигахара Хироси, мастера икэбаны школы Согэцу, не было ни одной японской черты. Длинные вьющиеся волосы цвета спелого каштана, тёмно-синие глаза странного разреза, бронзово-смуглый оттенок кожи. Правильные черты лица, даже слишком правильные. Высокий рост, сила и врождённая элегантность движений - неподвижного Сигэми можно было принять за рекламную иллюстрацию к компьютерной игре типа "Диабло". И только учитель Тэсигахара знал, сколько усилий пришлось потратить, чтобы научить младшего сына Коно Рюгетсу должным образом владеть собой.
Юноша внимательно посмотрел на представленных ему мужчину и женщину и коротко поклонился каждому из них. Те ответили довольно неуклюжими поклонами.
Юноша поклонился главе клана и исчез за раздвижной дверью.
*
Скука и безденежье, считал свободный фотограф Рольф Грисволд, являются основными естественными врагами человека. Именно поэтому он работал столько часов в сутки, на сколько у него хватало сил. И в определённых кругах молодой фотограф был известен не только как автор скандальных фото для специальных мужских журналов, но и как виртуоз светотени.
Но сейчас Рольф именно скучал. Он изучил уже не менее сотни портфолио профессиональных и начинающих моделей, но никто так и не зацепил его взгляд. Он искал кого-нибудь непривычного, странного, может быть, нездешнего, а все, кого он просмотрел, были слишком ухоженными и городскими. Неинтересными.
В конце концов, Рольф плюнул, зарядил новую кассету в свой профессиональный "Кэнон", закинул сумку на плечо и отправился шляться по городу. Может быть, чудо произойдёт?
В выставочный павильон, где проходило какое-то цветочное мероприятие, фотограф забрёл перед самым закрытием. Зрители уже практически разошлись, персонал готовил витрины к ночи.
Рольф лениво поснимал композиции - в японском искусстве букета, равно как и в европейском флордизайне он не разбирался, поглазел на японок и японцев. И уже собрался уходить, когда услышал воркующий женский голосок, говорящий что-то по-японски. И тихий мужской, отвечающий на этот откровенный призыв очень вежливо и абсолютно индифферентно.
Рольф поискал глазами собеседников и тихо присвистнул - ухоженная американка явно заигрывала с юношей в традиционной японской одежде. Юноша был выше её головы на полторы, за японца его можно было принять разве что с закрытыми глазами. И такой странной, потрясающей мужской красоты Рольф не видел прежде никогда.
Грисволд понял, что хочет этого парня. Хочет сделать его своей моделью. Затащить в свою постель. Сделать так, чтобы этот человек принадлежал ему.
Высокий светловолосый мужчина со внешностью чистокровного арийца прищурил ледяные голубые глаза и направился к предмету своих желаний.
Юноша поднял на него взгляд, и Рольф почувствовал, что плывёт. На него смотрела вечность.
Рольф схватил его за руку. Он не мог отпустить этого парня. Не мог!
В зрачках юноши сверкнуло серебряное пламя гнева. Мгновение он, казалось, был готов ударить назойливого американца. Но он справился с собой и опустил взгляд.
Почти полтора часа фотограф бродил среди икебанистов и фитодизайнеров, весь пропах цветами и отснял почти целую плёнку. Собственно, флористику он обычно не снимал, но снимки всё равно можно будет куда-нибудь продать.
Наконец, японец закончил свои непонятные дела и сообщил американцу, что свободен.
Юноша молча кивнул. Они вышли из павильона, прошли через выставочную автостоянку и загрузились в потрёпанный "форд". Японец благовоспитанно пристегнулся ремнём безопасности. Рольф хмыкнул.
Ответом американцу был удивлённый взгляд.
Юноша промолчал.
Рольф подумал, что ему чертовски повезло. Будь этот парень в сопровождении кого-нибудь из старших, не видать его Грисволду, как своих ушей.
Грисволд снимал большую двухэтажную квартиру с окнами на юго-восток. На первом этаже была студия, на втором Рольф спал и устраивал вечеринки.
Американец впустил свою жертву в дом. Юноша разулся у двери и осторожно вошёл.
В квартире пахло проявителями и целлулоидом, разные более-менее приличные фотографии были развешены по стенам.
Юноша кивнул. Рольф ушёл на кухню включить чайник. Когда он вернулся с двумя кружками, его гость стоял у окна и смотрел на улицу, длинные волосы в свете заходящего солнца отсвечивали красным. Рольф замер. Он уже видел это - тёмная грива волос, рассыпавшаяся по широким плечам, этот острый профиль на фоне окна.
Почти час Рольф гонялся за японцем по студии и проклял всё на свете. Юноша просто разглядывал фотографии на стенах и предметы интерьера, но его перемещения не подчинялись абсолютно никакой логике. Грисволд элементарно не мог поймать его в объектив. Единственное, что он получил - это 48 кадров замечательно фотогеничной спины в тёмной кимоно.
В последнюю четверть часа Рольф сдался и загнал японца под софиты. И получил ещё 12 кадров смотрящего в пол самурая. Фотографий, на которых юноша смотрел в объектив, получилось всего 3.
Грисволд почувствовал, что ему очень хочется убить это японские чудо с волшебными синими глазами.
Грисволд закрыл за японцем дверь и вытер пот со лба. И помчался в лабораторию проявлять плёнки.
Снимки Рольф распечатал уже глубокой ночью. Парень оказался фотогеничен на удивление, даже смотрящий в пол. Грисволд развесил снимки сушиться и принялся их изучать. У него возникло дурацкое чувство, что что-то не так, что-то неправильно. Эта поза покоя, опущенный в пол взгляд - Рольф почувствовал странную тревогу. Он только начал её анализировать, когда услышал снизу стук в дверь. Фотограф чертыхнулся - кого могло принести в два часа ночи?!
На пороге стоял японец, кутающийся в своё кимоно.
Американец втащил Сигэми в дом и затолкал в душ, а сам кинулся искать доблестно свистнутый из "Хилтона" белый махровый банный халат.
Когда японец вылез из душа, отогревшийся и явно голодный, задрапированный в громоздкий фирменный халат, вид у него был какой-то беззащитный, словно вместе c традиционной одеждой он лишился значительной доли уверенности в себе.
Рольф почувствовал, что ему хочется обнять этого парня. Даже не овладеть им, а именно обнять, поцеловать в висок, успокоить его, укачать в своих руках. Видеть, как он спит. Чувствовать его дыхание на своей коже.
Грисволд задушил неуместное желание невероятным усилием воли.
Юноша устроился на низеньком диванчике, поджав под себя ноги, что в корне противоречило всем японским традициям, но Сигэми слишком устал и замёрз. Он и есть-то не хотел, честно говоря.
Рольф притащил разогретую в микроволновке пиццу и большую кружку какао. Он чувствовал, что действительно волнуется за этого парня, что ему не хочется, чтобы тот заболел вовсе не потому, что это может помешать съёмке. Ему просто не хочется, не нравится сама мысль о том, что Сигэми будет плохо.
Рольф постоял минуту, потом резко развернулся и ушёл, буркнув что-то насчёт подушки.
В этом халате парень выглядел так по-домашнему и одновременно так вызывающе-сексуально!.. Тёмные пряди мокрых волос прихотливо вились по пушистой ткани, и эта же белая притворно-грубая ткань оттеняла гладкую смуглую кожу юноши, кажущуюся такой нежной, просто созданной для жаждущих рук и губ.
"Интересно, каков он на вкус?" - Грисволд поймал себя на том, что говорит вслух, и чертыхнулся. Этот парень должен принадлежать ему, иначе он просто сойдёт с ума! И где-то на краю сознания осталось удивление - как, почему он так отчаянно хочет этого странного иностранца, о котором ровным счётом ничего не знает и даже не хочет знать.
Рольф потратил несколько минут, чтобы успокоиться. Когда он вернулся к своему гостю, тот уже спал. Сигэми свернулся клубком на диване, последний недоеденный кусок пиццы он зажал в кулаке. Грисволд осторожно положил рядом с юношей подушку и накрыл его тёплым одеялом из верблюжьей шерсти. И тут шальная мысль заставила хозяина дома нагнуться над юношей и коснуться губами его шеи рядом с ключицей. Лизнуть тёплую кожу над бьющейся артерией, пробуя вкус. Он чувствовал себя вампиром или демоном в этот момент.
Сигэми шевельнулся и что-то пробормотал во сне. Рольф отшатнулся. Один удар сердца отделял его от насилия над спящим, от того, что он никогда бы не простил ни себе, почти обезумевшему от желания, ни ему, своей кажущейся беззащитностью сводящему с ума.
Сигэми перевернулся на другой бок. Недоеденная пицца вывалилась из расслабленной руки на пол. Грисволд покачал головой, опомнившись. Сколько ему лет? Восемнадцать? Двадцать? Поздравляю тебя, Рольф Грисволд, ты почти изнасиловал ребёнка. Растёшь сам над собой, извращенец.
Американец подобрал с пола остатки еды и вышел из комнаты.
*
Сигэми проснулся рано утром, как всегда. Вставать ему не хотелось совершенно, но он проснулся.
Юноша завернулся в мягкое одеяло и зевнул. Он помнил, что находится не в доме учителя и не в гостинице, куда его поселили организаторы Недели флордизайна.
В квартире было тихо, видимо, её странный хозяин ещё спал. Сигэми подумал, стоит ли рассказывать учителю об этом происшествии и решил - не стоит. Мастер всегда как-то болезненно относился к интересу посторонних людей к своему старшему ученику. Но никогда не объяснял - почему.
Честно говоря, Сигэми согласился на съёмку исключительно из меркантильных соображений - учитель не дал ему денег на карманные расходы, а юноша очень хотел сходить в боулинг-клуб. Он довольно смутно представлял себе, что это такое, но слышал разговор двух парней в кафе выставочного павильона о том, как классно они провели пятничный вечерок в боулинг-клубе. Сигэми хотел посмотреть, каково это - классный вечерок по-американски.
На улице засигналила машина. Японец вздрогнул, потом встряхнулся и сел. Павильон открывался для участников выставки в девять утра, а ещё нужно было съездить в гостиницу переодеться в чистое кимоно и привести себя в порядок.
Сигэми покинул квартиру так тихо, что её хозяин даже не проснулся.
*
Рольф Грисволд подъехал к выставочным павильонам около двух часов дня. Он договорился с одним коллегой об аренде студии с костюмами и костюмершей и намеревался утащить своего японца из его цветочного киоска любой ценой.
Но японца на месте не оказалось! Рольф даже растерялся на минуту, но здоровые инстинкты возобладали, и американец начал опрашивать ближайших соседей, приходил ли Сигэми сегодня и куда он делся потом.
Наконец, парень с крашеными в синий цвет волосами сказал, что "этот маньяк в кимоно" вроде бы пошёл обедать. Рольф отправился в сторону ближайшего кафе.
Сигэми он заметил сразу - тот сидел за столиком с какой-то девушкой и ел палочками какую-то японскую (или китайскую, что более вероятно) еду, одновременно что-то этой девушке рассказывая и периодически палочками же жестикулируя. Девушка чуть не падала со стула от смеха.
Рольф неожиданно для себя разозлился. Чёрт подери, какие девушки!! Ты мой, мальчик. Только мой!
Американец подошёл к столику. Сигэми увидел его и моментально стал серьёзным и скромным японским юношей. Девушка от удивления перестала смеяться и обернулась.
Он был чуть выше Рольфа, хоть ещё явно не достиг полного роста, и на одно короткое мгновение американцу стало жутко - этот мальчик был сильнее его. Физически? Нет, вряд ли. Тогда в чём? Рольф не мог объяснить.
Американец вышел на улицу и уселся в старенький "форд". Посмотрел на свои ладони. Интересно, а этот мальчик вообще понимает, какие желания он вызывает в людях?
Сигэми появился из дверей выставочного павильоне через 12 минут. Рольф уже собирался идти за ним. Юноша был хмур. Он устроился на сиденье рядом с Грисволдом и пристегнулся ремнём безопасности, как вчера.
Грисволд взглянул на него искоса и чуть не поперхнулся - опять это дежа вю! Он уже видел его спящим в машине. Или в каком-то кресле? Но именно так - сидя, со спутавшимися волосами, с тенями усталости на лице.
Они ехали почти час. Студия находилась за городом, там аренда земли была дешевле.
Наконец, "форд" остановился перед длинным зданием, похожим на ангар или склад.
Тот, не открывая глаз, что-то сказал. Рольф не знал японского языка, но понял ответ секундой позже. Сигэми сказал: "Я убью эту юму".
В качестве охраны в студии был большой лохматый лабрадор, который тут же облизал входящих. Сам хозяин пребывал сейчас в городе, готовя в чьей-то частной галерее выставку чёрно-белой фотографии, а костюмерша, выкрашенная хной мулатка лет 32-35, курила "Solo" и рассматривала иллюстрированный журнал.
Сигэми огляделся по сторонам, явно что-то ища. Не найдя желаемого, он обратился к Рольфу.
Сбоку раздалось сдавленное хихиканье - это мулатка, нагруженная одеждой, пыталась не упасть на пол. Мужчины пронзили её взглядами.
На сей раз Рольф сразу загнал его под софиты и командовал, какие позы принимать, как смотреть и о чём думать. Юноша честно пытался соответствовать, но получалось не очень. Грисволд ясно видел, что ему претит повиноваться кому-либо даже в таком деле, как фотосъёмка.
Через час Рольф устроил перерыв. Сигэми уселся на пол, где стоял, вытянув ноги и упершись руками в пол сзади себя. Сейчас он был в серых джинсах и светлой, почти белой джинсовой рубашке, застёгнутой только на три нижние пуговицы.
Рольф поднял фотоаппарат и позвал: "Коно!" Юноша поднял голову, недовольно хмурясь. Американец щёлкнул кнопкой спуска. Японец поморщился. И тут Грисволда словно ударило током - он увидел и услышал что-то.
Мужчина в высоких чёрных сапогах и форменных брюках сидит на полу, на коленях - длинный прямой меч. Он смотрит прямо на него, Рольфа Грисволда, синие глаза смеются, хотя общий вид недовольный. И бархатный, ироничный голос: "Джедди, ты с меня икону пишешь?"
Американец чуть не выронил фотоаппарат, выругался и уставился на японца - те же синие глаза, почти та же поза.
*
Фотографии получились. Несмотря на неопытность и явную зажатость модели, внешность Коно Сигэми была столь колоритна, что напряжённая поза как-то не бросалась в глаза. Хотя лучшим снимком, несомненно, был тот, случайный - недовольный парень в джинсе, сидящий на полу, вытянув длинные ноги.
Рольф развесил снимки сушиться и позвал Коно. Юноша появился тут же, словно караулил под дверью.
Юноша фыркнул, но глаза закрыл. Грисволд видел, как заострились его черты - японец пытался услышать или предугадать действия американца.
Рольф мог двигаться быстро, если хотел. Рывок, почти неуловимое движение, и скрученный захватом Коно зажат между стеной и телом американца. Юноша рванулся, калеча суставы, но Грисволд держал крепко. Даже не столько крепко, сколько умело.
Он внезапно расслабился, и не готовый к этому Грисволд чуть не выпустил его из рук.
Рольф словно рухнул в пропасть. Он знал вкус этих губ, это ощущение длинных волос, щекочущих кожу. Звук и меняющийся ритм этого дыхания. Запах этого тела, мускусный и в то же время непонятным образом пронизанный прохладным ароматом полыни. Ощущение этого тела под ласкающими руками, то, как оно отвечает на ласку. И голод собственного тела – голод по чужим прикосновениям, не чужим – прикосновениям именно этих рук.
Коно застонал, как пойманный зверь. Грисволд оторвался от него на мгновение – в расширившихся зрачках юноши были желание и ужас.
*
Американец не хотел отпускать его даже во сне, и Сигэми терпеливо ждал, пока фотограф заснёт достаточно крепко. Или просто перевернётся на другой бок. И дождался – Рольф каким-то щенячьим движением перекатился через спину и перетянул на себя всё покрывало. Юноша бесшумно поднялся, подобрал на полу кимоно и вышел из комнаты, набросив его на себя и затягивая пояс.
Сигэми был в шоке. Он не видел и не испытывал ничего подобного за всю свою жизнь. Учитель Тэсигахара весьма строго следил за своим старшим учеником, и тот покидал дом учителя только в сопровождении старших или когда ездил в горы. Он и сейчас был отправлен в Америку не один, но теперь статус старшего ученика школы давал ему право решать самому, куда и когда идти. Киуро мог высказывать своё неодобрение, но запретить - не мог.
А этот странный человек с глазами холодными, как лёд… И обжигающими, как лёд же.
Сигэми знал, что должен испытывать отвращение и чувствовать себя грязным после того, что произошло между ними. Между мужчинами!.. Но - не чувствовал. Его тело не отвергало тело американца, напротив, юношу не оставляло чувство, что случившееся закономерно и нормально. Что между ними не может быть преград, будь то предрассудки, границы стран или банальная одежда.
Сзади послышались шаги и напряжённый голос:
Сигэми вернулся в реальный мир и обнаружил, что сидит на подоконнике раскрытого окна.
Синие глаза вспыхнули в полумраке комнаты, освещённой только светом уличных фонарей, тёмные волосы растрепались, еле прихваченное поясом кимоно практически распахнулось. Этот Коно Сигэми напоминал увиденного Грисволдом в выставочном павильоне чопорного японца только одеждой и цветом волос.
Коно одним длинным шагом оказался рядом, пристально вгляделся в лицо американца.
Оставшись один, Сигэми снова залез на подоконник. Посмотрел вниз с высоты седьмого этажа. Если упасть – разобьёшься. А если специально прыгнуть головой вниз – разобьёшься насмерть. Юноша фыркнул. Смерть его не привлекала. А привлекали его по-прежнему боулинг-клуб и “классный вечерок по-американски”.
*
Грисволд зарычал. Коно набычился и закутался в халат ещё сильнее.
Грисволд обдумал эту идею.
Кровожадно рычащий Рольф кинулся следом. В результате они чуть не вывалились из окна гостиной, причём халат на Сигэми числился уже чисто номинально.
И фотограф вздрогнул, почувствовав руки японца на своём теле. Коно практически никогда не ласкал его. Он позволял делать с собой почти всё, что угодно, но сам был при этом странно отстранён, словно наблюдал за происходящим со стороны. Иногда Рольф действительно не мог понять, получает удовольствие его мальчик или просто терпит выдумки своего старшего партнёра. Но сегодня, выведенный из себя настойчивыми предложениями сняться-таки обнажённым, Сигэми стал действовать сам.
Боги, каким же страстным, нежным, смелым он оказался! Этот скромный мальчик, не желающий раздеваться нигде, кроме спальни, бегущий от секс-шопа, как от чумы, краснеющий при слове "любрикант". Рольф просто забыл, где он, сколько сейчас времени, какой сегодня день, год и вообще чем он изначально хотел сегодня Коно занять.
Вот только вернулось то странное ощущение, что всё это уже было, и было именно так - эти руки раздевали его, скользили по его коже, бесстыдно лаская самые сокровенные места, их прикосновения были огнём. Огнём, даруемым щедро и безоглядно. Огнём, в котором сгорало всё - прошлое, настоящее, будущее, он сам, они оба, весь мир. Огнём, который принёс в его жизнь тот, кого Рольф не помнил. Не помнил, но искал так же, как и желал - неутолимо.
*
Он отдал бы оба уха за то, чтобы сейчас иметь возможность сфотографировать Сигэми. Но предусмотрительный японец запретил ему брать камеру на первое занятие старшей группы. И ведь именно сейчас Рольф видел совершенно неизвестную ему ипостась своего любовника и лучшей модели - ипостась учителя. Грисволд от расстройства чуть не жевал футляр сотовой трубки.
Сигэми мог составить композицию из чего угодно - это он сейчас показывал ученикам, и это он несколькими днями раньше продемонстрировал Рольфу. Сейчас у американца дома стояла икебана из его джинсовой куртки, бронзовой джезвы, одной револьверной гильзы и одной орхидеи. Орхидея уже увяла, но Грисволд не хотел убирать сделанное Коно. Будь его воля, он даже кружки, из которых пил японец, не мыл бы, а так и оставлял навсегда.
Рольф отдавал себе отчёт, что с ним творится что-то странное - он просто физически не мог выпускать Сигэми из поля зрения. Ему казалось, что сразу же что-то случится. Что-то непоправимое. И Грисволд чувствовал, что меняется. Многие вещи, важные прежде, потеряли своё значение. Многие, прежде незамечаемые, вышли на первый план. И ещё - что-то было очень близко, словно бы за дверью. Что-то важное.
Рольф так задумался, что не заметил Коно, стоящего рядом. Юноше пришлось протянуть руку и постучать по столу перед ним.
Как он становился красив, когда злился! Эти потемневшие от эмоций синие глаза, сжатые губы, заострившееся лицо! Дороже всего Грисволд продал именно снимки со злящимся Сигэми. Редакторы и рекламщики на них просто велись.
Американец сдержал плотоядную улыбку и тихо вышел из класса. Эту холодность он припомнит мальчику позже, когда они останутся наедине. Ещё как припомнит!
*
Рольф не любил бритоголовых. Не потому, что он считал чёрных самой прогрессивной расой на свете - нет, он порой и сам с удовольствием взорвал бы или пристрелил пяток-другой арабов или других террористов. Но вот когда эти тупые "дублёные затылки" суют нос в его, Рольфа Грисволда, сексуальную ориентацию и личную жизнь - это уже излишне. И ведь они поодиночке не ходят, только группами и вооружённые разным дрекольём.
Сколько времени американец убил на то, чтобы уговорить японца для прогулки в город одеть обычные брюки и рубашку - страшно сказать. Сигэми считал кимоно, и только кимоно, лучшей одеждой для мужчины. Хотя как он в этом ходит - Рольф понять не мог.
В общем, в парк они выбрались достаточно поздно, когда добропорядочные граждане уже не гуляют. Зато можно было спокойно идти и любоваться на свою лучшую в мире добычу, и Коно выглядел спокойно и разрешал трогать себя за разные места.
Юноша улыбался и рассказывал смешные истории из своего преподавательского опыта.
Не исключено, что бритоголовые до момента пересечения их пути с путём Коно и Грисволда, проводили время не менее приятно. На свой лад, безусловно. Пиво там, лозунги из серии "Долой черномазых!" и "Смерть пидорам!" и прочие радости жизни.
Коно, увидев группу из одиннадцать полупьяных парней в чёрных куртках и штанах, высоких ботинках с парашютными стропами вместо шнурков и одинаково бритыми головами, только удивился. А Рольф понял, что пришли они сюда зря. А потом всё происходило очень быстро.
Наверное, они отбились бы и ушли, благо Рольф умел драться, да и Сигэми занимался какой-то своей японской борьбой, но у одного из парней оказался револьвер. И словно гигантский кулак ударил Грисволда в правое плечо. Он ещё успел заметить обезображенное ужасом лицо Коно.
Толчок, подножка, и юноша полетел на землю. Один из парней наступил ему на руку, второй пнул тяжёлым ботинком в бок, Сигэми коротко вскрикнул. Во рту стало солоно. Через своих подручных пробился главарь и, словно копьём, прибил Коно к земле чем-то вроде длинного кия. Юноша забился, хрипя от боли, а потом вытянулся и затих.
И тут что-то произошло…
Боль. Ненависть. Вкус крови на языке. Чужая вонь. Сильная вонь. Люди? Люди! Они… убивают его? Как больно!.. Это уже было.
Нефрит приоткрыл глаза - ресницы слиплись от крови, смотреть было неудобно. Над ним стояли люди в почти одинаковой одежде. Они что-то обсуждали. Демон прислушался - люди обсуждали, куда девать тела. Тела?
Нефрит просканировал пространство. Джедайт? Он-то что тут делает? Чёрт, левое плечо пробито, рука почти не чувствуется. И кровь течёт. Рёбра, похоже, сломаны. Ладно, главное, Зойсайта с юмами поблизости нет.
Нефрит потянулся к звёздам. Они ответили, даруя силу и радость. Как всегда.
Тот, кого бритоголовые считали мёртвым телом, потянулся к острой палке, торчавшей из его тела, вырвал её из себя и одним движением вскочил. Парни только поворачивались, когда конец палки проткнул одному из них глаз и мозг, второму возвратным движением пробил гортань и разорвал артерию. Третьему палка вонзилась в грудь под ключицу и обломилась. Нефрит бросил её и раскрыл ладонь для меча. Рукоять привычно легла в руку. И секунды потекли медленно-медленно.
Джедайт как раз успел открыть глаза и увидеть блик звёздного клинка над головой последнего бритоголового. Чувствовал себя Повелитель Иллюзий преотвратнейше. А Нефрит, как всегда, развлекался.
Темноволосый демон остановился и оглядел поле боя. Живых людей не замечалось. Джедайт слегка шевелился. Нефрит прищурился. И разрешил себе вспомнить, что было. Что было, пока процесс возвращения не завершился.
Да, это были именно эти руки, и эти волосы, пусть даже слипшиеся от крови. И этот ритм дыхания, и такой знакомый стук сердца. Это был тот покой, на который только они могли рассчитывать - возможность быть вместе наперекор самим себе, этому миру, чему угодно.
Толчок, и ничего не понимающий Джедайт увидел, как широко раскрываются глаза Нефрита, и из его рта волной выплёскивается кровь, а из груди, раздирая рубашку, лезет широкое лезвие причудливой формы. И почти тут же подобное лезвия пробило тело Джедайта.
Нефрит последним усилием поднял руку, и на кончиках его пальцев заискрился воздух, собираясь в комок файерболла. Мелькнуло что-то похожее на серп, и кисть руки демона упала на землю. Джедайт закричал.
Жить ему оставалось от силы секунд пять - это демон понимал отчётливо. И он потратил секунду, призывая всю силу, до которой мог дотянуться. И оставшиеся секунды - выбрасывая её на тёмные фигуры, стоящие вокруг.
Охотников на демонов раскидало в стороны. Демоны, которых больше не держали, упали на окровавленную землю. Рядом, так что длинные волосы одного из них накрыли руку второго.
Старший из охотников поднялся, сел и сплюнул.
*
Увядшая орхидея выскользнула из бронзовой джезвы и упала на чисто убранный приходящей домработницей пол. Больше не было икебаны - на штативе для небольших композиций стоял просто странный набор предметов.