Bishoujo Senshi Sailormoon is the property of Naoko Takeuchi, Kodanshi Comics, and Toei Animation.
Теневой Вик
Старуха без прорухи
Банданка, отпирай дверь. Я к тебе за чаем! Да на сахар не скупись!
А ето што за молодуха?
А, понятно. Ишшо одна простая юма. То-то я ее не знаю.
Не боись, детушка, старухи-то! Двигайсь, двигайсь поближе, да послушай, о чем балакать буду. Токмо звиняй, красиво говОрить не приучена, всю жисть уборщицей проработала. И у королевы-матушки покойной, и у нонешней Берилки, и у господина Кунсайта с Зойкой егошним бесстыжим.…
Почему бесстыжим? Да ты глянь на него, деточка, глянь только! Ишь, кудряхи-то отрастил до самой жопы... ох, прости старуху за грубое слово, токмо как место это паскудное обозвать-то ишшо?
А ты, Банданка, не скаль зубешник. Лучше сахарку-то в чаёк побольше подкинь. Не жалей, детка, для бабушки своей рОдной.
Ты што, детушка, не знала? Внучка она мне, хочь и не болтаеть о етом. Ишшо его высокоблагородие Кунсайт за мою верную службу Банданку к себе принять соизволил, под свое покровительство. Правда, загордилася девка-то, высоко сидя, совсем бабку не уважаить…
Не синей, Банданка. И сахарку-то побольше.
Детушка… ох, как тебя там? Совсем позабыла… ах, да, точно, Агава… Значиться, мы о Зойке-позорнике говОрили. Дык ты токмо глянь, детушка, как он свои глазенками-то распутными сверкает, только Кунсайта завидит! Сразу видно, непотребство одно на уме. Помадит волосья, рожу пудрит, бирюликами обвесился, аки елка рождественская, прости Металлия грешную бабку за слова эдакие… Дык вот о чем я. Попал Кунсайто на крючок етого шалопая, и глазиком моргнуть не успел, как Зойка-распутник уже на шейке повис и ласки в ухи шептить… Берилка-то злюшшая была тогдась – не передать! Ничаво, успокоилась. Дык только Зойка свою Яшку приволок, меня Кунсайто и сопроводил с почетной грамотой… А много ли толку с етой бумажки? Хорошо хоть, внучку мою-сиротку у себя оставил.
Так вот и попала я к своему козлу.
Што ты цыкаешь, Банданка? И не тронет меня Нефритка, а то хто убираться у нево будеть? Где вторая дуреха такая сышшется? Ты лучше сахарку, сахарку подбрось.
Ох, Агавка, как у Кунсайто привольно бабке жилося, так у Нефритки сплошное балагурство кажинный день. Он, конечно, не Зойка-бесстыдник, с мужуками не балуеться, но девах перепортил… Я-то за свою Банданку у Кунсайта не волнуюсь, а к своему козлу не подпускаю.
И дружок евойный, Джедайт который, тоже, с виду тихоня-тихоней, а Тетиска Берилковская от него понесла…
Да, да, Агавка, истинная правда ето! Все знаю, все расскажу, как на духу!
Ведь история моя с етого и началася.
Значиться, так. Пришла я, как обычно, к Нефритке убираться, а кошка моя, Фиска, сзади бЕгла, ведерко в зубах ташшила. Крепкие зубы у нее, не чета моим. А Нефритка на кровати лежит, да кальян курит.
- Меланья, - говОрит он, да смотрит так хитро-хитро, пришшурившись, - хошь, повеселю?
- Опять, небось, - говОрю, - небылицу какую в небесах вычитал?
- Не, - отвечает, - правда истинная. Тетиска-то наша беременная ходит!
Я так и села.
- Да не могеть такого быть! – возмушшаюсь. – Я ж ее дедку, как облупленного знаю! Он бы ей за такое ноги из задницы повырывал, да в срам запихнул!
- Скоро так и будет, когда округлится, так сказать, - смеется мой козел. – Джедайт постарался!
Я своим ушам не поверила.
- Джедайт? Ох, позорище! Бедная девка!
- Знаешь такую поговорку? – ворчит моя Фиска. – Коли девка не захочет… и так далее
Да-да, Агавка, Фиска у меня говоряшшая. Как начнет язычишшем трепать, так и не заткнется. Нефритка только пуще разгоготался, окаянный. А што он говорил, таким молоденьким, как вы, знать незачем.
Банданка, сахарку, сахарку не забудь!
Значиться, опосля уборки направились мы с Фиской к Тетиске. Прихожу, суюсь в дверь – так и есть. Лежит, бедолага, и воет так, что чертям тошно.
- Кто там? – спрашивает. Голосок такой жалбный-жалобный.
- Я это, - говорю, - Меланья.
Она ишшо пуще рыдать.
- Эх, бедовая, - говорит моя Фиска, - чего тут концерты армйские устраиваешь? Раньше думать надо было, прежде, чем с Джедайткой кувыркаться.
- Не виноват он, - лепечет Тетис, а в глазах слезы.
- Ага, никто не виноват. Само оно, ветром надутое, - ворчит Фиска. – Вот тебе дедос твой таперича устроит, попомнишь подушки мягкие, одеяла пуховые да объятья неутомимые.
Девка ишшо пуще в слезы.
- Ладно, не горюй, пособим, - утешаю я. – Не ты первая, не ты последняя. Сходишь к Яшке, она усе, што надо, и сделает. Ты ей токмо ручонку-то позолоти. Сколько девок она выручала, и не сошшитать.
Она мне на шею так и бросилась.
- Спасибо, - говорит, - Меланья, выручила ты меня.
А назавтра вызывает меня Берилка наша.
- Ты, - говорит, - старуха безмозглая, што натворила?
У меня глаза так и вытарашшылись.
- Ты, - вопит наша королева, - пошто мою Тетис к этой Яшке-мясничке отправила? Та ей все нутро своими рожишшами раскурочила! Девка таперича при смерти! А хто мне энергию доставать будет?!
- Эй, Вашство, - влезает моя Фиска, - ты чаво на Меланью орешь? С чего ты взяла, што ето она виноватая? Ишь, волос долог, ум короток!
Берилка к Фискиным нападкам привычная. Ишшо при королеве-матушке покойной Фиска Берилку шпыняла.
- Нефрит мне сказал, - ворчит королева.
Так што, Агавка, не удивляйся, што я его козлом кличу. Козел он и есть козел.
- У Тетис дело было, - продолжает Берилка. – И его делать некому.
- Разумеется, - говорю я, - Нефритка токмо сплетни разносит, да с Зойкой-позорником ругмя ругаиться, а Кунсайт их разнимает А Джедайта ты, девка, сама намедни куда-то услала. Небось, самой таперича потрудиться придется.
Берилка аж покраснела.
- Больно умная стала, - изрекла. – А вот отправлю-ка я тебя с твоей кошкой-болтуньей на Землю, энергию собирать, штобы не мнила о себе много. А то ишь, решила, раз уборшшыца, знать, усе позволено! Отправляйся немедля!
- Как это? – говОрю. – Не приученная я к таким делам, токмо метлой махать умею.
- Языком ты чесать мастерица, - ворчит Берилка. – Ничего, управишься.
Чаво вытарашшилась, Банданка? И где сахарок? Никакого уважения к бабке!
Ну так воть, швыранула в меня Берилка из своего шарика чем-то, и очутилася я с Фиской на Земле. Ну и безобразье же там, скажу я! Грязищща, вонишша, ужасть сплошная, машины ети, проклятушшие, ездиють, ездиють, один меня чуть не задавил… Гляжу -батюшки! Ето ж мой козел! В такой огромадной красной кобылишше сидить, по сторонам не смотрить…
А за Нефриткой какие-то девки вдогон бегут. Поглядела я на них, и ухватила одну за руку.
- Куда ж ты, девка бесстыжая, в таком виде непотребном скачешь? – говОрю. – Ты ж глянь на себя! Ножишши голые, юбчнока – тьфу, одно название! Ишь, выставила срамное место на всеобшшее обозренье, аж тошно делаиться! Волосья свои длинные, жолтые, подобрала бы и заплела получше. Да грудь свою напоказ высунула, паскудница!
Тут мне по руке как што-то поддаст, аж кровь пошла. Гляжу – роза.
- Я ни за што не прошшу тебя, мерзкая бабка, за то, што ты посмела говорить гадости моей Сейлормун, - забормотал какой-то мужик, выряженный в черный плащ и цылиндр. – Ох, Сейлормун, да ето ж демон!
Девка тут заголосила так, што у меня в ушах зазвенело. Тут же ишшо четыре таких же, как она, бесстыдницы прискакали, окружили меня и начали чем-то пулять.
Слышу я – Фиска мне на ухо шепчет:
- Да ето ж те самые сейлоры, чрез которых столько наших юм померло!
- Ах, вот так? – свирипею я. – Ети бесстыжие девки?
Банданка вот знаеть, ежели я рассержусь… да, да, сахарку-то подсыпай! – то от моей швабры не укроешься. Вот и девки ети побежали прочь, а хмыря етого разряженного я отловила и по мягкому месту отлупила, штобы знал, што старших уважать надо. А не пуляться розами.
Почему я их не убила? А пошто? Я ж не убивица, а уборщица.
Што дальше было? Дай, дух переведу, чайку глотну и расскажу.
В обшем, девоньки, разбежались ети развратницы, и хмырина вырвался. Остались мы с Фиской одни середи дороги. Кругом дома высоченные, народишшу – тьма. Фиска мне и говорить:
- Надоть нам, Меланья, ночлегу себе приискать. Покамест энергии для Берилки не наберем, домой не воротимся.
- Да где ж его приишшешь, - говОрю. – В подвале ночевать придется, али на чердаке.
- Зачем же? – жмурится Фиска. – Ты назад-то глянь!
Оборачиваюся я…. Матушки! За мной гостиница так вся огнями и переливается! А на двери надпись «Требуется уборщица».
- Вот нам и ночлег, и работа. И Берилкино задание выполним, - заявляет Фиска. – Ступай туды.
Ну, я и пошла. А щто ишшо делать-то?
На работу меня взяли с радостью. И комнатку выделили под лестницей. Халат оранжевый дали.
- Ты, бабка, уж поусердствуй, - говорит мне ихний начальник. – У нас президент одного из крупнейших банков проживаить, так у нево в номере чистота должна быть безупречная.
Ну, чистота, так чистота, я што, против? Дело привычное.
Вот убираюся я в «люксе» и думаю: чаво ж юмы наши супротив етих сейлориц бесстыдных выстоять не могли? Я ж их шваброй в момент разогнала.
Фиска мне на ето отвечаить:
- Они, наверное, уже всю силу порастратили. Господин Кунсайт говорил, што сейлорихи как кого убьют, так потом сутки в норму приходють. Нам бы их сейчас отловить, да к Берилке отташшить.
- Да где ж я тебе их искать буду? – спрашиваю я, а сама тру пол. – Да ишшо надоть энергию собирать, а как и куда – Берилка не озаботилася.
Тут Фиска с шипением отскакиваеть. Гляжу – а передо мной шар лежит, никак, Берилки.
- Вот тебе и инстрУмент, - говОрит Фиска. – Токмо не оплошай. А я по городу побегаю, разведаю, кошаков поспрошаю, мож хто и знаеть, где сейлорихи живут.
Прыг в окно, хвост задрамши – и нет ее.
Убираюся я, убираюся, размышляя попутно: как бы мне с шариком-то управиться. Энергию-то он сам соберет, токмо вот у кого? У директора етого, што ли? Почему бы и нет?
В обшшем, прячу я шарик, беру в руки швабру, выхожу за дверь – глядь, идеть! Директор етот, значиться. Ну, я дорогу-то ему даю, голову склонила, как меня штой-то обожгло. Глаза подымаю – стоит передо мною Нефритка, челюсть отвесимши, зенки повытарашшимши.
- Ты че, Меланья, здесь делаешь? – спрашивает.
- Чаво-чаво? Работаю я здеся, - говорю, а сама швабру сжимаю. – Берилка велела.
Мой-то козел как расхохочеться.
- Работать? Здесь? Ну и ну. Видать, королева совсем одурела.
- И вовсе она не одурела, - заявляю. – Ей энергия понадобилась, вот она меня и послала.
Нефритка ржет ишшо громче.
- Представляю, какой из тебя воин великий.
- Великий, не великий, - заявляю, - а сейлоров разогнала.
- Сейлоров? – и побледнел, гляжу.
- Их самых. И ишшо какого-то типчика в цилиндре. Я ему по жопе-то надавала.
- А где ты их встретила? – вопрошаеть.
- Дык здесь же, у гостиницы, - говорю. – За тобой, Нефритко, гналися.
Тут мой козел с лица спадаеть, на кресло садиться и тяжко вздыхаить.
- Расшифровали, паскудницы, - говорит. - Таперича Берилка меня точняк прикончит. Что же делать?
Стало мне ево жалко.
- А ты послушай старуху, - говорю, на швабру опершись. – Ежли они тебя ловить будут – не прячься. Мы их здеся-то подождем да переловим, ленточкой перевяжем и Берилке отнесем.
Впервые видела Нефритку таким убитым.
- Да-а, - заявляет, - тебе-то хорошо говорить «подождем», а у меня свиданье. Я в город ехать должон, шоколадный пудинг есть.
- Так сюда закажь. С кем у тебя там свиданка?
- Да так, девчушка одна, - отвечает.
Одно слово – козел. У него девчушек етих…
- Хотя, Меланья, ты права, - говОрит через минуту. – Позову Нару сюда. И никто не увидит, что ей ишшо четырнадцать.
Бандана, ишшо сахарку!
В обшшем, ждет нефритка свою Нару, а я тем временем шарик Берилкин нашла, где спрятать. Баня у них в гостинице, «фуро» называиться, дык там народу… А на уборщицу никто и внимания необрашшаить. Сидять там, голозадыи…
Вернее, сперва сидели. А потом шарик заработал. И, когда я пришла через час, штобы забрать ево, усе вповалку лежали.
Атут и Фиска вернулась.
Ну што, Агавка, не заскучала от бабкиных рассказок?
Вот погодь, попью чай, хотя внучка моя разлюбезная чавой-то экономить на старухе стала, сахару совсем не кладеть… И далее продолжу. Дело-то все впереди было.
Ну так вот, детушка, слух, што дальше было.
Шарик-то я забрала. Сижу себе, гляжу в нево, а ён так и переливаиться, так и светиться. Энергия, значиться, тамо. Тут слышу – в окно шкребуться. Глянь – а ето ж Фиска моя, хвостишше трубой. Довольныя!!!!
- Слушь, Меланья, - говОрить, - што я узнала-то! Где сейлорицы живуть, мне неведомо, но зато я про Нефритку такое услыхала, такое!!! – и хохотом заливаиться.
- Ты, фефела шерстистая, не тяни, а рассказывай!
- У Нефритки девчушка есть, роман с ним крутить…
- Ето я знаю.
- Дык знаешь што? Девчушка ета с сейлорицами в дружбе тесной! Не раз уличные кошаки их вместе видали!
Тута я хватаю метелку свою наперевес.
- Если ето так, Фиска, то счас она, девчонка ета, сюды явиться. С козлом нашим амуриться. Значить, мы ее накроем, Берилке свезем, а на нее и сейлориц прихватим.
- И как ты ето себе думаишь? – ворчит кошавра моя. – Ить Нефритка тебе никак не даст…
- Ето я ему сама наподдам, - заявляю. – Мы, чай, не в Королевстве!
Тута стук в дверь. Я подскочила, шарик к себе в кровать пхнула, халат запахнула, дверку открыла, глядь – начальник мой.
-Бабка, - ворчить, - ты пошто не на работе-то?
- Ох, звиняй, родимый, - подвываю, - делов-то у тебя в гостинице неуемно. Токмо от дирехтура етово пришла, аж скрючило старуху, покед за ним мусор вытаскивала.
- Ты ето давай, не ленися. Завтра с утра делегация к ему приезжаить, все должно быть путем! Так што иди в банкетную залу, приберися там.
Ушел, окаянный. Я ему вослед кулаком-то погрозила, а што делать? Да мене в Королевстве кажинный год Берилка самолично вручаить грамотку почетную «Лучшая уборщица», усе знаю, никогда нареканий не получала, везде поспевала, а тута какой-то хмырина смееть мене указывать! Да евонной прабабки ишшо и на свете-то не дыло, когда я уже по возрасту на пенссии должна быть…
- Ничаво не выходить, Фиска, - вздыхаю. – Ты ето, давай, проследи, где нефриткина сопелка живеть, а мне работать пора.
Взяла я метлу да ведерко с тряпкою, в ведерко шарик Берилкин забросила – пущай таперича в столовой ихней поработаить. Из фуры народ как раз стал подтягиваться, зевають во все рты, ишь, негодники! Видать, манерам их не учили, мамки с батьками подзатыльников не давали, не говОрили, што пасть свою в обшшестве разевать неприлично! Ну ничаво, родимыи, вы токмо до завтрего в себя придите, будеть вам и постелька сладкая, пуховая, и гробики маленькие, уютненькие. Берилкины лорды совсема работать разучилися, энергию качають понемножку. Да какой же толк от етово?!
Ну што ты говОришь, детушка? Али я не ведаю, што делаю? Народишшу не Земле етой полным-полно. Ежели хто и помреть, так на ево место счас же новыи набегуть! Так што ты, девонька, не поучай меня, старую, а сахарку, сахарку клади. Видать, возьму-ка я швабру свою, да поучу тебя. Совсема на Кунсайтовых харчах разжирела.
Ево-то благородие хозяин знатный, рачительный. Вот, помню, лет етак четыреста назад… али пятьсот… ох, совсем старая стала… справлял ён годовщину своей встречи с Зойкой-паскудником. Дык сколько объедков я тогда для Фиски домой унесла! Сколько сладостей для Банданки! И для старухи беззубой осталося ишшо!
Мой-то козел ничаво окромя себя не видить, не слышить, об уборшшице своей не заботиться, вот поделом ему! Все расскажу, девоньки, все поведаю!
Ох, так прихватила я шарик, принесла в столовую, припрятала куда поукромней, ползаю со шваброю, пол мою, мою… Тута слышу – топот на лестнице. И входить! Парнишше длинный, тошший, чорноволосый, одно слово – глиста во фраке. Официянт. И, не спросясь, ножишшами своими по полу мокрому – шасть, шасть, шасть, тарелки расставляить!
Я ево, окаянново, водичкою-то из ведерочка окатила.
- Ты, - воплю, - паскудник бессмысленный, куда лезешь? Не видишь – бабка старая работаить ручек не покладая? А ты, свернавец эдакий, усе изгадил!
Ён тута сморить на меня, и в зенках евонных што-то мне знакомое показалось. Ахти Металлия, да ето ж тот хмырина, который меня розой шибал, которому я жопу шваброю чистила, который с сейлорихами якшался!
«Ну, мил друг», - думаю, - «чай, будеть тебе на орехи».
- Ты хто вообще такой? – спрашиваю.
- Мамору, - отвечаить, – я. Официянтом здеся работаю.
Я етой маморе и говОрю:
- Значиться, так. Берешь тряпку и везде, где наследил, убираишь. Я тута отлучусь, вернусь – штоб ни пылинки, ни грязинки не было. СтаршИх уважать надобно!
Што он шарик найдеть – я не боялася. Я ево хорошо припрятала.
В свою комнатенку спускаюся – сидить там Фиска, умываиться.
-Не поспела я за козлом, - сокрушаиться. – Ён как сел в свою машинку, как припустил, будтоть за ним Берилка гониться… И где девка евоная живеть, не разведала.
- Не хнычь, - обрываю, - лучше вызнай мне, где Мамора-официянт проживать.
- Ты што, бабка, смеешься? – вытарашшиваить кошавра зенки. – Я кошка, а не справошник!
- Дык и поговори с кошаками ишшо разик, всяко они усе знають. Чай, в городишке етом кошаков нонче много расплодилося!
Фиска ворчить, но дело знаить. Опять ускакала хвост задрамши. Бедолага. И не трогала бы я ее, не трепала, дык дело-то важное.
Ох, сколечко Фиска моя повидала, сколечко перенесли мы вдвоем!
Мне ить ее сама королева-матушка покойная преподнесла. Фиску ишшо котенком-слепышом хтой-то в речку скинул. А королевушка наша у речки той сидела. Видить – плыветь сверточек. Она ево цап – а там котеныш. Королевушка наша мягкой души к тварям неразумным была, вот и дала мене на воспитанье.
Банданка, што ето там? Пирожные? А откель?
Ах ты такая-сякая, срамница-распутница! По тетискиным ступням пойтить решила? Да я тя счас, окаянная!!
Ох, Агавка, не серчай на старуху, што ругаиться многонько. Не виноватая я, внученька-то у меня одна-одинешенька! Вот и забочуся по мере силушек, а она с мужуками задом финтить!
А ты, девонька, не боись бабушку-то! Подумашь, ругнула разик-другой! Ташши пирожные, счас мы их с чайком-то и навернем! И с сахарком!
Чаво я усе отвлекаюся, но вспомнилася мне тута одна юма по соседству. Скупая была – жуть! И надо ж было случиться, што пожаловал к ней сам Зойка-развратник. Дык ево надо было угостить, приветить, чайком напоить… А юма та у Джедайтки работала, кой-чаму научилася, глаза овела гостю высокому. И подала Зойке жуков да павуков, которыи у нее по стенкам ползали. Тот обманумшись, принял их за пирожныи, да усе и скушал! Приходить домой, а изо рта павучья лапка торчить!
Потом ево высокоблагородие ту юму самолично по ветру изволили развеять…
Ох, заболталася я чавой-то!
Значиться, возвращаюся я в столовую, а Мамора ета метелкою по углам елозить, будто трудиться.
- Иди-ко ты отседова, - говорю ему, - да помни – уборщицын труд – самый тяжкий. Но вона я какая старая и неуклюжая, а усе начисто вымыла, а ты, молодой да здоровый, даже што сам напаскудил, убрать не смог!
Обиделся, убег.
Мою я полы далече и рзмышляю – как бы мне через Мамору ету до сейлорих дотянуться-то! Вот была бы радость Берилке!
Своими силами не управиться. Позвать бы Нефритку на помощь, но ён со своею кралею где-тоть бултыхаиться, а краля евоная сейлориц подружка. Ево высокоблагородие не отказал бы мне, дык токмо как с ним связаться-то! Или сразу Берилке сообшшить, пущай сама разбираиться?
Ох, тяжко, тяжко.
Так ничаво не придумамши, собралда я метелки-тряпки и побрела в свою комнату.
Назавтра будить меня начальник.
- Ты, бабка, - говорить, - молодец. Никаких нареканий к тебе нетути. Ступай, погуляй, выходной у тебя сегодня будеть. Токмо к вечеру возвращайся – банкиры отобедають, убираться надоть будет.
Дал мне какой-то мелочевки денежной, вроде как, за труды вчерашни, и спровадил за порог. Токмо метелку прихватить успела. Не люблю без инштрумента шататься.
Фиска окаянная! А ну вылазь из помойново ведра банданкиново! Нету там ничаво, уже сама проверила!
Когда успела? Агавушка, детушка, у меня глазок знаишь какой наметанный? Я токмо на ведерко гляну, дык сразу скажу, што в нем было. А за банданкой моей надо бдеть и бдеть, а то как бы чаво не натворила! К тому же, соседки ееные мне напели тута, што приходил к ней мужик какой-то чернопузый, усатый и бородатый, вот я и беспокоюсь.
Выбрела я за гостиницу, а там Фиска стоить.
- Меланья, - говОрить, - нашла я тебе твою Мамору. Живеть ён во-о-он в том домине, на самом верху. И сейлорица тож к нему прибегаить, я ее уже видела. Они счас там как раз обои, лови, не хочу.
А тута как раз Нефритка подъезжаить, злюшший-презлюшший!
- Штоб я ишшо когда с малолетками связался! – ворчит. – Представляишь, Меланья, ета Нару сожрала одиннадцать пудингов, и я за все заплатил! А потом поташшила меня в кино. Да я ето кино не переношу и на дух! А потом…
- Потом суп с котом, - обрываю. – Слушь меня, Нефритка. Если хотишь Берилке нос утереть – айда за мною. Сейлормуниху возьмешь вместе с ее цилиндровым хмырем и королеве нашей отвезешь.
Козел мой сразу же просиял.
- Ежели и взаправду будить такое, - говОрит, - перед тобой, Меланья, в долгу не остануся!
И верно, прихватил обоих голубчиков прям в гнездышке.
- Ну, Меланья, - сам весь из себя довольный, - Берилка велела тебе остальных четырех изловить. С этими, говОрит, ты хорошо управилась, тебе от нее весь и почет.
- Што? – спрашиваю. – Да ты, никак, Нефритка, совсем с ума спятил!
- Почему? – вопрошаить, а сам смееться. – Ето ж ты Мамору вычислила? Ты. Я все Берилке рассказал, без утайки!
Ну не козел? Козел! Ето у нево "в долгу не останусь" называиться!
И не поверите, девоньки, кто такой Мамору-то оказался! Сам Эндимиён!
Как – кто такой? Неужто не ведаете? Етож с тыщу лет назад жених Берилкин был. Токмо убег он от нее к прынцессе Лунной. А прынцесса ета – Сейлормуниха. Берилка ее в клетку посадила и велела три дня не кормить, а сама с Эндимиёном заперлася и сидить с ним. Токмо вчерась вышла на часок, и обратно.
Эй, Банданка, што заслушалась? Ты ето давай, чайку подливай, сахарку подсыпай!
Значиться, поругала я Нефритку за его язычишше длинный – добро, мне, старухе, позволено, а молодой мужик болтаить многонько. Знаю, знаю от кого научился…
А вот етово, Агавка, знать тебе не стоить. И тебе, Банданка, тож. Ето тайна евоная и моя, а прочим сюды лезть нечево.
… и тут Нефритка мне заявляить:
- У Сейлормунихи должон был быть Кристалл Серебряный. Берилка им владеть хотит.
- Так пущай владеить, - говОрю. – Мне-то што? Уж не думаишь ли ты, што я ево искать должна? Постыдился бы старухи!
Нефритка нахмурился.
- Сейлормуниха не говОрить, где ён. И Эндимиён тоже молчить. Нужно сейлоров ловить, а я не могу. Меня Джедайт в гости звал, я идить должон! Так што, Меланья, усе на твое усмотрение.
- Эй, погодь, - кричу вослед. – У тебя ж намедни встреча с банкирами!
- Сами встретятся, - рукой машет.
Уселся в таратайку свою, на газ нажал – токмо ево и видали!
И осталися мы с Фискою вдвоем. Што делать – не представляим. Сейлорицы и Кристалл Серебрянный – задачка по плечу разве што ево высокоблагородию или Зойке распаскудному, или Джедайке с Нефриткой, или самой Берилке. А мы хто? Юма да кошавра ееная. И што мы могем?
Ох, Банданка, сидишь тута, ничаво не делаишь. Растила тебя, растила, учила, учила, с утра до ночи с тряпками да швабрами по дворцам ползала. А што на уме нонешних юм? Танцульки да поскакульки, работать не хочуть, ничаво не умеють… И не красней, детушка, бабка дело говОрит. Истинную правду-матку!
Фиска, я ж тебе сказала – марш из ведра!
Ох, Агавка, ну ты подумай! Усю жисть в бедности прОжили, сладок кус недоедали! А по суседству юмка жила, Морга ее звали, так уся расфуфыренная, расшукоченная! На машинках разъежжала, с Джедайткою на пару? И где она счас-то? Сейлормуниха ее прибила. А вот у юмы … как ее, Банданка? Ишшо такая с побрякушками в обоих ухах, аж до полу ухи ети вытянуты… Я тож имя не помню. Так она при живом муже имела троих любовников, и усе вечно новые побрякухи ей ташшили… Понимашь, Агавка, о ком я? А она где? Сейлормуниха прикокнула.
А Серенка? Вот уж дура дурой! Джедайтка-то ей велел какую-то музычку на Землю доставить… напрямки к Сейлормунихе. Ух, как Берилка злилася-то, Джедайтка аж бледнонемочный сидел, слово ляпнуть боялся! А мой-то козел, над дружком своим куак ржал, девоньки! И ить не стыдно!
Дык в те поры Берилка, видать, и решила, што неча молодЕжь гонять, усе равно ничаво не умеють, а уборщицу не жалко. Вот так я и оказалася в одиночку против сейлорих.
Где их искать – не представляла, аж расстроилася, села на тротуяр и сижу, грущу. Токмо тут Фиска мне и говОрить:
- Нефритка должон был на банкирском съезде быть, так ведь?
- Да, - отвечаю.
- А сейлорихи ужо в курсах, што он их главную заловил. Значить, они приташшутся туды, штобы ево заставить Сейлормуниху освободить.
Ай да Фиска, ай, да кошавра! Ить как хорошо думать умееть!
- Значиться, - говОрю я, - как только заседанье начнеться, мы с тобою придем, будтоо убираться. Тута сейлорицы появяться… а што потом? Как мы их с тобой захватим?
- А шарик берилкин на што? – вопрошаить Фиска. – Как только сейлорихи повявться, так он пущай и включиться. Сейлорихи вмиг усю энергию растеряють, тута мы их и прихватим.
В общем, сели банкиры ети, о каких-то ахцыях лопочуть, какие-то бумажки перебирають… Вдруг – глядь, окна распахиваються, и влезають в них сейлорихи голожопыи ети.
- Усем стоять, - вопит одна из них, дылда такая здоовенная… Как девка могеть быть такой? Ето ж ужасть! Ее ж никто замуж не возметь, такую страхолюдину!
- Где Нефрит? – другая интересуиться, такая уся в оранжевом, прям как юма-проститутка разодета. Помнишь, Банданка, жила одна такая у Зойки-паскудника, он ее привечал, она для нево денег зарабатывала. А однаждыть мой козел ее увидал, зенки разгорелись, подхватил ее под белы ручки, упер к себе и набарахтался с нею пару часов. А она возьми и зарази ево гадостью какой-то. Дык Нефритка потом бегал, чесался и к Зойке скандалить ходил. А нечево со всякой первой встречной-поперечной! В мое время таково никто не позволял себе!
Не красней, Банданка, не красней. Ты лучше ето… ага, догадалася, што опять сахарку недосыпала! Воть, видишь, Агавка, он у меня быстро усе схватываить!
Ну воть, скачуть ети сейлорихи, банкирам какой-то железякой со стекляшкой в центре под нос тычуть, все козла моево ишшуть. А нет ево, ён у Джедайтки сидить, лясы точить да девок портить!
- Пора, - шипить Фиска. Тута я и влезаю в зал етот, метелкою да щваброю стучу.
- Што за безобразье? – спрашиваю, а сама усе к шарику поближе прохожу. – Што тута происходить? Што за бордель? Начальство недовольное будеть – в нашей гостинице девкам непотребным не место! Пошли прочь!
И машу на них метелкой. Они сперва растерялися было, смутилися и чуть не убегли, да тут вдруг одна из них как заореть «Юма!»
Я ее метелкой хрясть! Штобы не орала. А второй прямо в раскрытую пасть тряпкою тык! Та зенки вытарашшыла и на спину повалилася. Третьей я ведро на бошку одела, та и пикнуть не успела. А четвертая как железюкой замахала, вопить штой-то, видать, меня прикончить желаить.
Ага, шшас! Я бабка не простая, у ево высокоблагородия Кунсайта обученная, меня так прасто не возьмешь! Ничаво не выходить, девка трясеться, остальныи три ужо на полу валяються, шарик из них энергию сосеть.
Я ей шваброй грожу.
- Бросай, - говОрю, - деваха, железку свою и сдавайся. Видишь, товарки твои ужо отдыхають, и тебе пора.
А она в меня как огнем пульнеть! Метелка-то моя и сгорела.
- Я, - вопить деваха та непотребствованная, - буду до последнево биться! И ничево ты со мною, бабка, не сделаишь!
Повытаскивала бумажонок каких-то, расшвыряла по комнате, а сама што-то бормочеть.
Ну, мне ето и надоело.
- Слышь, деваха, ты ето чаво? Я тут убиралася, весь пол намыла, а ты ево уже загадила? Вот тебе, непотребственная! Получай! А то ишь, жопу выставила, сиськи выставилда, вот тебе, вот, вот!
Колочу я ее шваброй, она железюку свою и выронила. Фиска подскочила, в зубенции свои ето ухватила, в сторонку отташшила и говорить мне:
- Слышь, Меланья, ето ж тот кристалл серебряный, который Берилка получить желаить!
Сейлориха как услыхала, так и взвыла!
- Не получить вам ево никогда! Ого…
И тут ев высокоблагородие ее как сзади по башке огрееть!
- Ты, - говОрить, - Меланья, молодец! И ты, Фиска, тож! Сами управилися! А я, как у Нефритки узнал, што вы тут одни с сейлорихами деретесь, так и поспешил на помощь.
- Спасибо, - отвечаю, ваше высокоблагородие, што не забываете свою старуху Меланью. Очень вам за ето благодарная.
И низехонько поклонилася.
Тут из-за ево спины Зойка высовываиться. Носишку свою наморщил, сейлорих увидел, да банкиров, по всей комнате лежащих. И пытаиться у Фиски кристалл отобрать. А та ево возьми и цапни.
- Не трожь, - вопить. – Не ты ево заполучал, а Меланья, ей и к Берилке ево нести. А ты давай сейлорих в Королевство переправь!
Ево высокоблагородье на Зойку тоже посмотрел, да так, что паскудник тут же с лица спал, сейлорих за ноги похватал и поташшил. А ево высокоблагородие нас с Фиской, ведерком, шваброй-метелкой и шарком берилкиным до дому самолично доставили.
- Отдыхай, - говорить, - Меланья. К Берилке завтра тебе идтить.
Ну, выспалися мы с Фиской, идем во бворец, я шариком и крсталлом сребряным помахиваю, глядь – стоить клетка посреди улицы. А в клетке Сейлормуниха сидить, благим матом вопить. Меня увидала, ишшо сильнее взвыла:
- Бабушка-голубушка, отдай мне ето! Ну поджалуйста! Усегда старшИх уважать-почитать буду!
- Ты, - отвечаю ей, - если б вела себя пристойней, не прыгала по улицам в позоришше етом, то в клетку бы и не попала. Так што сиди тут, родимая, и не рыпайся.
И метлой ее по руке, за розу ту, маморину.
Берилка довольная была. Велела допускать Фиску в любые времяна во все кухни в отбросах рыться, шарик свой забрала, кристалл серебряный вставила себе в пасть – ну да, зуб-то у Берилки нашей выпавший ужо давно! Вот она кристаллом етим дырку и маскируить! – и к Эндимиёну своему в кровать отправилась. Ить до сих пор там сидить, а ишшо королева! Нечево мне удивляться, што юмы молодые такие распущенныи! Раз уж Берилка им пример такой подаеть! Вот как счас помню, королева матушка…
Банданка, ишь, заслушалась! А сахар где?
Сейлорих всех посадили в клетку и выставили в королевском зоопарке, а Нефритка по шапке получил за отлынивание от работы от ево высокоблагородия. И правильно – неча все на бедную старуху-уборшшицу перекладывать. Я, чай, не темный лорд! Но мой козел после етово совсем не переменился – севодня я ево сразу с четырьмя девахами видела. Ишь, распутницы!
Тетиска поправляиться. Джедайтка, как вернулся, Яшке нагоняй устроил и рога-то пообломал. Он ить на девке жениться хотел и ребеночка воспитывать, дык Тетиска сама виноватая. Не подняла бы вой тогда, не было бы и проблем. А Яшка таперича сидить в своей каморе и воеть. Ну да Металлия с ней.
А мне Берилка предлагала повышенье, дык токмо я отказалася. Окромя меня убираться-то некому, так што побегла я. Хочь ты, Банданка, и пожалела для бабки сахарку, но я на тебя не в обиде. А ты, Агавушка, слушай старуху и на волосье мотай, как дела делать надоть.
Фиска! Вылезай из ведра, работать пора! Ишь, мусоришшу-то сколько, пока бабки Меланьи не было! Все Королевство испаскудили, окаянныи!