Глава 2. Беги за Солнцем

Солнечные лучи, отражаясь в зеленой морской воде, били в лицо, но он так привык к ним, что уже давно смотрел вперед, почти не щурясь. Ветер наполнял полосатый парус, заставляя драккар идти еще быстрее. Воистину, его корабль был «конем бескрайних волн», «буйным вепрем средь морских полей». Скоро они снимут с форштевня ярко раскрашенную драконью голову, дабы не гневить и не пугать духов родного залива, и со свежим ветром, благословлением Ньерда[1], войдут в родную бухту.

 - Весла на воду!

Под мерный плеск и пение корабль огибал скалистый берег. Убран с великой честью в синий -  цвета воинов, мешок, деревянный дракон…  И когда уже можно было разглядеть на берегу бегущих к причалу людей, над фьордом пронесся крик:

 - Мы вернулись домой! Один был милостив к нам! Встречайте ярла! Встречайте воинов хирда! Мы вернулись с победой!!!

Пронзительный писк над ухом разбил на быстро тающие осколки и залив, и летнее небо, и драккар… Викинг на ощупь нашел будильник, с наслаждением выключил, и, подавив желание швырнуть его об стену,  проснулся.

Он осторожно открыл сначала один глаз, потом другой. Перед лицом белели листы бумаги, мелко исписанные черной ручкой. Записи были исчерканы, они застилали обзор, и Данов сбросил бумаги на пол. С тихим стуком туда же упала толстая книга. «Французско-русский словарь»…

 - У, черт, опять я за столом уснул… Это до скольки ж я работал? – кажется, часов до пяти…

Шею ломило, в глаза будто насыпали песку, а голова только казалось пустой и гулкой, но Данов знал, - стоит пошевелиться, как она взорвется болью, и  придется потратить две таблетки аспирина, чтобы проклятая голова хоть что-то соображала. Зато перевод кансоны закончен. И не просто подстрочник, а выверенный, стройный стихотворный текст… Хоть сейчас бери гитару и пой… И курсовые у четвертого курса он отрецензировал… Вот только напрочь не помнит, что именно он там написал. Ну да ничего, - посмотрит перед занятием на кафедре…

 - У-у… Ёмундгард[2] тебя забери! – в шее хрустнуло, а голова таки взорвалась.

Дорога до ванной, потом, после бритья, - на кухню, к неизменной яичнице, бутерброду с сыром, горячий растворимый кофе – роскошь, конечно, но иначе он неминуемо заснет во время лекций. Такое можно простить студенту, но не преподавателю… Поправляя воротник рубашки перед зеркалом, Данов присмотрелся к своему отражению.

 - Ну и рожа, у тебя, Викинг… Ох, рожа… - будто без передыху все выходные пил, честное слово… А самое обидное, именно так все и подумают.

 - Это все обман, что он был самым добрым царем… - сказал он зеркалу. Голова перестала болеть, и настроение поднялось. Вот и отлично… закрыть дверь, теперь бегом вниз по лестнице, чтобы не ждать медленный, вечно ломающийся лифт, потом быстрым шагом по туманному переулку, пиная осенние листья, и наплевать на мелкий дождик, невесомую водяную взвесь, которая оседает на воротнике старого пальто, зато приглаживает волосы лучше любого лака, которым повадились брызгаться студентки… Причудливо раскрашенные самой природой листья золотятся на старом асфальте, плавают корабликами в лужах… Задумчиво шуршит ветер в кронах маленького сквера… На секунду вернулось ощущение вчерашнего леса… Вернулось, погладило по щеке, и исчезло, едва он повернул на проспект, вливаясь в людское море, безразличный поток спешащих на работу людей…

 - Люди, как звери, когда власть над  миром дана… - пробормотал Данов.

Толпа у входа в метро была осязаемо плотная, и определенно враждебная всему сущему… Хмурые лица, усталые взгляды… Пока еще хриплые спросонья или перепоя голоса торговок, противный шорох бесплатных газет, брошенных мимо урн… И серое небо словно становится ниже и тяжелее… Понедельник, что тут скажешь…

Викинг понедельники ненавидел истовой, глубинной ненавистью преподавателя. Две пары лекций, два семинара у третьего курса, лекция у аспирантов, практика у них же… Потом галопом на метро в технологический, и отчитать сопромат вечерникам. А значит, освободится он, дай Бальдр[3], часам к восьми… Может, позвонить в перерыве насчет халтуры – перевода? До зарплаты еще дожить надо…

Спать в метро он так и не научился, даже после бессонных ночей, даже смертельно усталый. Викинг, как и многие другие, в метро читал. Сидя, чаще – стоя. В поезде, на перроне, на эскалаторе… Свои книги он старательно прятал в сумку от студентов. И без того он не самый солидный преподаватель на кафедре, а если узнают, что Евгений Викторович Данов, кандидат исторических наук, читает фантастику и мистику… Почему-то среди преподавательского состава это считалось неправильным.

Викинг поудобнее устроил книгу на спине стоящего впереди парня и перевернул страницу.

Улететь бы птицей, прочь от проклятой земли.

С небом чистым слиться, вот о чем мечтаешь ты…

Интересно, с какой громкостью он слушает плеер, если мне все слышно? – Викинг покосился на пацана в наушниках, привалившегося к дверям.

Беги, беги за солнцем, сбивая ноги в кровь…

Эскалатор возносит наверх… Скорее, скорее, пробираясь сквозь толпу – на воздух, к сырому ветру с реки, к стылым, продуваемым улицам… там снова можно будет вздохнуть…

Часы на башне отбили восемь раз…

С восьмым ударом часов Марго выскочила из подъезда, от души бухнув тяжелой дверью. Ботинки скользили на неубранных листьях, а холодный туман нагло стремился залезть под куртку.

 - Нахал! – заявила девушка туману, откинув назад тяжелые черные волосы. Прямо перед ней спланировал на брусчатку золотистый лист со старого, с детства знакомого вяза. Мелкий дождик сверкал капельками на замшевой куртке, а белесые плотные пряди плавали у самой земли, так что было непонятно, где заканчивается туман, и начинается дождь...

На мосту было ветрено, куда холоднее, чем около дома, на уютной улице меж высоких деревьев. Река несла внизу тяжелые свинцово-темные воды, а западный ветер с залива отрывал клочья от тумана, и звуки города казались то слишком близкими, что чрезмерно далекими… На середине моста холодное щупальце все же забралось под воротник куртки, вынуждая девушку почти бежать.

Под тяжелые желтые своды факультетской галереи Марго нырнула с облегчением. Во-первых, сверху не капало. Во-вторых – не так сильно дуло. А в-третьих, галерея означала, что она почти пришла, и за четверть часа до первой пары успеет выпить мерзкого, зато горячего кофе в буфете и согреться.

Огибая угол корпуса, девушка машинально глянула через арку на площадь в поисках знакомых аспирантов. Та была абсолютно пуста, если не считать пары студентов, бежавших к главному корпусу по дальней стороне, и мужчины, направлявшегося к зданию исторического факультета.

Марго отпрыгнула назад, под прикрытие арки, и прижалась спиной к сырой штукатурке. Только бы он ее не заметил… Сделав длинный выдох, девушка осторожно выглянула за угол.

Он шел к дверям корпуса, длинный и сутулый в своем вечном сером пальто, лицо с неизменными очками прячется в поднятый воротник – и не увидишь, только светлая макушка торчит. Все та же черная сумка на плече, поднятые плечи и руки в карманах. Вот он, ужас ее жизни. Доцент Евгений Викторович Данов…

Тяжелая дверь хлопнула, закрываясь. Маргарита медленно досчитала до десяти и только тогда тронулась с места. Желание идти в Университет испарилось, и даже перспектива горячего питья вызывала во рту только мерзкий привкус дешевого кофе. Тем не менее, две чашки горячего напитка она в себя просто влила, во-первых – согреться после ветра, а во-вторых, хоть как-то развязать узел, в который свилось все у нее внутри. Раньше она успокаивала себя с помощью сигарет, но… Но это было раньше…

Ты сама во все это взялась, верно? Захотела доказать, что действительно чего-то стоишь? Вот и доказывай!

Со стуком отодвинув стул, девушка поднялась из-за стола и направилась к лестнице. До первой лекции оставалось пять минут – как раз дойти и сесть на место.

С каждой ступенькой ее шаг становился все медленнее… Лекция у Данова – последняя, через пять часов, и обычно у Риты хватало времени, чтобы собраться с духом… Если бы она не столкнулась с ним сегодня…

Каждый раз, когда они встречались в Университете – в коридоре, вестибюле или на лестнице, она вызывающе вскидывала голову, здоровалась, получая в ответ сухой кивок, и как загипнотизированная, провожала его взглядом, а внутри все скручивалось от страха, злости, какой-то вины… Словно это она в чем-то была виновата перед ним… Хотя именно он…

Он был виноват в том, что Марго, влюбленная в арабский Восток, в его природу и стихи, стала зачитываться лангедокскими[4] кансонами[5], узнавая в них отражение восточных стихов… В том, что ей стало интересно, что и как Крестоносцы принесли с собой с «покоренного» Востока, и кто кого на самом деле покорил… Интересно настолько, что кандидатскую решено было писать о взаимопроникновении культур во Времена Крестовых походов. И именно у него… у Евгения Викторовича Данова, чьи статьи печатались в Англии и Швеции в его собственном, авторском переводе… у того, кто заставил Маргариту полюбить темное Европейское Средневековье…

Что называется, разбежалась…

Беги, беги за Солнцем, сбивая ноги в кровь…

Кто же мог знать, что все получится так?..

Может, родители и догадывались, что не все будет гладко, но даже они не могли предположить подобного развития событий. Они ведь не были знакомы с Дановым…

Но что обидно, - говорила себе Марго, выходя с очередной пары, словно во сне, - она ведь не такая, как подумал о ней Данов…

Но ты же хотела стать такой, как они, верно? Ты даже старалась стать такой, как они…

Быть дипломатом в восточной стране нелегко. Даже если ты прирожденный дипломат, посредник от Бога или Аллаха, и действительно хочешь достичь решения, равно приятного для всех. Чтобы устранить противоречие, надо сначала понять собеседника или оппонента. Понять его в чужой стране с чуждой тебе культурой, понять человека лучше, чем понимаешь себя. И ты не имеешь права на ошибку. Ошибка врача – одна смерть. Ошибка дипломата – и счет пойдет на тысячи. И об этом надо помнить на роскошных приемах  в прохладных дворцах под жарким арабским солнцем. Как ты всегда помнишь, что там, на Севере –  родина, которой ты служишь.

Мог ли предположить молодой и удачливый атташе, лишь вчера назначенный на это место, а до того за плечами – только три года в качестве помощника после МГИМО, что через пять лет после этого приема, где чествовали среди прочих и его самого, будет всеми средствами стремиться назад, в Союз, продуваемый сквозняком перестройки…

А всего-то  и был один разговор, несколько взглядов… Сначала. Потом – разлука длиной в год, и вот уже он сам несется в аэропорт встречать ее – племянницу сослуживца… Встречать, чтобы потом не отпускать от себя все время… до сегодняшнего дня, и до конца.

Отец планировал возвращение на родину с должной предусмотрительностью – ребенок должен жить в Союзе, должен получить хорошее образование… А с них хватит пряной восточной пестроты, тем более, что жена тяготилась замкнутой жизнью в посольстве и вынужденным бездельем. И пока отец ходил по тонкому льду новой работы в Ленинграде, она с удовольствием налаживала свои собственные связи, рисуя эскизы дач женам нужных людей…

Сейчас Маргарита понимала – ее семья была невозможно, фантастически счастливой, а потому – везучей. И отец устроился прекрасно, и мать основала свою фирму интерьерного дизайна одной из первых… Время карточек, распродажа народного достояния по бросовым ценам, распад Союза – все эти беды словно скользили мимо них, разбиваясь о несокрушимый треугольник – папа, мама, я…

Вот только вне этой семьи не все было гладко… Почему-то дети в спецшколе, вместо  того, чтобы просто играть вместе, драться или дружить, все больше хватались друг перед другом богатством семьи и дорогими подарками по всяким поводам. Рите казалось странным судить об однокласснике по должности родителей, но другие делали именно так… Сначала к ней подходили, заводили разговор… но она не носила в школу ни дорогих кукол в красивых платьях, ни шоколадок в ярких хрустящих обертках… Отец всегда говорил ей, что покупать хорошее отношение подарками – это уже политика, а не дружба.

Преподаватель что-то говорил, а она механически записывала, погруженная в воспоминания.

Она всегда хотела иметь друзей… Единственный ребенок в семье, Марго стремилась ощутить вокруг себя дружную компанию, которую помнила по детским ощущениям –   друзья родителей постоянно бывали у них в гостях, навещали ее в Москве… Вот только собственных друзей у нее все не было и не было

Сокурсники в московском Университете, куда она поехала учиться после школы, не понимали ее. А Маргарита не понимала их… Хотя она пыталась. И стремясь понять и стать частью этой шумной, цветной, прокуренной компании, она из Риты стала Марго… научилась прятать волнение за тонкими дорогими сигаретами… А бледность неуверенной улыбки маскировали дорогая косметика и украшения… Вот только дружба эта московская была такая же насквозь фальшивая, как та улыбка и нарочито-веселое «все круто»…

Вечеринки от  заката и до похмелья, безудержные романы, безоглядное швыряние денег на надуманные прихоти претили ей… Как и бесконечные разговоры о деньгах – своих и чужих, и сплетни об интрижках – все больше чужих. А уже до самого донышка понятные приятели-студенты оказались скучны и неинтересны. Но только к концу учебы Марго поняла – почему. Все объяснялось просто - ей действительно были нужны знания, а им… Им были нужны корочки Московского Университета. Потому что престижно. Богатые и молодые, они вовсе не собирались заниматься наукой даже ради собственного удовольствия. Никто из них не хотел перелистывать бесконечные документы в архивах, разбирая арабскую вязь, анализировать чужие ошибки, чтобы не наделать собственных… Только странная Марго. Но она тоже наделала ошибок.

Самой большой ошибкой было поверить, что все и дальше будет легко… Что одиночество в обществе исторических книг и фильмов – единственная неприятность, которая ей грозит.

Книги… Рита обожала эти книги… Глянцевые альбомы с видами Ирана и Аравии, фотографии европейских палаццо и соборов, японских пагод  и Запретного города в Пекине… Мамины рисунки, то и дело попадающиеся между страниц альбома «Эрмитаж», и сами залы Эрмитажа, и Павловска, и Пушкина… Тайком читаемые неадаптированные «Сказки 1001 ночи»[6] - это уже в пятнадцать лет, и мама, конечно, знала о них, и были тихие беседы по ночам, и ей уже было понятно, зачем иногда родители, заговорщически переглянувшись, отправляли ее гулять или в музей… Что ж, ей нравилось такая жизнь…

Древний или современный, Арабский Восток манил ее тем сильнее, чем старше она становилась, и чем больше понимала в рассказах отца и исторических книгах. Потому и был выбран Университет в Москве – если Рита хочет учиться истории, пусть будет лучшее, что могут дать родители. Вот только вместо Риты из столицы вернулась Марго… Тонкие дорогие сигареты вместо четок, вечная улыбка и наигранно-бодрое «все в порядке»… Дипломат всегда держит лицо. Всегда.

Как они все радовались, когда угасшая было любовь к истории вспыхнула снова, уже с другой точки зрения… Данов… Трижды проклятый сын шайтана… Если бы не он…

Если бы не эти его статьи, зачитанные ею до дыр, не было бы решения – аспирантуре и кандидатской – быть. И никакой Москвы – только Петербургский Университет. И только у Данова.

До лекции оставалось десять минут. Марго шла по коридору, тупо глядя себе под ноги. Смотреть по сторонам на уже облезшие, несмотря на недавний ремонт, стены, она не могла. Еще хуже было бы поймать взгляд кого-то из «старых» аспирантов- истфаковцев. Для них она была чужой даже больше, чем для прежних одногруппников в Москве. Среди сокурсников та история ни для кого не была тайной.

Какой длинный этот коридор… И неровный свет вечно мигающих ртутных ламп делает его еще более длинным и мрачным…

 - Извините, - пробормотала она, поднимая взгляд на человека, с которым столкнулась.

Темно-фиолетовые глаза встретились с серыми, точно пасмурное осеннее небо. И выражение их было таким же хмурым…

Аллах, за что ты столь жесток ко мне?...

 - Евгений Викторович… Простите… - Маргарита только что не отпрыгнула назад.

Ну вот, только ее мне не хватало…

 - Ничего страшного… - ответил Данов.

Усилием воли Марго заставила себя не ежиться под его пронизывающим взглядом из-за очков. Хотя этот взгляд был даже… благожелательным по сравнению с тем презрением, которым он облил ее в день знакомства… Она ненавидела сталкиваться с Дановым в любом месте, кроме аудитории, где их разделяла кафедра и ряды парт… Потому что стоило ей поднять на него глаза, и воспоминание о той, первой встрече хлестало наотмашь так и неостывшими злостью и обидой…

Лети, лети за Солнцем, к безумству высоты…

Каким все казалось радужным и прекрасным в минувший июнь… Меньше четырех месяцев назад она шла по этому самому коридору, полная надежд… Маргарита Халимова, магистр истории, направлялась на встречу со своим будущим научным руководителем. Так она тогда думала…

Данов оказался совсем не таким, как она представляла. Ему явно не исполнилось еще и тридцати. Высокий, худой, весь какой-то нескладный, и ни капельки не солидный... Простой некрашеный свитер с кельтским орнаментом, дешевые очки в металлической оправе, и усталые злые глаза за стеклами этих самых очков… Вот так видный ученый… Вот тебе и историк мало не с мировым именем…

Доцент Данов подавил в себе глухое раздражение. Халимова обладала каким-то необъяснимым талантом портить ему настроение одним своим присутствием. Нет, он спокойно относился к ней на лекциях, но стоило им столкнуться вне занятия, увидеть, как Маргарита небрежно-надменно вскидывает голову, как в нем снова вспыхивала злость. С той первой встречи в июне, когда магистр Халимова, вот так же надменно вскидывая голову с темной челкой, вошла на кафедру. Он помнил, как это было. Халимова появилась в дверях, и весь вид ее говорил о безграничной уверенности в том, она получит желаемое по первому своему слову.

…Он смотрел на девушку и не мог не думать о том, что один жакет на ней потянет на его месячную зарплату, а сам он уже вторую неделю питается макаронами, кефиром и котлетами из университетской столовой, которые даже дворовые кошки не едят…

Стоявшую перед ним аспирантку Викинг в этот момент ненавидел.

 - Какая у Вас тема?

 - Вообще-то  я специализируюсь по арабскому Востоку… Но диссертацию хочу писать у Вас.

 - Почему у меня? Вы же сами сказали, что специализируетесь по Востоку.

 - Потому что моя работа посвящена проникновению арабской и сарацинской культуры в западную Европу времен Крестовых походов. А вы, как говорят, крупный специалист в этой области.

 - Тогда Вам должны были сказать и то, что в этом году я диссертаций не беру, - он снял очки и потер переносицу. Голос звучал глухо и устало.

 - Я надеялась, что познакомившись с моей темой, Вы…

 - Послушайте, как Вас, Маргарита… Я не беру диссертаций. И решения своего не изменю.

 - Но почему?!! – не выдержала Марго.

 - Я не обязан перед Вами отчитываться, - отчеканил Данов, но его взгляд довершил сказанное.

Ты, дочка богатых родителей, купила себе место в престижном платном Университете, а не на моей кафедре, где я знаю всех студентов с третьего курса. Тебе нужно звание кандидата исторических наук, а сама, небось, не отличишь Симона де Монфора от Раймонда Тулузского[7].

 - Простите, Евгений Викторович, - рассердилась она сама, - не смею Вас больше задерживать.

Марго схватила портфель и выскочила из кабинета, хлопнув дверью.

Ты упал со стоном, опаленный высотой.

На земле рожденный

Снова должен стать землей.

 -Вы передумали идти на лекцию? – пока она предавалась воспоминаниям, Данов распахнул дверь в аудиторию, и теперь придерживал ее.

О Аллах, как стыдно… Только не краснеть…

 - Ни в коем случае, Евгений Викторович, - откинув назад челку, улыбнулась она ему в глаза. Держать лицо. Всегда держать лицо…

 - Тогда прошу.

 - Благодарю Вас… - ей ужасно хотелось припустить бегом, как школьнице, спрятаться за рядами амфитеатра, а еще лучше, залезть под парту, в это узкое и пыльное пространство, лишь бы скрыться от его мрачного взгляда…

Она прошла до своего ряда медленно, с прямой спиной, и стук каблуков ее модных сапог отдавался эхом в полупустой аудитории. Затем выдержка все же изменила, и Марго бесшумно юркнула на свое место за спинами Антона и Марины.

 - Привет, - тут же обернулась к ней девушка, - опять с ним в дверях столкнулась?

Рита в ответ только вздохнула. Марина Кайанова была единственной в группе, кто понимал ее, кто знал, что на самом деле она вовсе не богатенькая кукла с куриными мозгами.

На Марго снова нахлынули воспоминания о том июньском дне. На самом деле, они никуда и не уходили. Иногда отступали, но ненадолго. Слишком хорошая у нее была память. Да и не хотела Рита ничего забывать. Ни плохого, ни хорошего.

Она бежала по коридору, и перед глазами все плыло… Скорее по памяти, чем увидев дверь, Марго рванулась к ней, захлопнула скрипучую прокуренную створку, и прижалась пылающим лицом к холодному кафелю.

… За что?!! Как он мог?!! Он… Он даже не выслушал меня…

Такой пощечины Марго не получала уже очень давно. Пожалуй, что никогда. Даже после разрыва с университетской любовью, а тогда было больно, очень больно… Не знала ты, Рита,  что такое «больно»…

Слезы рвались наружу, и, ничего не видя вокруг себя, девушка добралась до окна, зачем-то попыталась открыть его… И неожиданно осознав всю тщетность своих усилий, сползла по гладкой стене вниз, и разрыдалась в голос, зажимая руками рот.

… Только бы никто не вошел… Хотя не все ли равно теперь?!.. Напрасно… Все было напрасно…

Слезы текли по щекам, Марго кусала себя за пальцы, чтобы не шуметь, и только сильнее вздрагивали плечи. От кафельной стены тянуло холодом и сыростью, но она все равно прижималась к ней в тщетной попытке успокоиться. А слезы все не кончались.

… Как ударил его взгляд… Такой презрительный, злой… со всей силы… наотмашь… по моей мечте.

Как он мог предать ее? Человек, встречу с которым она предвкушала добрых полгода, чьи статьи заставили ее снова поверить… Поверить себе… Она так верила ему… так верила.

…Ты дура, Маргарита Халимова! Наивная дура! Решила, что можешь судить о человеке по его книгам и статьям? Придумала себе идеальный образ… Рыцаря без страха и упрека. Ой, мало тебя жизнь била… Вот и получи все разом. С размаху да личиком о камни!

Пытаясь хоть как-то унять рыдания, пока они не переросли в полноценную истерику, Марго уткнулась лицом в колени, обхватив себя руками. Зачем-то нащупала и рванула заколку, распуская волосы, а пластмасса посыпалась из судорожно сжатых пальцев яркими осколками, тихо и беспомощно хрупнув.

…Это все обман… Что он – не такой, как все… Это все неправда… Шакал… Подлый шакал… Как я могла так обмануться?!

Злость не помогала взять себя в руки. Гордость тоже… Брюки давно промокли на коленях, и она вяло и очень спокойно подумала, что костюм, между прочим, любимый, безнадежно испорчен, и сама она наверное, Иблис[8] знает, на кого похожа… Плевать. Сейчас она еще минут пять поплачет, а потом приведет себя в порядок и поедет домой. Ни с чем… Загнанные было вглубь слезы хлынули  с новой силой.

… Но я не понимаю, за что?!! В чем моя вина?!..

… Дверь в туалет заклинило, и Марине пришлось хорошенько поддать ногой, чтобы попасть в вожделенную дамскую комнату. Девушку она заметила, только чуть не наступив на нее, когда по привычке пошла к окну – поставить сумку на относительно чистый подоконник.

 - Эй, ты чего?! – ответом ей были только рыдающие всхлипы. Брюнетка пыталась что-то сказать, но не могла.

 - Так, а ну, иди сюда, - Кайанова бесцеремонно схватила девицу за локти, вздернула на ноги и почти волоком потащила к раковине. Пустив воду, как всегда, ледяную, Марина сгребла ее распущенные волосы в горсть, намотала на кулак, и попросту толкнула брюнетку под струю воды.

Та судорожно вздохнула, закашлялась, сплевывая воду, и на ощупь закрутила кран. Марина удовлетворенно отметила, что руки девушки почти не тряслись. Кстати, о руках…

 - Покажи локти!

Марго удивленно посмотрела на студентку, принявшую столь деятельное участие в ее судьбе.

 - Зачем?

 - Покажи вены, говорю!

 - А… Ясно. Сейчас, все равно пиджак я убила, - она стянула упомянутое произведение швейного искусства, оставшись в красной блузке без рукавов, - На, смотри. Не волнуйся, я не наркоманка. Кстати, спасибо…

 - Не за что, - пожала плечами Марина, - только ты умойся…

Марго глянула на свое отражение в мутном зеркале, и присвистнула.

 - Снимусь в фильме ужасов без грима… - потекшая тушь и тени превратили ее лицо в жуткую маску, а размазанная помада наводила на мысли о кровавых трапезах…

 - Салфетку дать? – спросила сердобольная Марина, пытаясь скрыть улыбку.

 - Не надо, у меня есть… - она растерянно оглянулась в поисках сумочки. Куда она ее бросила? Или та просто свалилась с плеча? – Только вот куда я сумку дела…

 - Да вот она! За батарею упала… Фу, ну и пылища же тут…

Машинально обтерев сумку, Марго полезла за салфетками. Надо было чем-то занять руки, чтобы они перестали трястись.

 - Парень бросил?

 - Что? Нет, у меня нет парня, - Марго, глядя в маленькое зеркальце, удаляла следы потопа с лица, - Но можно сказать и так… Меня отшили, послали подальше, выгнали вон, не соизволив выслушать… Посмотри, вроде все?

 - У левого глаза потек остался. Нет, дальше… да, теперь все чисто. Это сколько же ты тут просидела, красавица?

 - А сколько сейчас? – Марина молча протянула руку с часами, - Ну, значит час-полтора…

 - И ты так спокойно говоришь об этом?!

 - Ну, по-моему, полуторачасовой истерики для одного самовлюбленного мерзавца будет вполне достаточно!

 - Значит, все же парень…

 - Парень, не парень, тебе-то что?! – рассердилась Рита.

 - Ничего, кроме того, что я на факультете знаю всех преподавателей и аспирантов, и не могу пройти мимо девушки, которая рыдает. Причем рыдает так, словно жизнь кончилась, и следующее, что она сделает – это вскроет себе вены.

 - Не дождетесь, - буркнула Марго, - много чести будет. И плакать-то из-за него не стоило… Уй, шайтан, как же я теперь расчешу-то их…

Марина внимательно смотрела на собеседницу. Та сосредоточенно, будто ничто в мире не волновало ее больше, пыталась пальцами разделить спутанные волосы на пряди.

 - И все-таки, кто этот «самодовольный мерзавец»?

 - Мой потенциальный научный руководитель. Видишь ли, я имела глупость попроситься писать у него кандидатскую…

 - А он?

 - Ни смотреть, ни слушать не захотел! А у меня уже все материалы собраны, и на основе его статей, в том числе, между прочим! Но Его Скандинавское Величество, чтоб ему Иблис вечный штиль послал, не стал со мной даже разговаривать! Посмотрел, как на крысу, и выгнал!

 - Погоди, погоди… так ты что… к Данову ходила?

 - Ну да.

 - В этом? – Марина повнимательней присмотрелась к ее одежде. Испачканные косметикой кремовые брючки, как и кожаные босоножки на каблуках, явно были куплены не в «Апраксином Дворе». Аспирантка подняла небрежно отброшенный пиджак, и вчиталась в лейбл.

 - Угу… Хотела произвести впечатление…

 - Ты его произвела, - вздохнула Марина, - Все понятно.

 - Что понятно?

 - Данов – прекрасный человек. Честный, умный, добрый… да не смотри ты на меня так, я его уже три года знаю…

 - Ну, допустим, - Рита дотянулась до многострадальной форточки, с усилием распахнула ее, и достала из сумки сигареты, - Тем не менее, этот замечательный во всех отношениях человек и ученый, не пожелал меня даже выслушать.

 - Все дело в том, как ты выглядишь… Сколько стоит твой костюм?

 - Много, - отмахнулась Марго, нервно затянувшись, - Но разве это важно? Да, я знаю, что, наверное, не выгляжу, как серьезный историк…

 - Ты бакалавр? Что заканчивала?

 - Магистр. Специализируюсь по Востоку. Древний Египет и Средневековая Аравия. Истфак МГУ. С отличием, между прочим…

 - А почему пошла к Данову? Он же по Европе…

 - Да потому, что этот шакал – лучший специалист по Крестовым походам во всей этой Европе! И в Азии тоже. А я… я хотела писать о взаимопроникновении культур Востока и Запада в ходе Крестовых походов. И Дьявол побери, я не думала, что он окажется узколобым шовинистом!

 - Он не шовинист. Просто… просто он терпеть не может богатеньких студенток, которым диплом нужен только, чтобы повесить его в рамочку.

 - Но я- то не такая! – пальцы яростно давят дорогую сигарету в консервной банке, - Ты, что, хочешь сказать, - если бы я пришла к нему в очках с простыми стеклами, свитере и потертых джинсах, он взял бы меня?! И чем он тогда лучше преподов, которые на экзамене ставят оценку, прямо пропорциональную размеру груди студентки?!

 - Не взял бы, - вздохнула Марина, - К нему знаешь, сколько народу просилось… никого не взял.

 - А почему? – удивилась Марго.

 - Ты представляешь, себе, сколько платят преподавателям в Университете?

 - Ну, примерно… Но есть же гранты… гонорары за книги…

 - За гранты и гонорары надо драться, а он выше этого. У Данова две ставки только здесь, и еще в Технологическом ставка. Переводы, научная работа еще…  Он мотается, как проклятый… куда ему еще аспирантов.

И еле сводит концы с концами… Рита вспомнила бесконечную злую усталость в его глазах.

 - Я не верю, что ему не предлагали хороших контрактов… - Марго закурила новую сигарету, -   Он же гений…

 - Да предлагали, конечно… Он ушел из платного университета, хлопнув дверью… Злой был, как берсерк[9].

 - Бисер перед свиньями надоело метать?

 - В точку. Вернулся сюда, на кафедру. Сказал, кто захочет учиться – пусть приходит сам.

 - Да, дела… А мне что теперь делать? Из-за его чертовой гордости…

 - Тут не только в гордости дело. Есть у него причина таких, как ты, не любить. Серьезная.

 - Что значит «таких, как я»?! Значит, он считает меня… - Рита задохнулась от ярости, - Ну, мы еще посмотрим! Я докажу, чего стою! Не будь я дочь дипломата!

 - Тебя как зовут-то, девушка из высшего общества?

 - Всегда ненавидела эту песню. Маргарита. Можно просто Марго.

 - А меня Марина Кайанова. Аспирантка. Датчане и норвежцы. Культура викингов.

 - Очень приятно… - улыбнулась Марго, - Марин, а Ключаев аспирантов в этом году берет?

 - Берет. К нему с диссертацией пойдешь?

 - Наверное. Не откладывать же научную работу из-за этого… скандинава.

 - Ты серьезно? Данов жутко упрямый.

 - Я тоже.

 - Да, пожалуй, у тебя хватит на это характера. С чего начнем? Пойдем к профессору?

 - Нет. Для начала я перестану притворяться! – с этими словами Марго скомкала почти полную пачку тонких дорогих сигарет, и швырнула ее в ведро.

Долой дорогие сигареты и фальшивые улыбки, эту вечную погоню за модой и имиджем! Хватит компромиссов! У меня тоже есть гордость!

Да, она злилась на него, злилась до сих пор. Но каждый раз, когда он поднимался на кафедру или садился за стол в аудитории и начинал говорить, Рита забывала об этом.

Вот и сейчас Данов остановился, оперся руками о края кафедры, отчего еще больше ссутулился, и обвел пристальным взглядом из-под очков своих слушателей, прекращая их болтовню и шепотки.

Из-за этого его взгляда Рита каждый раз старалась спрятаться за чьей-нибудь широкой спиной. Ей все казалось, что именно в этот раз он потребует от нее выйти из аудитории. Перед всеми. Да, он не имел на это права. И когда Рита впервые пришла на его лекцию и демонстративно села во второй ряд, не сказал ни слова, но… одного раза ей хватило. Этот взгляд пугал, пробирал до костей, как жестокий осенний ветер. А бояться Маргарита Халимова не любила еще сильнее, чем плакать. И оттого злилась еще больше.

Если бы все было так просто…

Она знала, - стоит Данову опустить глаза, поправить свои вечные очки и открыть первую страницу, как страх испарится. А стоит ему заговорить… И она перестанет злиться на него. Она знала, и ничего не могла с этим поделать. Только смотреть и слушать. И строчить в конспекте, стараясь ничего не упустить.

Потому что на лекциях он становился тем самым человеком, которого она видела за страницами исторических статей. Куда-то девалась бесконечная усталость из глаз, из голоса… именно этот тихий, спокойный, порой ироничный, порой проникновенно серьезный голос она слышала где-то за гранью слуха, когда в тридцатый раз перечитывала материалы к диссертации.

Его худая нескладность завораживала. Данов не просто читал лекцию, он… Он был актером, менестрелем, который преподносил историю через слово, через жест, через взгляд. Один акцент, малейшее изменение интонации говорили больше, чем иные абзацы в учебниках. Во всяком случае, так ей казалось. Она могла бы слушать его часами. Сутками. Слушать и записывать, иногда спорить…

На занятиях, отделенная от Данова кафедрой и рядами парт, Марго не боялась спорить с ним. Она ставила вопросы, и требовала ответа не из желания посадить его в лужу, а потому что хотела понять. Но на беду, стоило историку посмотреть на нее сквозь очки своим усталым взглядом, и Рита вспоминала, как она плакала тогда из-за него. Как боялась тяжелого взгляда серых глаз. И снова начинала злиться. На него. На себя.

А он… он либо не замечал ее в упор, либо спрашивал так дотошно, словно она была ведьмой – а он инквизитором-доминиканцем, и Маргарита не знала – что хуже. Что ранит сильнее – тихий невыразительный голос Данова или его равнодушное молчание.

И все-таки, за эти полтора часа чуда, по три раза в неделю, Рита была готова простить ему все. Все, кроме одного.

За прошедшие два месяца он не изменил свое отношение к ней ни на йоту.

 - Не передумала? – поинтересовался Антон после лекции. Он единственный, кроме Марины, знал всю историю. И со свойственным всем мужчинам скепсисом считал, что победа останется за его обожаемым Дановым.

Рита предпочла сделать вид, что не поняла.

 - Писать диссертацию? Что ты, конечно нет. И Ключаеву моя тема нравится, - вот только профессор Ключаев, хоть и был «номером два» в ее списке светил истории, не мог идти ни в какое сравнение с Дановым.

 - Да я не про это! – махнул рукой аспирант. Еще один «скандинавский тип» - честное слово, он мог приходиться Евгению Викторовичу младшим братом. – такие же соломенные волосы и серые глаза, только голубизны побольше.

 - А про что? – вот теперь она действительно не понимала.

 - Один[10], вразуми эту женщину! – воздел руки к потолку парень.

 - Ну хватит паясничать, Хар! – дернула за свитер своего возлюбленного Марина, - Ты же знаешь, Рита после лекции еще должна вернуться в наш бренный мир. У нее опыта нет, жить одной ногой в десятом веке, другой – в двадцать первом.

 - Ничего, привыкну, - улыбнулась девушка. Эти двое ей нравились, в основном тем, что были такими, какими хотели быть. Уж чем-чем, а человеческим лицемерием Марго была сыта на всю жизнь.

 - Так вот, я, о… луноликая темноглазая несравненная дочь пустыни, - выпалил на одном дыхании он, -   имел в виду, что в субботу концерт «Арии». Ты все еще не передумала идти с нами?

 - Нет, конечно!

 - Тогда в пять у метро! – с этими словами парочка удалилась в направлении кафедры.

Марго осталась стоять в коридоре, закусив губу. Ее никто не ждал у входа в корпус, кроме холодного осеннего дождя, сменившего туман. Да и дома никто не ждал…

Улететь бы птицей, прочь от проклятой земли…

 - Ты уже обедал? – обратилась Марина к затылку своего преподавателя и друга.

 - Что? Нет, еще нет…  - ответил он, не поднимая глаз.

 - Так не успеешь же! Столовая через полчаса закроется… - и так вон худой, как узник концлагеря…

 - Ну и Локи[11] с ней, все равно мне в технологический уже пора… ты зеленую папку не видела?

 - В нижнем лотке. Викинг…

 - Да? – его «скандинавское величество» наконец оторвался от сборов, и, положив очки на стол, посмотрел на Марину.

 - Чего ты так на Халимову взъелся? Она ведь старается…

 - Если хочешь чего-то добиться, надо приложить усилия. Никто не говорил, что будет легко.

 - Но ты… ты же обещал, что будешь учить всякого, кто захочет!

 - Разве я выгоняю ее с занятий?

Марина раздраженно дернула лямку хрангерока[12], который нацепила для тепла поверх джинсов и водолазки. Викинг, при всех его положительных качествах, был невообразимо упрям.

 - Но и не принимаешь. Ты же сам меня учил – есть время ругать и время хвалить.

 - Я что, похож на Экклезиаста?

 - Данов! Я серьезно.

 -  Я тоже. И я не буду заигрывать с человеком, который мне неприятен!

 - Не передергивай! Сам ведь знаешь, что я права. Ты за два месяца ни одного доброго слова Марго не сказал. А ведь она специалист совсем в другой области…

 - Вот и занималась бы своей Аравией, и не лезла в Лангедок!

 - А вот это уже ее личное дело, по какой теме писать диссертацию.

 - А я к ее диссертации не имею никакого отношения, - Викинг рассердился. Разговор приобретал идиотский характер.

 - Тогда перестань быть таким требовательным. Ты нас по предмету никогда не гонял так, как ее…

 - Магистру Халимовой полезно будет понять, что не все в этой жизни дается легко, - отрубил Викинг, - Она думает, что получит все, стоит ей вскинуть челку или двинуть бровью, а это не так. Маргарита, конечно, девушка неглупая. Судить о ее познаниях в истории  Востока я не берусь, но читать умеет, и ставить правильные вопросы - тоже. Но этого мало, Марин. Чтобы в наше время в нашей стране быть ученым, надо быть сумасшедшим. Ты хочешь знать, что меня в ней так бесит? Да просто я уверен, что твоя «королева Марго» либо бросит диссертацию на половине и выйдет замуж за какого-нибудь банкирского сынка, либо спустит все на тормозах, - просто ей станет скучно. И уж точно не станет работать ни школьным учителем, ни таким, как я – преподавателем, ни архивариусом. А на раскопках она со своими дорогими нарядами и холеными ручками даром никому не нужна. Я повидал достаточно таких девиц, как Халимова еще на прошлой работе, и просто не хочу зря тратить время. Чем быстрее и она поймет, что напрасно его теряет, тем лучше. Ну а если твоя Халимова действительно хочет заниматься историей серьезно, то пусть привыкает к трудностям. Мешать я ей не буду, но и поблажек не дам.

 - Она такая же моя, как и твоя! И вообще, если бы дал себе труд узнать ее получше…

 - У меня хватает своих забот, Марин. Кстати, я уже почти опаздываю.

 - Викинг, я знаю, почему ты так… болезненно реагируешь на нее. Но поверь, Марго не такая…

 - Мне все равно, какая она. Я не знаю ее, и не хочу знать.