Nightshade
Чёрный цветок Сакуры
She came to me one morning, one lonely Sunday morning,
Her long hair flowing in the mid-winter wind.
I know not how she found me, for in darkness I was walking,
And destruction lay around me from a fight I could not win.
Uriah Heep. “Lady in Black”.
Пролог
Как же это, друзья?
Человек глядит на вишни в цвету,
А на поясе длинный меч.
Кёрай.
Южная тёмная ночь. Влажная бархатная темнота затопляет маленький сад. Мы идём по узенькой едва приметной тропке, вьющейся между деревьями, находя себе дорогу чуть ли не ощупью.
Наконец наши вытянутые в стороны руки проваливаются в пустоту – мы вышли на полянку. Прямо перед нами – почему-то очень чётко видная в темноте цветущая сакура. Несмотря на космическую темноту, полнящую сад, мы можем разглядеть каждый дрожащий на ветру лепесток – волшебный и полупрозрачный, словно сотканный из тумана и лунного света.
В глаза бросается какая-то шероховатость – тёмное пятно на светлом фоне. Взгляд цепляется за него, и мы непроизвольно всматриваемся.
Чёрные лепестки, в отличие от прочих, совершенно неподвижны. Ветер не может даже слегка шевельнуть их. Они словно застыли в своём безвременьи – странная и неуместная гемма из обсидиана. От них веет колючестью, и в тоже время мы абсолютно уверены, что на ощупь они нежнее и бархатистее чем их призрачные собратья.
Всё в саду как-то меркнет, и остаётся только маленькое чёрное пятнышко на смазанном туманном фоне. Единственный клочок реальности. И нам так хочется удостовериться в его существовании: коснуться, хоть кончиком пальцев, нежных лепестков цветка, поколебать напряжённое равновесие мировой оси, которая, – мы совершенно уверены, – пронзает насквозь чёрное соцветие и исчезает в таком же чёрном небе.
Мы непроизвольно тянемся к нему, и в последний момент замираем в нерешительности. Мы чувствуем себя незваными гостями на пороге чужого дома. Секундное колебание, и, отбросив сомнения, мы прикасаемся, наконец, к маленькому кусочку пустоты.
Мы чувствуем, как непроглядная чернота по-прежнему недвижных лепестков захлёстывает наше сердце и мы, в порыве ярости, сминаем цветок, который оказывается совсем не колючим, а просто очень холодным.
Под пальцами бархатится чёрный муар ночи, и ветер тёмно-тёмно-синими потоками ласкает наши запястья, постепенно обволакивая руки, плечи, затопляет нас с головой и погружает в сладостный водоворот малопонятных, но поистине сказочных видений.
Лёгкое дуновение воздуха, – но его довольно, чтобы сорвать с наших глаз лёгкую паутинку, наброшенную колдовским ветром.
Мы стоим на берегу моря и за нашими спинами медленно умирает солнце. Вдалеке, у самого горизонта, небо цвета индиго мешается с ещё более тёмным морем, и чем ниже опускается солнце, тем незаметнее эта грань.
Солнце совершенно скрылось за дальним краем земли. Погасли его алые отблески на заснеженных горных вершинах.
Из нашей ладони выпал смятый чёрный цветок сакуры и упал на чуждый нам песок.
Мы оказались в другом мире.
***
Пляж вовсе не так пустынен, как могло показаться вначале. Чуть в стороне от моря, надёжно укрытый от любопытных глаз деревьями, стоит небольшой двухэтажный домик с забавной ажурной башенкой.
Кто живёт в доме? Пойдём со мной, я вам всё покажу. И, если получится, расскажу об этом сказку.
Постучимся? Конечно постучимся. Может быть, хозяин домика будет нам рад, и угостит нас настоящим персиковым чаем? По четвергам он всегда пьёт только его.
Почему никто не отвечает? Дверь распахивается с лёгким скрипом. В доме – никого. Такое впечатление, что хозяин просто вышел куда-то на пару минут. Вот и чайник со свежей заваркой стоит на столе. М-м-м… Персик. Я хорошо знаю его привычки. Присядем, он не будет возражать, я уверена.
И знаете, я всё-таки расскажу вам эту сказку.
Слушайте.
Глава 1.
Фея: Ничего не поделаешь, я должна сказать вам правду: все, кто пойдёт с детьми умрёт в конце путешествия…
Кошка: А кто не пойдёт?
Фея: Те умрут на несколько минут позже…
Морис Метерлинк
Однажды жили-были… нет. Это чересчур банальное начало. Лучше так:
Кроваво-красная звезда прокатилась по небу. На мгновение замерев в высшей точке своей траектории, она сорвалась вниз, рассыпая снопы алых искр.
Её холодные белесые сородичи отстранёно наблюдали за её гибелью.
Слова унеслись в ночь вместе с холодным ветром. Ветер имел насыщенную фиолетовую окраску, и казался частью ночного неба. Огромный океан мягко фосфоресцировал за деревьями.
***
С момента того разговора прошло довольно много времени. Юноша тихо умирал на руках мужчины. Лицо его было бледно, но в глазах мерцало странное спокойствие.
Он тихо вздохнул и умер. Мужчина осторожно опустил безжизненное тело на постель и пошёл пить чай.
Не от душевной чёрствости, нет. Просто это были не красивые слова – смерть действительно не имела над ними власти. Они умирали и воскресали сотни раз. Они уже привыкли к этому.
Дверь распахнулась.
Мужчина улыбнулся:
Однако видно, что он совершенно не обиделся. Мужчина это тоже заметил и со смехом усадил его к себе на колени.
Вдалеке запылали зарницы.
Они уже привыкли к тому, что в этом мире ничто не могло коснуться их.
***
Магическая гроза приближалась. Огнистые молнии – мертвенно-бледные и ослепительно бордовые сшивали неровными стежками небо и землю. Тёмные тучи пригибались всё ниже к земле, словно и впрямь притянутые этими странными нитками.
А где-то высоко над ватным одеялом низких облаков, сияло солнце, ленивое и рыжее, словно огромный сытый кот. Его стреловидные лучи тщились проникнуть на окутанную мраком землю, но лишь бессильно разбивались о бастионы свинцовых туч. Солнце обиженно заворочалось в небе, и кануло за горизонт.
В вышине начали загораться звёзды. Одна из них, кроваво-красная, прокатилась по небу. Достигнув высшей точки своей траектории, она на мгновение замерла, а потом…
За спиной у неё развернулись два крыла, сплетённых из тугих завитков пламени. Неуверенно взмахнув обретёнными крыльями, звезда рванулась ввысь. Тонкий небесный свод прогнулся и, с тихим звоном, раскололся под неудержимым напором рвущейся прочь из этого мира огнекрылой звезды.
Небо медленно, и как-то неохотно, пошло трещинами от тонкого разреза, оставленного пленницей. Бледные звёзды дождём посыпались с неспособного их держать небосвода. Вскоре в расколотом небе не осталось ни единой звезды. Только быстро удаляющееся кровавое пятнышко на фоне чернильной темноты бескрайнего космоса.
Внизу ничего этого не видели. Низкие тучи по-прежнему закрывали всё, и безумные молнии, похожие на перевёрнутые деревья, всё так же связывали недоступное небо с тварной землёй.
Глава 2.
Никому не доверяй
Наших самых страшных тайн,
Никому не говори, как мы умрём.
В этой книге между строк
Спрятан настоящий Бог –
Он смеётся, он любуется тобой.
Сплин “Бонни и Клайд”.
Отгремело. Отсверкало. Всё замерло в прохладной влажной тишине. Слышался только перестук капель, срывающихся с лепестков цветов в саду.
Над головами темнеет беззвёздное, безликое небо. Под ногами насморочно всхлипывают лужи. Холодная капля нет-нет, а сорвётся с ветки нависшего над тропинкой дерева, и маленьким льдистым бриллиантом мазнёт по лицу.
Юноша зябко поёжился, и замер, запрокинув лицо к небу, где между разодранными в клочья облаками было небрежно нарисовано тёмно-синей гуашью пустое небо.
Сзади на его плечо опустилась рука.
Да, всё когда-то забудется,
Рассыплется серым прахом.
И только Печаль останется
В этих временах.
Умрут трава и деревья,
Умрут вода и камни.
И их жирный пепел осядет
На светлых твоих волосах.
А чёрное небо кружится,
Летят в круговерти листья.
Бегут по экрану строчки -
Безликая вода.
И может, когда-то случится,
Что мы ещё вернёмся.
И тогда, возможно, останемся,
До завтра.
А может, навсегда.
Мужчина как-то неопределённо пожал плечами.
Юноша попытался улыбнуться, но гдё-то в глубине его глаз, в непроглядной темноте за зрачками притаилась глухая тоска. Он позволил мужчине мягко обнять себя за плечи и увести обратно в замок.
Алая звезда уже давно исчезла из виду.
***
В глазах – равнодушие, и совсем где-то в глубине – отзвук боли. Из груди торчит кинжал, из-под которого тонкой струйкой сочится кровь. Лёгкая рубашка уже основательно пропиталась кровью и липнет к телу, чётко обрисовывая его.
Мужчина осторожно отвёл с лица упавшего юноши заслонившие его пряди.
Мужчина поднялся с колен, и вышел из комнаты, оставив умирающего юношу. Тот спокойно прикрыл глаза и расслабился, ожидая смерти.
Точнее, короткого мига темноты, что предшествовал воскрешению.
Темнота пала.
***
Мужчина сидел рядом с камином, время от времени недоуменно посматривая на дверь. Никто не появлялся.
Наконец он не выдержал, и пошёл в комнату, где он покинул умирающего.
***
На забрызганном кровью полу распростёрлось болезненно изломанное тело.
Страшно умирать по-настоящему.
В мучительном изгибе стройной фигурки чувствовалась какая-то грация и фантастичность. Волосы, в беспорядке разметавшиеся по полу, казались умершими осенними травами, которые всё равно продолжают покачиваться на стылом ветру, хотя в них уже не осталось ни капли жизни.
Мужчина стремительно кинулся к неподвижно лежащему юноше. Страшная судорога боли прокатилась по его телу и застыла на лице уродливой гротескной маской.
Его губы приоткрылись, но с них сорвался только глухой стон, постепенно переходящий в дикий, нечеловеческий вой.
Над мёртвым юношей сидел огромный волк и тоскливо выл, глядя ничего не видящими из-за слёз глазами в потолочные витражи, сквозь которые проглядывало раскрашенное цветными стёклами ночное небо.
Он не питал иллюзий относительно смерти своего возлюбленного. Такие существа как он, слишком остро её чувствовали.
***
Огнекрылая звезда зловещей кровавой раскраски на миг вернулась к расколоченному вдребезги миру, на обломках которого осталось только два существа – замерший в смертельном оцепенении юноша, и, словно олицетворение скорби, застывший над ним странным изваянием волк.
Звезда радостно рассмеялась, глядя вниз, и упорхнула на своих огненных крыльях прочь, в межгалактическую тьму.
Глава 3.
Я стряхну воспоминанья
Вместе с грязью, вместе с пылью.
Плащ мой старый, до свиданья! -
Я в шкафу оставлю крылья.
Бесконечная дорога
До пригорка возле ивы -
От порога - до порога,
От кровати - до могилы.
Той тропинкою, по лугу
Я спешил к тебе на встречу.
За тоску и за разлуку,
Будь ты проклят, тихий вечер!
Громко звал я - не дозвался,
Я спешил, но было поздно,
И букет цветов достался
Только мрачному погосту…
Я стряхну воспоминанья
Вместе с грязью, вместе с пылью.
Плащ мой старый, до свиданья! -
Я в шкафу оставлю крылья.
Он летел, увлекаемый алой звездой в какие-то запредельные дали. Звёздный ветер сушил его слёзы, и трепал непослушные волосы.
Но звезда, словно ничего не слыша, продолжала свой стремительный полёт. Мимо проносились солнечные системы, живущие своей, непостижимой, жизнью. Тёплые волны, расходящиеся от взрывов сверхновых, мягко гладили заплаканное лицо юноши, и уносились дальше, медленно растворяясь в глубинах Вселенной.
Летели они долго, бесконечно долго, и, наконец, впереди неясной точкой замаячили очертания какого-то мира. Звезда явно направлялась именно туда.
Тонкая плёнка, которая была небесным куполом этого мира, легко расступилась при их приближении, и тут же эластично сомкнулась за их спинами.
Звезда, мерно хлопая крыльями, с кончиков которых срывались огненные завихрения, тающие в воздухе, опустилась на землю. Юноша встал рядом.
Звезда загадочно улыбнулась. На прощание легко коснувшись алым лучом щеки юноши, она оторвалась от земли, и взлетела, оставляя за собой огнистый след.
***
Обречённость тяжело срывалась с его губ и падала на землю маленькими серыми камушками. Точно такой же курган из камней высился сейчас на его сердце.
***
Звезда смеялась, глядя на убитого горем мужчину. От её крыльев отделилось пёрышко – маленький светлячок. Взмахнув крошечными крылышками, он устремился к могиле.
Ярко полыхнул огонь. Мужчину отбросило далеко в сторону. Когда он поднялся с земли, он увидел, что невероятное кровавое пламя весело пожирает камни кургана, как если бы они были обыкновенным деревом.
Вскоре жар спал, и на месте грубой пирамиды камней осталось строгое надгробие. Его идеально гладкая поверхность не была осквернена ни единым знаком. Только ровно посередине неизвестная саламандра оставила каменную розу, да отпечаток своей лапки – подпись мастера.
Он смахнул набежавшие слёзы и положил на плиту настоящую, живую розу. Затем, медленно повернувшись, он побрёл, опустив голову, прочь. Не важно куда, главное – подальше.
***
Он облюбовал себе пустой мир, в котором никогда не было и не будет ни единой живой души.
“И нет”. – Мысленно добавлял он. – “Моя душа умерла вместе с ним”.
Он построил себе небольшой двухэтажный домик с забавной ажурной башенкой и жил в нём тихой, наполненной размышлениями и тоской о несбывшемся жизнью.
Время от времени что-то прорастало в его душе, настойчиво толкая его в сторону двери, и заставляя пускаться в долгие, опасные и бездумные приключения. Но он всегда возвращался назад. Рано, или поздно. Так, или иначе.
Маленький домик, с нелепой башенкой, построенной неизвестно зачем, был тем самым якорем, который ещё удерживал его в этой жизни. Не стало бы его – и он бы ушёл. Просто, в один прекрасный день его бы не стало.
Прямо у вас на глазах. А может, у вас за спиной. А может, в другом мире. Но вы бы всё равно ничего не заметили. Потому как мы замечаем человека только пока он жив. А он уже давно был мёртв.
С той самой ночи, когда огнекрылая звезда унесла его единственную любовь.
Глава 5.
Ты меня не догонишь, друг.
Как безумный, в слезах ты примчишься,
А меня ни здесь, ни вокруг...
Ужасающие хребты
Позади себя я воздвигну,
Чтоб меня не настигнул ты.
Постараюсь я все пути
Позади себя уничтожить
Ты меня, дружище, прости.
Ты не сможешь остаться, друг.
Я, возможно, вернусь обратно.
А тебя - ни здесь, ни вокруг.
Хуан Рамон Хименес.
Юноша брёл по берегу океана странного молочного цвета, переливающегося, как опал, под тёмно-фиолетовым небом.
Он отвёл взгляд от неба и позволил налетевшему синему ветру взъерошить свои волосы, и полететь дальше, унося с собой его воспоминания о ветрах иных миров. Здешний ветер мог многому у них поучиться.
В волосах остался, запутавшись, его клочок. Юноша осторожно выпутал незадачливого малыша из солнечной паутинки и опустил на волю.
Деревья слегка шевелили ветвями, встречая его, а цветы учтиво опускали венчики, словно вельможи, приветствующие короля. Можно было бы отписать это на счёт ветра, но юноша почему-то был уверен, что он тут совершенно ни при чём.
Это был странный мир.
Здесь не было ни одного живого существа.
Точнее, здесь всё было живым. Юноша купался в этом наваждении, как изнывающий от жары человек, в прохладном омуте – жадно, бездумно, и совершенно не заботясь о чертях, живущих на дне. Ветру понравились волосы юноши, и теперь он играл с ними, завивая их причудливыми кольцами, и вплетая в них цветы и травы.
Ветер сорвал с юноши залитую кровью одежду. Он не противился – здесь ему не кого было стыдиться. Впрочем, тёмно-синий проказник тут же принёс ему какое-то странное одеяние, наполовину состоящее из запаха моря, а на половину – из тёмных кусочков неба, виднеющихся между звёздами.
На поляну юноша вышел увенчанный травяной короной и облачённый в мантию ночи.
Цветущее дерево, стоящее посередине, выделялось среди прочих, как аристократ выделяется в толпе простолюдинов. Юноша восхищённо ахнул – он впервые в жизни видел подобную красоту.
Розовато-белые цветы, окутывавшие дерево, как свадебное платье, заполняли полянку дурманящим ароматом. Ветер принялся настойчиво подталкивать юношу к дереву. Тот, опьянённый ароматом цветущей сакуры, на подгибающихся ногах пошёл вперёд.
Со всех сторон в его уши вливался одобрительный гипнотизирующий шёпоток, исходящий, казалось, отовсюду – от деревьев, обступивших полянку на манер стражей, от травы, которая, под солнечными лучами, вероятно, была изумрудной, но сейчас казалась чёрной, от цветов, застенчиво жмущихся к корням деревьев. Дерево всё близилось. Казалось, оно само нетерпеливо подалось вперёд, стремясь скорее прикоснуться к нежной белой коже человека.
Наконец ветка дотянулась до щеки юноши. Он закричал от неожиданной боли, которая в мгновение ока разбила чары, сковывающие его. По бледному лицу катилась ярко-алая капля крови, так напоминающая по цвету роковую звезду.
Юноша дёрнулся, желая убежать. Он обернулся и замер. Тропинки больше не было. Деревья плотно сомкнулись, трава принялась оплетать ноги, мешая двигаться. Ветер, такой ласковый до этого, взвыл, и толкнул его в грудь.
Болью отозвалась ещё незажившая рана, и, словно в ответ ей, во всём теле вспыхнула ослепляющая боль, когда до тела юноши добрались хищные ветви прекрасного дерева.
Его попытки освободиться становились всё слабее, кровь, льющаяся из многочисленных ран, щедро орошала корни дерева, по стволу которого прокатывались волны наслаждения. Сакура билась в чудовищном экстазе, поглощая жизнь человека.
Юноша чувствовал, что дерево вместе с кровью забирает его душу, которая так же, капля за каплей, покидает тело, просачиваясь через рваные раны, оставленные ветвями в его ауре. И это было гораздо больнее, чем просто физическая смерть.
Наконец, тело окончательно обмякнув, повисло на ветвях дерева, словно тряпка. Ветер, натужно взвыв, принял тело юноши, и осторожно перенёс его на дальний луг, где среди ковыля и высоких луговых трав белели сотни скелетов.
***
Пленённая душа юноши с удивлением поняла, что она не одна. Вокруг смутными призрачными пятнами белели сотни лиц. На всех них читалось одно и то же выражение – неземное блаженство, переходящее в болезненную наркотическую эйфорию. Все они были одурманены сладким ароматом и голосом дерева, и даже не сознавали, что умерли.
Внезапно юноша понял ещё одно – каждая душа – это цветок сакуры. Чем прекраснее видения, которые они созерцают, тем совершеннее форма венчика, тем красивее и нежнее лепестки, тем слаще аромат. Ему тоже предстояло стать цветком.
***
На ветке, отделённый от прочих соцветий облачком мрака, расцвёл цветок необычайной красоты. Лепестки цветка были нежны, как кожа юной красавицы, но в то же время он казался неживым и каким-то печальным. В его красоте была какая-то обречённость, какой-то надрыв.
И лепестки его были черны, как полночь.
Эпилог.
И вечность дальше потечет, а многоточие не в счет,
На что ей сдался пустячок в конце абзаца ?
Не дай вам Бог, не дай вам Черт, не дай вам кто-нибудь еще
На этом месте в это время оказаться…
Зимовье Зверей “Средневековый город”.
Вот, собственно говоря, и всё. На этом моя сказка кончается. Согласна, конец не очень-то счастливый…
А вы бы предпочли: “они жили долго и счастливо и умерли в один день?” Так ведь они и так жили долго и счастливо, что вам ещё?
О, вы хотите узнать, где хозяин этого домика? Боги, разве вы этого ещё не поняли? В этот раз всё гораздо хуже. Раз уж вы даже сейчас не можете вспомнить всё, Лорд.
***
Отчаянный крик разорвал тишину, что на ночь заботливо укутала пляж. Тяжёлой пугливой птицей она вспорхнула вверх, и уселась на ветку стоящего неподалёку дерева, с любопытством наблюдая за происходящими на пляже событиями.
Там он упал на колени и бережно поднял что-то с песка. На его ладони лежал смятый и изломанный чёрный цветок сакуры.
Он почувствовал прикосновение к плечу.
Огнекрылая звезда ободряюще улыбнулась ему:
Я взлетела в тёмное небо, безумная и свободная. Я была счастлива – с того самого дня освобождения я летала по мирам, даря их обитателям смерть или безумие. И то, и то было Освобождением от оков мира.
Тишина, бесшумно хлопая крыльями, опасливо слетела со своей ветки, и опустилась на берег. Только Ледяного Лорда на нём уже не было. Он наконец-то Освободился.
АВТОР: Живым я вам не дамся!
ЧИТАТЕЛИ (хором): А живым ты нам и не нужен!
Nightshade