Белое3

Bishoujo Senshi Sailormoon is the property of Naoko Takeuchi, Kodanshi Comics, and Toei Animation.

Нэфелин die Kleine

Белое

В течение двух дней шли переговоры о поставках на Луну горных пород Меркурия, необходимых для производства новейших транспортных средств. А затем во дворце королевы Серинити состоялся ;%::?*….надцатый в текущем сезоне бал — в честь делегации крупнейших меркурианских ученых, прилетевших в столицу для участия в дискуссии.

Герцог Эльбайт, который уже давно искал случая поговорить с принцессой Минако, ждал этого дня с большим нетерпением. Он знал: как только слова признания будут произнесены, в его жизни определится очень многое. Заранее готовясь к решительному объяснению, он без устали доказывал себе, что для панических сомнений и дурных предчувствий нет никаких оснований.

Без всяких усилий он мог припомнить каждую черточку переливчато-подвижного, выразительного лица принцессы. Ее глаза были так нежны, беззаботны, игривы и откровенны! Как только завязывался интересный разговор, они вспыхивали, загорались азартом, будто у маленького ребенка.

Ее ветреная, светящаяся улыбка переносила в таинственный, заманчивый, волшебный мир… и вот теперь мысль о том, что под этой солнечной улыбкой могла скрываться какая-то мрачная, отвратительная тайна, была невыносима.

В праздничном зале меркурианского посольства лорд Кунсайт, присоединился к Нефриту, Джедайту и небольшой компании других мужчин. Он заметил, что леди Venus была уже не одна: с ней беседовал герцог Эльбайт. Принцесса внимательно слушала его быстрые, горячие объяснения, глядя в пол и склонив голову. Разговор, по-видимому, был очень важный.

Наряд герцога Эльбайта выглядел по-бальному роскошно — он облачился в красный, шитый золотом мундир, в пышный головной убор, похожий на тюрбан. Крупные завитки белокурых волос падали ему на лоб, и он был удивительно хорош, несмотря на то, что тень озабоченности покрывала его юное лицо.

…Первые же фразы Минако, прозвучавшие в ответ на признание, укрепили самые черные подозрения герцога Эльбайта. Как только он объявил, что хочет обратиться к родственникам с официальным предложением, лицо принцессы Vi помрачнело (будто светлая золотистая планета скрылась за тучами!), а меж бровей дрогнула тоненькая, колючая морщинка.

Разумеется, леди Мина повела себя в высшей степени учтиво и благопристойно, однако Эльбайту показалось, что в ее деликатности и плавности скрывается какой-то особый, наигранный тон. О да, она высоко ценит оказанную ей честь… нет-нет, заговаривать о помолвке пока не стоит – время еще не наступило, она должна хорошенько все обдумать, взвесить, разобраться в собственных мыслях и ощущениях.

Герцог не знал, что спокойный, выдержанный тон, который так ошарашил его, давался Минако с большим трудом. Ведь на протяжении всей уходящей недели она ждала, что вот-вот наконец-то он сделает ей предложение, а в решающую минуту, когда ожидания исполнились, вдруг ужасно расстроилась и испугалась.

Лорд Кунсайт приблизился к Сейлор-Venus, и хотя она не сразу подняла глаза, ее щеки и уши начали медленно заливаться краской.

— Эта встреча — ненадолго. После танцев мне необходимо уехать, — поспешно сказала принцесса, но ее улыбка так не соответствовала проходным, пустячным фразам! В ее светлых восторженных глазах, в их счастливом затмении, можно было прочесть все, что хотел узнать отвергнутый обожатель.

Лорд Кунсайт с наслаждением заметил, какой растерянностью, яростью, обидой и злобой переполнился взгляд молодого человека. Должно быть, только присутствие девушки помешало ему сказать грубость прямо в глаза своему сопернику.

Впрочем, лорд Кунсайт умел читать во взгляде: он смотрел в упор, глумливо, вызывающе и явно забавлялся расстройством герцога.

То, что видели его глаза, то, что фиксировал разум, казалось бредовым, абсурдным, неправдоподобным. Что могло быть общего — между хранительницей-Венерой и «ледяным генералом» принца Эндимиона? Ведь еще совсем недавно Минако на дух не переносила присутствия лорда Кунсайта, отзывалась о нем равнодушно, раздраженно, а ее колкости в адрес ши-тенно звучали так натурально и убедительно! Теперь у герцога Эльбайта возникал вопрос: а не было ли равнодушие Минако всего лишь кокетливым фокусом — розыгрышем, направленным на то, чтобы усыпить бдительность незадачливого поклонника?

Теперь (герцог это видел!) в ее глазах сияла невероятная нежность. Она вела себя так, будто вокруг не было суматошной, бальной толпы, духоты, топота каблуков, напористой, взлетающей под самый купол музыки. Казалось, принцесса не могла наглядеться на ши-тенно, и едва-едва Эльбайт избавил их от своего присутствия, сама первая взяла руку собеседника в свои руки, вопреки строжайшим предписаниям дворцового этикета. Казалось, она не чувствовала бальной тесноты, толчеи, смеха, шороха, восклицаний. Она не заботилась ни о ком и ни о чем, отзываясь на голос и движения только одного мужчины, который находился так непоправимо, возмутительно близко! Ее фигурку окружало нежное, вдохновенное, пламенное сияние, которое выделяло ее из толпы и как бы приподнимало над блестящим, усыпанным мишурой паркетом. Наивное, прелестное счастье наэлектризовало сам воздух вокруг нее.

…Четверть часа спустя Эльбайт застал Кунсайта на балконе – «снежный лорд» разговаривал с астрологом Нефритом, и герцогу, сходившему с ума от горя и отчаяния, пришлось дожидаться момента, когда старший генерал попрощается с коллегой.

— Оставьте ее, милорд, — сказал Эльбайт каким-то не своим, шершавым, севшим голосом. – Оставьте, прошу вас по-хорошему.

— Вы пользуетесь ее доверчивостью, ее наивностью… ее глупостью, наконец! Разве не ясно? Вы не можете сделать ее счастливой.

— Не ваша печаль и не ваша забота – устраивать счастье леди Минако.

— Все, что касается леди Минако, задевает меня самым непосредственным образом! На Земле вы можете творить все, что вам вздумается, но позвольте напомнить, что в данный момент вы находитесь в Серебряном Тысячелетии, и я не допущу…

— Посмейте только рот раскрыть, и я вас живо из Серебряного Тысячелетия выпровожу. Вы наскучили девочке, и она вас переменила. Вините в этом самого себя или кого хотите – ваши бредни меня волнуют мало.

— Я не позволю вам делать из меня балаганную фигуру!

На мгновение глаза Кунсайта угрожающе блеснули, но тут же померкли, и он удалился, обронив в пустоту пренебрежительный жест.

В этот момент Эльбайт готов был броситься на него: ши-тенно производил впечатление отвратительного, насмешливого, шикарного гада, уничтожить которого не было никакой надежды.

Герцог Эльбайт сделал еще несколько попыток "добиться объяснений", и Кунсайт заметил, как долго и горячо он говорил с леди Venus, очевидно, получая тихую, пылкую отповедь.

В течение нескольких секунд генерал Кунсайт с удовольствием наблюдал эту сцену, находя упорство герцога весьма опрометчивым: единственное, чего Эльбайту удалось добиться, было удвоенное ожесточение со стороны девушки. Во взгляде принцессы читалось только желание быть избавленной от навязчивого поклонника. И лорд Кунсайт вмешался, пригласив юную леди на танец.

…В тот миг, когда ши-тенно описывал Минако свой последний рейд на веселый, гостеприимный Нептун, приблизилась молодая хорошенькая служанка, сопровождавшая Мину во время поездок на королевские балы и праздничные приемы. Отвесив глубокий, учтивый поклон генералу Кунсайту, девушка обратилась к госпоже:

— Ваше высочество, я приношу извинения за то, что вмешиваюсь. Но ваша наставница, госпожа Реальгар, просила напомнить вам: к одиннадцати часам необходимо отправиться домой.

— Прикажете вас проводить в кар, миледи? — осведомился Кунсайт. И тотчас поймал на себе испуганный взгляд Минако, для которой его неожиданно-беспечная фраза стала источником горькой обиды.

Сегодняшний вечер леди Vi был наполнен исключительными, потрясающими событиями! Впервые в жизни она выслушала предложение руки и сердца, впервые в жизни ответила на любовное признание полным и бесповоротным отказом — отвергла кавалера, который еще совсем недавно так нравился ей, и которого она, быть может, даже любила… не слишком долго, не слишком горячо, но все-таки любила!

Минако была твердо уверена, что именно сегодня, еще до окончания вечера, определится ее судьба. Блестящий, торжественный бал в ее глазах был похож на сновидение — шумное, благоухающее, полное роз и орхидей, лент и кружев, радостных восклицаний и мелодичного смеха. Все приметы обещали скорую развязку, и леди Мина, у которой захватывало дух от предчувствий, надеялась, что развязка будет счастливой!

На протяжении всего вечера она ждала откровенного разговора с Кунсайтом, но лорд Кунсайт, взгляд которого был так горяч и проницателен… так нежен, что всякий раз щемило сердце, и чудилось, что вот-вот… лорд Кунсайт явно не спешил с откровениями. И в конце концов, она почувствовала себя усталой, обманутой и разбитой.

Вся ее нежность как бы съёжилась, спряталась в перламутровую раковину. Ее взгляд выдавал сердечную боль, а сквозь весенние смешки то и дело пробивались слезы. Она безуспешно пыталась понять настроение единственного в мире человека, в которого верила, который был ей по-настоящему необходим.

За минуту перед появлением служанки Минако загадала: пусть то, чего она с нетерпением ждет, случится во время финального контрданса — ведь должен же генерал Кунсайт хотя бы напоследок открыть ей свои чувства? прежде чем они расстанутся, прежде чем он отпустит ее домой?..

И вот теперь, когда прозвучала просьба, переданная госпожой Реальгар, ши-тенно так невозмутимо, так прозрачно выразил готовность «проводить леди», покинуть ее, Минако, в состоянии неопределенности, в самом безобразном душевном расстройстве! Лорд Кунсайт даже не пытался удержать ее… Разве он ничего не видел? Ничего не понимал?

И как бесцеремонно, как некстати дают почувствовать близкие, что в сущности, для них-то ничего не изменилось, и в глазах окружающих она, леди Мина, все еще остается ребенком, главная обязанность которого — вовремя явиться под кров родного дома!..

— Я хочу остаться, — упрямо сказала принцесса, и ее губы дрогнули. — Хотя бы на контрданс!

— Значит, вы не устали? – мягко поинтересовался лорд Кунсайт.

— Нисколько! – выдерживая светский тон и даже улыбаясь в ответ, возразила Минако. — Я останусь на последний танец!

И лорд Кунсайт вопросительно повел светлой бровью в сторону служанки, как бы интересуясь, когда же принцесса догадается отослать девушку?

В любое другое время Сейлор-Vi ни за что не решилась бы проигнорировать требование наставницы, теперь же... Заметив, что вопреки ее приказу, девушка не решается уйти, Минако разгневалась и вспыхнула до корней волос:

— Я же вам сказала, что хочу остаться! — не выдержав, проговорила она таким тоном, что потом ей стыдно было об этом вспоминать. — Неужели вы не поняли? Уйдите, наконец!

Несколько пар, стоявших неподалеку, обернулись на ее высокий раздраженный голос, и генерал Кунсайт, изумленный детской вспыльчивостью своей дамы, предпочел смягчить ситуацию. Он заверил девушку-служанку, что не задержит принцессу ни в коем случае и самолично проводит ее в кар.

…В течение нескольких минут длилось молчание: Сейлор-Venus обмахивалась веером, а лорд Кунсайт поигрывал снятыми перчатками и разглядывал пеструю танцующую толпу.

— Зачем же так волноваться, принцесса? — мягко сказал он наконец. — Я понимаю, вы утомлены, однако ваша резкость не обоснована.

Веер подрагивал в руках Минако, и лорд Кунсайт терпеливо ждал, пока она успокоится.

— Вы не понимаете! Они обращаются со мной так, будто мне вечно три года, — обреченно проговорила леди Vi. — Меня никто не воспринимает всерьез!

— Сами виноваты: плачете, кричите на своих слуг. Хотя достаточно было бы двух-трех спокойных фраз, чтобы расставить все по своим местам. Ваши няньки смотрят за вами, как за маленькой девочкой, и я думаю, правильно делают.

— К вашему сведению, в прошлом месяце мне исполнилось шестнадцать, — укоризненно напомнила Минако, в свою очередь смягчая интонацию, — я уже вполне могу отвечать за мои собственные поступки. Кстати, со стороны родственников довольно глупо: опекать меня, как младенца, и в то же время поговаривать о… замужестве.

— Так вот оно что! Значит, вас хотят выдать замуж?

— Видите ли, есть вопросы, которые в первую очередь касаются меня, а потом уж — моих родственников. Конечно, я не могу думать только о себе, милорд, я прекрасно это понимаю. Однако им всем стоит учесть также и мое мнение: я не флюгер на крыше семейного особняка, который вертится, куда ветер дует. Я хочу самостоятельно принимать решения, от которых зависит моя жизнь.

— К сожаленью, жизнь редко зависит от наших решений. А тем более — наше счастье…

Принцесса улыбнулась, и ее лицо вновь озарилось острой, почти болезненной нежностью, только теперь в этой нежности была горчинка раскаяния и разочарования.

После контрданса Минако наконец-то собралась домой, а лорд Кунсайт проводил ее до машины. Он быстро и решительно сжал ее мягкую ароматную ладошку, прежде чем принцесса успела натянуть перчатку. А затем прикоснулся к ее обнаженной ладони губами — несколько проникновенней, чем предписывали светские правила.

На другое утро Минако не появилась во дворце королевы Серинити, и лорд Кунсайт при первой же возможности отправился в резиденцию Венеры — Evening Star, вычурный белый домик, расположенный вблизи переулка Полумесяца и окруженный просторным цветущим садом.

Мина сидела на краю подоконника: ее губы были накрашены густо и броско, на ней было легкое розово-белое платье с короткими рукавами и пышной, разлетающейся юбкой. Рядом с ней на подоконнике поблескивала ваза, наполненная темно-фиолетовыми виноградными гроздьями и румяными пушистыми персиками.

В комнатах царила тишина, только чуть слышно, сам по себе, поскрипывал паркет. Белый кот дремал, свернувшись в кресле. Время от времени он лениво потягивался, выпускал отточенные когти и тут же прятал их в глубине мягких розово-оранжевых подушечек. Зеленый свет просачивался сквозь дремотные щели кошачьих глаз.

Появление генерала Кунсайта не удивило принцессу. Ши-тенно спросил о ее самочувствии, о том, как прошло утро. Ее ответ явно был приготовлен заранее, сух и бесцветен. Она отвернулась, не желая, чтобы он видел ее заплаканное лицо – с самого раннего утра она тщательно намазывалась косметикой, ожидая и опасаясь визита.

Кунсайт раздраженно созерцал ее белый профиль, ее мягкий носик, золотистые приподнятые брови, и чувствовал, как сердце сбивается от неловкости и от ее упорного молчания.

Он попытался дотронуться, но она жалобно вздохнула и поспешно спрятала руки, как бы защищаясь от его прикосновения.

Нет. Только не в эту куколку. И только не теперь!

Говоря по правде, усталость последних месяцев вполне закономерно могла окончиться «любовью».

Любовь?.. Для генерала Кунсайта это был теплый угол, замкнутый круг, убежище на один вечер. Продолжительности, покоя и постоянства он никогда не умел достигнуть.

Ближе к обеду в апартаментах Ледяного Короля объявился Зойсайт. Мрачный, взъерошенный вид рыжего друга не обещал Кунсайту ничего хорошего, и старший маг призвал на помощь все свое самообладание перед лицом надвигающейся бури. Повелитель огня и ветра молчаливо уписывал ростбиф, затем перешел к десерту… и лишь под конец обеда суть его угрюмого молчания наконец-то разъяснилась.

Оказывается, леди Минако поведала свои девичьи тайны Mercury, та же в свою очередь попросила Зойсайта, как "друга лорда Кунсайта" (на этих словах рыжего ши-тенно перекосило), заметить реакцию старшего генерала, как-нибудь повлиять на него, и так далее.

Кунсайт тряхнул волосами с таким видом, будто на него высыпали горсть золы, посмотрел на Зой-тяна внимательно и дружелюбно и в сотый раз уверил его, как мог, что все "улики", досужие слухи, ревнивые домыслы замешаны на «сопливых девчоночьих бреднях».

— Ты ее любишь, что ли? — мрачно вопрошал Зойсайт. — Я угадал?.. Имей в виду, Ами собирается устроить между тобой и Венерой романтическую переписку, а я буду оказывать им посильное содействие. Меня уже даже спросили: а не мог бы я тебя уговорить, чтобы ты сам объяснился с ней! только таким образом, чтобы ты не догадался, что она сама этого желает!

Выслушав гневную речь Зойси и отставив в сторону недопитый бокал, Кунсайт наконец сказал то, что от него требовалось. Тихо, бережно, внимательно произносил он заветные слова, надеясь, что они звучат убедительно.

Будучи осведомлен о некоторых маленьких слабостях «зеленоглазого короля» и памятуя, какое волшебное действие оказывает на него практически любая мелочь, полученная в подарок, Первый лорд одарил своего любимого новой браслеткой, украшенной великолепным алмазом… Только в этот раз, назло ожиданиям Кунсайта, рыжий чародей не выказал ни малейшего восторга.

— Увидимся завтра, в Меркурианском замке. Твоя невеста Ами просила быть у нее в гостиной за полчаса до приема, ты не забыл?

— А черт! наши невесты — малолетки, и все их просьбы – глупость и блажь!

— Ну вот хотя бы потому что они малолетки, давай не будем огорчать девочек по пустякам. И уж тем более, не стоит принимать их блажь за неразменную монету…

Друзья простились холодно: зеленые глаза младшего ши-тенно влажно поблескивали, и он сурово молчал в ответ на самые безобидные шутки серебряного лорда.

Абсолютное примирение состоялось ночью, в покоях генерала Кунсайта, куда Зойсайт явился, подвергая риску жениховскую репутацию.

Будущей осенью Зой-тяну исполнялось двадцать лет. Это означало, что года через три-четыре его мальчишеская привлекательность должна была померкнуть, исчезнуть навсегда — как не пытайся он удержать время шорохом магических заклинаний.

Ароматная юность оставалась позади: кошачья легкость, грация движений вот-вот должна была смениться резкостью, однообразием. Взгляд больших глубоких глаз с каждым днем становился все грубее, мужественнее, тверже. И все эти мельчайшие, как бы незначительные черточки складывались в угрожающую перспективу.

Зой-тян… тот самый Зой-тян, который таял по утрам в сумеречных, как пепел, глазах «ледяного короля», в его требовательных движениях, упоительно-долгих поцелуях — Зой-тян должен был удалиться восвояси в холодные, долговязые осенние сумерки.

Зойсайт не любил осень… ненавидел ее серые проливные дожди, лимонную кожицу листьев, прыгающих на ветру. Осень была угрожающей, неотвязной, неотвратимой.

И ради чего он должен был терять оставшиеся летние месяцы? Ради абсурдной, сумасбродной, невесть кем и для чего затеянной помолвки?..

Обдумав события последних дней, Минако с грустью поняла, что все ее претензии к лорду Кунсайту необоснованны и даже вульгарны, так как в сущности он не делал ей никаких авансов.

После того памятного бала, на котором состоялось объяснение леди Vi с герцогом Эльбайтом, после маловразумительного диалога с Кунсайтом в гостиной, Минако была по-детски обижена и ожесточена. Она с горечью спрашивала себя: почему он не замечал, не видел в упор ее чувств? Не видел или не хотел видеть? Не воспринимал всерьез?

Прошло два дня. Принцесса успокоилась, образумилась и пришла к выводу, что в конце концов, лорд Кунсайт ничем ее не оскорбил, не унизил… если, конечно, не считать смертельным оскорблением эту всем известную «прохладную сдержанность» ши-тенно. В сущности, вся его вина заключалась в том, что он, увы, не предложил ей руку и сердце прямо на балу, как принцесса того желала — Минако невесело усмехнулась, брезгливо любуясь собственной самонадеянностью.

Все переживания последних недель, всё, что навалилось на нее — было так горько, так… непредвиденно. Стремясь удержать близкие слезы и черные мысли, она подносила обнаженную ладонь к губам и пыталась согреться воспоминаниями о прощальном поцелуе «снежного лорда». Сколько обжигающей ласки было в этом прикосновении! И разве поцелуй не мог означать признание в любви? Признание, выраженное без слов и объяснений?

Вконец истосковавшись и измучившись, Минако решила, что есть смысл запастись терпением и ждать — нужно видеться с ним как можно чаще, быть приветливее, мягче, откровеннее. Откровеннее… Мнительная Сейлор-Vi задумалась: а надо ли испытывать судьбу, затягивать ожидание, когда время дорого, и они могут разъехаться, разлучиться в самый неподходящий момент? Не разумнее ли хоть что-нибудь предпринять самой? При первой же возможности — поговорить с ним, раскрыться ему, в самых нежных, деликатных намеках, от которых он не сумеет отмахнуться шуткой?.. Да, открытость и прямота со стороны девушки не обязательно должны были считаться грубыми и предосудительными. И в то же время принцесса абсолютно не представляла себе, как начать, не знала, хватит ли у нее духу самой признаться, что она вот уже в течение нескольких недель буквально больна от чувств, которые испытывает к нему?

…На закате третьего дня первого летнего месяца состоялся большой концерт: широкие лужайки дворцового парка огласились живой музыкой, прозвучавшей в исполнении королевского оркестра. Вечер выдался замечательный, публика была самая блестящая и многочисленная, и ни одно из мест около играющих музыкантов не пустовало.

В течение полутора часов музыка сплетала умиротворяющие заклинания, охватывала публику невесомым перламутровым коконом. Девушки развлекались, строя глазки знакомым кавалерам, оценивали наряды друг друга, потихоньку переговаривались. Лорд Кунсайт и леди Минако снова были вместе, и кое-кто уже обратил на это внимание. Ароматная, худенькая, сказочная принцесса Венера, казалось, была целиком поглощена концертной программой.

…В сумерках они прогуливались по аллеям сада: бисерный, светло-синий воздух наплывал густой волной, над кустами роз колдовали крупные вечерние бабочки увядающего окраса.

Лорд Кунсайт поинтересовался, не желает ли принцесса вернуться в гостиную, и леди Мина возразила, что хочет побыть на свежем воздухе.

Она была одета в шелковое сиреневое платье, и вся фигурка принцессы (плечи, руки, шея), всё светилось нежной алебастровой белизной, за исключением ярких золотистых волос. Ее глаза мягко улыбались сквозь голубоватую, прохладную вечернюю дымку.

Взгляд лорда Кунсайта был устремлен на пушистые волосы девушки, на ее гибкую шею. Тонкие лучистые нити их движений сливались в живой узор, переплетались и перекрывали друг друга.

— Вы неважно себя чувствуете? – поинтересовался Кунсайт.

— Со мной все хорошо, — покачала головой Минако и задумчиво погладила кончиками пальцев тугие бутоны алого шиповника. — Просто от дневной жары и духоты немного кружится голова, но я думаю, сейчас это пройдет.

Серый взгляд лорда Кунсайта коснулся ее шелковистого виска и… Ощутив стремительные всполохи затаенного пожара, ши-тенно понял: она ждет его прикосновения, и он может позволить себе в этот миг даже дерзость — всё, в конце концов, сойдет с рук, великодушно простится.

Уколов палец о куст шиповника, принцесса надорвала тонкую шелковистую перчатку и поспешно спрятала руку под широким ажурным веером.

— Мм… По правде говоря, милорд, не слишком люблю. Я, знаете ли, почти не покидаю город. Зачем? Королевский дворец окружен превосходными парками, цветниками, рощами, здесь можно хорошо отдохнуть и увлекательно провести время.

— Жаль. Действительно, жаль, потому что прогулки в горы – это ни с чем не сравнимый отдых. Особенно если выезжать в одиночестве, а не в составе многолюдной кавалькады.

— Ну… как-то раз мы с ее высочеством Серенити и принцем Эндимионом катались на лошадях. И помнится, достигли окраины города. Но мне показалось, что там, за городской стеной, довольно скучно – нет ничего, кроме пустоты.

— Вот и напрасно вы так решили! Горы дают редкую возможность почувствовать жизнь такой, какова она есть. А впрочем, я слишком привык к горным ландшафтам — с ними связано мое личное понимание жизненных ритмов, красоты, отдыха. Видите ли, Мина, мои предки в течение пятисот лет жили на востоке, а лет двести тому назад переселились в северные области Империи, и там до сих пор находится наш родовой замок. Вокруг замка – целый океан гор, насколько хватает глаз, без конца и края.

— Другие горы, еще более высокие. Наши дороги ведут через ущелья и степи – там ветрено и пахнет полынью.

— Полынью, детка. Это... как бы вам объяснить? напоминает горький аромат зеленого крема — если не ошибаюсь, таким кремом леди натирают подушечки пальцев и мочки ушей, чтобы снять усталость. По склонам гор гнездятся мелкие птицы — они даже с наступлением темноты не всегда возвращаются в свои убежища. Я полагаю, птицы должны обладать изрядной храбростью, коль скоро выбрали себе такое место обитания.

— А у вас интересная манера вести беседу, Минако! Когда вы общаетесь, задаете множество вопросов: как будто и в самом деле верите, что всему на свете можно дать объяснение.

— Я… я просто… хочу узнать вас… как можно ближе, — с трудом сказала принцесса, избегая встречаться с ним взглядом.

— Вы хотите узнать меня? задавая вопросы и получая ответы? Хм, забавный прием… Ну да ладно, как угодно. Вы спросили меня, живу ли я в родовом замке? Нет, я просто бываю там — время от времени, когда от проблем голова идет кругом и хочется развеяться. А живу я там, куда меня забрасывают дела. Сегодня, как видите, я здесь. Когда настанет время, вернусь на Землю, или отправлюсь туда, куда укажут их высочества. В сущности, я и на Земле порой чувствую себя, как на чужбине.

Она выпрямилась, и он почувствовал, как похолодела ее рука — будто кленовый лист в ноябре месяце.

— Что вы… имеете в виду? Ах, знаю… да, вы хотите нас покинуть, – глухо сказала она. – И как скоро это произойдет?

— Как всегда, все зависит от обстоятельств, миледи. И я думаю, не стоит сейчас об этом говорить.

Минако обернулась и посмотрела на него в упор. Кунсайт увидел, как зарумянивается ее нахмуренное лицо.

Выражение его губ смягчилось, однако он скрестил на груди руки своим характерным, отстраняющим жестом.

— Забыть вас мне будет довольно трудно,— сказал он.

— И все-таки забудете! А я… Поймите, я может быть, многого в вас не понимаю, но это для меня совершенно не важно!

Ее глаза широко распахнулись и заблестели, губы дрогнули… и лорд Кунсайт (о моя радость, ну можно ли выдавать себя так запросто!) не в силах был сдержать улыбку. К счастью, Минако этого не заметила — вокруг царил полумрак, и в синем небе зажигались бледные дрожащие звезды.

— Вы относитесь ко мне, как к маленькой девочке, ведь правда?

— А как еще я должен к вам относиться? Я старше вас, если вы изволили заметить, и потом... Вы действительно ребенок, Минако. Светлый, очаровательный, храбрый ребенок. Женщина пахнет солнцем — от вас исходит лунный свет. Свет, при котором кошки любят бродить по крышам.

— Боже мой! Да вы всегда и на всех смотрите сверху вниз! – выпалила принцесса (ее макушка едва доходила до отворота его мундира). — А что, если я скажу вам, например… вдруг окажется, что…

Сквозь жгучие слезы, она приблизилась к нему вплотную, так, что соприкосновение стало почти непристойным, и крепко сжала его руки в своих. Ее взгляд скользнул по влекущим, высокомерным губам ледяного мага — и в тот же миг, внезапно, как бы замирая на грани чего-то блаженно-страшного, она обняла его за плечи, приподнялась на цыпочки и прильнула к его рту жаркими губами, сухими, как песок. Ши-тенно почувствовал ее передние зубы, гладкие, как клавиши, и вкус маленького неумелого жала.

Кунсайт был не слишком падок до трепетных переживаний юных девственниц, и он ничего не имел бы против некоторой… «испорченности» своей маленькой, темпераментной невесты. Однако ее поцелуй доказал ему безнадежную неискушенность Минако.

Было ясно, что она взвинчена, доведена до отчаяния — наверняка, целоваться всерьез ей еще не приходилось. Имея преимущество опытности и осторожности, Кунсайт постарался смягчить игру: с его стороны это даже не было поцелуем в точном смысле слова — он ласкал ее губки чрезвычайно бережными, деликатными прикосновениями.

Через несколько секунд она сама первая оборвала поцелуй, усмехнулась с вызовом и дрожью, отпустила его руки и убежала в темноту аллеи.

На утреннем официальном приеме ее величество королева Серинити объявила принцессам о будущей помолвке!

От слухов и сплетен, поднятых этой новостью, столица гудела, как потревоженный улей: бесчисленные поздравления, назойливые допросы газетчиков, пристальное внимание со стороны будущих родственников — все это посыпались на ши-тенно, как из рога изобилия.

Будущий союз Луны и Земли вызвал большой резонанс в обществе, так как мог ощутимо усилить возможности королевы Серинити — в течение последних десятилетий ей все труднее было контролировать магически одаренную землянскую знать. Таким образом, девичьи успехи юных воительниц могли считаться как бы их первым политическим достижением, влекущим за собой реакцию общесистемного масштаба.

А вечером опять был праздник — на этот раз в честь помолвки ши-тенно Земли с принцессами, хранительницами Внутренних планет. Синеглазая физиономия Нефрита сияла обаятельно и лукаво, теперь он почти не расставался с Макото. Зойсайт явился на торжество в парадной, белоснежной форме — в ней он выглядел еще ярче и моложавее, чем в обыкновенном мундире. Все свое внимание рыжеволосый генерал уделял голубоглазой Ами, и в течение долгого шумного вечера вел себя оживленно и безукоризненно учтиво.

Генерал Джедайт был сама предупредительность и галантность. В день помолвки он преподнес своей невесте изысканный браслет с надписью Я.В.Л.Р. Я вас люблю, Рей! – гласила фраза, зашифрованная в аббревиатуре, и гордая леди Марс одарила Джедайта самой ослепительной улыбкой. На самом деле генерал Джедайт уже раз пять презентовал своим возлюбленным аналогичные подарки — как правило, в аббревиатуре, установленной раз и навсегда, менялась только последняя буква.

Когда помолвка была объявлена, лорд Кунсайт испытал довольно странные, противоречивые чувства. Кроме досады, тут был момент удовольствия и даже легкого, романтического сожаления… Блестящий волнующий миг, когда голорукая, белокурая принцесса Venus, со всей своей кружевной магией, кокетливыми ужимками, кошачьим отношением к толпе поклонников, вдруг превратилась в его руках в трепетное, женственно-нежное создание.

Во время танца ее глаза были полны слез и света, и она несколько раз переспросила — счастлив ли он?

Далеко не все родные и близкие Сейлор-Vi одобрили эту помолвку. Дед Минако был буквально повергнут в шок грядущим семейным торжеством. И хотя он никогда не оказывал давления на кого бы то ни было из своих многочисленных внучек и племянниц, дедушка вдруг повел себя крайне жестко и решительно в отношении Минако, своей признанной любимицы.

— На мое благословение можете не рассчитывать! Помолвка, которую вы затеваете – подлая политическая сделка, она обойдется дорого. Всем! И с моей стороны будет грязно и безнравственно – одобрить это сумасшедшее предприятие! Неужели не ясно? Он холодный, деспотичный, развратный человек. На каждом углу сплетничают о его близости с этим… с этим… рыжим… с Зойсайтом… Нет, я никогда не доверял сплетням, но я сам лично, моими собственными глазами наблюдал, как они общались, как бесстыдно они глядели друг на друга! Их отношения интимны — в этом нет сомнения. Я в жизни моей не видел ничего более мерзкого, чем выражение их физиономий в эту минуту! Да я лучше сверну шею собственной внучке, чем толкну ее в постель к этому чудовищу!

Возмущенные слезы и шумные протесты Минако не произвели на дедушку никакого впечатления.

— Мина, внучка, послушай меня внимательно! Ты напрашиваешься на беду. Я знаю десятки браков, все эти браки заключались по безумной будто бы страсти, и что с того? – вещал дед. – Это не помешало им превратиться в кошмар. Не будь сумасшедшей, откажи ему, пока не поздно! И то же самое посоветуй своим дурам-подружкам…

Скандальные высказывания будущего родственника были доведены до сведения лорда Кунсайта. Ши-тенно расхохотался, заметив, что все дедушки на свете обожают дарить внучатам добрые советы, ибо «подавать злостные примеры им уже не светит».

Хор тетушек, подпевающих ее величеству, а также голос самой леди Venus-матери, оказали мощное противодействие напору дедушки и воздвигли тысячу аргументов в пользу затеваемой свадьбы.

Однако даже те, кто одобрял будущий брак, чувствовали: в этом союзе было что-то неладное. Минако, увлеченная горячо и безрассудно, выглядела слишком хрупкой, слишком беспомощной перед скрытной, властной, эгоистической личностью своего жениха.

Принцесса и сама чувствовала смутную, исходящую непонятно откуда угрозу. Вновь и вновь задавала она себе пугающий вопрос: неужели из всех заинтересованных в ее благополучии лиц прав именно дед? Неужели лорд Кунсайт, принимая решение о женитьбе, следовал холодному политическому расчету? А что если именно расчет лежал в основе скоропалительной помолвки четырех генералов Земли и девочек-принцесс? Самолюбие протестовало против этой догадки.

"Нет, конечно же, он меня любит! — вновь и вновь уговаривала себя Минако, вглядываясь в зеленовато-серебристую глубь зеркала. — Почему нет? почему?.."

Минако придирчиво изучала собственное отражение, большеглазую, длинноногую девушку с широко распахнутыми светлыми глазами. «Надо же, как я выросла!» — удивлялась она, пытаясь вернуться к ощущению собственного возраста.

Минако представляла себе те живописные комплименты, которыми, без сомнения, одарил бы ее лорд Кунсайт, не будь он так (до обидного!) немногословен… Лестные эпитеты собственного сочинения звучали в ушах принцессы как музыка, и все же предательская, назойливая грусть не проходила.

Ну что ж, если сама жизнь указывает дорогу, значит — будь что будет!

Отыскав слова, необходимые для утешения, Мина почувствовала, как легкость наполняет душу. Поняла, что больше ни о чем не думает, будто рассудок уперся в глухую стену, о которую разбиваются всякие догадки и рассуждения.

Как быть? она не могла понять чувств и намерений своего возлюбленного… Не могла, так как по сути дела, ничего о нем не знала. Всякий раз, когда она думала о лорде Кунсайте, в ее памяти всплывали фразы, улыбки, жесты, прикосновения, недосказанности — и только. Она понятия не имела о его настоящем, о его прошлом, о его привычках и друзьях.

Да, люди говорили про его страшный характер, люди распускали о нем самые возмутительные, противоречивые сплетни, и все-таки образ боевого мага, первого генерала принца Эндимиона был овеян такой славой, что казалось, к нему не пристает ничто грубое, недостойное. Он был как бы омыт собственным светом, и об источнике этого света Минако не задумывалась.

Но я же действительно его люблю, несмотря на все эти бредни, которые распускают о нем злые языки. Должно быть, это и есть судьба.

Как заманчиво было верить, что открывшийся перед ее глазами путь, минуя гибельный тупик, приглашает в цветущую майскую долину. Или, по крайней мере, ведет к одинокому убежищу отшельника — туда, где у ног простираются ледяные хребты, населенные ранимыми, рисковыми птицами.

Вечер был светлым, умиротворенным, почти безветренным.

От поверхности теплой почвы струились вверх растения; шишечки белых цветов испускали аромат, перемешанный с запахом влаги.

Лорд Кунсайт и принцесса Vi стояли на пороге уединенной садовой беседки, и... быть может, тусклый вечерний свет был неверен? В тот миг она казалась ему не слишком привлекательной — румяная округлость вовсе исчезла с ее курносой кукольной мордашки.

Когда он коснулся ладонью пушистых локонов своей невесты, ее улыбка просияла восторгом и обожанием.

Ледяной маг привлек ее к себе, и она увлеклась покорно, запросто, как будто заранее все обдумала и решила.

— Мы… мы будем счастливы? Уже сегодня?.. – прошептала она загорающимися губами.

Вокруг было сумеречно и безлюдно, только ярко-зеленая узкая лента, свернувшаяся в траве, напоминала о недавнем присутствии в этом уголке сада кого-то из королевских приближенных.

Ее мечтательное лицо, волосы, плечи излучали золотисто-лунное сияние, и объятия "снежного мага" были полны этого ломкого, обнаженного света. Как только рука ши-тенно скользнула вниз, раздвигая не слишком упорные девичьи ножки, ее ладони похолодели и стали влажными, а глаза сонно и блаженно прижмурились. Она мелко и судорожно сглатывала ветер, напоенный ароматами горестного зелья.

Жгучий хаос переплескивался через край… теперь он целовал ее по-настоящему: требовательно, страстно — так, как целует мужчина, предъявляющий на женщину права. Для Минако это новое состояние таило в себе магию, зажигающую огонь непонятного происхождения.

Она сделала движение, как бы желая защититься, однако тотчас вновь прильнула, разделяя с ним горячее дыхание, чувствуя, что именно это и есть прелюдия новой, дивной и потрясающей жизни, в которую она вступала.

Оставаться в парке было неудобно, и они аккуратно переместились в покои земного посольства.

…Некоторые естественные реакции ее здорового неопытного тела на мужские ласки явились для Минако полной неожиданностью. Ее сложение было хрупким и компактным, а бедра — миниатюрными, как у мальчика. Ее неуклюжие объятия, замирающие пленительные вибрации, так мало похожие на экстазы ослепительно искушенных, изученных до мозга костей, рутинных любовниц генерала Кунсайта, зажигали искру подлинного удовольствия.

Зная, что первое проникновение не могло дать ей ничего, кроме страдания, и не желая мучить ее во второй раз, ши-тенно сплел маленькое заклятье.

В ее глубине оказалось множество отзывчивых, притягательных, мерцающих точек.

Ее горячий язычок таял под атакующей магией его рта, а бедра, невзирая на боль, раскрывались и приподнимались с таким прелестным, наивным, испуганным жаром… Ее гибкое юное тело открывало навстречу его губам бледные сосцы, впалый шелковистый живот, шероховатую темень округлого холмика.

— Я так счастлива! — шептала она, зная, что приближается момент расставания. — Я так рада…

Только давай, давай больше не будем рыдать, мое солнце.

— А вы рады? Я очень часто глядела на вас и видела: в лице и во взгляде у вас — такая тоска, такая пропасть... Я очень хорошо знаю ваше лицо. Кажется, вы никогда не меняетесь, но все, что вы чувствуете… это пробегает по вашим глазам, губам. О, я замечала! Мы все — ужасно медлительные люди. Века напролет греемся в теплицах, и постоянно все одно и то же. А вы — другой. И я с вами тоже другая, только никто об этом пока не знает.

Ее обнаженная фигурка образовывала у его колен тонкий зигзаг, золотистые развившиеся локоны растрепались, алый рот нежно темнел в полумраке.

Новый день принес с собой испуг, недомогание и твердую уверенность: все вокруг догадываются о незаконном, преждевременном сближении Минако с любимым мужчиной. Каждый случайный взгляд ранил ее, вызывая краску стыда. О том, что произошло, нельзя было откровенничать даже с близкими подружками, хотя наперсницы Серинити-младшей давным-давно чувствовали себя в отношении друг к другу почти как сестры.

Они меня никогда не поймут, даже если обо всем узнают.

И Минако была рада, что Макото-Jupiter слушала ее, будто спросонок, и была поглощена собственным романом до такой степени, что нюансы чьей бы то ни было посторонней жизни уже не могли угнездиться в ее душе по причине отсутствия свободного уголка.

От Рей также нельзя было добиться ничего толкового, кроме подробностей ее увлекательных отношений с Джедайтом. О, генерал Джедайт! Таких обаятельных чудаков как он, в галактике можно пересчитать по пальцам! Стоит только обронить словечко, он ударяется во все тяжкие мировой философии: отталкиваясь от банальных бутербродов, переходит к многомерности бытия, к основным принципам мироустройства, к глобальным психологическим проблемам отдельно взятой личности.

Эти философствования ужасно забавляли девушек. Однажды после ухода ши-тенно Серинити-младшая с жалобным вздохом заметила, что «если уж лорду Джедайту приходит в голову подобная чепуха в присутствии хорошенькой девушки...» «Ты городишь глупости, твое высочество, — отрезала Рей, просмеявшись. — У тебя кругозор элементарный, как детский стульчик». Наследница обиделась, однако подобные инциденты ни в коем случае не мешали девочкам обожать друг друга и сплетничать о своих избранниках.

Минако усмехнулась, припоминая вчерашнюю сцену: под влиянием неотразимого генерала Джедайта неуемная, насмешливая леди Марс и в самом деле начала интересоваться предметами, которые могли ей пригодиться не больше, чем бабочке — ласточкино гнездышко...

Ближе к вечеру в безлюдной гостиной Evening Star лорд Кунсайт беседовал с Минако — он говорил ласково, опасаясь задеть каким-нибудь случайным опрометчивым выражением, и все-таки ухитрился допросить свою любимую тщательнейшим образом. Провоцируя девушку на откровенность, он обращал в дым ее беспомощные терзания железной логикой собственных доводов.

По мнению принцессы, утрата девственности до свершения брачного таинства была порочным, несчастным, гибельным поступком. Увидев, что лорд Кунсайт засмеялся в ответ на ее слова, она разрыдалась еще горше. Тогда он сделался терпелив, нежен и предельно серьезен.

Он заговорил о том, что дожидаться брачной церемонии – это слишком пошло, слишком грубо. Он говорил о том, что жизнь требует гибкости. О том, что отношения мужчины и женщины могут быть вполне бессердечными, даже если муж и жена «берегут» себя друг для друга. Законопослушным парам далеко не всегда удается сохранить ореол, придающий играм любовников красоту и неожиданность. Ну и в конце концов, пройдет не более трех месяцев — они поженятся, и все будет именно так, как она мечтает.

Спор о морали и нравственности отнял битый час, и лорд Кунсайт нашел ситуацию очень забавной. Прощаясь с Минако, он заметил, что девочка уже почти раскаялась: испуганное выражение исчезло из ее глаз, она смущенно отворачивала свое заплаканное лицо, боясь показаться непривлекательной. И Кунсайт предположил, что возможно, уже на следующий вечер его ждет компенсация.

Они встречались в запутанных, ультрашикарных апартаментах земного посольства, и как ни странно, им удавалось хранить эти свиданья в тайне от окружающих.

Опекунша, родные и друзья леди Vi еще ничего не заподозрили. Надзирательница Минако, госпожа Реальгар, хмурая, апатичная, близорукая дама, оказалась весьма безвредной, малопроницательной особой. От ее внимания ускользали многие пикантные подробности жизни воспитанницы.

Всю первую половину дня принцесса проводила как во сне: принимала ванну, тщательнейшим образом занималась туалетом. По вечерам, когда Минако в обществе или в компании подруг встречалась с лордом Кунсайтом, она была свежа, беззаботна и очаровательна. Выдумав какой-нибудь предлог, они уединялись — всего на несколько минут… и благодаря беспечности окружающих, легчайшего магического фокуса ши-тенно было достаточно, чтобы несколько минут превратились в несколько часов.

Тут не требовалось даже особо хитрых манипуляций заклинателя Времени, так как беспокойные, мечтательные игры девушек по природе обладают свойством очаровывать мгновение. Предчувствия, счастливые надежды, мечты невообразимы в понятиях линейного течения дат, так как принадлежат процессу, находящемуся как бы вне времени и пространства. До той поры, пока душа легка и счастлива, жизнь летит стремительно и неудержимо, как только на сердце ложится печаль, время тяжелеет, уплотняется и приобретает медлительность свинцовой тучи.

Лорд Кунсайт называл поток времени «гротескной и абсурдной иллюзией»: «Не бойся потерять время, детка — в нашем распоряжении вечность, которая прячет вещи и эмоции по карманам. Поэтому, видишь ли, события не «приходят» и «не проходят». Они прячутся, исчезают из глаз и живут целую вечность. А все эти громкие слова о будущем, о прошлом – не более чем иллюзия».

Кунсайт был убежден, что его возлюбленная драматизирует ситуацию. Даже в том случае, если бы дело раскрылось, ничем особо страшным и скандальным, по его мнению, разоблачение не грозило. Ведь официальная помолвка уже состоялась, и лунарская пресса не скупилась на подробности, освещая развитие потрясающего романа между юными хранительницами и ши-тенно принца Эндимиона.

Уверенность Кунсайта была заразительна, и Сейлор-Vi понемногу прониклась надеждой, что воспетый газетчиками «роман века», героиней которого она являлась, клонится к счастливой развязке. Угрызения совести отступили в тень, и белокурая Венера уже с нетерпением ждала этих свиданий, с которых она уходила, насквозь пропитанная его семенем, его аурой, его запахом.

И хотя принцесса Vi была умной, воспитанной девочкой, ее глаза как бы окутывала повязка. Она чувствовала, что ее жених нуждается в ней гораздо меньше, чем полагается страстно влюбленному мужчине, однако без устали твердила себе: он любит, как умеет, и предъявлять сверхъестественные требования попросту глупо. Для чего задумываться, привередничать?

Минако не искала того, что принято считать «ответными чувствами», боялась его «жениховских обязательств», дежурных знаков внимания. Принцесса Vi отчаянно хотела, чтобы он испытывал именно потребность в ней — ту самую, жгучую потребность, от которой ей не жилось и не дышалось, если он бывал равнодушен к ней и далёк от нее! Минако надеялась, что понемногу сумеет возбудить в своем любимом не только страстное увлечение, но и более глубокое чувство сердечной привязанности.

Ее очаровывала изысканная смесь хладнокровия, стремительности и проницательности, которую она увидела в своем будущем муже. Цинично-озорной дух многих его выходок и высказываний она сумела оценить только тогда, когда их отношения стали интимными. Некоторые свойства его натуры обнажались исключительно во время игры.

Его беспринципность была до такой степени откровенной, естественной, невозмутимой, что это даже напоминало строгость завзятых моралистов. Его ласки приводили ее в состояние какого-то блаженного стыда и дрожи.

Кем все-таки он был? Хладнокровным тактиком? Жестоким волшебником? Циничным аристократом – себе на уме? Вероятно, и тем, и другим, и третьим. Но как далека была Минако от того, чтобы пытаться анализировать! Ее любовь жила страхами, капризами, «питалась обманом». Темные контуры граней лорда Кунсайта как бы таяли в его ослепительном ореоле. Та непосредственность, с которой он впускал ночной мрак в собственную кровь и плоть, ощущалась даже при свете дня.

В нем была масса противоречий. Его аура, такая холодная и серебристая, таила в себе что-то поджигательское. В его галантности чудился вызов. Слова, которые рождались в самые лучшие минуты, окрашиваясь его интонациями, звучали невероятно ласково, притягательно и грубо.

В одиночестве, по ночам Минако чувствовала страх: сны о нем были навязчивы, тяжелы, и она не знала, как их истолковать. И все-таки, по примеру очень многих оптимистически настроенных простушек, поддавалась самым жестоким, изводящим, сладостно-отвратительным фантазиям, наивно уверяя себя, что со временем «все утрясется и образуется».

С первым лучом рассвета демоны слабели, отступали в тень. И она твердила себе, что ее мрачные подозрения нелепы, что Кунсайт первым бы посмеялся над ней, если бы узнал… Все давным-давно решено, восхитительно и бесповоротно: она будет женой лорда Кунсайта, любящей и, без сомнения, горячо любимой женой! И пусть все вокруг думают себе, будто он груб, бесчувствен и бессердечен. Она сумеет привязать к себе своего невозможного, обожаемого мужа нежнейшими чарами подвластной ей магии Venus. О, как же все изумятся! Гордость захлестывала сердце.

Почему — нет? Почему все упорно твердят, будто они – не пара? Минако протестовала против очевидного: разве можно понять, проанализировать, за что и каким образом можно полюбить? Ведь она-то любила его — вне всяких сомнений и вопреки всему. Отчего же лорду Кунсайту не ответить взаимностью на ее чувство?

Обоюдные ласки чередовались с беседами, весьма любопытными — и не только с точки зрения Минако.

— Он преподает мне естествознание, а осенью собирается устроить экзамены. Его задача — как следует натаскать меня в алгебре и географии, — уютно ворковала Минако.

— Ничего, придется потерпеть. Годика через два экзамены останутся позади, и я буду вести нормальную беззаботную жизнь. Как подобает истинной леди.

— Ну… дар. Дар не имеет ничего общего с зубрежкой, с теми упражнениями, над которыми приходится пыхтеть. Смотрите!

Ее взгляд как бы переместился в иную плоскость, каждая черточка лица преобразилась, заговорила особым, ярким, переливчатым светом, а между узкими ладошками ожила симфония разгоряченно-алого, желтого, оранжевого, летучего и запашистого. Капли-сердечки, которые она сотворила, фокусничали в ее руках, насмешливо складываясь в огненную змейку-цепочку. Ее ритм вступил в резкий контраст с аурой земного лорда, отзывчиво и бесстрашно прикасаясь к его мгновенно протянувшимся, исследующим нитям. Ее вибрации были виртуозны, жутковато-легки, вдохновенны и… довольно болезненны для его земной магии.

Когда Минако пришла в себя, она с удовольствием отметила, что никогда еще не видела у лорда Кунсайта таких больших, внимательных глаз.

— Красиво, очень красиво. Правда, рисунок немного беспорядочен. Хотел бы я знать, как ты этим убиваешь.

Минако взволнованно переглотнула и улыбнулась.

— Мне еще никогда и никого не приходилось убивать, Куно. Дар пробуждается в минуты опасности, и он не зависит от того, насколько я прилежна или насколько беспечна, от того, как поздно я встаю по утрам, каковы мои успехи по точным дисциплинам. И не надо упрекать меня за недостаток усердия!

— Ну конечно, маги не ремесленники. Только вот чтобы принимать дар без эксцессов, надобно обладать… скажем так, некоторыми специфическими свойствами. Кто тебе внушил, котенок, что дисциплина в нашем деле не играет никакой роли?

— Ах, бросьте, это все ерунда! Вот хотя бы королева Серинити — на протяжении сотен лет она правит Лунной Империей. Ее магия питается энергиями Серебряного Кристалла, ее величеству ни в коем случае ничто не угрожает. Королева добра, великодушна, любезна со всеми, она уверена, что Кристалл оповестит ее вовремя, как только совершится нападение или отступничество. Ее сила до такой степени велика, что может истребить всех, кто пойдет против королевской воли. Вы думаете, этой власти, этой мощи она достигла собственными трудами? ничуть не бывало! Это ее дар, ее тайна…

— Выходит, мы полагаемся на энергию Серебряного Кристалла? Но ведь активизация артефакта может закончиться всеобщим истреблением. Как полагаешь, ее величество устроит такая перспектива?

— Я думаю, наши враги вовремя сообразят, в чьих руках находятся их жизни, и поостерегутся напасть. Так что ничего особо ужасного не произойдет — по крайней мере, в течение ближайших столетий. Серебряный Кристалл королевы — гарантия нашего всеобщего мира, ну вы и сами, наверное, это понимаете.

— Да, наверное, понимаю. А еще я слышал, что лет пять тому назад жестокие беспорядки произошли в южных провинциях. Помнится, никакой страх перед артефактом не удержал восставших.

— О да, я тоже помню эти события. Мне было тогда десять лет, Артемису – всего один месяц… такой умничка! мог подпрыгнуть на полметра в вышину, если показать ему белую мышь. Я говорила вам? он охотится только на белых мышей, а прочей гадости в рот не берет, не дождетесь! Так вот, я о чем… Серебряный Кристалл… Применение атакующей энергии Луны на юге было связано с большими сложностями — неблагоприятное расположение светил остановило ее величество. И ей пришлось прибегнуть к помощи союзников. А вы… Да! вы были так любезны, что пришли на помощь королеве!

— Моя любезность — на лезвии моего меча. Ты сама сказала, что благородные леди не занимаются государственными делами, особенно если возникают непредвиденные осложнения. Грубую сферу самых замороченных государственных проблем венценосные дамы охотно уступают мужчинам. Когда ее лунному величеству грозила опасность, она вынуждена была посулить кругленькую сумму в казну короля Эндимиона. А кроме того, пообещать в дар Земной Империи часть южных территорий, на том условии, если я и лорд Нефрит решим ее проблемы.

Лорд Кунсайт усмехнулся, и в его глазах чешуйчато всплеснули гремучие дракончики.

— Денежные обязательства были выполнены. Что же касается остального, ты сама знаешь… увы!

— Но если бы королева уступила землянам обещанные территории, это означало бы альянс Земли с югом, перевес земных сил…

— Ну конечно, ее величество повела себя правильно во всех отношениях. Когда переговоры закончились, и мы с лордом Нефритом поняли, что южных провинций нам не дождаться, мы вложили мечи в ножны и занялись другими проблемами.

У лорда Кунсайта была привычка резко менять тему разговора, поэтому с обсуждения глобальных вопросов они перескакивали на интимные скандальчики и дворцовые анекдоты. Он поощрял Минако откровенничать по адресу каждого, в ком был заинтересован. Его любопытство было неисчерпаемо, он обожал подробности, всякого рода частности, и в конце концов, пользуясь калейдоскопом разрозненных фактов, угадывал целостную картину. Принцесса Венера, сбитая с толку его умозаключениями, шумно протестовала, и Кунсайту приходилось применять самые нежные и действенные методы внушения, чтобы утихомирить свою любимую.

— А какое имя вы дадите мне, когда мы поженимся?

— Я буду звать тебя Лал. Леди Лал — твое земное имя.

— Ах да!.. Да, конечно. Как же я сразу не догадалась… (*Лал — талисман прочности любовных уз; является проводником энергии Венеры; при постоянном использовании раскрепощает, снимает контроль сознания, увлекает в мир сновидений, иллюзий и бездеятельности.)