Белое2

Bishoujo Senshi Sailormoon is the property of Naoko Takeuchi, Kodanshi Comics, and Toei Animation.

Нэфелин die Kleine

Белое

Прошло несколько дней, а планы Кунсайта в отношении принцессы Минако по-прежнему так и оставались планами: леди Vi помнила о неприятной сцене в библиотеке и упорно избегала общества Ледяного Короля. Ее смущала одержимая внутренняя сосредоточенность земного мага, который был старше ее вдвое и опытнее в тысячу раз. А впрочем, не так уж часто леди Минако задумывалась о ши-тенно — герцог Эльбайт сопровождал ее повсюду, и ему удавалось занимать все мысли и все мечты принцессы.

Приближалась очередная годовщина коронации ее величества, и за пару дней до этой блестящей даты необходимо было утрясти еще один земляно-марсианский политический конфликт. Ибо по словам государыни Серенити, даже «малейшие разногласия могли иметь ощутимый резонанс в мировом лабиринте причин и следствий».

В столицу Лунной Империи для проведения переговоров прибыл Эндимион, и лунарский двор устроил пышную встречу.

Эндимион, высокий, бледнокожий, черноволосый молодой человек, в течение пяти минут любезно позировал фоторепортерам, а затем преподнес Серенити-младшей роскошный букет чайных роз. Несколько часов спустя портреты Эндимиона украсили передовицы всех без исключения столичных вечерних газет.

Внешность фотогеничного принца была яркой, броской, неординарной: его правильный, четкий профиль оригинально контрастировал с угловатой линией бровей, чем-то напоминающей изгиб крыльев летучей мыши.

Принц обладал высоким порогом чувствительности, и потому не замечал слабейших оттенков, зато был чрезвычайно быстр в манипуляциях. Артистичный, красноречивый Эндимион обожал публичные выступления — хотя время от времени у него вылетали фразы, о смысле которых можно было только догадываться. Кроме того, его высочество имел странную привычку «делать трещинку»: обрывать речь в самом неожиданном месте, почти на полуслове, не смущаясь удивлением слушателей. В реальной жизни принц отличался большой рассеянностью, поэтому события, намерения, пожелания всегда как бы вываливались у него из рук. Еще одно свойство «рокового наследника» заключалось в том, что при его участии самые пустяковые, незначительные обстоятельства вызывали далеко идущие, а иногда грозные последствия.

Так как Эндимиону предстояло решить проблему взаимоотношений марсианской и земной королевских династий, слушанье проходило в «марсовом особняке». Этот огромный, устрашающего вида домище, выкрашенный в багряный цвет, грубо выделялся посреди ажурных творений лунарских зодчих.

Предметом разногласий были территории Тициуса, пролегавшие непосредственно за орбитой Марса. (*Неизвестная планета, вычисленная астрономом Тициусом, поиском которой занимался И. Бод.)

Хотя до вооруженного конфликта с Марсом дело никогда не доходило, оформление договорных бумаг вновь и вновь откладывалось на неопределенный срок. Очередные слухи о срыве переговоров побудили королеву Серинити взять на себя «миротворческую миссию» — ибо «затяжной конфликт мог явиться опасным прециндентом на будущее». А так как соблюсти интересы обеих сторон было крайне проблематично, дипломаты-посредники господствующей расы выбрали в качестве ориентира собственные выгоды.

Представители Земли довольно быстро поняли, что решающее слово останется за Лунной Державой — империей, для которой земные дела были всего лишь мелким, незначительным эпизодом в собственной политической игре. Королева Серинити мягко потребовала от принца Эндимиона немедленного заключения мира с Марсом, хотя бы ценой уступки оспариваемых территорий: дабы все были «успокоены и удовлетворены».

Боевые маги Земли вовсе не считали вооруженную борьбу единственным средством достижения цели, а потому приняли самое горячее и деятельное участие в борьбе политической. Великая четверка предприняла огромные усилия, пытаясь разрешить конфликт в кулуарах двора, а не на поле брани... Однако все прежние разочарования ши-тенно тускнели перед этим самым крупным, самым оскорбительным политическим поражением! Тициус, а также области, прилегающие к нему, оказались навсегда потеряны для землян.

Под занавес долгого, скандального разбирательства, были затронуты некоторые второстепенные вопросы, связанные с юбилеем коронации. Ее величество пожелала вручить ряд почетных отличий заслуженным чиновникам и подчеркнула, что вручение должно стать грандиозным историческим событием — вехой, которая надолго сохранится в памяти очевидцев.

Церемония вручения наград совершалась в тронном зале, при стечении огромных толп народа. Первый министр торжественно объявлял имена сановников, удостоенных высокого признания, и все награждаемые один за другим преклоняли колено.

Двое разряженных маленьких пажей снимали награды с поверхности сверкающего серебряного щита, вручали их ее величеству, а затем королева собственноручно прикрепляла знаки отличия на грудь каждому из заслуженных деятелей, героев пышного торжества. Виртуозы-трубачи исполняли бодрый неунывающий марш; награжденные один за другим спускались от подножия трона по крутым мраморным ступеням; оркестр, состоявший из более чем тысячи музыкантов, вновь и вновь разражался громоподобной музыкой.

По окончании приема, организаторы церемонии предложили банкет, танцы, а также конные прогулки для желающих развеяться и размяться. Было объявлено, что праздник переносится на огромные территории королевского парка, и это оказалось весьма кстати после многочасового стояния в духоте тронного зала.

Танцевали на усыпанной разноцветным гравием, обставленной цветами площадке: дамы, осененные перьями, кавалеры в пестрых одеяниях двигались по кругу в ритме вальса — позванивали шпоры, поблескивали драгоценности, шуршали кудрявые шлейфы.

Его высочество принц Эндимион явился в обществе лорда Кунсайта и пригласил на вальс принцессу Серинити. Хорошенькое курносое личико наследницы просияло, и она опустила руку на плечо Эндимиона, не дожидаясь конца его длинной галантной фразы. До ужаса подростковая прическа, прозрачная кожа, утешительные, наивные взоры – все это придавало наследнице отдаленное внешнее сходство с принцессой Минако.

На протяжении всего лунного визита ши-тенно уделил общению с наследницей не более получаса: всякий раз Серинити-младшая храбро пыталась вовлечь генерала Кунсайта в спор о политике и очень забавно рассуждала о международных проблемах. Ледяной Король объяснил ей положительные стороны торговых контактов между лунарцами и нептунианцами, а также сочинил надпись (нечто романтичное и пустяковое) в альбом принцессы – на память о земных визитерах.

— Понимаешь, я действительно не знаю, что тут можно сделать. Эти чертовы маги не видят ничего, дальше интересов собственного носа. Дуроломные теории расового превосходства они выдают за какую-то аксиому… Принц Эндимион — резонер. Уж лучше бы его советники гарцевали на парадах, вместо того чтобы путаться в дела империй.

Лорд Кунсайт говорил мрачно и раздраженно, забыв о бокале шампанского, который сжимал в руках, и созерцая цветные струи фонтана. Генерал Зойсайт сосредоточенно слушал, не сводя с лица друга цепких серьезных глаз.

— Я битых полчаса доказывал очевидное — то, что Эндимион называет «рисковым и неоправданным поступком», в конце концов, послужит к нашей выгоде! Если бы его высочество обдумал, как следует, мои доводы, он бы согласился.

— Уймись, Кун. Ты напрасно тратишь время на переговоры. С этим невозможно спорить, этого нельзя опровергнуть никакими доводами. Это либо поддается лечению, либо нет. По-видимому, перспектива дружбы с наследницей Серинити для Эндимиона важнее, чем все твои аргументы вместе взятые. Кстати, ее высочество обожает советовать направо и налево, строить разнообразные политические проекты...

— Предположим! Как бы там ни было, мы должны взвесить все хладнокровно и… я думаю, не стоит пока вводить в курс некоторых наших проблем Берилл? И — успокойся. Через несколько минут мы приглашаем на танец наших любезных. Будь оно все неладно. О! Ведь это будет твой первый танец с Венерой.

Действительно, как было заявлено, генералы принца Эндимиона приглашали на танец Воительниц Планет, хранительниц ее лунного высочества, в знак искренней дружбы между империями.

В тот миг, когда лорд Кунсайт ангажировал принцессу Венеру, ее мордашка выразила откровенную досаду и неприязнь — правда, леди Vi тут же взяла себя в руки. Ее узкая ладонь в перчатке легла (белее метельного пуха) на плечо ши-тенно, лорд Кунсайт обнял ее талию, и они влились в круг танцующих пар.

С первого движения, с первого аккорда принцесса была охвачена раздражением: она чувствовала себя, как ребенок, которого взрослые заставляют выполнять какое-то унизительное, бессмысленное поручение. Правда, уже через несколько минут леди Vi пришла к выводу: танцевать с лордом Кунсайтом гораздо проще и приятней, чем поддерживать с ним светскую беседу.

Танцевал он весьма прилично (вопреки мрачным и ехидным прогнозам Минако), и однажды… однажды ему даже удалось развеселить и увлечь свою чинную, насупленную партнершу. Ши-тенно развернул ее так легко и неожиданно, что длинные юбки принцессы распахнулись, и обнажились стройные ножки в белых туфельках на высоких каблуках.

Одним словом, леди Мина была разочарована, как и всякий человек, обманувшийся в собственных предчувствиях. Юную принцессу охватило желание доказать генералу Кунсайту, что она нисколько перед ним не робеет, и поэтому она сама первая попыталась завязать разговор.

— Право, я никогда не думала, что мне выпадет такая честь — танцевать с вами, лорд Кунсайт. Впрочем, этот танец – всего лишь часть официальной церемонии, я понимаю.

— Что ж, это один из тех немногих случаев, когда я от души рад церемонности лунарцев.

— Выходит, лунарцы слишком щепетильны, с точки зрения бесцеремонных землян?

— С вашего позволения, принцесса, давайте поговорим о лунарцах немного позже.

— Вряд ли нам еще раз представится случай побеседовать по душам, милорд Кунсайт. Вы избегаете наших маленьких сборищ, а на балах танцуете очень редко – в самых исключительных случаях.

От ее светских, чинных реплик за версту несло наивным девчоночьим нахальством.

— Вы считаете меня настолько скрытным и замкнутым человеком, миледи?

— Трудно сказать… Наверное, я действительно плохо понимаю «увлекающихся» людей: эти люди не умеют сосредоточиться — на своей цели, или просто в самих себе. А потому не чувствуют вкуса происходящего. Прежде всего, я свободный человек — мне не на что надеяться, кроме как на самого себя. Я умею быть откровенным только с очень немногими людьми, и честное слово, ценю их компанию. Хотя прекрасно знаю: как только наши интересы схлестнутся, прости-прощай, дружба. Она растает, как журавль в облаках.

По его тону нельзя было понять, говорит он серьезно или шутит. Солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь кроны деревьев, фокусничали, перемешиваясь с серебряным блеском его волос. В этот момент принцесса Минако видела его ауру отчетливей, чем когда-либо. В лучах дня его свет чем-то напоминал вспыхивающие огни призрака, отдающие тьмой. Как могло свечение напоминать тьму? Минако ломала голову над этой загадкой.

Насмешливо фыркнув, она подумала, что во внешнем облике земного мага нет ровным счетом ничего, что можно было бы назвать призрачным, эфемерным. В нем определенно была своя сказочность, и смахивал он не столько на прекрасного принца из легенды, сколько на героя каких-нибудь страшноватых, наивных сказок для девочек. Странная все-таки свита у принца Эндимиона (кстати, Эндимион, вот кто — сказочный принц, правильный, нежный, галантный… самый настоящий!) В световой гамме лорда Кунсайта чувствовался ритм грозы.

Его лицо было совсем близко… «Ему же от силы лет тридцать», — с замешательством подумала Минако. А вслух сказала:

— Знаете, милорд, хотя вы принадлежите к свите принца Эндимиона, вы не слишком-то похожи на его высочество.

— В чем же вы усматриваете главное несходство?

— Ах, да во всем подряд! Принц Эндимион – человек поэтически настроенный, увлекающийся, импульсивный…

— Принц Эндимион — очень сложный, очень скрытный маг. Принц Эндимион обожает маскарады (это его способ чувствовать себя независимым). А еще — цветовые парадоксы… например, «красное-черное». Не самые безмятежные цвета, верно? Его светлости они к лицу. Мы, ши-тенно — свита наследника, следовательно, играем по его правилам. Традиционное двуцветье парадных мундиров – прежде всего.

Минако с удивлением выслушала эту характеристику и уклонилась от прямого ответа.

— О да, ваша честь, манера ши-тенно носить двуцветные мундиры и впрямь несколько… забавна! Выходит, ваш костюм — изобретение принца Эндимиона? (*В манге униформа, кажется, слегка отличалась от той, которая в аниме)

— Вы имеете в виду манеру одеваться, миледи? Когда я говорил о двуцветии, я подразумевал… нечто другое. Хотя вы правы, униформа ши-тенно – это полет фантазии принца. Когда-нибудь, если удастся, я заведу себе китель серого цвета.

— Потому что это лучший в мире защитный цвет. Серый мундир и — белый плащ до земли. Или синий плащ, как вам угодно… А вы замечательно танцуете, принцесса — очень своеобразно и выразительно.

— Многое. Ваши движения, поворот головы, уменье вслушиваться говорят об отзывчивости, уязвимости. Ваш свет многозначен, многообещающ.

— Вы обещаете — взглядом, улыбкой, жестом, всякому, кто видит вас, и вы нисколько в этом не виноваты. Думаю, вы ждете одной-единственной, главной встречи: с тем, кто удивит вас по-настоящему.

— Интересно, с чего вы это взяли? — весело засмеялась Минако.

Танец окончился, Минако попросила проводить ее в компанию девочек-подружек, и лорд Кунсайт исполнил ее пожелание.

Конные прогулки в окрестностях дворца начались после того, как дамы переоделись — наряды, в которых они щеголяли на королевском приеме, сменились на разноцветные элегантные амазонки.

Лорд Кунсайт приказал оседлать светло-коричневую большеглазую лошадь, которая вот уже в течение многих лет была его признанной любимицей. Чуткий ум, памятливость и сообразительность могли по праву считаться драгоценнейшими качествами этого животного. В то время, пока «боевая подруга» ши-тенно терпеливо и смирно ждала в поводу, трудно было в полной мере оценить ее достоинства, так как внешним изяществом она не блистала. Однако стоило ей услышать позывные (голос сигнальной трубы, грохот барабана) или просто учуять шаги приближающегося хозяина, лошадь тут же стремительно вскидывала крупную голову, встряхивала косматой гривой, раздувала ноздри и отталкивалась от земли нетерпеливыми копытами так звонко, что искрили камни. И в этот миг ретивая умница генерала Кунсайта являла собой зрелище самого грациозного, сильного и яростного создания, какое только можно себе представить.

Безмятежный ореол праздничного вечера был нарушен случайным обстоятельством, едва не обернувшимся трагедией. Этот случай помешал генералу Кунсайту развлечься верховой прогулкой и ускорил события, которые так или иначе должны были произойти.

Кавалькада выезжала из ворот внутреннего двора, и вдруг лошадь, на которой гарцевала кузина принцессы Vi (леди Виолан — темно-русая красавица, облаченная в ярко-голубую амазонку)… лошадь леди Виолан, вдруг испугалась, дала скачок в сторону, закружила и бешено понеслась, сломя голову, не разбирая дороги, едва не вырываясь из-под седла.

Мисс Виолан была далеко не робкой девушкой: мгновенно оценив опасность ситуации, она попыталась спрыгнуть на придорожную траву. Однако цепочка, замысловато скреплявшая длинные юбки наездницы, не позволила ей вовремя освободиться. Барышни, ехавшие рядом, всполошились, подняли пронзительный шум, в то время как разъяренное, храпящее животное повлекло сброшенную хозяйку по земле, вздымая пыль и оглашая воздух неистовым зловещим топотом.

К счастью, мужчины, участники кавалькады, вовремя заметили катастрофу, и лорд Кунсайт, хлестнув свою лошадь плетью, оказался поблизости. Он спрыгнул на землю как раз вовремя, чтобы поймать взбесившееся животное: сделав сгоряча еще пару прыжков, лошадь леди Виолан понемногу утихомирилась и остановилась. Она тяжело дышала, и шкура ее была покрыта бледно-серым налетом из мельчайших капелек пота.

Несколько кавалеров и барышень соскочили с седел и бросились к пострадавшей. Костюм девушки находился в ужасающем беспорядке, и все же благодаря замечательному везенью, она отделалась легкими ушибами, а потому осадила панику толпы храброй неунывающей улыбкой.

Принцесса Минако, узнавшая о несчастье из вторых рук, перепуганная и запыхавшаяся, подлетела в объятия своей кузины:

— Ах боже мой, милая моя! С тобой и в самом деле все в порядке? А я разговаривала с маркизом Везувианом, когда… раздались крики… мне сообщили про этот кошмарный случай, и я подумала… О, ты всегда так неосторожна с лошадьми! И какое чудо, что все благополучно завершилось! — В этот миг лорд Кунсайт поймал на себе яркий, лучезарный, полный признательности и смущения взор распахнутых голубых глаз красотки Venus.

Леди Виолан растроганно обнимала сестрицу, шутливо отмахивалась от окружающей толпы... и лорд Кунсайт с удовольствием отметил, что хотя девушка была бледна как снег, она отвечала абсолютно твердым, звонким голосом, взгляд ее был ясен, а в шутках не чувствовалось ни капли истерики. Правда, ее лихорадило, и тонкие пальцы в перчатках вздрагивали, будто солнечные зайчики в холодной воде.

Настроение совершать прогулку исчезло напрочь. Барышня, приняв бокал шампанского, попросила генерала Кунсайта проводить ее под тент. Минуту спустя под оранжевым тентом завязался один из тех оживленных, беглых разговоров «ни о чем», единственное предназначение которых успокоить нервы.

Во время беседы лорд Кунсайт обращался преимущественно к мисс Виолан и держался так заинтересованно, учтиво и предупредительно, что Минако была обескуражена и удивлена. Щеки леди Виолан зарумянились, черные глаза заблестели, манеры наполнились женственной грацией — той самой, которая пленяет мужские сердца куда вернее, чем кукольные прелести многих записных красавиц. Реплики темноглазой леди отличались таким изяществом, такой находчивостью и непосредственностью, что Минако, уже вполне успокоившаяся и готовая занять привычную позицию в центре внимания, почувствовала себя разочарованной и уязвленной.

Принцесса вздохнула с облегчением только тогда, когда леди Виолан вдруг извинилась и сказала, что хочет покинуть общество сестры и лорда Кунсайта. (Нет-нет, волноваться не стоит, с нею все в полном порядке, просто ей необходимо вернуться домой – побыть в одиночестве и немного успокоиться, ведь сегодняшнее приключение приятным не назовешь!).

Расцеловавшись на прощанье с «милой кузиной», леди Vi развернула белый пернатый веер, украшенный забавными трехстишиями, и устроилась в одном из кресел под обширным тентом на цветущей поляне.

— С вашего позволения… — сказал ши-тенно, доставая зеленовато-коричневую темную сигару.

Лорд Кунсайт больше не заговаривал о жутких несчастьях, которые случаются с девушками во время конных прогулок, не вспоминал о досадных недоразумениях прошлого… поэтому вскоре к леди Минако вернулось ее обычное жизнерадостное настроение.

Поймав на себе ясный, смеющийся взгляд серебристых глаз, Мина встряхнула пышными локонами и улыбнулась (нельзя сказать, чтобы ее улыбка предназначалась именно лорду Кунсайту — коснувшись его черт, она улетела в зеленое пространство солнечного вечера). Минако улыбнулась просто так, удивляясь собственной ребячливости: как все-таки глупо с ее стороны — целую неделю дуться, вспоминая пустую ссору!

Леди Venus обнаружила, что ей даже нравится разговаривать с Ледяным Королем — например, об общих знакомых. В его фразах чувствовалась проницательность, осведомленность; и в то же время он выражался так доходчиво, ясно и определенно, что можно было понять все, даже шутки.

Постепенно улыбка Минако становилась все любопытнее, веселее, движения разнообразнее. Принцесса с удовольствием замечала, как непринужденны, как просты жесты и интонации знаменитого мага, какие располагающие морщинки смеха появляются у длинных прозрачных глаз, когда он вспоминает что-нибудь забавное. Время от времени он прикладывался к сигаре и вдыхал ароматный дым. Тотчас матовый бессонный камешек, таившийся в глубине его пепельно-серых глаз, разгорался ярче, интенсивнее: в основу ароматного курева входили змеиные и жабьи выделения, усиливающие ощущение внетелесности, привычное для ши-тенно.

Мимоходом Кунсайт ввернул в разговор замечание о том, что волосы Минако, по его мнению, похожи на лунный вереск – когда в вересковых стеблях играет закатное солнце, кровь растения приобретает именно такой бледно-золотистый оттенок. Это был явный комплимент, однако тон, которым замечание было преподнесено, убедительный, мягкий, теплый, не позволил словам прозвучать двусмысленно. Минако вспыхнула, разволновалась и даже не сразу нашлась, что ответить. Верить ему было так легко, так просто и приятно...

На коленях принцессы, в складках ее белого воздушного платья обосновался огромный кот — его метельно-серебристый мех переливался в лучах заходящего солнца.

Выпалив этот сомнительный комплимент, Минако сообразила, что сказала что-то не то, и залилась ярким румянцем.

Она растерянно запустила пальчики в мягкую белую шерсть кота, потрепала узкой ладошкой, и кот уютно зажмурился под ласковым прикосновением хозяйки. Лорд Кунсайт почувствовал теплую ауру ее нагих оживленных рук.

— Я умею читать его советы, — сказала она не без гордости, привычно поглаживая чуткие, подвижные уши животного. — Хотя вы знаете… — ее голос жалобно дрогнул, – Артемис, он упрямый, несговорчивый, очень капризный! Иногда совсем не обращает на меня внимания, даже не поговорит со мной ни о чем.

Лорд Кунсайт стряхнул пепел сигары в розовую чашечку какого-то запашистого сумеречного цветка и заинтересованно посмотрел на девушку, а кот философски покосился на ши-тенно желтыми фосфорическими глазами – очевидно, он тоже углядел некое подозрительное сходство.

Не зная, как поддержать разговор, красотка метнула на собеседника взгляд раненой газели и застенчиво улыбнулась.

— Почему все-таки вы ни разу не бывали у нас в гостиной, милорд Кунсайт? Завтра мы собираемся на чаепитие, господа Нефрит, Джедайт и Зойсайт, вероятно, также придут. Присоединяйтесь, право, мы с девочками будем очень, очень рады вас видеть.

Когда часом позже герцог Эльбайт подсаживал принцессу в ее кар, Минако не забыла отыскать глазами в толпе лорда Кунсайта и приветливо кивнуть ему на прощанье.

— Она восхитительна! — в голосе Эльбайта прозвучала какая-то удивительно искренняя, чистосердечная нотка. — Прекрасна, великодушна, непредсказуема, изменчива… Я рад, что вы с ней, наконец-то, по-настоящему познакомились! Вы убедитесь, какая это удивительная девушка. Я никогда не сумею разгадать ее вполне. По-моему, она сегодня очень расстроилась из-за своей сестры? весь вечер была сама не своя и… мне кажется, мы как-то слишком холодно с ней простились… хотя, может быть, мне померещилось. Завтра непременно буду у нее в гостях. А вы на этот раз — тоже в числе приглашенных?

На другой день в пятом часу вечера в гостиной леди Venus стали собираться гости. Лорд Кунсайт прибыл в половине шестого, и вторым, кого он поприветствовал, был рыжеволосый Зой, просиявший в улыбке.

Зойсайт явился под руку с принцессой Ами: в тот момент, когда генерал Кунсайт вошел, девушка показывала собственные рисунки – шедевры доморощенного искусства, в которых, тем не менее, ощущались проблески стиля и уверенность техники. Несмотря на то, что леди Mercury не могла считаться особенно хорошенькой, она была обаятельна и оригинальна. Ее тонкие обнаженные руки, ее хрупкая шея странно контрастировали с рыжим, зеленоглазым, возбужденным Зойсайтом, и на какое-то мгновение внимание Ледяного Лорда было приковано этим необычным притягательным сочетанием.

Быстрое движение, которым Ами-тян поприветствовала ши-тенно, протянув лапку для поцелуя и внимательно глядя ему в лицо широко распахнутыми синими глазами, заинтриговало Кунсайта. Маг Времени и Пространства невольно улыбнулся девушке своей самой лучшей, самой приветливой улыбкой.

Кузина Сейлор-Vi явилась в ярком, плотно облегающем платье — хотя ее фигура не отличалась особым изяществом, леди Виолан как будто даже не пыталась замаскировать собственные недостатки. Наоборот, она храбро подчеркивала их, уверенная, что достоинства с лихвой окупят все поверхностные, «случайные черты». И в самом деле, благородство осанки, независимость движений, аристократизм манер — все это позволяло забыть о внешних изъянах.

Самым выразительным в ее лице (так же, как и у Минако) были губы: мягкая улыбка делала их неотразимо привлекательными, даже в те минуты, когда темно-карие глаза не выдавали эмоций. У нее был поистине волшебный, очень богатый голос, и знатоки уверяли, что она превосходно пела.

Когда в гостиную внесли кофе, шумная компания уже разместилась за столиками, накрытыми веселыми кружевными салфетками. Легкие гофрированные чашки имели сходство с белыми цветочными бутонами. Каждая чашка светилась насквозь и возвышалась на блюдце темно-шоколадного отлива — блюдце напоминало тенистую ложбинку, в уютном углублении которой гнездился островок не оттаявшего снега.

Попав в тон общего разговора, Кунсайт принялся рассказывать армейские истории. На протяжении всего рассказа он чувствовал разгоряченный взгляд Зойсайта, который что-то отвечал Ами, не глядя на девушку, волнуясь и путаясь.

Белый кот Минако величественно возлежал в бархатном кресле. Быть может, благодаря освещению, его глаза напоминали фиалково-светящиеся опрокинутые полумесяцы.

Когда все гости выпили кофе, кто-то громогласно попросил принцессу Минако сыграть на виолончели нептунианскую пьесу (весьма популярную в узком кругу).

Принцесса исполняла что-то рутинное — томно склонив пушистую, бледно-золотистую головку, довольно широко раскинув колени, опутанные невесомым шелком белого платья. Она так трогательно увлеклась, пытаясь придать мелодии чувственную выразительность! Ритм ее членов, покрытые загаром голые руки, тонкие нежные ключицы — все эти черты приковывали внимание, сливались с музыкальной темой в единое целое.

Макото уселась впереди исполнительницы, на легком плетеном стуле, совсем рядом — изгиб ее обнаженной спины повторял очертания грубоватого, завораживающего инструмента, которым орудовала Минако с видом неловкого эльфа.

Постепенно разговор утих, и принцессе удалось завладеть вниманием гостей. Старичок-посол нетерпеливо и заинтересованно объяснял что-то давным-давно безучастному Кунсайту, а тот, замешкавшись, слушал звуки смычка и струн… Слушал эхо каждого движения очаровательной исполнительницы, поглощенно сузив довольные, серые глаза. Случайное, завораживающее сочетание линий, форм, смесь аромата изумленных цветов и матового свечения — все это уже никогда больше не могло повториться.

Восторженный шум прервал глубокую тишину — как только последний аккорд растаял в воздухе, пропахшем запахом горячего шоколада и белых лилий.

Принцесса Мина, любезно улыбаясь, приняла поздравления окружающих, и в том числе генерала Кунсайта, на которого метнула укоризненный взгляд, потому что он отозвался довольно сдержанно.

В течение двух или трех дней, последовавших за концертом в гостиной Сейлор-Vi, лорду Кунсайту удалось найти общий язык со своей будущей «избранницей». Живость характера принцессы все чаще брала верх над робостью, и встречаясь в компании общих знакомых они теперь с удовольствием беседовали друг с другом.

В спокойном расположении духа Ледяной Король принимал на себя выдержанный, учтивый, серьезный вид. Если он хотел доставить кому-нибудь удовольствие, его лицо становилось улыбчивым, приветливым и почти что… светлым. Правда, Минако убедилась, что его раскованность вовсе не означала, будто он готов терпеть вольный тон со стороны собеседника.

Леди Venus с большим любопытством наблюдала, как менялась внешность ши-тенно, едва только он начинал что-нибудь рассказывать: в мгновение ока, несколькими внезапными, неожиданными штрихами самое милое, мирное выражение его лица превращалось в угрожающее, пасмурное, зловещее… Когда он гневался, безмятежное пространство между бровями как бы оживало, а глаза зажигались бледным огнем. И все же Минако была убеждена: он мог подчинять волевому контролю собственные грозы.

По-настоящему она боялась его только в те минуты, когда разговор обрывался, и лорд Кунсайт умолкал, скрещивая на груди руки. При этом в его лице появлялось застывшее, замкнутое, отчужденное выражение. Выражение, от которого веяло нездешним холодом ночных пустынь. Чешуйчато-драконий дух его молчания вселял в Минако трепет и страх.

На своеобразном фоне генерала Кунсайта образ давнего поклонника, герцога Эльбайта, померк и утратил былую привлекательность. И хотя Кунсайт не позволил себе ни одного грубого выпада в сторону Эльбайта, Минако чувствовала, что прежнего восхищения в адрес обаятельного герцога она уже не испытывает.

Несмотря на толпу поклонников, везде и всюду сопровождавших леди Vi, у принцессы возникало такое чувство, будто до лорда Кунсайта она вовсе не знала мужчин.

Думать о нем можно было безнадежно долго… и всякий раз, когда Минако предавалась этим раздумьям, на нее накатывало странное состояние тревожной мечтательности. Тревожной — хотя бы потому, что мечтательность овладевала душой против воли. Эти раздумья были столь же неуловимы и упоительны, как ночной аромат цветущих деревьев.

До знакомства с лордом Кунсайтом Минако не подозревала, как разговаривают, как держатся, как ведут себя настоящие мужчины. А лорд Кунсайт принадлежал именно к тому редкостному разряду людей, которые заслуживают полное право горделиво именоваться «настоящими мужчинами». При всем при том, казалось бы, он не делал ничего особенного. Ему достаточно было просто заявиться в гостиную, и обыденные вещи и предметы съеживались, становились мельче, мелочнее, а лица окружающих невольно как-то меркли, тускнели в его соседстве.

Испросив у наставницы позволения и в глубине души ревниво желая потягаться в талантах с умненькой Меrcury, леди Минако пригласила Кунсайта в гостиную посольства Venus и как бы между прочим продемонстрировала ему собственные акварели.

В гостиной не было никого, кроме огромного белого кота — священное животное бесшумно прогуливалось по блестящему паркету, поводило из стороны в сторону острыми ушами, переливалось серебристой взволнованной шерстью и взирало на гостя с видом домашнего дьявола.

Художественный уровень этюдов, выполненных златовласой красоткой, отнюдь не взволновал генерала Кунсайта. И все-таки ши-тенно отметил плавные, округлые линии едва намеченных контуров: магические пассы, выполненные в подобном ритме, были бы чрезвычайно оригинальны и опасны. Кроме того, от внимания Кунсайта не ускользнуло феноменальное явление, именуемое Минако «интенсивным светом»: тонко подмеченная аура живых существ была зафиксирована на бумаге ученическими, внимательными жестами.

Лаконичная похвала генерала Кунсайта очень польстила Минако, в особенности потому, что была аргументирована и конкретна.

— Ах, это всегда так кажется, что картина вышла хорошо – до тех пор, пока ее рисуешь. А потом, как только оценишь результат своих трудов… сразу видишь кучу недостатков!

— Не горюйте, леди, у вас легкая рука, меткий взгляд. Я рад буду показать вам коллекцию картин наших земных мастеров. Если только вы согласитесь нанести визит и отобедать в земном посольстве, вы увидите «Колокол-Гхул» мастера Аметиста — я уверен, вы оцените это чудо. (*Гхул – в арабских сказках злой дух, пожирающий людей; в оккультизме астральное или элементальное существо, которое питается человеком, его телом и энергией.)

— Что вы говорите! Эта картина у вас? Я не знала! То самое, знаменитое батальное полотно?!

— Ну конечно. Оно разместилось в нашем посольстве, ведь как-никак это страничка истории… красивая, удачная страничка, и к тому же — лично для меня очень памятная. После той битвы его величество Эндимион I посвятил вашего покорного слугу в лорды. Говоря по чести, это самая дорогая из моих наград.

— Но ведь вас жаловали самыми разными званиями…

— Ну и что ж, миледи? Все другие звания и титулы – это любезные выдумки их высочеств, принцессы Берилл и принца Эндимиона, они никак не дополняют звание лорда.

— Моя кузина, — сказала Минако и покраснела, — моя кузина сказала как-то, что магическая власть ши-тенно — это «железные руки в шелковых перчатках».

Лорд Кунсайт кивнул, тихо засмеявшись – вероятно, из учтивости, а не оттого, что определение показалось ему забавным. Два настороженных зверя остроглазо блеснули в глубине его зрачков.

— А ведь вам очень легко удается управлять людьми… не так ли? — неожиданно сказала Минако, изменившись в лице. — Вы дергаете за веревочки, ваши куклы стукаются лбами, и все идет по плану?

— У вас обо мне очень странное мнение, принцесса. Я не настолько глуп и не до такой степени пуст, чтобы упиваться властью или отдаваться с головой «управленческим» хлопотам.

— А что же вас по-настоящему увлекает? — в голосе Минако послышалось любопытство, смешанное с кокетством. — Что вы любите?

— Что люблю? Обыкновенные вещи, которые многим людям по душе, — Минако показалось, что он сдерживает улыбку. — Люблю смотреть на пожар — издали, разумеется. Люблю цирк. Охоту. Люблю неграненые драгоценные камни. — Он улыбнулся. — Люблю веселых, легких женщин, которые знают толк в драгоценностях. Море, небо — в любую погоду... ну да впрочем, это неважно.

Сейлор-Vi не поняла, что случилось: возможно, ее реакция была не достаточно чуткой, возможно, лорд Кунсайт едва не сказал что-то действительно важное, но в последний момент решил оставить при себе.

— Да-да, вы правы, море — это ни с чем не сравнимое зрелище, и я его тоже очень люблю! — поспешно согласилась Минако. — Когда пробуждается магия, и я чувствую ее движение, ее ритм, мне проще всего представить себя где-нибудь на океанском или морском берегу. У меня есть потрясающая книга – морские животные, подводные пейзажи, и если позволите, я вам ее покажу. Кстати, быть может, вы знаете — почему морские гиганты выбрасываются на берег?

— Морские животные дальнозорки: вероятно, они чувствуют будущее лучше, чем пророки и маги человечьей расы. Улавливают настроение людей, заправляющих делами планеты... Что же еще я могу предположить?

— Меня всегда тревожила эта загадка — сама не знаю, почему. Просто хотелось найти ответ, с тех самых пор, как я прочла описание некоторых удивительных случаев в книге @#$%...

Минако приняла приглашение Кунсайта — она приехала со своей наставницей в земное посольство и имела возможность созерцать нашумевшее драгоценное полотно. В нижней части картины была изображена жестокая битва: схватка, напоминающая монструозное многоглавое существо, истекающее кровью, умирающее тысячами тысяч переполненных болью и огнем глаз.

Верхняя часть картины провисала сгустившимся небом — насыщенным электричеством, угрюмым, грозным и скорбным, как измученный морщинами лоб старого философа.

Минако застыла перед картиной, и по мере того, как она смотрела, по ее лицу растекалась восковая бледность.

— Как страшно это видеть, милорд... Кажется, гибнет целый мир!

— Если не ошибаюсь, миледи, вы — одна из Хранительниц, вам надо привыкать к виду сражений.

— На этом холсте так потрясающе передана сама суть войны!.. Великое множество людей причиняют друг другу немыслимые бедствия, и все ради чего? Ради каких-нибудь мелких, призрачных целей! просто потому, что власть имущие ненавидят друг друга.

— Увы, так оно и есть: люди друг друга ненавидят, затевают пожары — надо же чем-нибудь заниматься.

— А кого волнуют людские жизни, миледи – допустим, ваша или моя? – он тихо, невесело засмеялся, и от его нейтральной интонации Минако сделалось больно. — Когда мир поставлен на карту, люди идут в бой и сражаются.

— Чтобы погибнуть, вот так, как это нарисовано здесь?

— Нет! Что вы, принцесса, напротив. Кто же вступает в драку затем, чтобы погибнуть? Солдаты идут в бой, потому что надеются вернуться с победой. И выживают там, где небо рушится. Там, где, казалось бы, каждый сам за себя. Вы — хранительница магии Venus, почему вас так шокирует вид батальной сцены?

— Если вы полагаете, будто я испугалась, вы ошибаетесь, милорд. Я не трусиха, вы плохо обо мне подумали! Я сумею постоять за себя и за тех, кого люблю, если случится беда, — горячо возразила Минако.

Она улыбнулась: в ее протянутой ладошке заиграла коротенькая гирлянда оранжевых огней, напомнивших легкомысленные сердечки.

Кружевная магия Venus — чем же была она, по сути дела? Всего лишь горячим вихрем, взметнувшимся на перекрестке… завитком пляшущих частиц, вдруг принявших облик юной жрицы — благодаря ветру, налетевшему от пустынной дороги.

— Не знаю, миледи. Просто вы так легко и красиво играете. Ветер живет, где ему вздумается, он рассеян по всему миру, однако стоит вам протянуть ладонь, и он – ваш. Стоит вам уронить руки — он прячется, чтобы принадлежать собственной вселенной. Это красивое зрелище, клянусь богами!

…Весь вечер напролет, уже расставшись с лордом Кунсайтом, принцесса Минако тщательно вспоминала подробности разговора. Она так ясно, так отчетливо видела перед собой облик собеседника, с которым простилась несколько часов тому назад!

Что же такого необыкновенного было в его манерах? в его интонациях, взглядах? Почему они так долго, так упорно не отпускали воображение?

Больше всего принцессу заботило, какое впечатление она произвела на него во время беседы. Минако перебирала в уме собственные фразы и озабоченно доискивалась – не допустила ли какой-нибудь пошлости, безалаберности? Не сказала ли глупость?

Она вспомнила, как легко, изящно, раскрепощенно держалась с генералом Кунсайтом ее кузина, леди Виолан. Вспомнила, как что-то неуловимое в интонациях ледяного мага неприятно кольнуло, уязвив самолюбие: Минако подозревала, что вряд ли генерал Кунсайт разговаривал бы с ней вот так — по-человечески, запросто и почти на равных…

У него сильные, крепкие руки. В этом она была уверена, даже не приближаясь и не прикасаясь к нему. И вместе с тем леди Venus чувствовала: прикосновение серебряного мага, осторожное и покровительственное, таит в себе угрозу.

Принцесса пыталась как следует разобраться: в чем дело? Почему она так волнуется, пытаясь угадать впечатление, которое произвела на Ледяного Короля? Почему так боится его?

Инстинктивно чувствуя сладостную, притягательную бездну, душа скользнула по опасной грани, потакая заманчивым и тревожным мечтам.

С точки зрения лорда Кунсайта дело выглядело куда проще.

Тяжко задумываться о столь обыкновенной, элементарной вещи, как политический брак, разумеется, было ниже чувства собственного достоинства: заклинатель Времени всегда знал, что рано или поздно наступит момент, когда ши-тенно должны будут позаботиться о наследниках. И к тому же… к тому же, вопреки здравому смыслу нелепое таинственное предчувствие обнадеживало: до женитьбы еще далеко.

Своим вниманием «ледяной маг» уже как бы отметил, выделил принцессу Venus из общей толпы (некоторым образом она ему уже принадлежала), и все-таки — увы! Минако была совсем не похожа на взбалмошную искусительницу, которая могла бы заставить лорда Кунсайта влюбиться «убойным способом», добиваться взаимности со страстью и нетерпением. Просто милая, просто неопытная девочка, с оригинальными талантами в области магии, еще не вполне развившимися… с обыкновенными рутинными интересами… довольно хорошенькая, и по-видимому никогда никого из мужчин всерьез не желавшая. Коллекция романтических автографов в альбоме, театральные сцены, игра на музыкальных инструментах, болтовня с подругами и любимым «вещим» котом, лимонный коктейль и сливочные шоколадки – вот, практически, полный список предпочтений будущей супруги лорда Кунсайта.

Никакой особой изобретательности, чтобы покорить сердце юной девочки, разумеется, не требовалось, ибо девушки в ее возрасте могут скоропостижно влюбляться в кого угодно: в невообразимых уродов, в отпетых негодяев – достаточно только зацепить их непуганое воображение.

Пресловутое «легкомыслие» своей невесты лорд Кунсайт в принципе не считал недостатком. Опытный маг прекрасно знал, как легко развеять это тонкое качество сухой житейской опытностью, утонченным знанием, светской мишурой… Знал, что женщинам иногда удается до половины жизни сохранять «легкость души» — это обольстительное, обаятельное свойство, — поскольку именно женщины, слава богам, лишены склонности разбираться в тяжких государственных проблемах.

Чувство ответственности перед их высочествами Берилл и Эндимионом, которые были заинтересованы в помолвке принцесс и генералов, не слишком отягощало его душу, точно так же как и ревнивая зависть к Эльбайту. Кунсайт готов был даже признать: герцог Эльбайт и принцесса Минако могли бы составить почти идеальную пару, так как оба великолепно подходили друг другу — по кругозору, воспитанию, возрасту, сердечным склонностям.

И хотя женитьба была не нужна ему и неинтересна, в обладании юной очаровательной девушкой, не нюхавшей жизни, действительно заключалось что-то по-настоящему избранное, волшебное, притягательное. Так же, как и в тонком удовольствии — разглядывать, не разделяя, порывы уязвимых созданий как источник вкусных и желанных ощущений.

В сгустившейся ночной тьме он во второй раз ощутил прикосновение — прикосновение, которого ждал.

Темная, живая сила исследовала душу – аккуратно, властно, необходимо, желанно… без объяснений.

Ее тяжесть, Ее величина обволакивала, обжигала. Неведомая ночная сила вполне заслуживала того, чтобы называться «Великой».

Границы пустынных островов расширились, вбирая и всасывая многоликий светлый мир.

Лорд Кунсайт не мог ошибаться в том, что касалось подспудных магических течений. В этом отношении его слух был дьявольски точен. В каких-то жизненных вопросах он мог быть человеком рассеянным, жестоким, черствым, но когда дело касалось энергетических токов, его интуиция обострялась, различая слабейшую ноту.

Она втягивала в свои голодные недра ворожбу Лунной Планеты, поглощала контуры, ауры светлого мира — все еще мирного, все еще цветущего, запашистого, но как бы уже откуда-то издалека, из небытия.

Самая северная из демонических звезд пустыни зависала над обожженными руинами, и «небо было, как болотная трясина, и солнце – как медная посуда».

Под непотребный взрыв смеха, под косой летящий снег в черный зрительный зал обрушивалась декорация. Глумливая, великая, лютая Сила расправляла конечности, а под ее лапами трещали кости.

Новая Тварь, поднимающая косматую голову, явно была плотоядна и очень могущественна, а вокруг Нее клубился и корчился неописуемый, отвратный, мировой ужас.

Откуда-то из памяти вдруг всплыл образ принцессы Берилл — такой, какой она была в одну из самых долгих беспросветных ночей, когда-либо накрывавших Землю.

«Я могу с Нею говорить! – шептала принцесса каким-то не своим голосом, и ее янтарные (в тот миг драконьи) глаза источали огонь, а миндалевидные ногти, заостряясь, впивались в его рукав. – Она несет с собой разрушение. Ее — столько!.. Она уничтожит мир, Она создаст новую Вселенную, Ее Вселенная будет принадлежать нам!»

С чего ты взял, что в темноте таится лишь разрушитель?

Тьма заключает в себе целый мир! Ты еще не знаешь дорог Тьмы, не видишь ландшафтов Ее мира, ты двигаешься на ощупь.

Я дам тебе ветер и лед, чтобы ты мог любоваться ими, безнаказанно держать в горячих ладонях.

И ты сможешь узнать Меня, вполне почувствовать.

На другой день, после обеда королевский кортеж выехал на океанское побережье – кортеж состоял из множества всадников и всадниц, импозантно восседавших на разряженных лошадях. Под любопытные взгляды придворных, ши-тенно принца Эндимиона составили пары воительницам Внутренних Планет, и кавалькада двинулась в путь.

Нигде во всей Системе не было таких широких, разглаженных дорог… не дорог, а прямых лучей, как вот эти, сияющие под бирюзовым сводом Серебряного Тысячелетия, аккуратные, чистые, безопаснейшие дороги.

Берега, омытые закатным солнцем, убегали вдаль, светлы, золотисты, заманчивы и свежи, однако песок был щедро усыпан ядовитыми студенистыми сгустками морских каракатиц, щетинистых звезд, фосфоресцирующих амфибий-медуз. Дул резкий ветер, почти сбивающий с ног стремительным, беспорядочным, ураганным порывом. Спасаясь от ветра, кавалькада углубилась в зелень цветущих прибрежных зарослей.

Дорога поднималась в гору. Вдоль обочин произрастали кудрявые деревья, увешенные гроздьями густо-синих соцветий, и гирляндами семян, напоминающих микроскопических голубых скорпионов.

Понимая, что если принцесса Vi хотя бы минуту проскучает в его обществе, лучшие начинания пойдут прахом, лорд Кунсайт постарался разговорить свою прелестную спутницу. На этот раз предметом разговора послужили увлекательные придворные нравы, и ши-тенно, искусно мешая романтику с ядом, выдал описания нескольких знатных особ.

Понемногу делалось темно, синева сгущалась; оставив кавалькаду в стороне, всадники передвигались в полумраке, вдоль вересковых зарослей. Минако невольно подвинулась ближе к своему спутнику.

— О! – вздрогнула она на повороте дороги. – Какие все-таки густые сумерки на Луне… извините… у меня на родине вечера более светлые, более уютные. Мне все время чудится, будто за поворотом дороги нас поджидает призрак.

— Боитесь призраков, миледи? Зря. В конце концов, это просто души, которым не спится. Они живут прошлым и не умеют распутать былые привязанности. Кстати, в нижних слоях земной атмосферы полным-полно призраков.

Кунсайт созерцал бестолковую круговерть белых мотыльков, ныряющих меж кустов, в вечерней тьме.

— Зачем же искать то, что потеряно? биться душой о… плотные слои мира? Если человек оставил на Земле что-то очень дорогое, скажем, свою привязанность, свою любовь… я полагаю, душа покойного должна возносить хвалу бессмертным богам за то, что даровали ей когда-то счастье жить и видеть свет, любить и быть любимой.

Сентенции девушки позабавили генерала Кунсайта.

— Вероятно, вы просто никогда еще не любили, моя принцесса, — твердо и убежденно сказал он ей в ответ. – Иначе не вещали бы с такой легкостью. Любовь – состояние непреодолимое. Чаще всего это напоминает стук в запертые двери, и... Этого в самом деле можно испугаться, особенно человеку, который занят делом, у которого «сердце должно быть в голове».

— Вы испытывали… извините, — тут она взглянула на своего собеседника любопытными блестящими глазами. — Извините, что спросила. Мне подумалось, в вашей жизни никогда ничего не могло быть всерьез, кроме карьеры. Не обижайтесь… Сколько вам было лет, когда вы приняли посвящение в хранители Алмазного Легиона?

— То есть почти столько же, сколько мне теперь? — Дальнозоркие блики звезд подмигивали сквозь пушистые заросли, ветви покачивались, наполняясь чернильной мутью. — Ходят слухи, будто бы Легион использовал отравленное оружие. Впрочем, вы можете не отвечать, если мои вопросы кажутся вам глупыми. Неужели вас занимала исключительно политика — даже в те годы?

— Ну, поскольку это был вопрос жизни и смерти, политика меня действительно занимала. Что касается увлечений — вряд ли воспоминания о них могут быть отнесены в разряд счастливых.

— Но расскажите! — попросила Мина, и в голосе ее угадывалось самое детское, самое жгучее любопытство.

— Это все дела прошлые, принцесса. Была одна женщина, которую я любил, и которая любила меня. Иолайт… (*Иолит — от греч. "ион" фиалка, "литос" камень.) …так ее звали — островитянка по происхождению. В ее теле соприкасались два разнородных энергетических потока, нейтрализующие друг друга. Вероятно, поэтому Иолайт была совершенно лишена многих магических дарований, ценимых при дворе. Она обладала единственным талантом, но зато исключительно редким, а именно: способностью воспринимать растительную энергетику. Из стеблей определенных трав она выжимала сок — маги-оборотни, которые принимают в себя силы и пророческие голоса животных, натирали ее эликсиром подмышки при совершении чар. Она была тихой, как ящерица, бесшумной… беспечной. А я был младше ее, и мы знали друг друга много лет. Она так не походила на всех других моих женщин. Конечно, мы были любовниками.

— Среднему кругу магистров пришлись не по вкусу ее чародейства. В конце концов, к Иолайт подослали одного мерзавца-оборотня, якобы торговца косметикой. Он расхвалил свой товар, с помощью которого будто бы можно было приворожить любого мужчину... и моя девочка купилась на эту штучку. Вам, должно быть, известно, миледи, что некоторые яды можно использовать многократно в качестве хорошего возбуждающего, а при желании вводить в основу зомбирующей отравы? В ту ночь, когда мы хотели встретиться, Иолайт употребила ядовитую смесь. Она умерла через два дня, и труп ее был вывезен за город — всем объявили, что имел место неудавшийся магический эксперимент или самоубийство.

Минако слушала с горячим любопытством и широко распахнутыми глазами. Ей почему-то было очень больно и неприятно — узнать, что когда-то, пусть даже очень-очень давно, лорд Кунсайт кого-то любил. Будучи весьма неглупой девочкой, она поняла, что означает ее смятение, испугалась и попыталась образумиться.

Как же это опрометчиво с ее стороны — думать, будто Ледяной Король так же прост, как любой из ее поклонников, сверстников Минако! Нет, находясь рядом с ним, никогда не сможет она вести свой собственный отсчет времени. Потому что за ним тянулись все его истории — горестные, скандальные, славные, трагические… За ним стояло его прошлое, и ревнивая гримаса тьмы искажала их узенькое совместное пространство.

— Неужели убийцы не понесли наказания? — глухо спросила Минако.

— Ну разумеется, ни один из интриганов, причастных к ее смерти, не зажился на свете, однако для меня это было слабым утешением.

Кунсайт видел, как близко к сердцу приняла Минако его рассказ. В сущности, ши-тенно говорил правду: это был один из тех немногих случаев в жизни, когда его угораздило увлечься по-настоящему, с риском поломать собственное будущее. Именно оттуда, из того холодного лета прошел изъян через всю последующую жизнь.

Именно в те годы Алмазный Легион добился назначения собственных доверенных лиц на виднейшие государственные посты. Именно в те годы был введен в употребление печально знаменитый перстень, изготовленный в форме ветви терновника. Достаточно было небрежного рукопожатия, легкого нажима, чтобы заостренные шипы, украшавшие перстень, выделили смертоносный яд. Именно в те смутные, грозные времена в особую моду вошли белые перчатки, как своеобразный ироничный символ чистоты — помыслов, дружеских намерений, рукопожатий.

Леди Виолан… Как ни странно, это имя вспыхивало в памяти лорда Кунсайта не однажды. Быть может, в мягком глубоком, «терпком» голосе этой едва знакомой девушки заключалось то самое, горячо памятное? А быть может, "фиалковый" намек, прозвучавший в имени, вызвал ассоциации с далеким прошлым?

По возвращении с прогулки в гостиной Эндимиона собралась компания — время было позднее, и гостей оказалось немного. Кроме Зойсайта, Джедайта, Минако и Рей задержались несколько новых знакомых принца, в том числе великосветский пожилой господин, маркиз Накрит, член королевского дома Сатурн. Пока гости устраивались в креслах с чаем и кофе, он произносил речь, не смущаясь рассеянностью многих слушателей. Его высказывания были остроумны, оригинальны, и все же идея маркиза произвела на присутствующих довольно раздражающее впечатление.

Речь шла о биографии выдающегося мистика прошлого Мастера Сванбергайта. Трагический маг, обвиненный в некромантии, одержимости, в общении с низшими демонами, учил: мозг человека представляет собой великий зверинец, обиталище духов и богов. В своих пророческих книгах-бестиариях Сванбергайт поэтически изобразил войну, которая ведется в каждом человеке — войну между разумом, чувствами и интуицией. Лорд Кунсайт обожал поэмы Сванбергайта, и принцесса Берилл вполне разделяла это его увлечение.

И вот теперь оратор, приводя примеры из жизни прославленного мага, делал суровые выводы: употребленный во зло талант не заслуживает того, чтоб оставаться в памяти людей.

Лорд Кунсайт угрюмо отмалчивался, вспоминая странное учение темного мистика.

«Дело в том, что наши таланты как-то связаны с пороками, а добродетели — с бесцветностью. Добродетельная биография или эпоха добрых нравов (в истории) есть просто личность добровольно безличная и время довольно безвременное. Всем «очень мало хотелось». Merci.» (*Ссылку на источник дать затрудняюсь:)))

Черные глаза Эндимиона горько и сухо поблескивали. В конце концов, принц виртуозно наполнил вином звонкие бокалы, предложил оставить в покое знаменитых магов прошлого и выпить за здравие ныне живущих. Джедайт рассмеялся и одобрил дельное предложение.

Обходительная Рей, пуская в ход чары своего отлично поставленного, ведьмоватого голоса и улыбаясь прямо в глаза генералу Кунсайту, завела разговор о некоторых «поэтических странностях землян».

Сейлор-Venus принялась усиленно кокетничать с Джедайтом. То, что рассказывал Джедайт, по-видимому, было умно и занимательно, однако принцесса то и дело теряла нить разговора и звонко смеялась в самых неожиданных местах. Сообразительный Джедайт вовсе не выглядел озадаченным: он смеялся вместе с Минако и время от времени выстреливал глазами в сторону расшалившейся Mars.

Принц Эндимион наконец-то завладел всеобщим вниманием и принялся развертывать перед слушателями занятные хроники дворцовых будней. Наследник был оживлен, слегка нетрезв, его непослушный черный чуб взлохматился, а глаза ярко блестели.

Как только сила воображения принца иссякла, рассказ подхватил Джедайт — он переключил внимание присутствующих на свежие армейские анекдоты, а затем передал эстафету лорду Кунсайту, который принялся живописать арктические похождения своего военного отряда.

Минако примостилась рядышком, боясь упустить малейшее слово рассказчика. Впрочем, ледяной маг, увлеченный повествованием, остался вполне равнодушен к наивным проявлениям ее заинтересованности.

Зойсайт злобно помалкивал. Он стоял в одиночестве у потухшего камина и без конца накручивал на палец шелковистый рыжий локон. И все-таки уклониться от участия в беседе младший генерал не сумел: гости требовали свидетельств, уточнений, дополнений огненного лорда, и понемногу Зойсайт втянулся в разговор.

Когда стрелки часов приблизились к полуночи, Ами-тян не выдержала. Тряхнув бирюзовыми локонами, голубоглазая красотка откровенно раззевалась. Только тогда гости взглянули на часы и, спохватившись, один за другим начали расходиться.

После чаепития в гостиной Эндимиона, встречи лорда Кунсайта и леди Минако стали ежедневными. Принцесса ждала этих встреч с большим нетерпением и готовилась к ним заранее.

Внутренний мир ши-тенно был для нее загадочен и неуловим. «С чего вы взяли, будто я должен говорить вам именно то, что думаю?», — как бы спрашивали его невозмутимые, улыбающиеся глаза. У Минако было такое чувство, будто он жил за непроницаемой стеной, в пределах личного замка, и что бы он ни делал снаружи, все было продиктовано «мотивами».

Если даже он позволял себе приоткрыться, он делал это в тех случаях, когда легче и проще было «отмахнуться правдой». Поэтому даже правдивость в его исполнении была как бы слегка двусмысленна. Минако заметила эти особенности характера Кунсайта, и так как они опечалили и насторожили ее, постаралась изобрести множество извинений и оправданий.

В самом деле: когда-то, при встрече в библиотеке, Первый лорд смеялся над баснями леди Мины, большой любительницы прихвастнуть и приукрасить собственные театральные достижения. И вот теперь могла ли принцесса Venus упрекать ши-тенно в неискренности? Даже если он избегал откровенничать о своей жизни, о своих мыслях и переживаниях — на то могли быть совершенно особые причины.

Боги создали его ауру из платины, он чувствовал свою силу и очень мало боялся людей. В его белом, вспыхивающем свечении была раскаленность – иногда оно становилось почти плотным. В такие минуты его мысли, его слова приобретали власть над людьми и обстоятельствами. Этот напор плотного, животного бывал причиной таинственного недомогания, которое ощущала принцесса Venus после общения с ши-тенно.

Причину своих страхов она никогда не понимала до конца. Ее страх перед ним был на самом деле страхом перед неизвестностью, перед судьбой, перед таинственными гранями ее собственной души.

В нем всегда ощущалось дыхание непонятной стихии, темной и волнующей.