Он поежился от острого, пронизывающего ветра, который проникал в самую глубину всего существа, выжигая его изнутри своим всепоглощающим ледяным пламенем. Вокруг уже темнело и серые сумерки сделали город еще более тусклым и бледным чем всегда. Невзрачные блеклые дома, выцветшие мостовые с мутными лужами. Моросящий дождь в свете безликих фонарей. И все равно Зойсайту хотелось туда, внутрь. Мальчик грезил о том, чтобы оказаться в одном из этих тоскливых домов, там где в окнах горел свет. Этот свет был приглушенным, едва заметным но излучал тепло, которое проникало из-за убогих штор на улицы и словно приоткрывало дверь в другой мир. Мир где было сухо, уютно и сытно. Где все было как всегда. Но Зою дорога была закрыта. Для него была предназначена моросящая погода, промозглые переулки и бесцветные отблески заходящего серого дня.

Мальчик съежился еще сильнее, ему вспомнилось то, чего он лишился. Родительски дом. Такой большой и просторный. Где всегда было чисто и свежо. Пахло вишней и горел камин. Огромные окна ведущие в сад и большие антикварные часы в гостиной. Перед внутренним взором предстали улыбающиеся лица матери и отца. Но он отогнал от себя эти мысли, поскольку твердо знал что ни за что не вернется туда. Лучше умереть от холода и голода на этой грязной мостовой, чем вновь переступить порог дома, где его теперь все презирают. От мысли о голодной смерти еще хуже засосало под ложечкой - явное свидетельство того что во рту не было не крошки уже два с половиной дня. Зой грустно усмехнулся. Пятнадцать лет прошли даром, так ничему и не научив - решил он. Память нарисовала картину: искаженная злобой и отвращением гримаса отца. Его горящий, презрительный взгляд. Маму в слезах и с разочарованием читаемым в каждой черточки ее красивого лица. Потом ненавидящий голос: “Ты мне не сын больше!!! ”. Эта фраза звучала в мозгу снова и снова отдаваясь жгучей болью, как от прикосновения раскаленного металла. Эхом она разливалась по всему телу, вызывая судороги отчаяния во всем жалком существе, которое являл собою Зойсайт. Он был и в самом деле голоден, разбит, потрепан и утомлен. Под темно зелеными глазами легли сине желтые тени, красивая мордашка осунулась, губы пересохли. Мальчику было лет пятнадцать, но он так сжался в клубок, пытаясь как рак-отшельник скрыться от враждебного мира в комфорте и безопасности собственной раковины, что казался еще вовсе ребенком. Ребенком напуганным и беззащитным.

Стемнело...На улице никого не было. Зой брел и брел куда-то в неизвестном направлении. Он настолько был погружен в собственные мысли, что очнулся от этого полузабытья, только когда на его плечо легла чья-то тяжелая рука. Мальчик вздрогнул, как от змеиного укуса и хотел обернуться. Но не смог этого сделать. За спиной раздались грубые голоса. Потом перед Зоем возникла крупная мужская фигура, неуклюжая, но громоздкая и мощная - как у медведя стоящего на задних лапах.

Зойсайт почувствовал явную угрозу. Мальчик знал, что у него нету ни шанса, однако сделал попытку высвободиться. Сильные пальцы только еще яростнее впились в нежную кожу на плече, оставляя на ней следы.

Потом наступила паника. Зой чувствовал, как сердце билось словно раненная птица об оконное стекло. Казалось, оно вот-вот выпорхнет из груди или просто взорвется не выдержав напряжения. Кровь стучала в висках, отбивая какой-то бешенный, пульсирующий ритм, сводящий с ума. Сквозь эту пелену ужаса, застлавшую сознание, он все же слышал звук рвущейся ткани. Отвратительный запах табака и перегара. Грубые руки, назойливые и нежеланные. От омерзения делалось трудно дышать. Вдруг по всему телу прокатилась волна нестерпимой острой боли, оставляющая за собой в каждой клетке его существа маленькие пульсирующие очажки страдания. Зойсайт закусил губу. Острые зубы прорезали нежную кожу и мальчик ощутил солоноватый привкус собственной крови. Казалось этой ужасающей пытке не будет конца, в глазах начало темнеть и Зой провалился в черную бездну благословенного забытья.

Он начал постепенно приходить в себя. Попытка приподняться сразу же напомнила о недавних событиях, отозвавшись во всем теле болезненным спазмом. Однако Зойсайт все же заставил себя подняться, открыть глаза и оглядеться вокруг. Это был убогий барак с бетонными серыми стенами покрытыми затхлой влагой и ржавчиной. По всему периметру тут и там были набросаны кучи какого-то полусгнившего тряпья, мусора и другого хлама. Атмосфера была спертая и застарелая. В воздухе витал едкий запах дыма и похлебки, которая варилась в прокопченном казане на огне. Костер был разведен прямо на полу. Вокруг этого очага сновала худая, сутулая женщина с испитым лицом, тусклым и недобрым взглядом. Чуть поодаль сидела целая компания. Здесь были две девушки. Одна крепко сбитая, с сальными рыжими патлами. Вульгарно накрашенная. Вторая: безвкусно одетая, с бескровным лицом, на котором выделялись только водянистые гигантские глаза. Еще было несколько мужчин. Все они были грузными и массивными, с красными лицами и топорными, бесформенными чертами. У них были резкие, сиплые голоса, пропитые и прокуренные. Стояла брань и жуткий гогот, резавший слух.

Среди этой братии Зойсайт узнал тех троих на улице. Теперь он точно сознавал где находиться. От этого ему сделалось совсем не по себе и он свернувшись клубком, забился подальше в свой угол, стараясь слиться с полусгнившей циновкой и не привлекать внимания. Мальчику хотелось бежать отсюда, бежать куда глаза глядят. Изможденное тело отказывалось повиноваться, да и потом …бежать было некуда. И он остался…

Его кое-как кормили и одевали. Но та ужасная пытка первого вечера повторялась опять и опять. Кроме того, когда он попадался под горячую руку кому-либо из старших , то его хорошенько лупили. Постепенно от этого мальчик начал все больше уходить в себя. Через несколько месяцев он совершенно замкнулся и престал разговаривать. Он превратился в тень самого себя. В оболочку прежнего Зойсайта. Оболочку худенького, высокого пятнадцатилетнего юноши с бледным, обескровленным лицом, покрытого синяками и ссадинами. С гривой спутанных мутно-рыжих волос и темно зелеными глазами. Глазами непроницаемыми и ничего не выражающими.

Он не делал попыток сбежать – этого не позволяла физическая слабость, едва дававшая возможность добраться до выхода из барака, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Время от времени Зойсайт выходил наружу и стоял там у выхода, на мостовой жадно ловя ртом свежий воздух, которого так не хватало в бетонных стенах его пристанища.

В этот день все было так же. Мальчик стоял облокотившись на стену и с отсутствующим видом смотрел на пасмурное серое небо. Один из мужчин, живших в бараке как раз возвращался домой. Он был пьян и зол.

• Снова ты тут ошиваешься? – бросил он, увидев Зоя. Ответа не последовало, словно мальчик его не заметил. Это еще больше подхлестнуло разъяренного мужчину. Он схватил Зойсайта за шею и поднял его над землей.

• Ах, ты еще мне и не отвечаешь, неблагодарная дрянь!!! – с этими словами он кинул мальчика на мостовую и ударил несколько раз ногой, содрогающееся от боли тело. Потом пнул еще раз и грязно выругавшись скрылся в дверном проеме.