- Мы обязательно встретимся на углу тридцать первого сна в нечетную среду...

- Но как я узнаю тебя?

- Я подарю тебе кусочек своего сердца и половину крыла - твоя душа не споткнется, веришь?

- Верю. Клянусь седьмой сферой небес, той, что никогда не клянутся сами боги, и где нам никогда не быть вместе - я сохраню зеркальные отпечатки твоих слов на внутренней стороне век. Я приду.

- Запомни мои глаза. Слышишь? Zutto...

Улыбка рассыпается стаей розовых лепестков.

Голос по радио: местное время восемнадцать часов, тридцать две минуты...

Дальше - не слышно, волна отчаянно хрипит.

- Подайте текилы. А еще - пару звезд, что вчера светили справа от телебашни. Мальчик, твои руки созданы для того, чтобы играть в кости этими ничтожными фишками.

Поворот головы, словно сквозь толщу воды. Взгляд исподлобья стрелой прошивает километры между,  разбивая черноту стекол.

- Ваш ход первый, сэр...

Бармен скалится в жуткой ухмылке. Стекла рассыпаются брызгами мутных капель, пол уходит из-под ног вправо.

Шаг.

...пятьдесят девять секунд.

Шоссе № 17ВМ, направление - северо-запад. Беспределье. Дорога в никуда. Серый асфальт делает широкую петлю, скрываясь за стройным рядом дорожных столбиков.

Серый "Ford" выныривает из тумана, на ходу набирая скорость. 160 миль/час... 170... 180... Дальше - взлететь. За зеркальными стеклами не видно ничего. Утро, размазанное в бесконечность.

Он стоит на повороте и голосует. Странное выбрал место. Зябко поводит плечами, укрытыми толстовкой с надписью "Le Roi est mort..."

- Стой... Стой!

На такой скорости трудно разглядеть кого-то. Машина проскакивает мимо. Поворот. Визг тормозов, запах жженой резины. Машину разворачивает и швыряет в кювет.

Он нервно дергает обрывок гитарной струны, зажатый между худыми пальцами.

- Даже звезды по осени сыплются с неба медленнее. До завтра не подвезете?

Шаг.

Тишина взрывается столбом огня.

Мелкий сиреневый песок приятно ласкает босые ступни. Иногда прибегает море, играет, облизывая ноги, щекоча своим теплым шершавым языком. Закат окрашен вишнями. Только птицы, издали похожие на чаек стремительными бликами проносятся у самой кромки воды. Больше - никого.

Забытый всеми дорогами мыс.

Невысокий блондин с длинными волосами, развевающимися по ветру,  в белой рубашке нараспашку.

Миниатюрная коротко стриженая девушка в футболке с чужого плеча. Больше - ничего. На футболке - Zoe...

Между ними - расстояние в полет мысли и триста метров мокрого песка.

Он садится у самой кромки воды, разводит костер из обломков гитары. Дым отдает лаком.

- Эй, малыш! Иди сюда! Здесь теплее, право слово. Или не веришь, что музыка может гореть так жарко?

Девушка замирает. Шепот...

- Души горят сильнее.

Лохматая челка мотнулась из стороны в сторону. Ветер усиливается, треплет несчастную футболку. Девушка пошатывается, протирает засыпанные песком глаза.

Он встает, отряхивает брюки, пожимает плечами. Глаза - грустнее не бывает. Ветер.

Шаг.

Он хватается за сердце и медленно оседает на песок. Море налетает почти сразу же, хохоча, терзает шелк волос - новая игрушка...

На выпавших из кармана часах - среда.

...пятьдесят девять секунд...

Синий свет ламп роняет на лицо болезненные тени. Музыка вздыхает и льется, льется, льется, вырываясь из рук - легко, едва касаясь клавиш рояля. А потом - сильный, уверенный блюз, и негромкий голос, с хрипотцой. И снова - черно-белый танец рук. Коротко стриженые волосы, длинная челка, свисающая на глаза - прикрыть темные круги вокруг век. В пепельнице тлеет забытая сигарета. Бокал "Мартини", стекло преломляет синеву, растворяя в терпком напитке.

Он сидит в подсобке за сценой, слушая ругань администратора клуба и какой-то девицы. Пальцы привычно отмеряют нужные два оборота колка - он настраивает гитару на особый лад, в такт своей душе. Пусть поется как поется. Струны натягиваются до предела, вот-вот лопнут.

Звук пощечины, грохот стульев, и затихающий стук каблуков.

- Полчаса, твой выход, парень! Поторапливайся, черт тебя...

Гитара выскальзывает из рук, захлебываясь стоном.

Он стоит в дверях, устало прислонясь к косяку. Шепотом, почти нежно:

- Кто ты, видел ли я тебя раньше? Скажи, ты слышишь, как пролетают наши непрожитые годы?

- Я тот, кто влюблен в ваши сны, жизнь и музыку, monsieur. Какие годы, когда мы крылаты бессмертьем?

- Ты уверен? Тогда вот, смотри, твоя жизнь на конце этой сигареты. Огонька не найдется?

Он смеется, тряхнув антрацитовой челкой. Глаза полыхают лихорадочной дрожью вечерней звезды - не отвести взгляд, не пересилить закон притяжения.

Шаг.

Шальная пуля, ворвавшаяся в открытую дверь, хлопает по плечу, грубо толкает в спину, швыряет к ногам того, другого, что замер в дверном проеме. А потом - лишь синий свет ламп роняет и на его лицо мертвые тени.

Выпавшая из руки сигарета ломается под натиском тяжелого армейского ботинка. Автоматная очередь.

Тридцать две минуты...

Снег на вершинах этих гор не тает никогда. Луна запуталась в лабиринте пиков, прожигая себе путь в небытие, плавя непоколебимость гор - или это ей только кажется? Белоснежная птица ныряет в небесную реку, закладывает крутой вираж, стряхивая с кончиков крыльев серебряные брызги редких звезд. Вторая луна, посмеиваясь над сестрой, подмигивает у ломаной кромки горизонта - с другой стороны. Крик - в Высь. В Тишину.

Полет.

Провожать взглядом стремительный силуэт, чувствуя, как душа рвется вслед. Распахнуть неокрепшие крылья. До края обрыва расстояние в один мимолетный взгляд - какая мелочь! Звезды зовут. Ветер.

Шаг.

Падение - тоже полет, наверное. Это уж как посмотришь.

Снег не тает, даже когда горячая слеза алмазной крошкой рассыпается среди сотен таких же ломких крупиц надежды.

Дождь наклонной стеной.  С неба - вода. Снизу - вода. Мутные глаза фонарей. Растворимый вечер.

В пустом летнем кафе холодно. Темно. И нет никого. Почти никого. У окна - столик. Мужчина в длинном черном плаще лениво пьет кофе. Ему около сорока, и в уголках глаз и губ уже давно появились морщинки. Бросает редкие взгляды то на залитую дождем мостовую, то на часы. 18.32. Опаздывает, хотя это не в его привычках... Где-то в глубине помещения орет кошка.

Вечер захлебывается сыростью...

Мосты, каналы, фонари. И снова мосты, и снова фонари. И дождь. И нет никого. Почти никого. Только редкий свет фар проезжающих мимо машин. Не в счет. В дальнем конце улицы - фигура под зонтом...

Босыми ногами по лужам...

Дверь хлопает, обругав его резким звоном колокольчика. Молодой человек замирает на пороге, стряхивает с зонта последние капли уличной депрессии. Молчит.

Выскочившая из-за стойки кошка трется о мокрые джинсы. Предательница.

- Почему никого нет?

Мужчина делает последний глоток и показывает на груду лежащих перед ним листов.

- Видишь? "Лопнувшая струна на Bbmaj7 оборвала его лучшее соло" Я почти закончил свою последнюю книгу. На четыреста двадцать седьмой странице.

- 427... Чуть больше года...

Встретиться взглядом. Зеленый и серый - две стороны тополиного листа, что умывается за окном слезами седеющего ангела.

- Значит - всё?

Кошка замирает на месте, нервно бьет хвостом.

- Я еще не поставил точку. У тебя есть шанс переписать твою жизнь заново. Вот перо - я дарю тебе свободу.

В протянутой руке - новенький "Parker". И жизнь.

Шаг.

Кошка с воплем шарахается в сторону, путается в черном плаще. Перо, выпав из руки, злобно клюет тонкую бумагу.

Зонт со стуком падает на пол...

Часы стоят...

- Что есть мы, если не отражения чьих-то снов за пять минут до рассвета?

- Право на один шаг. Не больше... Зачем?

- Потому, что мы чужие. И мы осмелились пойти против воли этих миров.

Нет ничего. Лишь расстояние между. В один шаг. Только руку протянуть. Погладить золотистые локоны. Кожей ловить поцелуи в запястье.

- Ты снова прежний...

Руку протянуть. И не ощутить ничего...

Зеленые глаза вспыхивают драгоценными изумрудами.

- Разве я когда-либо менялся, милорд?

Он улыбается. Одними глазами, в которых - звездное серебро.

- Нет... Нет, никогда.

Танец рук. Не касаясь, и все же...

- А что будет, когда однажды утром мы проснемся живыми?

- Все будет как всегда, только я смогу, наконец-таки коснуться твоих волос.

- А я?

Улыбается. Не только глазами, в которых - звездное серебро.

- Ты? Ты сыграешь свою самую лучшую песню. И струны больше не порвутся.

- И только?

- Разве ты не видишь, больше - не бывает...

- Но как я узнаю тебя?

- Я дам тебе кусочек своего сердца и половину крыла. Твоя душа не споткнется. Веришь?

- Знаю... На углу тридцать первого сна... Скоро...

Нет ничего. Даже времени.

Шаг. 

Чувствовать, как дрожит его тело в объятьях сильных рук.

Просыпаться среди ночи, ощущая, как дрожит твое тело в моих объятьях. Я знаю, что снится тебе. Ибо давно уже вижу такие же сны. Не надо, не бойся... Я рядом. Ты рядом. Вместе. Теперь это только сны. Спи...

Ночь. Старая настольная лампа разгоняет по углам тени - забыли выключить вчера вечером. В полумраке твои волосы, раскинувшиеся по подушке, отливают медью. Легонько трепать непослушные локоны...

Улыбаюсь.

Будильник заведен на 6.32

Все правильно.

Скоро рассвет...

P.S. Наверное все же стоит объясниться... Дело в том, что идея этого... фанфика? ;) Идея эта рдилась действительно во сне. И сама история проедставляет собой отрывочки из снов, в которые случайно "попадают" герои. Случайно ли? Вообще, это очередная история на тему жизни после жизни. Кунсайт и Зойсайт умерли, и теперь встречаются только во сне. В чужом сне. А чтобы вернуться в реальность и быть вместе, они должны найти друг друга в мире снов. Найти и... дойти. Да, каждый раз они являются частью чужого сна, их облик, их действия - все принадлежат этому иллюзорному миру. Но они все же узнают друг друга. И нарушая законы сна, делают шаг дрг к другу. Только один шаг... Больше - нельзя. А потом, в конце пути, они наконец-то встречаются, чтобы воскреснуть и найти друг дрга уже в обычной жизни...