Если бы я умел любить…

Больше всего на свете мне нравилось просыпаться с тобой в одной постели и долго-долго слушать твое спокойное дыхание. Ты спал очень чутко и мне приходилось не шевелиться, чтобы не спугнуть этот дрожащий, тонкий миг нашей с тобой особенной близости. Я закрывал глаза и прислушивался к себе, к каждому сантиметру кожи, что касалась твоего тела. И наслаждался этим ощущением, этим покоем, что царил между нашими телами. Теплом наших рук и едва заметным стуком сердец. Нашим уединением, когда весь остальной мир исчезал снаружи магического купола, окружавшего нас, а время внутри дрожало и билось неравномерными толчками. Бесконечные секунды, стремительные часы, целая жизнь, сосредоточенная в одном миге, в глубине твоих глаз, в тепле твоих губ. Жизнь, прожитая только ради этого момента, момента единения наших душ и тел, наших разумов, мыслей и желаний. Наслаждался чувством зависимости и защищенности и, одновременно, властью над тобой. Абсолютной, безграничной, безраздельной властью, зиждущейся на моем беспрекословном, всепоглощающем подчинении.

И если бы мы могли любить, я бы наверняка назвал это любовью...

***

Боялся ли я? Нет. Никогда. Я знал что такое страх, но никогда не боялся. Не осторожничал, не дипломатничал. Мне было насрать на чье-либо мнение и я прямо об этом говорил. Получал? Да. Жизнь не раз тыкала меня в одну и ту же кучу, наивно надеясь, что я поменяю отношение и стану осторожней. Прогнусь. Подстроюсь. Я смеялся и шел напролом, зарабатывая новые шрамы и врагов, показывая своей Судьбе, кто тут хозяин. Судьба смеялась в ответ, подсовывая мне все новые и новые преграды. Я снова смеялся, зло и вызывающе, утирая кровь с разбитого лица, но не сворачивал. Не подчинялся. Не склонялся. Никогда.

И Судьба поменяла тактику.

Я сходил с ума от одной только тени мысли, что могу тебя потерять. Что однажды проснувшись, пойму, что все было лишь сном, предрассветным неясным видением. Боялся, что утром тебя не окажется рядом и со сбитых простыней давно выветрился твой запах. Каждый раз я смотрел тебе в глаза с плохо скрываемой на самом дне зрачков паникой, ожидая, что меня встретит равнодушие и неприязнь. Но ты смеялся и прижимался ко мне всем телом, вслепую ища губы и опаляя неровным дыханием... И каждый раз это было как новое рождение, новое откровение жизни. Я будто заново учился дышать. Дышать тобой. Твоим светом. Твоим счастьем. И снова боялся, что это лишь сон, предрассветное неясное видение...

***

Это был поход в никуда. В первый же миг, что я узнал о планах Королевы, я понял, что все бесполезно. Более того — разрушительно и небезопасно. Эти чертовы Сенши, которых ей непременно хотелось истребить, неужели она не могла понять, что не стоит ворошить этот улей? Королева не слышала ничего, она была одержима какой-то безумной, сомнительной идеей и ей не нужны были советники. Ей нужны были исполнители.

Что ж, Джед, её левая рука, её верный пес. Иди, служи. Торгуй своей жизнью, обменивай ее на кусочки высочайшей благодарности. Бесполезной, бессмысленной, но оправдывающей свое существование в королевских глазах.

И я шел. Слепо и педантично выполняя приказы, хотя прекрасно знал, к чему все приведет. Моя польза не перевешивала моих неудач и рано или поздно их должно было скопиться достаточно для моей ликвидации. Вот так. Надоел — избавиться, сделать примером, припугнуть остальных. И забыть, навсегда похоронив в памяти.

А я хотел жить! Хотел просыпаться каждый день в твоих объятьях и видеть самое прекрасное в мире лицо, тонуть в бездонных небесных глазах, чувствовать тепло и свет нашего не слишком гостеприимного мира. Но клятва верности толкала нас прочь друг от друга, с каждым днем сближая с единственным достойным партнером — логическим концом нашего глупого, запутанного существования.

И он, конечно же, пришел. В виде клубящегося ледяного пламени, срывающегося с рук Королевы, в ощущении тяжелого, сдавливающего грудь камня, в затемнении мыслей и сознания, медленно и вязко тонущего в болоте вечного сна. Но больше всего — в твоем диком крике, в твоем безумном взгляде, разбивающем, казалось, почти остановившееся сердце. И последнем рывке обнять, прижаться, делясь ненужным уже теплом...

Прощай, Нефрит. Если бы я умел любить, я бы любил тебя.

***

Я видел, каково тебе приходится. Чертов трудоголик, мне бы ты так отдавался, как этой неблагодарной работе! Для тебя словно ничего больше не существовало, кроме приказов и обязанностей. Этой, мать её, бюрократией ты занимался больше, чем сексом. И дольше. И увлечённее. Чёрт, я ревновал тебя ко всему, что тебя окружало, я забыл про звёзды, следя только за тобой. И бессильно сжимал кулаки, потому что в твоих глазах плескалась боль и обреченность, а я не мог ничего поделать, только прижаться к твоим ногам и сидеть, глядя в пустоту, пока ты просиживал часы в библиотеке.

И в эти мучительно растянутые и в то же время обжигающе краткие мгновения я свирепо клялся сам себе, что никогда не позволю тебе уйти. Никогда не отдам на растерзание, никому. Ни богу, ни черту, ни самой Королеве, которая, похоже, собралась окончательно загонять тебя своими кретинскими поручениями. Присяга? Насрать на присягу, если она помешает мне быть с тобой. Разорвать все договора, все клятвы, разделяющие нас. Или умереть, пытаясь это сделать. Умереть, защищая тебя. Но перед этим уничтожить всех, до кого смогу дотянуться в ярости предсмертной агонии.

И этот миг настал. Миг, когда Королева решила что ты ей больше не нужен и пора отправить тебя прямиком на тот свет без пересадки. Безумная, неограниченная сила прожгла тебя на моих глазах, а показалось — выжгла мое собственное сердце. Твой крик, твой взгляд захлестнули сознание кровавой волной. Безумная сила? Что может быть безумнее любви? И плевать, что демоны не знают, что это. Я готов не быть им. Но я не готов потерять тебя.

Небо опустилось стремительно, вонзившись в меня мириадами звездных копий. Я в первый раз призывал эту силу и знал, что мне с ней не совладать, что, не найдя достойной себя преграды, звезды выжгут мое тело, вывернут наизнанку душу и унесут с собой, в вечность и безмолвие смерти. Но теперь это казалось такой ерундой. Миллионы созвездий отдавали свою энергию, свивали её в жгут в моем теле, концентрируя в ударной волне. Тысячи галактик смотрели моими глазами, Звёзды и черные дыры истекали светом через мою ауру. Это было абсолютное разрушение, высший энергетический уровень. Граница невозвращения.

Все равно...

Звездный свет разошелся маревом во все стороны, поглощая и выжигая враждебную энергию.

Королева не успела стереть злорадную ухмылку с лица, как ее накрыло и моментально превратило в ничто, не оставив ни единой частицы. Черный шар упал на каменный пол и сухо треснул. Сила мириадов звезд против одного мстительного, слабого духа. Энергия Металлии была сметена вместе со своей носительницей. Мгновенно. Безвозвратно.

Звезды мигнули на прощанье и растворились в космической черноте, уронив тело своего любимца на колени и заставив захлебываться кровавым кашлем...

***

Далекий смех покалывает виски, заставляя медленно-медленно всплывать из омута тьмы и страха. Сознание подкидывает калейдоскоп вспышек и память услужливо опознает их, медленно возвращая способность думать и анализировать. Тело мучительно обретает себя, отзываясь каждым нервом, обожженным космической стихией.

— Какой ты у меня грозный, оказывается...

— Он выживет, Кунсайто-сама?

— Да куда он от нас теперь денется.

Снова смех, отдающийся звоном в ушах и тормошащий разум. Тело не слушается, но воля сильней и ресницы вздрагивают, приподнимая тяжелые веки над слезящимися глазами, а губы дрожат в слабой улыбке. Потому что по ту сторону яви сидишь ты, живой и теплый, и кажется, очень рад меня видеть.

Как жаль, что демоны не могут любить. Я бы безумно любил тебя, Джедайт.