Он был переполнен любовью с самого начала и до самого конца. Все его существо, с головы до пяток, с первой и до последней мысли было наполнено этим чувством. Любовь, всепоглощающая, все проникающая, беспредметная и бесцельная была основой и смыслом его существования. Любовь к жизни, к смерти, к перерождениям, созданиям и разрушениям, к тому, что было и будет. Она наполняла его счастьем, ликованием, чувством пустоты и легкостью, способностью видеть суть вещей и предметов. Она говорила с ним шелестом тысяч мертвых голосов в его голове, на сотнях, тысячах разных, неведомых языках. Она давала ему знание и память тех, кто навсегда исчез из этого мира, умения и мудрость, приобретенные столетиями и кровью, вековые тайны и принципы мироустройства. Эти знания вливались в него из ниоткуда, вместе с волнами эйфории, от которых тело касалось невесомым. Это было лучше всего на свете. Эти чистые знания, древняя магия, этот опыт. Как многие и многие до него он впитывал то, что было забыто и то, что еще помнили. А потом ликование стало стихать, и ощущение счастья стало блекнуть, и вслед за последним отголоском радости голоса, что почтительно шептали до этого, вновь наполнили его разум ревом тысяч исчезнувших из этого мира повелителей Теней.

Он был еще слишком юн, чтобы понять значение того, о чем говорят ему предки, а его клан уже слишком стар, чтобы ждать еще хоть сколько нибудь. С возрастом он поймет значение и смысл того, что ему было передано. Знания всего мира за всю его историю. Сила его клана, вложенная в него, память его многих когда-то могущественных предков. Он поймет и оценит все это. Сейчас его задача быть лишь сосудом, не сломаться под натиском этих знаний, не затеряться в бесконечных лабиринтах его силы.

— Рано или поздно ты уйдешь

Это был голос отца. Он еле доходил сквозь гул в голове. Голоса говорили ему, как из ничего появлялась вода, способная разрушить целые города, как с небес сходил огонь, как искажалось пространство и время, позволяя преодолевать расстояния в мгновения ока, как земля уходила из под ног.

— Я не хочу — после нескольких дней? Месяцев молчания так трудно разомкнуть губы. Пересохший язык еле ворочается во рту. Голос тонет в бесконечном шепоте тысяч голосов, слышных лишь ему. За тонкой кожей век рождаются и умирают миры, там люди ходят по созданным ими же снам, теряются и погибают в собственных реальностях. Их можно коснуться, их жизни и судьбы можно отследить, прочесть, как историю героя в книге. Зачем же уходить отсюда, где реальность граничит с фантазией, а фантазия с реальностью. Здесь были все, и сила говорила ему, что здесь можно было получить все. Нужно было лишь следовать за ней, куда бы она не звала, и принимать то, что она давала.

— Ты вырос, ты должен получить Имя, — Отец где-то рядом. Он не видит, но чувствует это, как чувствует все принадлежащие им земли. Многие, многие километры болот, трясин и туманов. От глубокого, ужасного моря, приносящего соленый, жалящий ветер, до бесконечных льдов и вечной мерзлоты. Так хочется открыть глаза и посмотреть на него, но слишком трудно разлепить ресницы и оборвать череду видений. Но надо попытаться, иначе однажды он уже не сможет это сделать.

Люди превращаются в зверей, звери в людей, из пустоты создаются города. Рождаются сны и становятся явью.

— Ты должен получить имя и сможешь подчинить себе эту силу. Мы все через это прошли, когда то давно

Имяимяимя…

Голоса в голове стихают на короткое мгновение. Так сладко от одного слова « имя». Многие часы, лежа здесь в самом центре трясины, сокрытый вечными, тяжелыми туманами, пропитанными древней магией, он думал об этом. Они все рождались без имени, потому что почти никто не доживал до совершеннолетия. А хоронить безымянных было проще и легче. Это была уже пятая попытка его отца, Повелителя Иллюзорных земель. Были еще брат и сестра, но сила сломала их, и они затерялись в бесконечных лабиринтах памяти предков, в собственных мирах и не вернулись. Еще трое умерли сразу после рождения. Их тела давным-давно поглотило болото, а души воссоединились с душами древних и иногда приходили к нему во снах. Это была особенность и проклятие их рода— их сила не ждала, она вливалась мощным потоком в едва появившееся на свет дитя и продолжала переполнять его долгие годы. Образами, видениями, шорохами, шепотами, бесконечным жаром и холодом, любовью и болью. Сила управляла ими, как марионетками, выплескиваясь из их тел, разрушая, восстанавливая и снова разрушая. Никто ничего не объяснял, они сами вынуждены были искать ответы на свои вопросы, сами учиться ограничивать, принимать и управлять этим бесконечным безумием. Слишком многие не выдержали психологической пытки, и теперь род почти угас. Если он не выдержит этот последний день, то когда то могущественный род повелителей иллюзий угаснет совсем. Если же он сможет, то их магия скажет ему имя, и он сможет управлять всем этим безумием.

Отец ушел. И он наконец-таки смог открыть глаза. Сквозь плотный кисель тумана едва пробивались лучи солнца. Таким плотным маревом были укутаны все их земли. Никто извне не мог придти сюда и вернуться обратно самостоятельно. Но никто и не приходил. Кому по доброй воле захочется идти в страну болот? Все давно бросили попытки разыскать их город, о живущих вне тумана напоминали только ржавые украшения в мутной воде и проглоченные мхом скелеты ездовых животных, кое где торчащие из топей.

Туда….

Что-то подняло его вверх. Всего мгновение назад перед глазами было молочное небо и вот уже плотный покров раздвигается, спертый, влажный воздух медленно пропускает его вперед. Он летит? Или идет?

Туда..слышишь? туда…быстрее…

Туман рисует ему мосты и замки. Деревья, высокие и могучие, тянущиеся кроной к солнцу. Их можно коснуться, ощутить сухое тепло их коры. Голоса говорят, что можно сделать шаг и оказаться там, где нет душной, смрадной сырости болот, где воздух свободно наполняет легкие, а не вваливается в них, словно желе.

Мокрая липкая трава облепляет то, что по определению должно быть его ногами, желая остановить. Но он идет куда то, на один из множества зовов.

Идем..ты же хочешь сбежать…идем с нами..

Серая рука отодвигает туман, словно раздвигает шторы. Его привычный серо –зеленый мир загорается алым. Откуда то приходит знание, что то Вековая пустыня. Красное небо, красная земля, и воздух, рисующий далекие несуществующие оазисы.

Лишь протяни руку и все станет реальностью.

Голоса издеваются. Что то открывает и закрывает прорези в оболочке мира, что-то, что должно быть он сам.

Так душно..

Голоса смеются. За глазами, в бесконечной волне исчезают старые ивы, поток смывает их дом, в мешанине из камня и дерева теряются отец и мать. Как же он ненавидит воду.

Тупая боль в виске, и вместо мутно серого киселя перед глазами он видит черные комья земли, редкие, одиночные травинки покрытые инеем. Нет осознания падения, просто раз..и он уже лежит. Трудно ощущать все вокруг себя, как себя самого и концентрироваться на передвижении тела..да еще и эти голоса. Куда делось то чувство любви, что наполняло его вначале?

Все можно уничтожить, все можно разрушить..можно заставить всех спать так долго, что камни успеют стереться в порошок, а эти болота высохнуть…можно заставить их любить..ненавидеть…видеть все и не видеть ничего..

Здесь, у самой земли, туман редеет, и воздух становится холоднее и легче, и больше не пахнет гнилью. Глубокий вдох. Он пришел к Северной границе. Там дальше лишь кристально чистый лед. Страна пронзительного холода и невыносимого блеска. Как ,наверное, там хорошо. Серые пальцы растирают замерзшую глину. Приятное чувство. Растирать и чувствовать себя растираемым одновременно. Холодно и немного больно.

Идем дальше..тебе ведь так жарко..идем на этот снег . он успокоит тебя, и все пройдет..идем..идем дальше.

Трава перед глазами плывет…еще мгновение и это просто мутное, зеленое пятно на фоне серых и черных пятен..пятна смешиваются и кружатся. И вот это уже высокие горы, покрытые снегом. Неприступные, отвесные скалы, о гладкие подножия которых с ревом разбиваются черные волны.

Звуки голосов начинают приносить ощутимую физическую боль. Эта боль наполняет все его тело подобно сошедшей снежной лавине. Стремительно, разрушая все на своем пути. И не остается ни мыслей, ни шорохов, ни образов перед глазами. Лишь тишина и боль, ломающая его тело, раздавливающая его сознание. А потом ничего. Короткий миг пустоты ощущений. И снова любовь. Жар эйфории, грохот сердца в ребрах, спазмы живота. Счастье..счастье…

Где-то недалеко вскрикнула болотная птица. Старый Повелитель Иллюзий Лорд Савар потемнел лицом и отошел от окна . Его жена, сидевшая на софе, выронила вязание и закрыло лицо руками. Где-то на северной границе только что умер их сын. Угасла последняя надежда.

..Когда принесли тело его, еще безымянного, сына, Савар долго смотрел на его хрупкие, тонкие черты. Вглядывался в короткие спутанные светлые волосы, в острые линии подбородка, в тонкие губы. В это отрешенное лицо, которое так напоминало ему лицо его жены и, которое не было похоже на лица его прошлых детей. Савар был уже очень старым демоном и достаточно мудрым, чтобы понимать, что все дальнейшие попытки воскресить род будут бесполезны. Это его творение прожило даже больше, чем все предыдущие. Ему не хватило всего нескольких часов, а быть может минут. Липкую тишину разбили нервные, приглушенные рыдания жены, леди Азель. Она до последней секунды надеялась на то, что хоть этот ее сын пройдет испытание. Но вот он лежит на столе, еще более холодный и отстраненный, чем обычно. Мертвый.

— Их всех убивает любовь, — Савар снова смотрел в окно, сквозь завесу тумана просматривался сумрачный город. Все население: от демонов до самых последних юм,— уже знало, что род повелителей иллюзий только что оборвался.

Похоронная процессия: Лорд и Леди Иллюзий, трое приближенных демона-советника, левитировавших тело, и несколько юм-слуг с факелами, — остановилась перед покрытой упавшей листвой топью. Лорд отдал приказ и тело стали плавно опускать в гнилостную воду, как и сотни других тел до него. Как вскоре уйдут под воду тела Савара и Азели, а вместе с ними и предание об Иллюзорном мире — стране, покрытой туманами. Над водой оставалось только лицо, когда леди Азель, не выдержав, отвернулась. Она не смогла больше смотреть, как болото пожирает ее сына. Пусть безымянных было легче хоронить, пусть они были только вместилищем силы, но это все же был ее сын, поэтому она, пережившая смерть пятерых, отвернулась, чтобы не видеть, как исчезнет под черной водой это лицо, которое было так похоже на ее . Поэтому она не видела, как погасли факелы в руках юм, и как ее сын, признанный мертвым, открыл глаза. Леди Азель услышала только одно слово. Это слово, было именем.

— Джедайт.