Я никогда не думал, что мир плох, он сам каждый день доказывал это.

Она любит так много во мне. Но не любит меня самого – уходит каждое утро. Я изменяю ей каждую ночь.

Притаившийся в темноте свет бьет в лицо, когда я выхожу из машины. Фонари горят слишком ярко. Не дают спрятаться – я не боюсь их игр. Улыбаюсь. Ночь, в последний раз шепнув “подожди”, останется ждать в машине у подъезда. Я найду ее там за час до рассвета – бодрствующей, но сонной, живой, но медленно умирающей, одетой лишь в темноту салона машины. Но это будет потом.

В пальцах рождается странная новая сила, когда я нажимаю кнопку звонка. Жму все сильнее. Никто не отвечает.

Дверь открыта, передо мной открыты все двери.

Квартира дышит его запахом – запахом замороженных ягод. Запах осени. В простых действиях – прикрыть дверь, скинуть рубашку, вымыть лицо (он ревнует меня к ночи, и хочет, чтобы я смывал с себя ее поцелуи и запах), войти к нему, отвернувшись, уснуть – вся суть наших отношений. Он уже ждет меня.

Темнота одевает его каждый раз по-новому, не скупясь на рюшечки, складки и кружева – он воздушное черное облако – маленький мальчик – он похож на свечу – его волосы – огонь, его хрупкое тело – парафин – такое же податливое. Он носит женские платья.

Я для него – ночь. Я для него – звезды. Он для меня – неподвижный огонь. Вместе нам скучно. Врозь мы скучаем. И еще – конечно же – он понимает меня с полуслова. К нему ночь меня не ревнует – она знает, как я ненавижу его, и чувство это до ужаса взаимно.

Он поднимается мне навстречу – застывшее пламя. Ночь своими руками сшила ему кимоно, расшив его цветами и драконами – он никогда не включает свет, когда я прихожу. Он встречает меня, обмотанный темнотой. На его тонких плечах умирают весенние птицы – их тоже вышила ночь. До весны еще далеко…

Он подходит ближе. И – ни капли лукавства, ни капли лжи, ни капли любви между нами. Он убийственно верен и убийственно честен. За это я плачу поцелуями.

Он уворачивается, начинает хлестать меня по щекам. Он играет. Его смех рвет на части его кимоно. Он играет. Я – нет.

От удара он падает, продолжая смеяться. Я опускаюсь на колени и глажу – глажу и глажу – его по плечам. У него много шрамов – они не портят его. У него много свежих ран – ему совсем не больно. У него каменное сердце – видное как из-под толщи воды – сердце из циозита.

Он порывист и нежен. Я холоден и надменен. Я повелитель Звезд. В нем их нет. Его глаза – черные дыры, его пальцы – кометы – чертят порезы на моих плечах. В моих сдержанных жестах – желание. У него оно только одно – он мечтает меня убить.

Когда его пальцы струйками лавы впутываются мне в волосы, я согласен на это.

Он не заговаривает со мной, снова пытаясь играть. Мне смешно и так нестерпимо больно. Он клянется убить меня за измену. Он не знает, что ночь все равно умрет. Все равно я останусь один.

Но его кисло-сладких губах – отпечатки вишневого сока, который течет по его жилам. Он делится им со мной. Мне нечего дать взамен – попадая в меня, его сок начинает отдавать металлом. Я почти умираю.

Он выскальзывает из моих рук, прячется в тень. Я зову – так бессмысленно произнося его имя, которого даже не знаю. Это он виноват, или я виноват – не знаю, но, чуть содрогаясь от нежности или ненависти – мои мертвые бледные губы шепчут:

Кухня пропитана дымом – он везде.

Он ходит по дому, такой же, как ты – хрупкий и нестерпимый. Я топчу твою сигарету. Ты смеешься. Я обнимаю тебя вместо того, чтоб ударить.

С утра жизнь всегда ненавидит меня. Как и ты.

Твой цвет – цвет юности. И весны. Ты юн и носишь зеленый шелк. Легкое шелковое платье – как ожидание весны и нестерпимая тоска по ней.

Твое лицо – шелковая маска – собирается в складки. Ты так некрасив, когда плачешь. Я так хочу тебя. А ты снова хочешь меня убить.

Ты пытаешься закурить снова – вместе с тонкими сигаретами я заламываю твои тонкие пальцы. Взгляд испуганный. Ненавидящий. Твой.

Голос – холодный, циничный. Мой.

- Я люблю тебя.

Вздрагиваешь как от удара. Таешь в моих горячих руках – маленький и обжигающий как льдинка в плену коктейля.

Плачешь. Снова плачешь. Я ненавижу твои слезы.

Ты ненавидишь меня.

Смеешься. Снова смеешься. Я ненавижу твой смех.

Ты ненавидишь меня.

Молчишь. снова молчишь. Я ненавижу твое молчание.

Твои запекшиеся тонкие губы складывают:

- Я тоже.

Целуют. Поцелуй как удар током.

Утро, пропитанное дымом и твоими слезами, испаряется с асфальта – оттепель. Город еще спит. Мы всегда встаем рано.

Ты похож на робкую школьницу в короткой юбке. Я не смотрю в твою сторону. Я чувствую твою холодную ладошку в своей руке. Утром звезд не видно. Только тебе – я вижу их постоянно, они как укор моей измене. Ты – демон. Такой же, как я. Ты любишь зиму, но поклялся мне ждать весны вместе со мной. Я боюсь не дождаться – ты убьешь меня раньше – поэтому ты не боишься. В тебе живет страх перед ночью – ты прячешь его за смехом.

На улице холодно, ты одет не по погоде. Жмешься ко мне, пока я отпираю машину. Твое дрожащее гибкое тело – щупальца, обвивается вокруг меня. Я неловко дергаюсь. Ты, пытаясь меня успокоить, целуешь в щеку.

Твои губы сухие и жесткие. Я чувствую, как твои мягкие волосы касаются моей щеки. В них – жидкий огонь. Ты обжигаешь меня.

Наконец садишься в салон.

- Что с тобой?- в голосе – волнение,- Все хорошо?

- Все хорошо,- я сажусь рядом и впервые за все это время искренне улыбаюсь,- только мне плохо.

Ты понимающе улыбаешься в ответ. Гладишь по волосам. Целуешь робко – как сквозь платок – отворачиваешься.

Я рад, что ты не смотришь на меня. Не видишь, какая любовь вдруг рождается во мне.

Любовь к этому утру с тобой.

Ты голоден и устал. Зима обнимала тебя все это время, и ты отдавался ей. Я не зол ни на тебя, ни на нее – я слишком хорошо знаю вас обоих.

Позднее тепло и шум обнимут нас, как старых друзей. Мы сядем за дальний столик.

Ты – ловец любопытных взглядов. Они – драгоценные жемчужины. Ты смотришь жеманно и робко – из-под ресниц струится вопрос “А вы кто?” В твоих глазах столько кокетства, что я хочу, обняв, задушить тебя – услышать, как, сломавшись, хрустнет ветка вишни – твоя тонкая шея.

Ты струишься змеей, дымом дешевой сигары. Твои руки – руки танцовщицы, твои глаза – зеленые бутылочные осколки – тебя можно пить как коньяк – ты пьянишь. Ты распускаешь волосы - покрытая инеем лава – и меня обдает жаром.

Нам приносят заказ.

Ты пытаешься кормить меня с рук, смеясь, и опасливо озираясь – знаешь, что я могу тебя ударить за этот смех. Я беру в рот еду с твоих рук, захватываю твои пальцы – такие холодные. Ты напуган, хочешь кричать, тихо произносишь мое имя. Я смотрю удивленно – я так отвык от него.

- А весной, когда расцветет яблоня, мы поедем в Нару смотреть Нефритовых Будд,- твой голос насмешлив. Ты – насмешка. Я сыт тобой по горло.

- весна буде? – мой тон – почти робкий, просящий. Я сам испугался себя.

Ты становишься нежен – нежнее цвета слоновой кости. Ты уже не смеешься. Это твоя демонстрация силы. Ты демон.

- Ты демон,- шепчут твои губы.

Я вижу свечу – от каждого слова (вдох – звук. Выдох – взгляд) ее пламя колеблется. Я запускаю руку тебе в волосы. Обматываю целую прядь на запястье.

Ты кричишь от боли. В твоем крике – бессильные лепестки опускаются на мраморный пол. Этот крик – как признание в любви. Дороже любых слов. Ты это знаешь, и пользуешься этим.

Мы выходим как пара новобрачных – рука в руке, взгляд во взгляд, сердце в сердце – ты умело маскируешься – мальчик, одетый в фарфор.

Я боюсь поскользнуться. Ты ведешь меня под руку словно немощного слепого старика. Почти сажаешь в машину. Сам – остаешься стоять.

Я слышу пульсацию сердца мотора. Ты смотришь в меня – и от этого взгляда я вижу, как по льду – где-то так далеко – идут трещины.

- Я вернусь,- обещание как кровная месть. Ты каждый раз боишься моих возвращений и плачешь, если я не прихожу.

Я жду – что победит в тебе – страх или ненависть. Ты устал плакать – ты так нестерпимо устал и почти затух.

Ветер – руки любовника – в твоей власти. Ты всесилен и звезды мои тебе не нужны. Я боюсь услышать твою правду – я слишком много узнал.

- Приходи,- ты лжешь так неловко и так неумело, что я безоговорочно верю.

Праздник на реке. Фонари в темноте – по воде плывет лодка, вся в огоньках. Мы забыли игру в маджонг, чтобы прийти сюда и вспомнить то, что мы забыли еще раньше – время, когда зима переходит в лето. Мы сидим на холме. Фонари – твои пленники. Им не вырваться из твоих рук – ты срываешь их как лепестки и – притихший, торжественный, чуткий – стоишь в окружении их. В волосы вплел искусственный мак – я так ненавижу цветы.

У меня весенняя ломка – я хочу получить дозу весны в вену – перетянуть плечо жгутом, короткий надрез, а потом – танцевать. Танцевать. Танцевать…

Лодка – морской дракон в облаке из светлячков – изрыгает пламя. Ты смеешься – ты шутишь над этим так мило.

Я ложусь на траву – свет фонарей крест-накрест наваливается сверху. Я засыпаю. Ты будишь меня восторженными криками – ты оплакиваешь это заканчивающееся лето.

Ты одет в кимоно – настолько настоящее, что его легко можно снять. Ты – бутон дикой розы, и я медленно обрываю твои лепестки – один за другим.

Ты свяжешь меня широким красным поясом. Я вытащу острую шпильку – кинжал из твоей прически – цветок упадет к моим ногам – я безжалостно растопчу его.

Ты – молодая антилопа – сбежишь от меня в объятия темных кустов – я, секунду подумав, сорвусь с места и кинусь следом. Тощие костлявые лапы монстров-кустов изранят голые плечи, впутаются в волосы, будут хватать за руки. Звать. Ты – светло-огненная тень. Перед тобой они расступаются. Погоня жжет грудь – я шепчу твое имя. Запах цветов. Огни – глаза призраков, я слишком многих убил, чтобы сейчас сдаться. Твоему смеху вторит кукушка.

В свете луны ты обнажено чист и невинен. Обессилено опускаешься на траву. Поздние цветы принимают тебя как раскрытая могила – лишь слегка вздохнув. Последний день лета – скоро лес станет похож на тебя, окрасив листву огнем.

Я сажусь рядом. Моя рука – горячая, влажная – на твоей груди. Я слышу твое сердце. Сегодня оно бьется для меня. Я краду каждый его стук, каждый твой вздох.

Сквозь темноту – крики. Праздник все разрастается. Морской дракон, захлебнувшись в черно-огненных волнах, зовет нас – мы сбежали так быстро. Он следил за нами , теперь – отчаявшись – разрыдался. Фонари – соглядатаи ищут – их недреманные очи, не мигая, смотрят на нас, не видя, если они увидят нас, мы падем замертво. Я не хочу умирать – я слишком хочу тебя.

Ты – бильярдный шар на зеленом сукне. Мой удар – точен.

Мои руки скользят по тебе. Ты – лед. Ты жалишь меня. Ты – скользкий и холодный – теперь. Я гашу свои порывы. Ты обнимаешь сильнее – теперь ты боишься меня – я же боюсь растопить пламя – ты готов опалить мои руки.

Ты – неловкий в своей наготе – уверяешь себя самого. “Ты предатель. Предатель. Исчезни”. Я исчезну, но ты – помоги мне. Я слишком слаб. В твоих девственно медленных жестах так много нежности – праздник, подобный лесному пожару – он гудит, он горит, ширится. Замыкает нас в кольцо. Мы повенчаны праздником, и принадлежим лишь друг другу. Я даю тебе волю.

Ты вдруг начинаешь плакать. В занесенной руке – нож. Не жди, я не зажмурюсь. Я хочу, умирая, смотреть на звезды – пусть они скажут мне “до свидания”.

Ты всегда ненавидел играть – паутину неловких прелюдий. А сейчас ты играешь.

Ты уже не огонь. Ты холодная песня ветра грядущей осени.

Полночь так близко. Ты кричишь – нас заметили.

Нож – блеснув как комета – упал у ног – трава, чуть вздрогнув, его приняла. Ты предал меня нежностью – порываешься снова обнять. Я, вырвавшись, встал – я уйду слишком быстро – встал – я уйду слишком быстро – оставив терновнику клок из рубашки. Не обернусь.

Ты не будешь звать. Ты покорно отдашься в руки праздника – меня ему не догнать. Он в досаде будет гладить тебя – ты без сознания так отчетливо верен. И глядя на меня, покрывая тебя поцелуями, он будет жалеть тебя и кричать:

Я предатель своих же иллюзий – мой день – тонкий юноша в белой одежде. Он серьезен и краток в словах. Я люблю его.

У него бирюзовый взгляд, он блондин и всегда поучает.

Я люблю его.

Он со мной постоянно – я слышу его шаги за спиной. Если я ошибаюсь – ему больно.

Я люблю его.

Он хотел быть со мной всегда – я так часто ему лгал. Он вздыхал. Уходил. Все равно возвращался.

Я люблю его.

Его жизнь – анафилактический шок от укуса. Я пытался его спасти. Он всегда меня останавливал.

Я люблю его.

Он пытался быть честным, держа меня на грани безумия – на длинной дистанции. Он бывал так убийственно нежен.

Я люблю его.

Он пытался меня изменить. Он ценил во мне силу и страх – страх перед ним. Его крик отпечатался в лед. Я не смог его растопить.

В белом платье ты ослепительно юн. Из высокой прически апельсиновым соком льется локон. Ты любишь меня дразнить – непослушная девочка. Я, не стесняясь, бью тебя по рукам, обнимая все крепче и крепче, задыхаясь от запаха вишни – целую тебя. Ты, смеясь, отстраняешься – это не робость, не страх, не кокетство – ты боишься помять платье.

Я, накинув тебе на плечи шаль – иней – взяв тебя под руку, сойду по лестнице вниз – двенадцать ступеней тепла – потом – на короткий миг – отдам тебя из рук в руки зиме. Пока она будет тебя целовать, извиваясь, жаля, я пробегусь и усядусь в машину. Ты, наконец расставшись, сядешь со мной отвернешься, смотря в окно.

Так рано темнеет. Ты, не видевший моря, вдруг услышишь его – это метель целует тебя сквозь стекло. Я обещал тебе – мы поедем к морю, если наступит весна.

Твой зеленый обиженный взгляд – я снова груб. Я умею быть нежным, ты это знаешь. Но с тобой быть таким мне не нужно – ты и так мой, и зима это знает.

Мы с тобой так привыкли не жить, просыпаясь каждое утро друг с другом, что уже не боимся друг друга утратить.

Скользкая трасса – грань между жизнью и смертью. Фары – глаза испуганных птиц. Я хочу, чтобы ты меня отпустил, и я смог отдаться холодному ветру – пусть он бьет меня по щекам, оставляя на мне синяки – поцелуи.

Город третий день лихорадит. Он застыл в ожидании праздников – в высшей точке крика.

Одиночество ждет меня шумной толпой и звоном бокалов – мы в центре внимания. Мы так презрительно ярки – так просты. Так смертоносны.

Музыка – наше проклятье – мы скользим струйкой дыма – ты в шелку, кринолине – почти невинный – смеешься опять. Я становлюсь болезненно скуп на слова. Мы закружимся в танце.

Ты как белая губка – впитаешь их взгляды, их восхищение, и позднее – в томной гостиной – на полу у камина, весь в серпантине – будешь кормить меня с ложки собственным светом.

А пока – танцевать.

Мы – истерика тьмы. Ты демон – теперь это видят все. Но они не в страхе – они видят твое совершенство – совершенство свечи в темноте.

Ты так любишь розы – иногда ты, скучая по ним, плачешь. Инфантильный огонь.

Мой медленный яд – твоя холодность. Мы стоим на балконе под снегом. Ложась на твои обнаженные плечи, он не тает. Ты серьезен, торжественен и неприступен – раскинув тонкие руки, гуляешь по бортику. Летишь. Когда ветер тебя подхватывает, снег вокруг превратится в розовые лепестки.

Ты счастлив, ты наконец-то счастлив – ты забыл обо мне. В твоей сущности – лишь левитация и лепестки.

Ветер слишком слаб даже для твоего невесомого тела – ты падаешь. Я тебя подхватил.

В глазах – ни капли благодарности, лишь обида. Я отнял тебя у него. Я заставил предать его.

Твоя жизнь – побег по остриям крыш, последний вздох перед прыжком. Прыжок и полет. У твоей темноты глаза – серые.

Я – блистательный аристократ с утонченными жестами, взглядом надменного сноба и пустотой в словах.

Мы вернемся домой поздно. Я запру дверь. Ты снимешь платье. Мы будем любить друг друга медленно – на этот раз действительно будем любить. Все твои страхи, вся моя высокомерность исчезнут, оставив лишь нежность и дрожь ресниц и холодных пальцев. Между нами не будет преград, не будет обмана, не будет запаха вишни, и снега, не будет тьмы, сомнений, дымки, шелка и вышитых птиц.

Для тебя я стану зимой. Я буду заботлив и холоден – как одеяло из снега.

Умиранье цветка – маленькая смерть мира. Я так устал терять.

На моих руках умирает утро. Оно дышит прерывисто, неглубоко. Оно полыхает рассветом.

На моих руках умираешь ты.

Я тебя не любил. Я раздаривал тебя, растрачивая по мелочам. Я жег тебя, не жалея – ты горел так послушно, так трепетно – так для меня.

А теперь – когда ты потускнел, когда ты – неподвижен и бледен – лежишь на влажных от пота простынях и кричишь чье-то имя – не мое (ты его не знаешь), я жду.

Я – темен и неподвижен – сижу на подоконнике, скрестив ноги и глядя в окно. Улица дышит с тобой в такт – неровно. Зима умирает вместе с тобой. Ты мечтаешь дожить до утра и увидеть весну – она придет завтра. Тогда тебе будет не так больно.

Я вспоминаю твой голос, твой смех, твои тонкие плечи и жесты. То, как ты ненавидел меня и прелестно носил платья из легкого крепдешина. То, как ты боялся меня и боялся жить.

Смерть сидит в углу комнаты на низком стуле – ждет. Она шепчет тебе комплименты – ты привык к ним. Я надеюсь, ты будешь молить ее о пощаде.

Ты слишком горд – ты знаешь, все ее комплименты – правда.

Откинув край одеяла, ты – обнаженный – встаешь.

Я слышу твои шаги. Смерть из своего угла следит за тобой неотрывно. Ты уже не видишь ее.

За окном – сумерки – молочно-серые, всего несколько часов до весны. И тогда, возможно, мы сможем спастись.

Ты подходишь ко мне тихо. Я чувствую твои руки – птичьи лапки. Ты не мог сгореть от собственного пламени. А болезнь сожгла тебя за неделю.

Влажная ладошка – испуганная птица – на моем плече.

- Пусть она поторопится.

- Ляг, поспи.

- Я боюсь засыпать.

- Я с тобой.

- Я тебя ненавижу.

Произнес эту фразу так искренне – так непринужденно, как-будто мы в комнате были одни.

- я хочу тающих рек,- твой голос – робкий, просящий,- я хочу ранних птиц и твоих поцелуев. Я хочу весны.

Я бы мог все это тебе обещать, но ты слишком честен – потому я лишь обнимаю тебя. Я чувствую твой жар и неровные всполохи маленького сердца.

- Я отдам тебе…

- Мне не нужны твои звезды! Я хочу весны!

Твой крик – стая испуганных птиц. Город болезненно морщится – первый дождь уродует снежный покров – не разрушив, нельзя начать строить. На месте твоей постели вырастут маки.

Дождь – харакири неба. Ты – вместе с ним – рыдаешь от боли.

Но вдруг затихаешь. В зеленых глазах – покорность. Ты – огонь в догорающей печке. Зима тебя не отпустит.

- Я хочу весны.

Я отнес тебя на кровать. Заботливо накрыл одеялом. Ты смотришь в потолок – твои губы – сухие как серый асфальт – шепчут “Весна.. весна…”

Услышав, как смерть подошла ближе, я отошел обратно к окну. Она села у тебя в изголовье и – так дерзко – не боясь обжечься – гладит тебя по волосам.

Где-то в доме – я так отчетливо все слышу – начинают бить часы. Удары – их, как и ступеней – двенадцать.

- Весна! Весна! – я кричу. Я зову тебя, чтобы ты подошел и видел вместе со мной. Я хочу заново научить тебя видеть. Теперь ты свободен, и я смогу спасти тебя. Обернулся к тебе.

До весны оставалось четыре часа,

Когда счетчик дошел до нуля.

И я сделаю молча два шага назад,

И часы замирали на тонких руках

У прохожих, чем память бледней.

В их холодных глазах отпечатался страх

Когда утро разгонит тревожные сны,

Я заплачу от прошлых потерь.

Вдруг услышу сквозь стены своей тишины –