(Б. Гребенщиков)

Город как обычно безмолвствовал – огромное молчаливое чудовище с глазами цвета тусклого серебра. Он дышал едва слышно – прерывисто, как умирающий. Мужчина в такси умирал. Он следил за красными нитями – светом фар. Они вспарывали темное тело города. Мужчина не видел практически ничего – машина ехала слишком быстро – лишь отражения скорости – проносящиеся мимо огни.

Таксист, похоже, не обращал ни малейшего внимания на своего пассажира. Мужчина улыбнулся – больше всего он боялся (хоть и не мог себе в этом признаться) безразличия людей – он называл себя мизантропом и циником, но одиночество пугало его.

- Сэр? Вы что-то сказали? – даже не обернулся…

Усмехнувшись, мужчина снова уставился в окно. Эксперимент не удался…

Такси остановилось у его подъезда. Он вышел, бросив водителю какую-то купюру, даже не разбираясь – какую именно. Машина медленно отъехала, оставив мужчину в одиночестве.

Снова в одиночестве.

Мужчина бросил взгляд на наручные часы – 01:01… Самая отвратительная жизнь у человека начинается, когда ему нечего загадать в такой ситуации. Усмехнулся – он не был человеком.

Высоко подняв воротник пальто, он стремительно взбежал по ступенькам и вошел в подъезд. Лифтер приветливо улыбнулся ему – славный парень, улыбается каждому, кто по праздникам сует ему в руку заветную бумажку… А этого жильца лифтер просто боялся…

Скрипя, лифт медленно пополз на седьмой этаж – мужчина прислонился к стене, не сводя внимательного взгляда с широкой спины в форменной ливрее. По тому, как вздрагивали плечи лифтера, мужчина понял, что он чувствует этот взгляд на себе, но не решается обернуться.

- Говорят, погода будет пасмурной,- медленно проговорил пассажир,- эти дни после праздников…

- Да, сэр,- коротко отозвался лифтер.

Кабина наконец остановилась на нужном этаже.

- Доброй ночи, господин Сандзейн,- козырнул лифтер, явно с нетерпением ожидая, когда жилец выйдет из лифта.

- Ночь не бывает доброй,- отозвался Сандзейн,- для меня – никогда.

Он вышел в плохо освещенный коридор. Взгляд, рассеянный и не цепляющийся ни за что, тем не менее, замечал и то, что ковер на полу – претензия на роскошь – кое-где потерт, и то, что дверь соседней квартиры, как всегда, приоткрыта – снова ждут гостей… И то, что в его собственной квартире кто-то есть.

Сандзейн достал из кармана ключи. На пол, вращаясь в воздухе полетел розовый клочок бумаги – он и не помнил точно, как сунул его туда. Секунду размышлял, стоит ли его поднять… Решил, что все же стоит это сделать – хотя бы назло тому, кто сейчас находился в его квартире.

Дверь открылась почти беззвучно, в коридоре было темно. Все еще сжимая клочок бумаги с чьим-то именем и телефоном, мужчина медленно вошел – словно не в свою квартиру, опасаясь столкнуться с чем-то, что пряталось в темноте.

Скинул с плеч тяжелое пальто, не развязывая шнурков, разулся. Глянул на себя в зеркало – сам удивился, какой страх застыл в глубине глаз, в темноте прихожей ставших почти черными. Нечего бояться. Нечего.

Вошел в комнату.

- Здравствуй,- мужчина одним быстрым движением зажег верхний свет. Гость обернулся. Похоже, яркий свет ослепил его. Он выглядел как всегда – сосредоточенным, подтянутым.

- Ты не удивлен?- гость улыбнулся – едва-едва – правым уголком рта.

- С чего мне удивляться?- усмехнулся Сандзейн,- подобное появление – вполне в твоем стиле. Как всегда – при параде… Ты хотел произвести на меня впечатление?

- Нет,- коротко ответил он.

- Врешь,- Сандзейн равнодушно отвернулся от него, садясь в кресло.

Гость остался стоять у окна, не сводя с него взгляда чуть сощуренных голубых глаз.

- В любом случае, видимо, ты не впечатлен,- наконец решился сказать он.

- Зачем ты пришел, Джедайт? Я думал, мы в прошлый раз все уяснили,- ответил Сандзейн.

- Теперь, если хочешь…- как эхо повторил Сандзейн, не переставая улыбаться,- теперь, если хочешь, я задам тебе самый глупый вопрос, какой могу придумать – ты все еще любишь меня?

- Ты же сам говорил, что придумал все вокруг,- голос Джедайта стал тише, словно отдалившись,- что экзистенциальные понятия…

- Ты знаешь слишком много умных слов,- остановил его Сандзейн,- ты боишься говорить просто. Почему бы тебе не ответить Да или нет?

- Слова так много значат для тебя? – Сандзейн понял, что гость все же подошел к его креслу. Он слегка напрягся, ожидая, что тонкая легкая рука сейчас опустится на его плечо. Однако этого не произошло.

- Ты всегда знал, как держать дистанцию между нами, даже когда кончал,- проговорил он,- ты до сих пор слишком хорошо это знаешь. Ты помнишь? Помнишь мои руки?

- Да, руки, ноги и прочие части тела,- ехидно отозвался Джедайт.

- Когда ты просил не останавливаться тогда, твой тон был другим,- ты помнишь это, Джедайт? Кто-нибудь, кроме меня, смог так же удовлетворить тебя. Серьезный, собранный Джедайт, который плакал во время оргазма.

- Зачем ты это говоришь?- насмешка исчезла из его голоса

- Я отвечу, если ты ответишь, зачем ты пришел…

В комнате воцарилась тишина.

- Ладно, раз уж пришел, я скажу – я скучал по тебе,- с этими словами Сандзейн встал с кресла,- идем, я сварю тебе кофе, как ты любишь. В последнее время я пью много кофе…

Он направился к выходу из комнаты, когда теплая рука схватила его за запястье.

Сандзейн обернулся, столкнувшись взглядом с голубым зеркалом глаз Джедайта.

- Да,- медленно и четко выговорил он.

- Ты смелый,- усмехнулся Сандзейн,- за это я и боялся тебя. Хочешь, я расскажу тебе, как люблю я? Я люблю, чтобы она была младше меня, носила длинные юбки и улыбалась с видом невинной девочки. Я люблю – ты помнишь – ужасно люблю отрывать пуговицы. Я люблю зубами развязывать шейные платки. Люблю целовать ключицы, Люблю жесткие волоски внизу ее живота. Люблю долго ласкать ее, не доходя до главного, чтобы она покрывалась липкой холодной испариной, чтобы умоляла меня, как ты никогда не умолял. Чтобы она лежа не шевелясь, когда я вхожу в нее. Я люблю…

- Замолчи…- его голос – твердый и тихий – не сорвался.

- Я человек, Джедайт,- отозвался Сандзейн,- я больше не один из вас. И я больше не боюсь. Когда-нибудь я умру по-настоящему. Разве ты не завидуешь мне?

Джедайт не отвел глаза, продолжая прямо смотреть на него.

- У меня есть цель. У тебя – нет,- наконец ответил он.

- У тебя есть не цель,- улыбнулся Сандзейн, - у тебя есть задание. Если ты сейчас уйдешь, я обещаю навсегда забыть твое имя.

- Я ухожу.

Ощущение отсутствия границ становилось невыносимее с каждым глотком – напиток уже не казался обжигающим, даже не согревал, он просто давал все больше и больше свободы. Высокая женщина медленно подплыла к нему, бесцеремонно уселась на колени. Взяла стакан из его рук, сделала маленький глоток, потом с силой швырнула его об пол – брызги стекла сверкнули в приглушенном свете.

- На счастье,- ее голос был хриплым, глубоким и чувственным. От одного его звука хотелось высвободить ее из узкого гладкого платья…

Она выдохнула сигаретный дым прямо ему в лицо – он даже не закашлялся.

- Ты свободен сегодня? – продолжала женщина,- можешь остаться еще не надолго?

Мужчина усмехнулся…

- Я свободен,- выговорил он.

- Как много смысла в такой короткой фразе,- она затушила сигарету, еще не до конца докуренную, и приблизила свое лицо к его,- ты свободен…

- Как много ума в такой очаровательной маленькой головке,- он сжал руками ее голову, заставив прямо смотреть на себя,- никогда не любил умных. Особенно умных женщин.

Она вырвалась из его хватки, быстро встав на ноги. Вытащила из серебряного подсигара еще одну тонкую длинную сигарету, прикурила.

- Здесь шумно и нечем дышать,- она протянула ему руку,- идем…

Он покорно встал.

Хозяйка салона – мадам Бофдамм – называла эти комнаты покоями для гостей – ее гости часто захаживали туда. Здесь было совсем мало мебели – лишь просторная кровать. Сандзейн и раньше часто бывал здесь, но обычно очень смутно припоминал эти визиты.

Женщина села на покрывало и сквозь темноту посмотрела на него снизу вверх.

- Ну что,- он не ощущал ни капли неловкости, но знал, что женщин обычно очень возбуждает, если мужчина в первый момент делает вид, что стесняется,- зажечь свечи? Попросить прислугу принести шампанского? Или…

- Подойди ко мне,- меж ее тонких пальцев в фиолетовых перчатках дымилась сигарета. Когда Сандзейн приблизился, свободной рукой женщина требовательно заставила его сесть рядом с собой.

- Ты такой…- она остановилась, расстегивая верхнюю пуговицу его рубашки,- такой странный… Мне кажется, я совсем не знаю тебя…

- Мы знакомы около трех часов,- он помог ей расстегнуть следующие несколько пуговиц,- ничего удивительного…

- Я обычно вижу мужчин насквозь,- улыбнулась она, спуская рубашку с его левого плеча.- с первого взгляда знаю, кто они… А ты…

- Все женщины такие,- он окончательно скинул рубашку,- считают, что разбираются в тех, с кем спят. Кончай болтать…

- Давай проведем эксперимент,- она отстранилась от него, одной рукой слегка лаская его обнаженную грудь. Затем женщина наклонилась и поцеловала его чуть ниже ключицы.- маленький эксперимент…

Она быстро снова отпрянула от него и одним неуловимым движением воткнула кончик зажженной сигареты в то место, куда только что целовала. Сандзейн дернулся, но не вскрикнул. Женщина прямо смотрела ему в глаза.

- Больно?- наконец хрипло спросила она, отнимая сигарету от его груди.

Он опустил глаза, глядя на след от ожога. Боль была резкой, но мгновенной, и сейчас он ощущал лишь ее отголоски. Женщина аккуратно стряхнула пепел с ожога.

Кожа под ним была чистой – без единого следа прикосновения горящей сигареты.

- Я знаю тебя,- она опустила одну лямку своего платья.- теперь знаю…

Мужчина похолодевшими пальцами помог ей избавиться от платья.

- Ты не боишься меня,- в его тоне была неуверенность, но женщина четко почувствовала, что он играет – мужчина прекрасно знал, что она ответит.

- Боюсь,- она откинулась на покрывале, слегка раздвинув ноги.

Сандзейн встал, расстегивая ремень на брюках.

- Я не помню,- проговорил он,- я ничего не помню…

- Иди сюда.

Неожиданно он остановился. Женщина, распахнув глаза, удивленно посмотрела на него.

- Как тебя зовут?- тихо спросил Сандзейн.

Она не ответила, продолжая тяжело дышать. Теперь она стала как раз такой, как он любил – напуганной, и в своем страхе почти невинной. Лицо – блестящее от пота – в темноте казалось матово-белым как у фарфоровой куклы – он любил кукол. Особенно живых.

- Все это бессмысленно, дорогая,- он ласково, с трепетной нежностью, погладил ее по щеке почти отеческим жестом. Она откинула его руку, садясь и отворачиваясь.

- Я забыл что-то очень важное, что-то…- Сандзейн оборвал сам себя, вставая с постели.- я потерял кого-то…

В этот раз он ушел из салона удивительно рано для себя – решил пройтись пешком. На улице было довольно холодно, но Сандзейн не надел пальто, неся его на сгибе руки.

Он шел, считая шаги, словно вознамерившись измерить в них город. Шел, опустив голову, не глядя на встречных прохожих, но зная, что они смотрят на него – в их взглядах он чувствовал себя в безопасности.

Сандзейн остановился у цветочного латка. Несколько секунд стоял, бездумно глядя на разноцветные букеты. Он помнил, что раньше – когда-то давно – любил дарить цветы… Вот только кому?..

- Я могу вам помочь?- голос продавщицы вывел его из задумчивости. Мгновение он смотрел на нее внимательно и прямо. От неловкости она немного покраснела и улыбнулась – улыбка вышла натянутой и неестественной.

- Астры,- наконец ответил он,- мне нужны белые астры. Двенадцать штук.

- Двенадцать?- переспросила продавщица,- вы уверенны?...- она осеклась, глядя на него,- да, конечно, двенадцать белых астр… Вам завернуть?

У астр были слегка шершавые влажные стебли. Цветы почти совсем не пахли, Сандзейн крепко сжимал их в руке, прикрывая другой рукой от ветра. Он не знал, кому несет эти цветы, но этот ритуал – защита белых нежных лепестков от дыхания города – дарило ему восхитительное чувство, схожее с тем, которое посещало его за секунду до оргазма – чувство, что вот-вот нечто должно произойти – нечто судьбоносное, нечто, что вернет память…

Память?

Сандзейн быстро поднялся на свой этаж, не обращая внимания ни на что вокруг, резко открыл дверь, вбежал в темную прихожую, сбив пустую вешалку, готовый уже выкрикнуть имя того, кто ждал его.

Слова застыли у него на губах, когда он с убийственной ясностью осознал, что в квартире, кроме него, никого нет. Медленно, не включая свет, он пересек комнату, коснулся рукой занавески. Здесь его кто-то ждал… Не дождался и ушел…

С балкона было видно не очень далеко – всего седьмой этаж… Небо было непроницаемо черным – душным и низким, хотелось чего-то добавить, немного разрядить эту темноту.

Пальцы Сандзейна сами собой оторвали несколько белых лепестков.

Ему нравилось вырезать на руке ножом треугольники и смотреть, как они медленно наполняются кровью – через несколько минут от этих порезов не оставалось и следа.

Однако, когда ночной посетитель вошел в незапертую дверь его квартиры, он смеялся. Гость пересек комнату, останавливаясь в двух шагах от дивана, на котором, развалившись, вольготно лежал Сандзейн.

- Ты выбросил мои цветы,- вместо приветствия проговорил посетитель,- ты же знаешь – я люблю астры…

- Сегодня я купил четыре белые лилии,- Сандзейн старался не смотреть на него, подавляя в себе волны истерического смеха,- они были так отвратительны… Меня чуть не стошнило, пока я донес их.

- Ты ведь не мне их купил?- с усмешкой спросил его собеседник.

- Ненавижу похороны…- Сандзейн попытался встать, но, покачнувшись, еле устоял на ногах – гость подал ему руку, помогая остаться в вертикальном положении. Немного утвердившись на ногах, Сандзейн с раздражением оттолкнул ее.

- Он был славным малым,- в шкафу за дверцами стояла бутылка с прозрачной жидкостью и два высоких стакана,- пьяницей и философом. Переводил Хайдеггера на китайский и итальянский, а по вечерам, спорил с Гегелем о положении звезд…

Резко развернувшись, Сандзейн схватил гостя за плечи.

- А я не помню звезд, понимаешь, не помню… Я заново отстраиваю свою память… я не помню…

Посетитель спокойно высвободился из его хватки.

- Интересно, успел ли он умереть до того, как соприкоснулся с асфальтом?- Сандзейн достал бутылку и стаканы из шкафа и поставил их на журнальный столик у дивана,- садись, раз пришел, помянем всех их…

- Пить холодное сакэ стаканами из бутылки,- гость отошел от него на шаг,- это так на тебя похоже…

- Иногда мне кажется, я начинаю вспоминать тебя,- медленно проговорил Сандзейн,- знаешь – так бывает, придет какая-то мысль, и ты вроде еще не успел ее как следует подумать, а она уже есть – сверлит своей неопределенностью… Или если ты утром вдруг натыкаешься на какой-то предмет взглядом и понимаешь, что ночью видел прекрасный сон, но никак не можешь его вспомнить….

- Невозможно,- покачал головой гость,- ты попросил – и я ушел…

Сандзейн попытался поднять на него глаза, но не смог – остановился взглядом на тяжелых портьерах на окне…

- Но ведь ты же здесь…

- Я оказался слабее, чем думал,- гость смотрел на него внимательно и прямо, и Сандзейн чувствовал его тяжелый взгляд,- ты изменился, но остался прежним – мне жаль, что я не могу лишить памяти и себя тоже…

- Ты жестокий,- Сандзейн даже улыбнулся этой мысли,- ты так верен себе…

- Боюсь, я верен тебе,- ответил гость.

Сандзейн тяжело вздохнул – комната вращалась перед его глазами, обои в полоску казались натянутыми дрожащими струнами. Сандзейн подошел к стене и коснулся их рукой – несколько струн лопнуло с оглушительным звоном.

- Почему мне совсем не больно?- он смотрел на капельку крови на указательном пальце – гость подошел к нему, взял его руку и теплыми мягкими губами убрал ее.

- Почему так больно мне?- в тон Сандзейну ответил он.

- Я хочу утолить твою боль,- Сандзейн не решился взять его руку, даже попытаться заглянуть ему в глаза.

- Ты спрашивал, завидую ли я тебе,- гость отстранился от него, снова отходя на безопасное расстояние,- теперь я могу ответить – да.

- Это слово всегда было самым сложным для тебя,- пробормотал Сандзейн.- это я помню.

Гость опустился на диванные подушки. Сандзейн теперь пристально следил за каждым его движением, за каждым мимолетным жестом. Секунда за секундой – паузы между ударами сердца – он вспоминал. Он видел уже эти опущенные глаза под светлыми ресницами, эти белые руки

- Ты не искал, не сопротивлялся, когда у тебя отбирали тебя самого,- гость аккуратно расстегнул верхнюю пуговицу на своей одежде,- зачем же теперь так много вопросов? Ты никогда не был многословным. Или ты тоже решил умереть…

- Умереть?- Сандзейн повторил это слово, смакуя каждый звук,- умереть для тебя.

- Это несложно,- гость скинул с плеч серый форменный китель – Сандзейн теперь твердо знал, что по-другому просто не может быть. Он стремительно приблизился, сел рядом.

- Ты хочешь меня?- в вопросе не было смысла, но Сандзейн знал, что не может не задать его.

- Я устал от жизни, если тебе уготован такой великолепный подарок…

В свете электрической лампы его гибкое белое тело светилось. Сандзейну на ум пришли строчки каких-то стихов – струны обоев теперь наконец-то пели в унисон.

- Помнишь,- гость смотрел прямо на него, мешая Сандзейну отвести взгляд, даже прикрыть веки,- помнишь теперь, кто я? Я обещал уйти навсегда, но не сдержал слова. Убей меня.

- Я не могу…

В каждом его движении было столько знакомой неуклюжести, столько неловкости – Сандзейн пытался быть осторожным и нежным, но казалось, хрупкое белое тело все равно вот-вот разлетится в его руках. Рассыплется снегом. Или обрывками бумаги.

- Я помогу тебе,- гость наклонился к нему, приблизив свои губы к самому его уху,- я помогу тебе вспомнить звезды. Я помогу тебе вспомнить каждый твой ночной кошмар, каждую каплю слез – тех, что ты пролил, когда не понятно уже было, чьи они – твои или мои, я помогу тебе вспомнить каждый твой день, каждый выдох и каждое слово…

Белый мираж был ужасающе близким и трепетным.

- Ты мой последний блистательный грех.

Шум улицы ворвался сквозь разбитые окна – Сандзейн и не заметил, как видение белой стремительной птицей вырвалось из его рук и вылетело сквозь холодные стекла. Тошнота и холод нахлынули оглушающее внезапно. Сандзейн повалился на пол, перевернулся на бок. Из груди его вырвался лишь короткий сдавленный стон.

Горничная приходила убираться каждое утро – господин из 7Д всегда уходил ровно в одиннадцать, оставляя ключ у портье в холле.

На этот раз дверь в квартиру была открыта настежь – накануне господин вернулся с похорон какого-то своего друга, и велел не беспокоить его до полудня, а сейчас на часах было уже половина первого. Горничная вошла, прикрыв за собой дверь.

Первое, что она увидела, было коричневое пальто, скомканное валяющееся в углу – значит, господин еще не ушел… Она аккуратно повесила его на вешалку, и лишь после этого решилась позвать хозяина.

- Мистер Сандзейн! Я не побеспокою вас, если приберусь здесь?

Ответа не последовало. И горничная отважилась-таки пройти вглубь квартиры.

Это коса нашла на камень…

Больничный коридор был полон серых беззвучных теней. Сандзейн вышел из палаты, держась за шершавую стену. Ему хотелось стать тенью – медленной, даже неповоротливой, но в то же время легкой и невесомой.

Очнувшись в комнате с душными белыми стенами за несколько минут до рассвета, он был разочарован – ему снова не удалось умереть. Голубоглазая темнота медленно нехотя уходила из его тела – сила и боль возвращались. К вечеру он пришел в себя настолько, что смог встать с постели – естественно, это было строго-настрого запрещено, но, видимо, именно из-за этого Сандзейн поднялся и вышел в коридор.

От сквозняка босые ноги вскоре замерзли, но он не обратил на это внимания. Серые тени без лиц проплывали мимо него, иногда задевая словно легкими крыльями. Сандзейн чувствовал, что воздух вокруг буквально звенит от страха смерти. Серые тени, даже почти неживые, из последних сил цеплялись за жизнь – для них она была понятной, даже если полной боли и мук. А смерть они не знали. Сандзейн чувствовал, как каждый из них почти истерично кричит в пустоту умирания: “Нет! Оставь меня! Оставь мне хотя бы мою последнюю боль!”, и, выцарапывая у смерти последние секунды – хоть одну, еще хоть одну – они, даже говоря всем, что хотят освободиться от мучений, упрямо жили дальше.

А Сандзейн знал, что такое смерть, и не мог ее дождаться.

- Мистер Сандзейн,- окликнул его женский голос.

Эта тень была белой в голубую полоску – медсестра в больничном костюме.

- мистер Сандзейн, я с ног сбилась, пока искала вас,- в ее голосе он услышал дежурное волнение и упрек – так прилежная мать ругает послушного ребенка,- зачем вы встали?

Ее маленькая, но сильная рука взяла его под локоть – он не сопротивлялся.

В палате было душно и холодно. Медсестра уложила его в постель и заботливо накрыла одеялом – тяжелым и отвратительно пахнущим лилиями.

- Отдыхайте, мистер Сандзейн,- от ее улыбки, казалось, воздух еще больше сгущался, и мужчину начало клонить в сон.- доктор Такамуро сказал, вы быстро идете на поправку… Мало кто так быстро приходит в себя после такой большой передозировки… Зря вы так…

Глядя на нее из-под тяжелеющих век, он не мог даже ничего ответить – проклятая болтливая шлюшка, я же знаю, как ты на меня смотришь… Ужасное раздражение вкупе со смертельной усталостью ударило ему в голову.

- Мистер Сандзейн?- в ее голосе появились нотки беспокойства,- у вас глаза слезятся… вам плохо?..

Столько, сколько он помнил себя, он пытался доказать самому себе – окружающие и так в это беспрекословно верили – что он – человек. Что он – существует. Однако жизнь (вернее, ее бесконечность и вечно затягивающиеся раны) утверждала обратное.

- Вы знаете,- ни с того, ни с сего заговорил Сандзейн,- я умею составлять астрологические прогнозы.. Хотите, я прочитаю ваше будущее по звездам?..

- Хотите, я позову доктора, мистер Сандзейн?- заботливо в ответ спросила медсестра,- у вас, похоже, опять галлюцинации…

- Я устал, я буду спать,- эту фразу он произнес невнятно, почти неслышно.- вы знаете, что если человек умирает, его звезда гаснет, а если засыпает – всего лишь заходит за горизонт.

Она услышала его.

- Да вы поэт, мистер Сандзейн,- проговорила медсестра с улыбкой.

- Вовсе нет. Я бездельник…

- Значит, прирожденный поэт,- она, похоже, ждет, когда можно будет улучить момент, вклиниться в бессмысленный поток его болтовни и воткнуть ему в руку иглу с успокоительным.

- Поэтами не рождаются. Ими только умирают.

Холодная игла все-таки вошла в него, разливая по телу леденящее чувство покоя – сон был маленькой смертью…

- Одна спасенная жизнь стоит тысячи взорвавшихся звезд,- его слова уже никто не услышал – медсестра вышла из палаты, оставив его умирать.

Дверь приоткрылась беззвучно, и посетитель вошел в палату.

- В этом весь ты,- сквозь полудрему проговорил Сандзейн,- ты входишь через дверь, даже если секунду назад появился прямо за ней, а вполне мог бы материализоваться и здесь. Зачем так все усложнять.

Посетитель медленно приблизился к постели и сел на самый ее край – так – догадался Сандзейн – чтобы, если он даже попросит, гость не мог дотянуться до его руки.

- Ты обманываешь сам себя и неправильно все делаешь,- печально проговорил посетитель.

- Не тебе судить, Джедайт, ты отказался от моей памяти,- почти резко отозвался Сандзейн.

- Когда я узнал, что с тобой произошло, я даже немного удивился,- продолжал Джедайт,- хотя, наверное, от тебя этого следовало ожидать.

- Удивился?- ехидно переспросил Сандзейн,- и испугался, наверное, что я умру, и ты больше не сможешь приходить ко мне в моих наркотических снах и показывать, насколько ты лучше меня, свободная личность с целью в жизни…

- Испугался? Нет,- спокойно ответил посетитель,- я слишком хорошо знаю тебя – действительно знаю, кто ты на самом деле. Даже если ты сам не хочешь этого признать.

- Когда я проснусь, я снова тебя не вспомню,- усмехнулся Сандзейн,- ни тебя, ни этих слов. Ты – Мастер Иллюзий. А я – их раб.

- Ты слишком силен, чтобы быть рабом,- покачал головой Джедайт,- только сила твоя спит. Она, как и ты, не может умереть.

- А что если я снова приму слишком много? Или, как тот философ, прыгну с крыши небоскреба?- Сандзейну захотелось смеяться – эта словесная война сама была как наркотик, тяжелый, вызывающий привыкание наркотик,- что ты тогда скажешь?

- Тебя снова откачают,- спокойно ответил Джедайт,- а то, что, ударившись об асфальт, ты уже через несколько минут сможешь подняться на ноги, газеты назовут чудом.

- Но это не будет чудо?- тихо спросил мужчина.

- Чудес не бывает,- ответил Джедайт,- только иллюзии.

- Вся моя жизнь – это фотоальбом, собрание застывших кадров, таких похожих на действительность, но не настоящих,- навалившаяся усталость мешала ему говорить,- зачем ты приходишь? Зачем в прошлый раз ты дразнил меня.

- Я приходил просить тебя вернуться,- отозвался Джедайт.

Эта фраза прозвучала так непринужденно, была так похожа на пустое продолжение разговора, что Сандзейн сперва даже не понял, какое значение она имела на самом деле.

- Нет,- ответ получился тихим, но все равно слишком решительным,- я – человек.

- Если ты вернешься – я обещаю – у тебя снова будут звезды,- Джедайт опустил глаза на свои руки в белых перчатках (Сандзейн помнил, что больше всего, раздевая его, он любил снимать именно перчатки).

- Ты не можешь этого обещать,- сквозь почти истерический смех проговорил Сандзейн,- ты всего лишь господин галлюцинаций. А я хочу настоящего…- он замолчал, отворачиваясь,- хочу настоящего…

- Если хочешь, я останусь с тобой,- голос Джедайта был ровным и холодным,- подожду, когда ты уснешь…

Сандзейн удостоил его ответа:

Вечер был в самом разгаре – почти все приглашенные со своими спутниками уже прибыли. То, что Сандзейн явился на прием без пары, вовсе не было проблемой – большинство дам в комнате отдали бы что угодно, лишь бы поменять своего партнера на него. Он выбрал одну из них – совсем еще юную, но со взглядом прожженной стервы.

Они сбежали из зала, взявшись за руки – девушка смеялась в ладошку, как невинная школьница – Сандзейн знал, что, может быть, она и девственница, но уж никак не невинная…

В его машине она села на переднее сидение и быстро пристегнула ремень.

- Зачем это?- спросил он, садясь за руль,- тебе будет неудобно.

- А ты знаешь, что это место называют “место смертника”?- в ее голосе наконец-то начали звучать детские нотки – похоже, она действительно панически боится умереть…

Сандзейн усмехнулся и завел мотор.

- Куда мы едем?- безразлично спросила его спутница.

- Я хочу кое-что тебе показать, дорогая,- с улыбкой ответил он.

Она коротко кивнула и отвернулась к окну – в этот момент – мужчина заметил это – она действительно стала похожа на маленькую девочку, и он даже на мгновение почувствовал себя этаким отцом семейства, везущим дочь на занятия в частную школу… Ощущение это было так отвратительно, что ему смертельно захотелось, чтобы эта девчушка сделала что-нибудь…

Она, похоже, услышала или угадала его мысли.

Маленькая ручка легла ему на бедро и, слегка погладив, делясь своим похотливым теплом, поднялась выше, прикоснулась сквозь ткань к его члену.

- Ты возбужден,- из-за скудного освещения и косметики было не видно – покраснела ли она, но Сандзейн подозревал, что нет,- я не мешаю тебе вести? Там, куда ты меня везешь, я смогу показать тебе то, что я умею?

- Я покажу тебе то, что умею я,- коротко ответил он – на ее ласки отвечало лишь его тело, сам он все еще ничего к ней не испытывал – даже вожделения. Она была всего лишь маленькой девочкой, пытающейся играть в игрушки для взрослых , словно нарядившейся в мамино платье и туфли…

В этом районе здание, у которого они остановились, было самым высоким – деловая часть города в этот час, естественно, кишела народом, но именно здесь почти никого не было.

Они поднялись на последний этаж на лифте. На крыше здания располагался цветник, и дверь в него была всегда открыта - правда, мало кто заходил сюда.

Сандзейн и его спутница сели на скамью между цветущих кустов – в это время года уже темнело довольно рано, и с высоты многоэтажного здания можно было даже разглядеть звезды сквозь плену городского смога.

- Зачем мы ушли с приема?- капризно ответила она,- я думала, мы поедем к тебе домой. А здесь холодно - я простужусь. К тому же, там, на приеме было такое приятное общество…

- Святые, прожигатели жизни, - отстраненно, словно не слыша ее, проговорил Сандзейн,- мученики собственного тщеславия. Элита среди изгоев. Зачем они нужны, если есть звезды?

- Ты же сказал, это вовсе не звезды,- зевнув, спросила она.

- Звезды более реальны, чем мир этих блистательных снобов, этих двигающихся манекенов,- отозвался он,- однажды в каком-то магазине одежды я долго смотрел на манекен, и мне стало казаться, что это он один движется, а все вокруг – покупатели, продавцы, даже я сам – стоят неподвижно…

- Ты странный,- ее ручка снова скользнула по его бедру – она явно любила начинать издалека – потом наконец легла на пуговицу на его брюках.

- Я болен, я смертельно болен,- сказал он.

Ее рука тут же отпрянула от него.

- У тебя СПИД?- тихо-тихо спросила она,- я слышала, ты балуешься наркотиками… Говорят, почти все наркоманы…

- Моя болезнь страшней,- улыбнулся он,- физически я абсолютно здоров… я уже всем переболел – осталось лишь много незаживающих ран… Но ты их не увидишь.

- Бедненький,- она улыбнулась в ответ и снова вернулась к его брюкам,- хочешь, я попробую залечить твои раны?

Она медленно сползла на пол, устраиваясь между его коленей, расстегивая молнию на его брюках и освобождая его член.

Сандзейну вдруг захотелось резко и грубо отыметь ее в рот, чтобы она давилась его семенем, чтобы уголки ее губ треснули и начали кровоточить, чтобы она…

Он покорно отдался ее плавным движениям – девочка очевидно знала, что делать.

- Сколько тебе лет?- задумчиво спросил Сандзейн – дыхание его ничуть не сбилось, хоть дело и шло к неминуемой разрядке. Он давно заметил за собой, что с недавних пор сексуальное наслаждение стало для него почти рутиной – он точно знал, когда кончит, точно знал, какие чувства родятся в нем в этот момент, точно знал, как будет улыбаться партнерша.

Он смутно помнил, что раньше все было по-другому, смутно помнил восторг, от которого хотелось кричать, наслаждение от каждого момента близости, от каждого прикосновения, когда крики, стоны, даже учащенное дыхание партнера смешивались с его собственными, причиняя почти физическую, но такую сладкую боль.

Девушка не успела отстраниться, и Сандзейн кончил ей в рот. Она, с кроткой улыбкой, проглотила.

- Мне девятнадцать,- снова садясь рядом с ним на скамью, проговорила она – Сандзейн встал, застегивая брюки, и улыбнулся – надо же, действительно, профессиональная шлюха, даже слышит и запоминает, что у нее спрашивают…

Он медленно подошел к бортику крыши – не слишком высокому, доходящему ему лишь до груди, подтянувшись на руках, вспрыгнул на него и сел, свесив ноги с той стороны.

Он хотел что-то спросить у нее – может быть, как ее зовут, но в этот момент заметил…

На пустом тротуаре стоял человек. В высоты Сандзейн не смог как следует его рассмотреть – он видел лишь, что это мужчина, одетый во что-то серое, светловолосый, довольно высокий. Он стоял на асфальте, задрав голову вверх.

Естество Сандзейна пронзило одновременно два чувства – восторг от ощущения того, что вот-вот нечто должно произойти, и страх упустить момент, словно это был его последний шанс.

Он встал на бортик. Ветер подхватил его волосы.

Когда Сандзейн сделал решительный шаг с крыши, он услышал лишь испуганный женский крик за спиной – он уже не помнил, кто это кричал.

Полет (или падение?) длился всего несколько секунд – Сандзейн приземлился на ноги, лишь слегка прикоснувшись рукой к асфальту. Тело его пронзила мгновенная ослепительная боль, но она тут же отступила, и он сумел выпрямиться.

Тротуар был пуст, но серая тень ускользала в темноту безфонарного переулка.

Сандзейн бросился следом, на едином дыхании пересек мрак, наконец врезавшись в толпу. Люди шли навстречу друг другу, похоже, совсем не обращая на него внимания – серая тень скользила между ними легко, никого не задевая, Сандзейн несся за ней вслед, почти на каждом шагу налетая на кого-нибудь.

- Подожди!- резко выкрикнул он, чувствуя, что уже начинает задыхаться,- постой! Это же я!

Наконец снова вырвавшись из толпы, он остановился, оглядываясь по сторонам – грудь щемило, дышать было тяжело. Сандзейн медленно опустился на мостовую…

- Ты – моя галлюцинация, мой серый ангел-хранитель,- слова сами приходили ему на ум, но были удивительно точны,- я не звал тебя… Кто же ты…

Чья-то легкая рука легла ему на плечо, потом захватила одну прядь его волос. Он не решился поднять голову и посмотреть, кто это.

- Если ты не можешь подойти ближе,- сквозь зубы процедил он,- то лучше уходи. Ты сильный – ты можешь…

Мир вокруг был старым черно-белым фильмом – люди – одинаковые, бесцветные, молчаливые – окружали его. Он едва видел их – он знал, повернув голову в любую сторону, он увидит одни и те же лица – серые и сосредоточенные.

Он сидел за столом, располагавшемся совсем близко к подиуму. Сандзейн с ироничным вниманием наблюдал за тем, как на сцене медленно раздевается высокая светловолосая девушка.

Гибкая белая змея наконец избавилась почти от всей одежды, оставшись лишь в тоненьких трусиках-паутинке. Большая (очевидно не совсем естественная) грудь показалась Сандзейну не слишком привлекательной – гораздо красивее была плавная борозда, начинавшаяся между грудей и опускающаяся к пупку. Некоторое время он сосредоточенно смотрел именно туда. Покачивая бедрами в такт музыке, девушка спустилась с подиума и направилась прямиком к нему. Сандзейн отодвинулся от стола и улыбнулся ей. Девушка ответила на эту улыбку и остановилась в нескольких шагах от него. Повернулась спиной и наклонилась вперед. Протянув руку, он коснулся ее гладких теплых ягодиц. Девушка, не поворачиваясь, сделала несколько плавных движений, приближаясь к нему. Наконец она уселась к нему на колени.

Впервые в жизни, пожалуй, он почувствовал что-то настоящее – ее похотливый профессиональный взгляд был настоящим – по-настоящему пустым, но в то же время убийственно-требовательным.

- Приватный танец, милый?- слегка хриплый, грудной голос.

Не отвечая даже кивком, он погладил ее грудь – такой размер никогда особо не привлекал его – Сандзейну нравилось, чтобы грудь умещалась в руке.

- А отдельные кабинеты у вас тут есть?- отозвался он.

- А у тебя хватит денег?- насмешливо спросила она.- мы ведь не проститутки, мы – танцовщицы.

- За сегодняшний вечер мне предстоит увидеть еще не один танец – через час начинается представление русского балета,- ответил он,- так что вопрос в том, хватит ли у меня времени.

В “отдельном кабинете” все было именно так, как он себе представлял, это настолько соответствовало его ожиданиям, что даже начинало казаться, что вся комната – действительно лишь плод его воображения. Он в точности знал, как девушка будет себя вести – пройдет вперед, сядет на кровать, скажет “У тебя час, милый..” и, хищно улыбнувшись, закинет голову назад…

Он грубо схватил ее за руку и дернул к себе, она не успела даже вскрикнуть, когда он с силой впился ей в губы. Оторвавшись, успев заметить, что с уголка ее рта начинает стекать капелька крови, он рывком бросил ее на кровать, распахивая халат, который девушка успела на себя накинуть и грубо разрывая трусики-паутинку. Одним резким движением он овладел ей.

Все было кончено за несколько секунд (возможно, прошло больше времени, но Сандзейну показалось, что кончил он уже через мгновение после того, как начал).

Он встал, оставив ее лежать, раскинувшись на кровати из розового плюша. Достал из кармана брюк бумажник, аккуратно отсчитал ровно такую сумму, какую она назвала в начале, прибавил еще две купюры – чаевые - и бросил деньги на кровать – попал точно на живот девушки, прикрыв такую возбуждающе-прекрасную бороздку между грудей.

Одним рывком Сандзейн распахнул окно, занавешенное такими же мягкими розовыми, как и покрывало, занавесками. Встал на подоконник и, не задумываясь, спрыгнул вниз с четвертого этажа.

В ложе он сидел рядом с престарелым президентом какой-то крупной компании – близким другом его отца – и его дочерью – полной темноволосой девушкой, явно часто бывающей в театрах – на ее лице была маска добропорядочного заинтересованного кокетства – однако было очевидно, что она чаще смотрит на Сандзейна, чем на сцену.

Наконец, когда раздался второй звонок, она томно опустила округлую белую руку на бортик ложи, обратила взгляд своих круглых карих глаз на Сандзейна и томно пропела:

- Вы уже видели этот балет, господин Сандзейн,- ее томность в корне отличалась от томности стриптизерши – в ней чувствовалась холеная гордыня,- говорят танцор, исполняющий главную партию – настоящий гений…

Сандзейн улыбнулся ей дежурной улыбкой.

- Я не часто бываю в театрах, сударыня,- ответил он,- меня больше привлекают словесные жанры. И русских поэтом я люблю гораздо больше, чем русских балерин.

- Вы увлекаетесь поэзией?- казалось, она слышит об этом впервые, но Сандзейн был точно уверен, что это не так,- и какие же стихи вы любите?

- О любви, моя дорогая,- улыбнулся он,- говорят, русские с их мессианской гордыней написали лучшие в истории стихи о любви.

- Любимая,- отозвался Сандзейн.- в России так называют тех женщин, кого любят больше всего.

В зале погасили свет, и началось представление – в этот вечер давали Щелкунчика.

- Вам плохо, господин Сандзейн?- опасливо спросила она.

Он хотел ответить, что все в порядке, но в этот момент человек на сцене поднял на него глаза и улыбнулся.

Все вокруг исчезло – Сандзейн не понял, как он оказался на сцене и почему его никто не остановил – перед его глазами промелькнула лишь короткая вспышка, и в следующий момент он уже стоял посреди замерших танцоров. Кто-то из них бросился к нему – Сандзейн неплохо знал русский, а потому понял, что именно ему говорят. Однако ему было уже, в сущности, все равно.

Он видел, как люди в зале растерялись, не зная, как на это реагировать – человек на сцене появился как из-под земли, а вдруг это – тоже часть представления? Но зачем портить им классический балет?..

Сандзейн не видел никого. Он одним движением руки отшвырнул от себя бегущего к нему танцора так, что его хрупкое тонкое тело отлетело к дальней стене за сценой, ударилось о нее и сползло на пол. Остальные не решились приблизиться к нему. Сандзейн, стоя лицом к залу, спиной чувствовал на себе взгляд того, кто притаился в тени декораций.

Он поднял правую руку, ощутив между пальцами обжигающее тепло – над его ладонью собирался сгусток огня – он этому даже не удивился. Во всем его теле родилась странная темная сила, он чувствовал это каждой клеточкой своего бытия – казалось, небо треснуло, и теперь Сандзейн наконец-то видел звезды – такими, какими раньше видел их всегда.

- Я возвращаюсь, Джедайт,- прошептал он,- я возвращаюсь с тобой.

Он медленно обернулся - позади него, у декораций, уже никого не было.

Обессиленного сумасшедшего вывели из здания театра с черного входа. К танцору, получившему серьезную травму спины, вызвали скорую, но уже через пол часа представление продолжалось.

Гулкие шаги отразились от стен коридора. Врач с ассистенткой совершали вечерний обход.

- А что вы думаете по поводу того, сегодняшнего,- наконец решившись нарушить гулкое молчание, спросила помощница,- по-моему, интересный случай…

- Ничего интересного,- отмахнулся врач,- кроме полного упадка сил у него никаких телесных повреждений, бред преследования и патологическая тяга к суициду. Видимо, бывший наркоман, не до конца завязавший… А так – ничего особо примечательного. Видимо, когда он немного оклемается, его от нас переведут. Ему скорее нарколог нужен, чем психиатр…

- А как быть с тем, что случилось в театре,- не унималась помощница,- говорят, он появился ниоткуда посреди сцены, одним движением руки откинул от себя танцора так, что у того, похоже, перелом позвоночника, а потом обернулся к залу, а в руках у него было что-то вроде сгустка пламени…

- Тому, кто это говорит, скорее всего тоже требуется наша помощь,- иронично отозвался врач,- не думаю, что это массовая галлюцинация – видимо, все произошло слишком быстро, а молва приписала к реально произошедшему массу новых подробностей. На сцену он просто выбежал – наверно, миф о его появлении придумала охрана, не желая признаться, как они могли его пропустить. Чтобы травмировать субтильного балеруна много силы не надо… А сгусток пламени… Это вообще ерунда какая-то…

- Не слишком убедительно, доктор, вы не находите?- тут же отреагировала сестра.

Врач смерил ее презрительным взглядом, но ничего не ответил.

Голова была убийственно, но так благословенная пуста и легка. Со своего места Сандзейн мог видеть только маленький, темно-бирюзовый кусочек вечернего неба. Здесь – в тесной, удушающее-белой комнате – не было слышно города, но Сандзейн был совершенно уверен, что он оплакивает его, ища повсюду, но не находя нигде – Сандзейн хотел подать ему знак, но не мог пошевелиться – и потому лежал, глядя на осколок неба в маленьком окне, ожидая – может быть, хоть сегодня взойдет хоть одна звезда.

Его вечный противник появился на этот раз прямо рядом с его кроватью.

- Что случилось?- ехидно, не дожидаясь, пока гость заговорит первым, спросил Сандзейн,- на этот раз дверь в палату заперта? Ты считаешь это не солидно – ходить сквозь стены. Ну да, конечно же, так ты становишься похож на простой призрак… демон первого уровня, нефизическая субстанция…

- Ты вдруг решил вспомнить школьный курс демонологии?- в тон ему отозвался посетитель,- помнится, ты никогда не был отличником…

- Я, кажется, начинаю вспоминать…- Сандзейн продолжал, не отрываясь, смотреть на небо в окне,- отвратительное ощущение. Как будто все, во что ты до сих пор так отчаянно верил, в одно мгновение рухнуло, и на его развалинах начинают пробиваться полевые цветы…

- И во что же ты верил, интересно,- гость сел на край его кровати, и – Сандзейн вдруг почувствовал это – протянул к нему руку, словно собираясь погладить по голове, но тут же отдернул ее,- в этот город, полный бессильных, глупых, одинаковых людей, может быть, в этот твой фальшивый насквозь “высший свет”? Или в то, что если ты примешь достаточно галлюциногенов, я приду и начну читать тебе нотации, пока ты будешь лежать и безучастно смотреть в потолок? Или может…

- Я верил в то, что рано или поздно надо мной взойдет хоть одна звезда,- тихо отозвался Сандзейн.

Некоторое время гость безмолвствовал.

- Я предлагал тебе вернуться,- наконец проговорил он,- я предлагал тебе вернуться ко мне – или со мной – как хочешь. Но ты отказался. Ты просил меня уйти.

- Почему ты выполнил именно эту мою просьбу?- усмехнулся Сандзейн,- ведь до этого ты всегда поступал по-своему. Неужели ты сам так хотел уйти?

- Ты предал меня,- гость пожал плечами так, словно говорил о самых обычных вещах,- ты выбрал такую жизнь. Ты усомнился в собственной реальности и так и не смог найти себя. Как же я мог остаться?

- А тогда, в театре, почему ты исчез,- голос Сандзейна слегка дрогнул,- я вспомнил о своем даре телепортации и…

- Очень глупо,- покачал головой Джедайт,- раньше ты умел контролировать свои порывы. Если я так нужен тебе, почему ты прогнал меня из своей жизни. А если нет – зачем ты снова и снова бросаешься за мной?

- Ты – моя галлюцинация, не так ли?- тихо спросил Сандзейн,- меня накачали чем-то, чтобы я не дергался – хотя я бы и так не стал дергаться… И ты просто привиделся мне. Я, видимо, давно сошел с ума и придумал тебя – придумал каждый твой волосок, каждую черту твоего лица, каждый твой жест. Придумал разлуку с тобой…

- Ты слишком уверен в собственном превосходстве над всеми,- в голосе Джедайта послышалась улыбка,- ты считаешь, что придумал все вокруг – люди ведут себя именно так, как ты себе представляешь, женщины без ума от тебя - ты так захотел. Когда тебе становится скучно, ты придумываешь себе врагов, и, естественно, в конце-концов их побеждаешь. Ты захотел любви – не обычной человеческой – это слишком просто – ты захотел игры, погони, разгорающей страсть. И тогда ты придумал меня. Я был лучшим твоим творением – не человек, красивый и неуловимый, непокорный, а потому еще более интересный – больше других претендующий на то, чтобы быть настоящим. Ты придумал добро, зло, утренний шум машин за окном, скучающего лифтера, который боится тебя, стриптизершу из бара, дочь президента компании, стихи, которые ты читал ей, ты придумал свет солнца, ты придумал собственную демоническую сущность в слабом человеческом теле. Но почему же тогда ты так и не смог придумать себе хотя бы горстку звезд? Ты ведь, так же как и все твои создания, боишься небытия – ведь они существуют лишь в тебе, и не станет тебя – не станет и их тоже. Не станет и меня…

- Я не хочу тебя терять,- односложно ответил Сандзейн.

- Ну, разумеется,- Джедайт все-таки коснулся его волос,- расскажи мне о прошлом, которое ты придумал для нас. Кем я был?

- Лучшем учеником в школе – примерным отличником,- отозвался Сандзейн.

- А ты, конечно же, главным хулиганом,- Джедайт коротко рассмеялся,- какая банальная история – у тебя никогда не было особого художественного вкуса… И что же случилось потом? Я достал тебя, ты меня изнасиловал, а потом нам обоим понравилось?

- Примерно так,- согласился Сандзейн,- это действительно очень глупо. А как бы хотелось тебе.

- Чтобы все было наоборот,- отозвался Джедайт,- чтобы я тебя насиловал, и я же тебя придумал. Хочешь, я открою тебе секрет?

- Нет, не хочу,- Сандзейн говорил медленно, словно засыпая,- ты мешаешь мне, не видишь, я занят – я смотрю на звезды и разговариваю с ними.

- Я все же скажу,- усмехнулся Джедайт,- ты не можешь не помнить – это не ты, а я был повелителем Иллюзий… Поэтому я могу вернуть тебе звезды – они будут настолько же реальны, как и ты. Ты хочешь этого?

Сандзейн не ответил – теперь он смотрел на клочок неба, не моргая – вскоре глаза начали болеть, словно в них насыпали песка, но он все равно не позволил себе прикрыть веки.

- Как ты хочешь умереть,- наконец, через какое-то время спросил Джедайт,- ведь наверняка не здесь, в этой палате. Может, в бою? Или на руках у возлюбленной? Может, на моих руках?

- Я хочу умереть красиво,- словно не своим голосом ответил Сандзейн.

- Это не твоя реплика,- покачал головой Джедайт,- в этом сценарии такое желание уже было исполнено.

- Я не хочу умирать,- голос Сандзейна сорвался.

- Очень жаль,- Джедайт снова пожал плечами,- помнишь, ты однажды заставил меня ответить тебе на твой вопрос одним словом “Да”?

- Зачем ты это вспомнил?- Сандзейн все же закрыл глаза,- хочешь таким извращенным способом признаться мне в любви?

- Пожалуй, да,- Джедайт улыбнулся,- видишь, я опять это сказал. Я боюсь стать рабом своих же иллюзий, и потому…

- Ну да, убийство – лучший способ утвердить свою власть,- кивнул Сандзейн,- интересно, что ты скажешь, если я укажу тебе на твою ошибку - убей меня, если получится, и посмотри – останешься ли ты сам в живых. Если, конечно, тебе будет чем смотреть. Только подожди несколько минут – вот-вот взойдет моя звезда…

- Они все твои.- неожиданно печально проговорил Джедайт,- разве ты еще не понял? Я отдал их тебе…

Город спал беспробудным сном. Он не видел, как над его крышами взошла звезда – яркая, холодная и пустая.

- Мама! Смотри, звездочка!- маленькая ручка указывает сквозь стекло на небо.

- Уже пол второго ночи – быстро спать!- тон строгий, недовольный,- это не звездочка – это спутник, разве ты не видишь – он движется…

Двое стояли на бортике крыши высотного здания.

- Ты обещал звезды,- недовольно проговорил один – высокий, стройный блондин, - а отсюда только портовые огни видно и спутники.

- Ничего, - усмехнулся его спутник,- вернемся домой, и там я покажу тебе… Если хочешь, даже подарю одну.

- Ты даришь мне их каждый вечер,- улыбнулся он,- не думаю, что их там столько…

- Их там гораздо больше,- покачал головой мужчина,- идем?