Мухомор, в миру — подполковник Юрий Александрович Петренко, уже привык, что время от времени он превращается в сисястую девицу и несёт пургу и возмездие. Сначала пургу, затем возмездие — иначе не получалось.

В облике девицы Мухомор сам себе нравился. Никаких носа-картошки и пивного животика. Вместо них полагались волосы до жопы и сиськи пятого размера. Волосы, правда, были тёмно-зелёными, но даже на солнце, если верить учёным, имеются пятна, так чего придираться-то? Зато сиськи без имплантов! Нет, в качестве девицы Мухомор определённо себе нравился, хотя и мужиком был ничего.

Что немаловажно, ни волосы, ни сиськи совершенно не мешали драться со всякими нарушителями, которым просто-таки требовалось шандарахнуть возмездием промеж глаз. В роли возмездия выступал хороший такой стальной дрын, заканчивающийся изящным кованым сердечком. Посреди сердечка торчала красная пимпа — точь-в-точь мигалка в райотделе. И мигала пимпа в процессе выдачи возмездия населению похоже. Разве что сирена не завывала дурным голосом, но разнообразные враги с успехом восполняли недостаток звуковых спецэффектов. Особенно они голосили, когда Мухомор взывал к планете Плутон и дрын начинал вертеться, будто пропеллер вертолёта, охаживая всех без разбору, а из красной кнопки сыпалась какая-то дрянь, заставлявшая морды нарушителей покрываться пятнами, белыми и красными. Ни дать ни взять шляпки мухоморов. Ради одного этого можно было стерпеть прозвище, выданное подполковнику Петренко любимыми подчинёнными.

Одно только Мухомору не нравилось в его второй ипостаси: уставная форма девахи. Ну не дело это, когда носительница возмездия и стального дрына зимой и летом ходит как проститутка с площади Восстания: юбка едва попу прикрывает и взлетает наверх от каждого сквознячка, на груди бант детсадовский, сапоги, опять же, странного фасона... Нет, каблуками очень удобно было топтать упавших в ходе драки нарушителей, но вот честное слово, если б Мухомору разрешили сочинить форму для девицы, он подошёл бы к вопросу куда ответственней и практичней. В частности, на башку вместо дурацкой золотой диадемки нацепил бы ОМОНовский шлем, да и бронежилетом каким-никаким обзавёлся, а сапожки сменил бы на говнодавы. Ими тоже неплохо топтать врага, а вдобавок можно как следует засадить носком супостату под рёбра. Но выбора не было: или в обличье шалавы, или никак. Мухомор предпочёл отыгрывать шалаву. Даже научился находить в этом мрачное удовольствие — в конце концов, пусть-ка гондоны, вставшие у него на пути, живут с осознанием того, что по всем очкам продули девке на каблуках и в мини-юбке.

Девки — они на самом деле ого-го! Особенно на каблуках.

В смутных, тревожащих душу Мухомора видениях таких девиц было куда больше, чем он одна. Или она один. Короче, девиц было куда больше. Поначалу Мухомора это совершенно не заботило — зачем ему конкурентки? Но преступность становилась всё наглей, козлы — всё рогатей, и мысль о создании оперативного отдела сэйлор-милиции уже не казалась такой бесперспективной. Нарушают, понимаешь. Бегай тут, понимаешь, восстанавливай мир и порядок. А ноги-то не казённые! Да и не платят за работу сэйлором Мухомором.

Последнее Мухомора огорчало бесконечно, и потому он всё чаще думал о том, как бы воспитать молодую поросль сэйлоров. Чтобы, понимаешь, не одному страдать забесплатно!

Особенно Мухомор хотел воспитать юную поросль, когда мчался на всех парах, ну, в смысле, бегом и с песней, по хмурым питерским дворикам на очередной беспорядок. Вызовы на подобного рода дела сэйлор Мухомору поступали регулярно, и реагировать следовало незамедлительно. Мухомор подозревал, что где-то в канцелярии сэйлоров внимательно следят, когда подполковник Петренко будет ну пиздец как занят, чтобы именно тогда подбросить очередную работёнку. А поди-ка не отреагируй, когда очередной мудачина из параллельного (или перпендикулярного, или хрен его знает какого) измерения пытается толкнуть в Питере свою иномирную дурь!

Почему мудаки из перпендикулярных (или хрен его знает каких) измерений всегда находили общий язык с местной гопотой, подполковник Петренко не знал и знать, собственно говоря, не хотел. У него и без того хватало дел. Например, найти и обезвредить. А ещё — выдать три ушата возмездия и одну баночку справедливости всем причастным к торговле дурью, или к торговле людьми, или к ещё какой мерзости.

Питерский дождь уныло барабанил по макушке, кончики волос так и норовили въехать в какую-нибудь лужу (особенно когда сэйлор Мухомора заносило на поворотах), а в правом сапоге образовалась дыра, и теперь он чавкал и хлюпал на каждом шагу. Зато внутренний радар исправно сообщал, где находится очередной возомнивший себя Аль Капоне инопланетный браток. Или иномирный. Какая в жопу разница, когда сэйлор Мухомор неслась на вызов, а пимпа на жезле мигала куда исправней, чем на любом из милицейских бобиков?

Ещё б этот внутренний радар не планировал дорогу строго по прямой, заставляя перескакивать девятиэтажки, — цены б ему не было! Полковник Петренко с детства высоты боялся...

— Я — сэйлор Мухомор! Я несу возмездие во имя Плутона и грибов!

«Чвяк!» — уверенно подтвердил правый сапог.

Очередной пидарас оказался любопытной помесью динозавра с мотоциклом. И откуда они такие берутся? Нет, надо всё-таки засесть за классификацию, надо! Разработать инструкцию для будущих сэйлоров. А то бегают без инструкции, словно босяки какие-то! Не положено!

— Ты нарушил покой этого прекрасного города, толкал неведомую инопланетную хрень его милым жителям, которые спят и видят во снах прекрасную девичью любовь! За это я отлюблю, тьфу ты, покараю тебя!

Без торжественной речи, в которую как-то надо было впихать девичью любовь или чувства нежной девушки, жезл категорически отказывался работать. Странный всё-таки этот устав сэйлорской патрульной и постовой службы!

— Моя хрень не инопланетная! — профырчал монстр и приготовился к атаке. Мухомор изящно отмахнулся жезлом:

— Да какая нахер разница? Я тебя покараю во имя Плутона и забуду, откуда ты там прибыл. Тем более что я и не знала.

Монстр набрал скорость. Быстрый, сволочь! Но тормозит с трудом. Мухомор подпрыгнул и завис в воздухе, монстр промчался точно под его правым сапогом. Оттуда на голову динозавра пролилась струйка грязной воды.

— Убьюу-у-у! — взвыл монстр, стартуя вверх так, словно у него имелись двигатели с вертикальным взлётом. Мухомор едва успел увернуться. Ну ничего себе! Может, у этого гада и лопата с оптическим прицелом имеется?

Вместо лопаты у гада имелся подствольный гранатомёт. Вот интересно, какая сволочь продала?.. Ладно, выживем — узнаем.

Эта чёртова поговорка давно уже вошла у Мухомора в привычку.

Гранату пришлось отбить жезлом. Мухомор не знал толком, почему его дрын способен остановить всё до крылатой ракеты включительно (ладно, насчёт крылатой ракеты он точно не знал, просто надеялся), но пользовался этой способностью на все сто процентов. Срикошетив, граната попала прямёхонько в лобешник монстру, эффектно взорвалась... и никто не пострадал. Ни Мухомор, ни, увы, пришелец.

— Вся жизнь — страдания, — резюмировал Мухомор, нащупав ногой крест на куполе Исаакиевского собора и машинально перекрестившись. Ну ничего ж себе, куда отпрыгнуть пришлось! Оттолкнувшись от креста и кувырнувшись в воздухе, он атаковал монстра, чувствительно заехав тому дрыном по хребту. Красная пимпа мигнула, монстр взревел, окутываясь облаком пара. Воспользовавшись моментом, Мухомор воскликнул:

— Тайфун-опять-блин-забыл-чего, приди!

Что характерно, тайфун откликнулся — видимо, это был тайфун забвения. Монстр завертелся в пепельном смерче, ошалело крутя динозаврьей башкой и дико завывая. Тайфун тащил его в сторону моря. Всё шло по плану. Мухомор снова махнул дрыном и, стараясь говорить как можно пафосней, воззвал:

— Откройся, портал в неведомую хрень!

«Чвяк, чвяк, хлюп!» — тут же поддержал Мухомора правый сапог.

В небе появилась тёмно-фиолетовая пульсирующая клякса. По её краям туда-сюда шмыгали молнии, похожие на маленьких блестящих змеек. Монстр снова взвыл, и сквозь тайфун пробились обрывки фраз. Что-то про падлу мусорскую, про «найду» и прочая непереводимая игра слов. Вот нет бы эти иномиряне Пушкина там почитали, в Эрмитаж сходили (с экскурсионными целями, а не затем, зачем обычно эти скоты туда забираются!), так нет — воровская феня, мат-перемат и никакой культуры общения, понимаешь! Ну что другие иномирцы о питерцах подумают?

Уроды, как есть уроды! А могли бы работать посланниками света и добра. В общем, сами виноваты, и сэйлор Мухомор покарает их ради нежных девичьих снов, раз уж ради тринадцатой зарплаты не получается.

Дрын размахнулся и загнал монстра в кляксу не хуже, чем какой-нибудь сапог сорок пятого размера с одного пинка отправляет задержанного в чёрный воронок. Клякса сыто чмокнула, а сэйлор Мухомор чихнул и речитативом завёл:

— О Плутон, моя планета-покровитель, и Харон, бог времени и пространства! Молю вас, запечатайте навеки портал в неведомую хрень, дабы никакая неведомая хреновина боле оттуда не выбиралась и не беспокоила мою нежную девичью душу своим нездоровым присутствием, понимаешь! Не рыгала тут, не распространяла и не нарушала! Пусть мой город вздохнёт свободно, а караемые будут покараны! Вот, понимаешь!

Вообще, Харон формально ещё считался папочкой сэйлор Мухомора, властительницы времени и планеты Плутон, но произнести это было выше сил полковника Петренко. Его папаша, конечно, был тем ещё хроном и сгорел от водки и цирроза, не дожив года до полтинника, но это ж не повод, вот честное слово! Уважать надо родителей. А то скатишься на уровень тех, с кем сэйлор Мухомор постоянно имела дело.

Жезл засветился, словно прожектора во время футбольных матчей «Зенита» на стадионе имени Кирова. Мухомор поудобней перехватил сияющий рабочий инструмент сэйлор-воительницы и направил его сердечком на портал-кляксу. Сияние жезла заставило ту с жужжанием затянуться. Под конец с пимпы слетела алая молния и вывела на серых тучах размашистую надпись: «Запечатано сэйлор Мухомор «_» _____ 199__г. Срок: навеки. Подпись. Печать».

Буквы на глазах выцветали и таяли под мрачным дождиком.

Мухомор устало вздохнул, буркнул жезлу: «Всё уже, всё, давай прекращай зря электричество переводить». Жезл потух.

Правый сапог выбрал как раз это патетическое мгновение, чтобы снова протечь. Кажется, Мухомор наступил в лужу. А попробуй тут не наступи, когда в этих долбаных лужах ни асфальта, ни даже земли не обнаружено, понимаешь!

И терпение сэйлор Мухомора со звоном лопнуло. Вот реально — со звоном, причём не только в ушах звенело — стёкла в домах по улице Союза Связи (или как там её теперь называют) пошли трещинами и осыпались на асфальт. На балкон выскочила какая-то тётка да так и застыла с открытым ртом, увидав сэйлор Мухомор. А та воздела жезл к небу и патетически воскликнула:

— Доколе?

Сапог быстренько усовестился и самопочинился при помощи магии, но сэйлор Мухомор не успокоилась. Она разглядывала небеса. От этого пристального взгляда тучи почувствовали себя крайне неуютно и попытались разбежаться, налезая друг на друга. В результате образовалась небольшая дырка. Сэйлор Мухомор заговорила прямо туда:

— Дорогое начальство, как тебя там, уж не в курсах, извини. То ли запамятовала, то ли нас забыли познакомить, но, знаешь, мне наплевать. Надоело одной горбатиться, понимаешь, и хоть бы за «спасибо», так ведь и спасибы не дождёшься от вас, неведомых хреней! О гражданах я уже молчу...

Тётка с балкона поёжилась и задом-задом забралась обратно за дверь. Только там, почувствовав себя в безопасности, она завопила:

— Я сейчас милицию вызову!

— Вот, — с выражением вселенской скорби на лице прокомментировала это высказывание сэйлор Мухомор. — Я тоже хочу милицию вызвать. Сэйлор-милицию. Так что, дорогой отдел сэйлор-кадров и сэйлор-главк! Я требую себе под начало оперативную сэйлор-группу, иначе, понимаешь, прошу принять мою отставку и всё такое.

Время остановилось. Непредвиденный побочный эффект.

Вообще-то Мухомор с помощью заветного дрына давно научился останавливать время. Это сильно помогало, когда приходила пора составлять квартальный отчёт. Или вот, к примеру, подходил к концу срок содержания под стражей какого-нибудь особо опасного козла, а сука-прокурор, получивший от дружков козла на лапу, категорически отказывался продлевать сроки предварительного следствия. Тогда можно было тормознуть время в отдельно взятой камере и всё-таки выбить признательные показания.

Но сейчас время остановилось просто так, без желания на то Мухомора.

Небеса вновь разверзлись, причём совершенно не были этим довольны — звук, с которым они разверзались, оказался совершенно неприличным. Из дыры в небе робко выглянула Луна.

Мухомор сморгнул. Луна никуда не делась.

— Половина третьего, — вкрадчиво-убедительно сообщил Луне Мухомор. — Вокруг белый... ну ладно, серый день. Ты что здесь делаешь, а?

Луна не ответила. Она была занята — заделывала разбитые окна. Осколки стекла взмывали вверх и занимали положенные им места.

— А, — понимающе кивнул Мухомор, — общественно-полезная деятельность. Ну ладно, валяй.

Стоптанные подмётки сэйлорских сапожек волшебным образом стали новенькими.

— Э, нет, — покачал головой Мухомор, — этим ты меня не проймёшь! Взятка, понимаешь, должностному лицу при исполнении. Рапорт-то по инстанциям отправили, или как?

Из дыры вылетела дешёвая пудреница в форме сердечка и четыре разноцветные гелевые ручки. Всё это добро зависло примерно на уровне пышной груди сэйлор Мухомора.

— Ну и зачем мне канцелярские товары вкупе с изделием китайской лёгкой промышленности? — поинтересовался Мухомор.

Луна мигнула и скрылась. Дыра в небесах с облегчённым «ф-фух!» закрылась, а пудреница и ручки едва не шлёпнулись в очередную лужу. Но Мухомор, используя продвинутые сэйлорские навыки, всё же успел их подхватить.

Ни одна блоха не плоха, а в отделении вечно канцтоваров не хватает.

Пригодятся, понимаешь.

Глава 2. Сэйлор Ларин, или Лунная призма, дай мне!

Нападение на ювелирный случилось как раз когда капитан уголовного розыска Андрей Васильевич Ларин спокойно и (что обидно!) ничего не подозревая шёл себе мимо. Нет, в ювелирный он заходить не собирался, даром что реклама зазывала всех желающих, обещая неслыханные и невиданные скидки на ожерелья, кольца и серьги. Во-первых, какие серьги на ментовскую зарплату, во-вторых, и без него там народу набилось — не протолкнуться, а в-третьих, у Ларина имелись дела. Старый знакомый просил проверить, что с его отцом. В последнее время тот вёл себя странно: в телефонных разговорах неизменно рассказывал, как обожает сына и какого замечательного ребёнка вырастил. На обычное поведение старикана это совершенно не походило.

Возле витрины ювелирки Ларин всё-таки на пару мгновений задержался. Куча народу рядом с кучей брюликов — опасное сочетание, к гадалке не ходи. Но внутри магазина наверняка имеется охрана, да и вообще, вот обратятся — расследуем, а пока не его это де...

Тут-то и раздались первые выстрелы. Разлетелась на осколки витрина с криво налепленной рекламой. На стоящей возле чахлого куста сирени «Тойоте» гнусаво завыла сигнализация.

Ларин инстинктивно присел за монументальную чугунную урну, из которой пахло свежим пеплом и несвежей мочой. Рука метнулась к пистолету, но вытаскивать его он пока не стал — нужно было сперва разобраться, что к чему.

Толпа внутри магазина качнулась было к выходу — истошно завопила и мгновенно стихла какая-то деваха, — но тут же отшатнулась обратно. Тёмная фигура вскочила на один из демонстрационных столов и выпалила в воздух. Почти против воли Ларин поморщился. Плохо, очень плохо. Там, внутри — чуваки с автоматами. Наверняка несколько. И вряд ли эти кенты побоятся кого-нибудь завалить, судя по тому, как щедро они тратят обоймы и плевать хотели на случайные ранения в толпе от рикошетов.

Положение казалось не просто аховым — херовым оно казалось, с какой стороны ни погляди. Ларин потянулся было за рацией — но замер: в затылок упёрся чей-то ствол.

Сказать, что Ларин перепугался до смерти, было бы всё же неправдой. Ещё не до смерти, ещё дышит. Интересно, надолго ли?

Дурак, ну дурак! Ведь понимал же, что кто-то обязательно должен стоять на шухере! Эх, ну до чего обидно пропадать ни за грош!

— Тихо, мусорок, — ласково произнёс незнакомый голос. — На тот свет всегда успеешь. Не мешай хорошим людям. А не то...

Что именно «не то», бандит договорить не успел. Раздалось глухое «бум-м!» — с таким звуком обычно наносят травмы тяжёлым тупым предметом, — и дуло соскользнуло с затылка.

Ларин выдохнул, прикусил губу и рискнул обернуться. У его ног валялся незнакомый бритый браток, а примерно на высоте его глаз парила женская жопа, кое-как обтянутая тёмно-зелёной юбчонкой.

Красивая жопа, между прочим. Ни у одной из ларинских жён или подружек такой не было.

— Ну что ты творишь, понимаешь, — сказала жопа с неуловимо знакомыми интонациями. А затем взлетела.

В полёте дамочка несколько раз кувырнулась, и Ларин осознал, что помимо жопы у неё имелись сиськи необъятного размера, осиная талия и здоровенный стальной дрын, который, похоже, заодно работал электрошокером — по крайней мере, молнии с него срывались самые настоящие. Когда одна из таких молний угодила в лоб выскочившему на улицу громиле, тот шлёпнулся на землю так звучно, словно одновременно брякнул всеми костями.

Нет, Ларин слыхал, конечно, про странную бабу, раздававшую всем пиздюлей направо и налево. А кто, простите, про неё не слыхал? Просто капитан уголовного розыска никогда не верил этой брехне. Которая — ну охренеть! — оказалась правдой.

А поверить всё равно не получалось.

У ног Ларина завозился бритый браток. Не вовремя это он... Ларин что было сил приголубил его рукоятью собственного пистолета, и браток опять затих.

В магазине тем временем творилось светопреставление. Толпа, осознавшая, что теперь-то можно валить без риска, ринулась к двери и разбитым окнам, не забывая по пути прихватывать все вещички, которые плохо лежали. Эх, ну вот говорил же: куча людей и куча брюликов — плохое сочетание...

Опомнившаяся охрана бросилась за воришками, но проигрывала вчистую, поскольку оказалась в явном меньшинстве. Незнакомку с дрыном волновали исключительно налётчики, и именно с ними она разделывалась, проявляя чудеса акробатики и совершенно не проявляя милосердия. Дрын бил без промаха.

Ларин хотел было отползти и зализать раны (включая нанесённые его самолюбию), но на улицу, визжа тормозами, ворвались два тонированных джипа, и из них выскочили широкоплечие мужики в кожанках. К налётчикам явно прибыла подмога.

И всё, что мог сделать Ларин, — это сбежать. Предупреждать незнакомку было совершенно лишним. Ну вот совершенно...

Ларин выхватил пистолет и выстрелил в ближайшего братка.

Посреди лба отчаянно чесался то ли прыщ, то ли невесть откуда взявшийся синяк.

***

Сказать, что Мухомор обозлился, когда увидел Ларина в беде — это не сказать ничего. Ещё не хватало, чтобы оперов из его отдела без спросу, без согласия, можно сказать, силой на понт и на мушку брали!

Вот мало ему было появления в Питере старой недоброй знакомой, так теперь это...

Треснув как следует нарушителя по башке, Мухомор занялся грабителями. Интересно, к слову, что нужно его старой недоброй знакомой в ювелирке? А что-то ведь нужно, не зря она сюда целое стадо баранов пригнала!

И затем подогнала ещё одно стадо. Спасибо Ларину: не выстрели он — сэйлор Мухомор могла бы попасть в западню. А так — успела развернуться и выпорхнуть из ювелирного, прежде чем пространство пошло волнами, искажая реальность и заставляя людей ломаться, словно сухие ветки. Не только несчастных, не успевших убежать, но и нападавших. Такой знакомый преступный почерк...

Ларин уже спрятался за урной (помещался не весь — то левое плечо, то задница вылезали и служили удобнейшей мишенью), ведя стрельбу скорее на испуг, чем на поражение. Много ли можно сделать, если у тебя «Макаров», а у противников — калаши? Но братва явно не горела желанием сдохнуть от шальной милицейской пули, а потому спряталась за джипы и пыталась понять, что делать дальше. Пользуясь возникшей паузой, сэйлор Мухомор направила жезл на урну и немного увеличила её — так, совсем чуть-чуть, чтобы за чугунной дурой смогли свободно укрыться двое.

Похоже, опыта саморасползающихся во все стороны укрытий у Ларина раньше не было. Он обалдело обернулся, и у Мухомора бешено застучало сердце: на лбу капитана золотом светился полумесяц.

Спасибо, родной сэйлор-главк! Пусть у тебя всё будет хорошо и премии всегда вовремя выплачивают!

— Хватай! — приказал Мухомор, бросая Ларину сердечко. Тот схватил и непонимающе хлопнул глазами:

— Дамочка, мне, конечно, приятно...

— Заткнись, — кажется, начальственный рык удался даже в исполнении нежного женского сопрано. Ларин послушно заткнулся.

Автоматная очередь вышибла крошку из старого кирпичного дома. Братки, похоже, очнулись и пошли в атаку. Рассусоливать было некогда, так что Мухомор ограничился короткой инструкцией:

— Прижимаешь эту хрень к сердцу, говоришь: «Лунная призма, дай мне силы!».

Ларин совершенно не желал сотрудничать и вёл себя естественно для мента — задавал ненужные вопросы:

— Слушайте, дамочка, вы, собственно, кто?

Чёрт подери, ну чего он кочевряжится?

— Красавица-воин в матроске, — с показным терпением отвечал Мухомор. — Звать сэйлор Мухомор. Несу возмездие во имя Плутона и грибов. Во имя Плутона — потому что так положено, во имя грибов — потому что Мухомор. А теперь взял Лунную призму, сукин ты сын, и обратился к ней по уставу сэйлоров, а то дрыном по башке хряпну!

Ларин покосился на дрын, потом — в сторону засевших за джипом автоматчиков и решил, видимо, не спорить с временной союзницей с таким большим дрыном и с такими прыткими тараканами в голове.

— Сэйлор... как-как вы, дамочка, сказали?

— Я сказала, обращайся к Лунной призме, дурья твоя башка!

Братва обошла урну сразу с двух сторон, и некоторое время сэйлор Мухомор была страшно занята, отбивая обе атаки сразу и одновременно пиная Ларина, проявлявшего нездоровый (или очень даже здоровый) интерес к её трусикам. Нашёл время, понимаешь! После третьего пинка Ларин наконец решился: прижал призму к сердцу и едва слышно пробормотал:

— Лунная призма, дай мне... ну это вот...

Мухомор хотел подсказать забытые слова, но Лунная призма решила, что на первый раз и так сойдёт: выбившееся из-за урны сияние, моментально разметавшее братков в разные стороны, показало, что сэйлор Ларин на верном пути. А затем из-за урны выбралась и сама сэйлор Ларин.

Её прекрасные золотистые волосы обрамляли совершенно охреневшую физиономию, струились по плечам и ниспадали до колен. На лбу горела диадема, и сэйлор Мухомор тут же подобралась, осознав: вот оно, могущественное оружие, способное крушить, давить, толочь и так далее (разумеется, исключительно во имя любви). Две небольшие гульки на голове поочерёдно мигали красным и синим, возвещая о приближающейся со стороны джипов опасности. Правильные такие милицейские гульки. Матроска трепетала на ветру, и сэйлор Мухомор почувствовала лёгкий укол ревности: сиськи у сэйлор Ларина тоже были очень даже ничего, матросскую форму распирали так, что непонятно было, как она ещё держится. Ветерок играл с короткой юбчонкой.

А ещё у этой заразы были красные сапожки! Красные! А у сэйлор Мухомор — нет! Впору обозлиться, и если б сэйлор Мухомор была хоть чуть-чуть позавистливей, то так бы и сделала. Но она всегда ставила рабочие интересы выше личных. Потом направим в главк запрос, исправим досадное недоразумение...

— Я — красавица-воин в матроске, — произнесла сэйлор Ларин высоким от волнения и охуения голосом. — Моё имя — сэйлор Ларин, я воительница любви и чистоты!

Сэйлор Мухомор следила за младшей коллегой сочувственно. Поначалу реально ведёт и кумарит, она помнила. И несёшь такое, что людям в глаза поглядеть стыдно. Потом тоже несёшь ровно ту же самую пургу, но уже привыкаешь.

— Вы... бляха-муха, да что ж это такое-то...

Братков тоже искренне интересовало, что ж это такое-то. Настолько сильно интересовало, что один из них, осклабясь, даже вышел из укрытия. Зря он это. Жезл сэйлор Мухомор бдил, и удар электротоком прервал пошлые мысли криминального элемента.

— Вы нарушили мирное течение жизни нашего прекрасного города, помешали его невинным девушкам, бля, да где там невинные, ладно, невинным, хрен с ними, рассматривать драгоценности! А что, этот дед в кожанке, который два ожерелья стырил, тоже невинной девушкой был?

— Не отвлекайся, сэйлор Ларин! — прошипел Мухомор. — Всё равно сопротивление бесполезно. Чем раньше толкнёшь речугу, тем быстрей отмучаешься. Ну представь, что ты на смотре художественной самодеятельности!

Ларин содрогнулся и затараторил:

— Лучшие друзья девушек — это бриллианты, рубины, изумруды, сапфиры и прочие драгоценные и полудрагоценные камни, а также благородные металлы, валюта и банковские счета в Сберегательном банке! За то, что вы лишаете девушек этой чистой и светлой дружбы, я покараю вас во имя Луны! Эй, а почему Луны?

— Потому что Луна — твоя планета-покровительница, — с тяжким вздохом пояснил Мухомор. — Отлично. Теперь хватайся за хреновину у себя на лбу и говори: «Лунная диадема, в бой!». Второй речи толкать не придётся, не ссы.

Явно ободренный, Ларин поначалу схватился за гульки (те протестующе замигали), но быстро сориентировался и нащупал диадему.

— В бой, Лунная диадема, чтоб тебя!

Ну что за человек такой, понимаешь? Ничего нормально сказать не может, всё переврёт! На вид надо обязательно поставить на сэйлор-собрании...

В следующую секунду Мухомор забыл обо всём и зачарованно глядел, как лунная диадема расшвыривает братков во все стороны, а за одним гоняется и пинает его под зад. После третьего пинка браток расплылся и осел на асфальт грудой песка. Сверху упал калаш, восемь колец и почему-то большая пунцовая роза.

— Ага-а-а, — злорадно протянула сэйлор Мухомор и тоже вступила в бой. Лидер банды явно был нейтрализован, а остальные и для вида не сопротивлялись, припустив вниз по улице, только пятки сверкали.

— Так, — твёрдо произнёс Ларин, но тут же осёкся, услышав собственный нежный голос. Откашлялся и повторил, стараясь говорить басом (получалось, конечно, не ахти):

— Так, дамочка, я требую объяснений!

— Не дамочка, а сэйлор Мухомор. «Дамочкать» своим тёлкам будешь. Ты воззвал к силе Лунной призмы. Она откликнулась. Пособила, чем могла. Ну а побочные эффекты при любом взаимодействии с неведомыми силами случаются. После обратного превращения обычно попускает.

На самом деле попускать лично Мухомора начало где-то после двадцатого обратного превращения... или после пятидесятого? Статистику он не вёл и не собирался. И Ларину открывать душу тоже не собирался. Начальство должно быть крутым, понимаешь. И вообще: он, Мухомор, терпит. Стало быть, и мелочь справится.

— Что это? — в ужасе спросил Ларин, только сейчас обнаружив, что одет в юбку и красные сапожки.

— Юбка, — честно ответил Мухомор. — И красные сапожки. Размер, кажись, тридцать восьмой.

— С половиной, — автоматически отозвался Ларин. Хотел было скрестить руки на груди, но наткнулся на естественное препятствие и моргнул: — А это что?

Вместо ответа Мухомор наколдовал зеркало. Пускай оглядит себя как следует. Со всех сторон, так сказать. С чувством, с толком, с расстановкой. Чем раньше привыкнет к своему новому облику, тем лучше.

Ларин смотрел в зеркало, не отрываясь. Даже пропустил, как одна из гулек подмигнула ему. Кажется, синим.

— Ы? — в этом звуке было всё: и удивление, и ужас, и запрос на получение информации от вышестоящего начальствующего лица.

— Ладно, — устало сказал Мухомор, — внимай, сэйлор Ларин, и не говори, что тебя не предупреждали, понимаешь. Есть такая злобная иномирская гражданка, раньше звалась Металлия, но недавно нажралась стероидов, сделала пару пластических операций и нынче зовёт себя Хэвиметаллия. Единственная, кому удалось выбраться из портала, ведущего в неведомую хрень. Уникум, чтоб её...

— Ы, — очень содержательно произнёс Ларин.

— Не, ну выбралась она, конечно, не без помощи враждебных криминальных элементов, признаю...

— А чего она хочет-то, эта гражданочка? — внезапно обрёл дар речи Ларин. Впрочем, почему «внезапно»? Когда речь заходила о криминальных элементах, оперативник мгновенно взял верх над охуевшим мужиком.

— Власти над всем миром, вестимо, — пожал плечами Мухомор.

— И пару коньков в придачу? Товарищ подполко... сэйлор Мухомор, это ж несерьёзно!

Разобрался-таки в начальственной иерархии. Ну молодец. Медаль, правда, никто не даст.

— Сэйлор Ларин, — проникновенно произнёс Мухомор, — ты в зеркало давно смотрелась?

Ларин посмотрел в зеркало ещё раз и вновь содрогнулся. Из милосердия Мухомор развеял отражение по ветру.

— Всё смертельно серьёзно, понимаешь. Начать она собралась с Питера.

— Это ещё почему?

— Ну, в первый раз ткнула пальцем в карту наугад, а сейчас — потому что я здесь обретаюсь. И ты вот теперь. Не сломив нас, миром не завладеешь.

Ларин поёжился. Но разрешать неизвестной Хэвиметаллии себя ломать явно не собирался. И то хлеб.

***

Одно Ларин знал точно: его жизнь, жизнь простого сэйлор-мента, никогда больше не станет прежней.

Его грудь всё ещё помнила тяжесть сисек. Его сетчатка всё ещё хранила воспоминания о красавице-блондинке, которая с помощью диадемы-бумеранга расшвыривала врагов в разные стороны. А его бедный мозг всё ещё переваривал мысль о Мухоморе.

О подполковнике Петренко.

О сэйлор Мухоморе с планеты Плутон.

И ведь даже не пил с утра! Или... что там было в той бутылке вместо пива?

Чёртова пудреница всё ещё оттопыривала карман кожанки. Помедлив секунду, Ларин убрал её в потайной карман. Потеряется ещё... Мухомор же без масла и соли сожрёт! И не подавится. А чего ему давиться, у него фигура, как у богини, и глаза гурии, и вообще...

И дрын тяжёлый. Это тоже надо помнить.

Хэвиметаллия, Хэвиметаллия... Почему у Ларина возникло такое чувство, что он когда-то уже слышал эту кликуху? Но зуб ведь мог дать, что такой шмары сроду не видал!

Зуб угрожающе хрустнул. Ларин дёрнулся, погладил себя по щеке. Надо бы к стоматологу зайти.

В кабинете стояла непривычная тишина. Видать, народ тоже в поле побежал. Соловец ещё пару дней должен у тёщи на даче впахивать, а остальные разошлись по делам.

Убедившись, что в кабинете точно никого нет, Ларин воровато огляделся, прикусил губу, помедлил пару секунд и всё же не выдержал. Достал пудреницу, на всякий случай взболтал её, как взбалтывают шампанское, чтобы пробка вылетела с хлопком и грохотом, а затем прошептал, надеясь непонятно на что:

— Лунная призма, повысь мне раскрываемость за квартал!

Глава 3. Сэйлор Волков, или Водный кумар

С Лариным творилось что-то не то. Уж на что Слава Волков мало разбирался в сложных отношениях между новыми коллегами, а это заметил почти сразу.

Оставалось надеяться, что Георгич и другие коллеги званием повыше тоже всё видят, а значит, вовремя примут соответствующие меры. Какие именно меры надо признать в данном случае «соответствующими», Волков, говоря по правде, понятия не имел. Какие-нибудь. Не дело это, когда оперативник убойного отдела ходит, словно блаженный, и по-дурацки хихикает, стоит ему увидать в коридоре Мухомора.

Может, влюбился? Нет, не в Мухомора, конечно, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, а в симпатичную свидетельницу или там потерпевшую... Не зря же он в кармане носит дешёвую пудреницу в виде сердечка! И чуть что — трогает её, стараясь делать это незаметно. Но какое «незаметно» в убойном отделе!

А лицо у Ларина временами становится странное-странное. И пить почти бросил. Подозрительно это.

Но подозрительно или нет, а у Волкова имелись и свои дела, причём он ни капли бы не возражал, если б их имелось раза в два поменьше. Сейчас Волков занимался компьютерным клубом «Хрустальный Токио». То ли там показывали порно, то ли снимали, но сигнал поступил, и проверить его следовало. Проверку навесили на Волкова, как на самого младшего по званию.

Соловец, правда, почесал в затылке, когда Слава прямо спросил его:

— Георгич, а под кем этот «Токио»?

— А чёрт его знает, Славик. Кто-то неместный его держит.

— И почему братки терпят?

— Вот ты и узнай, — твёрдо ответил Соловец, и Волков понял: разговор закончен.

С заявителем тоже всё оказалось не слава Богу: ну не должны были анонимный звонок, во-первых, регистрировать (то есть по закону, конечно, должны были, но кто там станет проверять?), а во-вторых, сбрасывать убойному отделу. Совершенно сбитый с толку, Волков пожал плечами и решил поехать да выяснить всё на месте.

Вывеска на клубе была выведена поверх железной двери, несмываемым маркером. Ниже тем же маркером неведомый наркоман-художник изобразил странный кристалл, посреди которого смутно угадывался собор Василия Блаженного, но почему-то с дохреллионом куполов, минаретами и полумесяцем вместо креста на шпиле. Интересно, а хозяева вообще регистрировали этот самый «Хрустальный Токио», или это ещё одна фирма-однодневка? А если однодневка, то что они там отмывают и почему не платят отступные милиции? Ну, то есть, может, и платят, но явно не Мухомору, иначе бы тот так не злился.

Поверх одного из куполов на ветру трепетал листок, на котором от руки было выведено: «В клубе "Хрустальный Токио" проводятся курсы компютерной грамотности. Вход свободный, цены умереные». Волков хмыкнул, достал ручку, добавил мягкий знак в слово «компьютерной» и недостающую «н» в «умеренные» цены. Иногда он сожалел о том, что так хорошо учился в школе. Мог бы и не заметить этого убожества!

Волков потянул за круглую ручку на двери. Закрыто, твою мать! А согласно расписанию (полустёртому и наполовину оторванному, нацарапанному на другом листке, изрядно потрёпанном жизнью и питерской погодой) должно быть открыто!

От злости Волков забарабанил в дверь кулаками и новёхонькими фирменными ботинками типа «говнодав». Звуки разнеслись по двору не хуже церковных колоколов, и из окон пятиэтажек начали высовываться любопытные рожи. Волков сурово нахмурился и для порядку поддал дверь ногой ещё раз. И тут, словно по мановению волшебной палочки, она отворилась.

На пороге стояла хмурая тётка лет сорока с жиденьким пучком волос и здоровенными очками в роговой оправе. От неожиданности Волков икнул. Он никогда раньше не видел типаж «строгая училка», зато как-то раз ему в руки попался порножурнал садо-мазо, и бабища в коже, сжимающая в руках длиннющую указку и лупящая мужика, безуспешно притворяющегося географом, выглядела точь-в-точь как эта. Правда, на этой не было ни клочка чёрной кожи, но многочисленные цепочки на чёрном пушистом свитере более чем соответствовали.

— Опоздавший? — строго спросила тётка.

— Э... в некотором роде, — промямлил Волков, решив пока что не демонстрировать заветное удостоверение. Бабища оглядела его из-под очков подозрительным взглядом, но смотрелся Волков достаточно безобидно, и после секундного раздумья ему было велено проходить, только обувь отряхнуть, а то носят тут всякие грязь в помещение.

Послушно отряхнувшись, Волков спустился по узким сырым ступенькам, потянул за вторую дверь, на этот раз деревянную и противно заскрипевшую, и огляделся.

Стены «Хрустального Токио» были расписаны явно кистью того же самого чокнутого мазилы, который разрисовал входную дверь. Куда ни погляди — странные чёрные кристаллы, из которых выглядывала жуткая чёрная безносая морда, улыбающаяся, как Чеширский кот, обожравшийся не то сметаны, не то анаболиков. Если бы у рожи были уши, она ухмылялась бы от уха до уха, но ушей не было. Треугольные глаза с вертикальными зрачками наводили на мысли о тех веществах, которые художник потребил, но увы, уголовный процессуальный кодекс не считал картины достаточными доказательствами по делу. А жаль.

На одной из стен, рядом с рожей, художник намалевал рыжеволосую деваху с остроконечными ушами и недобрым взглядом. Из каждого плеча у девахи торчало по рогу, а когти на руках могли по длине посоперничать с пальцами. В воздухе перед девахой висел какой-то посох с мутным шаром вместо навершия.

В общем, Волков сделал себе зарубку: выяснить, не появился ли новый вид дури под названием «Хрустальный Токио». Потому что такие картинки могли прийти в голову только после качественного кумара.

Вдоль расписанных наркоманом стен стояли столы с подмигивающими синими экранами компьютерами. Тётка тронула Волкова за плечо (тот чуть не подпрыгнул от изумления) и указала на свободный стул.

— Прошу. Приступаем к выкачиванию жизненной энергии и поиску Легендарного серебряного кристалла...

«Чего?» — хотел было спросить Волков, но синий экран внезапно приковал всё его внимание. Ноги обмякли, он и сам не помнил, как оказался на стуле, привалился к его спинке и начал вяло кивать в такт миганию синего цвета, так похожего на сирену... Да, точно, он в патруле, ему обязательно надо отыскать Легендарный серебряный кристалл и наказать... кого-нибудь наказать.

Почему-то хотелось почесать лоб.

***

По правде говоря, Мухомор не надеялся, что «Хрустальный Токио» поедет проверять лично Соловец или там Дукалис. Но не мальчишка же Волков!

Обругав по этому поводу лично Георгича и сгоряча пообещав ему зажилить тринадцатую зарплату, Мухомор развернулся на пятках, едва не сбив подошедшего сзади Казанову, и рявкнул:

— Ларина ко мне! Хоть со дна морского достаньте, понимаешь!

Проигнорировав любопытные взгляды со всех сторон, прошагал к себе в кабинет, решительно хлопнув дверью. Примерно через час заявился слегка запыхавшийся Ларин. Уже успевший немного остыть Мухомор снова вскипел. Вот он тут мне будет изображать вусмерть занятого, только-только с полевых работ! Можно подумать, «Балтийским» от него не шибает так, что за версту унюхаешь!

— В общем, так, — начал Мухомор, не успел Ларин сообщить, что такой-сякой-немазаный по приказу начальства заявился. — Вот адрес. По нему Волков попал в переплёт. Дело серьёзное, касается, — Мухомор значительно дёрнул головой, — её.

— Этой гражданочки с замашками Гитлера? — быстро сообразил Ларин.

— Её самой. Осмотрись там, причём можешь менять... хм... в общем, можешь менять всё в целях безопасности и маскировки.

— Есть! — рявкнул Ларин, а потом почесал затылок: — Точно всё, товарищ подполковник?

— Точно, точно. И вот ещё что... — Мухомор полез за пазуху, и извлёк четыре странного вида ручки. — На, держи. Можно сказать, от сердца отрываю. Если увидишь кого-нибудь с чем-то странным вот тут, — Мухомор решительно постучал себя по лбу, — так швыряйся в него ручкой.

— Которой, товарищ подполковник?

— Да всеми сразу, какая-нибудь да сработает!

— Есть... — на сей раз Ларин был совсем озадачен, но ручки забрал.

— И не вздумай раздавать их всему отделу! Это волшебные ручки, понимаешь!

На сей раз «есть!» прозвучало куда уверенней.

Закрыв за собой дверь начальственного кабинета, Ларин крепко задумался и потопал к выходу, игнорируя недоумённые взгляды коллег. Соловец хотел было его позвать, но зазвонил телефон, и на некоторое время ему стало не до Ларина: свежий, точнее не слишком свежий, а ещё точнее — совсем несвежий труп с явными следами насильственной смерти требовал его немедленного внимания. Чтобы не страдать одному, Соловец окликнул Дукалиса и Казанову. Когда он снова вспомнил о Ларине, тот уже был далеко.

А Ларин тем временем размышлял, превращаться сразу или немного погодить. Не очень-то ему нравился момент, когда тело меняется, и вместе с тем было жаль, что не получается поглядеть на это со стороны. Наверняка то ещё зрелище. На сэйлор Мухомора точно дрочить можно. А на сэйлор Ларина?

Блин, ну вот ещё на самого себя не хватало дрочить!

Поглощённый раздумьями, Ларин сам не заметил, как добрался до нужного двора. Дверь в «Хрустальный Токио» была заперта, и дворничиха, хмурая, неприветливая бабища, лузгающая семечки и сплёвывающая лушпайки в урну, мрачно пробурчала что-то вроде: «Ходят тут всякие, вот второй уже ходит, а толку?». Удостоверение сотрудника уголовного розыска на дворничиху не действовало, и Ларин, недовольно покачав головой, отошёл за угол.

— Любая маскировка, говорите? — пробормотал он. — В интересах дела, говорите? Да будет так! Сила Луны, преврати меня... в грозного санинспектора!

Одна из ручек внезапно вылетела из внутреннего кармана и засияла тёплым розовым светом. Ларину показалось, что на миг его глаза превратились в два больших алых сердечка, а затем он растерянно оглядел себя и восхищённо охнул:

— Ну это ж ни фига ж себе! Такая маскировка — и забесплатно!

На плечи Ларина упала ладно скроенная дублёнка с каракулевым воротником. В руке сам собой образовался толстый кожаный портфель, набитый документами. Карман потяжелел — видать, там находилась заветная корочка санинспектора.

Ларин разгладил чуть обвислые чёрные усы (и как они там образовались? Вчера ж брился! А, ладно, магия — она магия и есть...), покрепче сжал в руках чемодан и вразвалочку вышел из-за угла.

Дворничиха отреагировала моментально — нюх у них на санинспекторов, что ли? Чуть ли не бросилась в ноги и расплылась в удовлетворённо-успокоенной улыбке, когда узнала, что санинспектора состояние двора не интересует, а вот на местный компьютерный клуб поступила жалоба.

— Бомжатник, как есть бомжатник, — уверенно заявила дворничиха. — И замок сменили — виданное ли дело? Наверняка развели там мышей, раз органы того-этого... интересуются.

Органы ещё как интересовались и аккуратно записали все нужные показания. По всему выходило, что Волков зашёл в «Хрустальный Токио», а обратно уже не вышел. Паршиво!

Ладно же... Ларин ещё раз постучал в железную дверь, разрисованную всякой хренью. На сей раз стук вышел наглее и жёстче.

— Открывай! Уголовный... то есть санинспекция! Если не откроете, вызовем участкового и запишем все нарушения, какие найдём, а мы найдём, не сомневайтесь!

Магия сработала — было хорошо слышно, как щёлкнули засовы. Дверь медленно начала открываться, и Ларин нетерпеливо дёрнул за ручку.

За дверью никого не было.

Прошлёпав по ступенькам, Ларин зашёл в подвал. Повсюду валялись странные штуки, которые двоюродный племяш Витька, ушлый тип, называл то ли дискотеками, то ли дискетами. Взяв одну, Ларин некоторое время тупо пялился на надпись: «Программа для промывки мозгов, версия 8.076». Ниже другим почерком было выведено: «Ахтунг, баги!».

Допустим, это иностранная разведка. Но что ей вынюхивать здесь, между трёх зачуханных пятиэтажек? Кому мозги промывают и как — ёршиком?

Волков обнаружился в комнатке за поворотом. Он смотрел в экран, словно заворожённый, и бормотал какую-то херню про легендарный серебряный кристалл. Что это такое, Ларин решил пока не уточнять, сосредоточив внимание на стоящей рядом тётке с типовой мордой завхоза. При этом тётка положила руку на плечо Волкову, словно тот был особо ценным имуществом с только что проставленным инвентарным номером, и тоже несла какую-то херню про завоевание всего Санкт-Петербурга.

Дуэт Волкова и тётки выходил на диво слаженным, и Ларину это категорически не понравилось. Поэтому он по-быстрому превратился, заранее попросив Лунную призму дать ему силу, но без лишних спецэффектов, и швырнулся в Волкова всеми тремя оставшимися ручками. Одна, голубенькая, с колпачком в виде овала, внутри которого находился шарик, подлетела к стажёру и зависла рядом с ним. Волков автоматически схватился за ручку — учитывая хроническую нехватку канцтоваров в убойном отделе, этого и следовало ожидать. Ларин бы тоже схватился. Глаза у Волкова оказались мертвенно-застывшими и почему-то подсвеченными зелёненьким, а на лбу проступил странный значок, но на рефлексы оперативника оно не влияло.

Значок Ларин, к слову, опознал. Его первая бывшая увлекалась астрологией, причём серьёзно так увлекалась, сама гороскопы составляла и даже пристраивала их в газетёнку «Паранормальный Петербург», пока та не лопнула. Так обозначалась планета Меркурий.

Промывка мозгов, говорите? Ну ладно же! Ларин самым повелительным тоном рявкнул:

— Оперативник Волков, равняйсь! Смир-р-р-рна! Повторяй за мной: «Планета Меркурий, дай мне силу»!

— Планета Меркурий... — голос Волкова был унылым и монотонным, — дай мне силу... Чего?

На последних словах Волков всё-таки соизволил проснуться, но было уже поздно: планета Меркурий начала подло выполнять возложенные на неё обязанности.

Помнится, Ларин хотел видеть, как происходит превращение? Ну, увидел. По полной, как говорится, программе. Или по первой программе? В любом случае сначала с Волкова содрало всю одежду. Ну не то чтоб Ларину понравилось увиденное... Но потом по коже прошлись мыльные пузыри, удаляя лишние волосы, грудь выпятилась, бёдра расширились, а... м-м-м... в общем, там, где надо, волшебным образом улетучилось, а там, где надо, заметно прибавилось.

Мыльные пузыри собрались вокруг изящной женской фигурки, а затем одновременно лопнули, превратившись в хорошенькую голубенькую матроску. Волосы у Волкова остались по-прежнему короткими, только почему-то посинели, а знак Меркурия на лбу превратился в диадему — такую же, как у сэйлор Ларина, но с голубым камнем.

— Я прекрасная воительница в матроске, борец за любовь и мудрость! Омой лицо своё и покайся! — одновременно угрожающе и растерянно выкрикнул Волков, полностью перевоплотившись, а затем на автопилоте добавил: — Ибо грядёт!

— Что грядёт? — фыркнула тётка.

— Ну вот я, к примеру, пригряла, — немедленно встрял Ларин и задумчиво добавил, вертя в руках Лунную диадему: — Или грянула?

— Ты попала, — мстительно сообщила тётка и начала распухать, вылезая во все стороны из чёрного свитера, который не вынес такого с собой обращения и немедленно лопнул. Кожа тётки почти моментально почернела, но не как у негров, а почему-то с уклоном в фиолетовый. Глаза стали красными, словно у алкаша, а морда треснула пополам, и в огромном рту показались внушительных размеров заострённые клыки. Маникюр превратился в длиннющие когти. Пучок волос, впрочем, остался на месте, и на увеличившейся лысой голове смотрелся, как помпон на шапочке.

Вокруг рук монстра закружилась куча бумажек. В бумажном водовороте можно было разобрать лишь отдельные строки: «инструкция», «протокол о...», «рапорт», «отчёт», «жалоба»...

— Ты отчёт за квартал сдала? Рапорты написала? Дело номер шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть подшила?

Бумаги полетели в Ларина. Спасения от них не было, а монстр торжествующе выл:

— Ты не сэйлор, а жопа с ручкой! У кого раскрываемость понизилась на сто три процента? Кто рапорт не сдал?

— Ненавижу бумажную волокиту! — сквозь зубы процедил сэйлор Ларин. Бумаги облепили его и пришпилили к стенке, не давая пошевелиться. Демон зловеще расхохотался и медленно, вразвалочку, с характерным звуком полируя когти о подвернувшиеся по дороге столы, направился к противнику.

— Волков, твою мать! Давай уже, вызывай водный туман сраного Меркурия!

Голос был мужским. Проморгавшись и кое-как отвернувшись от очередного незаполненного рапорта, Ларин увидел странного мужика, держащего в руках алую розу. Мужик был во фрачной паре, высоком цилиндре, начищенных штиблетах и белой маске. Мужик удобно угнездился на потолке и сваливаться оттуда не собирался.

— Водный туман... минутку! — сэйлор Волков протестующее замотал головой. — Какой ещё «водный туман Меркурия»? Меркурий — это раскалённый шар без атмосферы!

— Да какая к херам разница? — простонал Ларин, задыхающийся под грудой рапортов. — Сделай что-нибудь, заучка хренова, или мы обе пропадём!

— Ладно... Приди, водный кумар Меркурия!

По комнате расползся дымок с характерным запахом, и Ларину немедленно захорошело. Вот не мог не выпендриться, зараза!

Кажется, демону захорошело ещё сильнее: он захлопал алыми глазищами, защёлкал зубами и закрутился на месте, бестолково взмахивая когтистыми лапами. А затем заржал, как конь на водопое. Или как Мухомор, читающий рапорты гаишников.

Из глубин кумара вылетела алая роза и вонзилась в кучу протоколов, удерживающих Ларина за правое запястье. Протоколы с сухим шорохом обвалились.

— У меня сиськи, — растерянно сообщил Волков откуда-то слева.

— Это потому, что ты теперь сэйлор Волков, — авторитетно сообщил Ларин и, подумав, добавил: — Поздравляю.

— Спасибо. И что мне теперь делать с этими сиськами?

— Не трогать. Постепенно само пройдёт, — Ларин насилу выбрался из-под кипы просроченных бумаг и покрепче сжал в ладони лунную диадему. Кажется, это самонаводящееся оружие не должно было дать осечку. Ну, во имя планеты Луна и весёлого меркурианского кумара!

— Лунная диадема, тудыть тебя налево, направо и в серединку! В бой!

Никакой реакции. Что за хрень?

Монстр был уже рядом, его дыхание становилось ровнее, а кумар постепенно рассеивался. Что же делать?

Внезапно в голове всплыли наставления Мухомора. Волков-то следовал инструкции от и до, а он, Ларин?

— Я — прекрасная воительница в матроске, борец за девичью любовь и против девичьей чести, сэйлор Ларин! Ты промывала мозги невинным девам, и я тебя, в принципе, упрекать за это не могу, но наказать обязана! Во имя Луны и братьев Марио! Лунная диадема, ну теперь-то в бой, или как?

На сей раз Лунная диадема не подвела, послушно улетев куда-то в кумар. Лишь бы Волкова не задело!

Из кумара раздался дикий вой монстра. Прямо такое вот душераздирающее «Не-е-е-ет!», как в штатовских боевиках. Похоже, сработало!

— Всё, сэйлор Волков, хватит. Развеивай кумар.

И уже видя груду каменных осколков на месте чудовища, крепко пожимая растерянному Волкову руку, сэйлор Ларин прочувствованно сказала:

— А кумар ты в следующий раз вызывай облегчённый. Уж больно забористый он у тебя.

Волков озадаченно кивнул.

— Так всё-таки что это было?

— У Мухомора спросишь, — отмахнулся Ларин и с места в карьер бросился допрашивать Волкова по мокрым — в смысле, горячим — следам. Пока не остыли и не высохли: — Чего она от тебя хотела?

— Не знаю. Какой-то легендарный серебряный кристалл... А где этот... летучий мышь?

— Не знаю, — повторил за Волковым Ларин и, подумав, добавил: — Вот и это тоже у Мухомора спросим. Вдруг конторский какой? Из агентов ну очень глубокого бурения?

Волков лишь плечами пожал. И то верно: что нужно агенту глубокого бурения в странном питерском подвале?

Алая роза пахла почти так же одуряюще, как меркурианский кумар.

Глава 4. Сэйлор Соловец, или Шашлык-машлык!

С Лариным и Волковым творилось что-то не то. Они откололись от коллектива, шушукались буквально часами и часто пропадали в кабинете у Мухомора.

Соловец подумал было, что Мухомор подловил их на чём-то и держит теперь на крючке, вынуждая стучать на коллег. Ну да, на обычное поведение Юрия Александровича оно не слишком походило, но люди со временем портятся, а подполковник Петренко и перестройку воспринял... не слишком, и потом явно заблудился немного во времени, пространстве и противоречивых начальственных директивах. Не рассказывая никому и ничего, Соловец устроил пару подстав: вроде бы незначительных, но заставляющих любого начрайотдела сделать стойку на ушах, — однако не сработало. Ну то есть совсем. Как в воду упало. Значит, не стучат. А раз так — проблема наверняка куда серьёзнее и надо бы с ней со временем разобраться.

Беда в том, что времени у Георгича не было совершенно. Не успели они с Дукалисом и Казановой худо-бедно идентифицировать очередного жмура и приступить к нелёгким поискам его убийц, как им на головы свалился очередной замут.

Пропадали автобусы. Два с таджиками-гастарбайтерами, один — с мужичками, приехавшими в Питер на заработки откуда-то из-под Волгограда. Собственно, после волгоградского автобуса дело и завели: ребята ехали на какую-то сложнодиректорскую дачу, и когда недоехали, разгневанный гендир фирмы со сложнопроизносимым названием позвонил их работодателю, тот уведомил местную полицию, те позвонили в Питер... Один только Господь на небесах ведает, как это дело умудрились навесить на обычный райотдел, но факт оставался фактом: у Соловца начали требовать рапорты чуть ли не каждый день.

А о чём, спрашивается, рапортовать? О том, что все автобусы практически в воздухе растворились? Или провалились под землю?

Последнее, к слову, было куда вероятней.

— Смотри, — с Лариным, конечно, творилось что-то не то, но работать он от этого хуже не стал. — Все автобусы пропали в районе площади Победы. Вот подземный проезд, соединяющий Краснопутиловскую с Орджоникидзе. Вот Московский проспект, Пулковское и Московское шоссе, улица Галстяна...

— Андрей, — Соловец устало потёр глаза — щипало их после очередной бессонной ночи изрядно, — я это всё знаю, чего ты мне в карту тычешь?

Вместо Ларина ответил Волков — такой же красноглазый и невыспавшийся, как и сам Соловец.

— Георгич, там нехорошие слухи ходят, в этом районе. Дурацкие, конечно, но... Типа, что от подземки между Краснопутиловской и Орджоникидзе есть ещё одно ответвление, замаскированное. Чушь на постном масле, понятное дело, но слухи свеженькие, подозрительно это всё...

— Ну да, ну да. А жмуры туда с соседнего кладбища не заходят, случаем? А с Еврейского? Нет? Странно, очень странно... Ребята, хорош чушь пороть, у нас пытки законодательством запрещены, чуши больно. По делу что есть?

— По делу — хуй да нихуя, — коротко и зло бросил Казанова. Воцарилась нехорошая тишина. Соловец уже ругал себя: зря он на парней набросился, те хоть версии выдвигают, пускай и бредовые, а сам-то? Сидит и ждёт, что прилетит вдруг волшебник в голубом звездохрене и бесплатно покажет на подозреваемых, да ещё улик подбросит? Так бесплатно можно только звездюлей огрести...

— Ладно, — вздохнул он. — Работайте, парни.

— Георгич, — Дукалис за соседним столом работал и без начальственного разрешения: на него сбросили все оставшиеся дела, включая злополучного жмура, идентифицированного но всё равно вонючего. — Тут такое дело. У меня знакомые есть в стройбригаде одной. Парни с Закарпатья, приехали на заработки... В общем, может, внедрить туда кого из наших — рожи-то с виду неотличимые. Разве что Казанову не надо, он выделяться будет. И прогнать автобус туда-сюда пару раз по этой сраной площади Победы. Только на бензин скинуться надо.

— Мухомора попрошу из фондов выдать, — буркнул Ларин, и Соловец снова задумался: что же связывает Ларина с начальством? Но тут же отбросил эту мысль, как несвоевременную: идея Дукалиса сама по себе была... многообещающей. По крайней мере, на фоне имеющегося голяка и бабкиных сказочек.

Старательно игнорируя Казанову, вопившего, что уж кто-кто, а он за хохла сойдёт как родной, он и пару слов по-украински знает, и гинекология у него совсем как у князя Владимира, который Русь крестил, Соловец сказал:

— Если Мухомор расщедрится — давайте подумаем в эту сторону, ребята.

— Расщедрится, — почти уверенно кивнул Ларин. — Тогда автобус этот пускать надо под вечер: волгоградские точно пропали ночью, они со стройки на съёмную хату ехали.

— А таджики как раз направлялись на стройку, в ночную смену, по крайней мере — второй автобус с пропавшими, — прервав воспоминания о своих украинских корнях, сообщил Казанова. — Я это... пообщался с их прорабом. Неформально, но продуктивно.

Георгич покосился на сбитые костяшки на руках у сотрудника и решил ничего не уточнять.

С закарпатцами договориться удалось быстро, пусть даже и разговаривало по-русски среди них полтора землекопа. Их главный, дядько с чёрными усами и мозолистыми руками, пожал Соловцу руку и произнёс что-то вроде «Сы нэ дило». Подумав, Соловец решил счесть это согласием.

На дело пошли втроём: Казанову, невзирая на его гинекологическое сходство с крестившим Русь князем Владимиром, решили оставить помогать Дукалису, а тот и сам не слишком рвался — работы у него было выше крыши. Деньги Мухомор откуда-то взял и торжественно выдал под расписку лично Соловцу. Вот ещё б он так родному райотделу находил, как закарпатцам! Можно и под расписку.

Выезжали в полной темноте, под моросящим дождём. Замотанные в шарфы по самый нос, в кепках и крепких куртках, Соловец, Ларин и Волков действительно ничем не выделялись среди закарпатцев, разве что необычной молчаливостью: в разговорах сидящих рядом они понимали разве что редкие матерки, а случайно провалить операцию, начав болтать по-русски, как-то не хотелось.

Первая поездка получилась неудачной, а вот во время второй Соловец почувствовал, как его неудержимо клонит в сон. Рядом всхрапнул низкорослый мужичок, шляпа опустилась ему на лицо, когда он попытался устроиться поудобней. Что происходит? Какого чёрта? Где... где Ларин и...

Наверное, какой-то газ распылили внутри салона, подумал Соловец, сворачиваясь клубочком. А как иначе объяснить глюки, в которых автобус, окружённый болотно-зелёным сиянием, медленно въезжает в стену тоннеля, а какие-то странные девицы в мини-юбках начинают усердно пробиваться сквозь застывший воздух к водительскому месту и вопить «Гео-о-о-оргич!» с интонациями Ларина и Волкова?

***

Когда автобус полностью скрылся в зеленоватом мареве, от противоположной стены отделилась тень. Буквально секунду назад казалось, будто там нет никого и ничего, и вот на тебе — мужчина в чёрном фраке и с маской на длинном, вытянутом лице.

Мужчина огляделся, поднял странный предмет — зелёную толстую ручку с забавной фигуркой на колпачке — и покачал головой. Затем сунул руку во внутренний карман фрака, достал оттуда обычную милицейскую рацию и сказал, ничего не включая, обращаясь то ли к рации, то ли к стене напротив:

— А ведь ты здесь лучше бы разобралась. По пространству и времени ты у нас спец...

Ответа он, естественно, не получил. Постоял ещё несколько секунд, улыбнулся, спрятал рацию и пошёл к выходу из туннеля, а там и вовсе растворился в переплетениях света и тени, в тусклом свете одиноких уличных фонарей и стылом тумане Санкт-Петербурга...

***

— Георгич! Да очнись же ты, ну! Георгич!

Превращения с каждым разом давались Ларину всё легче. Тем более что в салоне автобуса все разом и резко задрыхли, так что свидетелей не осталось и не пришлось уговаривать Лунную призму выдать дежурную матроску, но не устраивать из этого стриптиз-шоу. Волков, правда, странно хрюкал рядом и диковато на Ларина косился. И чего это он? Вроде, сэйлор Волков — повелительница планеты Меркурий, а не свинофермы!

А интересно было бы поглядеть, как перевоплощается сэйлор Мухомор! Хотя... нет, если вдуматься, то совершенно неинтересно. Лучше уж любоваться на конечный результат сего действа.

Волков добрался до Георгича первым. Рассеянно махнул рукой, и перед нежной воительницей в матроске прямо в воздухе поплыли какие-то графики и диаграммы. Ларин недоумённо хлопнул глазами. Волков нахмурился:

— Не то чтоб я это всё до конца понимала... В общем, в переводе на русский, все спят.

— Офигеть сакральное знание! — искренне восхитился Ларин. — Без графиков мы бы в жизни своим умом до него бы не дошли!

— Могу не продолжать, — огрызнулся Волков, щупая пульс на шее у Георгича. — Но вообще, структура пространства искривлена, бозон Хиггса резвится, как стадо бизонов Хиггса, а фотоны...

— Сэйлор Волков! Отставить научные изыскания, доложите по-уставному!

— По-уставному не выйдет, сэйлор Ларин, у науки свой устав, — в облике сэйлор-воительницы Волков становился совершенно несносным. Ларин мрачно пригрозил ему, что когда они перевоплотятся снова, то на стажёра свалится вся бумажная работа; Волков дрогнул, но устоял: — А если совсем для идиотов — конкретно здесь обычное время и пространство смяли в такой себе узелок и для простоты понимания назвали пространственно-временным карманом. Его никто не видит, кроме создателя и тех, кому не посчастливилось в этот карман провалиться. Так понятней?

— Ненамного, — вздохнул Ларин. — Что делать-то с этим?

— А чтоб я знала! Наблюдать, наверное. Анализировать. Соберём побольше сведений — нейтрализуем эту падлу. Во имя... ну... чего-нибудь.

— Угу, — буркнул Ларин. На душе было тяжко. Время, понимаешь, пространство... Мухомора бы сюда! Что они-то с Волковым здесь делают? Они ещё не умеют ни со временем нормально обращаться, ни с пространством...

— К слову, сэйлор Волков, я тебе о гражданочке Хэвиметаллии рассказывала?

Ответить Волков не успел: двери автобуса распахнулись и внутрь полезли какие-то страшилища, больше всего напоминавшие вставших на задние лапы дикобразов с восемью мутными глазками-пуговками на вытянутом рыле. Сэйлор-ментов дикобразы игнорировали, а вот к спящим потянулись практически безошибочно.

— Големы бозонных снов Хиггса, — шепнула сэйлор Волков. — Сильные, страшные и тупые. Видят спящих — притягиваются к ним всей массой.

— Сэйлор Волков, что за хрень ты несёшь?

— Эх, сэйлор Ларин, по-твоему, я сама понимаю, что несу? Я без понятия. Информация впитывается портативным компьютером и выводится мне на сетчатку. А я её уже несу дальше.

— Без крайней необходимости не неси, — поморщившись, буркнул Ларин. Волков возмутился:

— И чтоб она у меня на сетчатке застревала? Ну уж фигушки! Эй, ты чего? Да я тебя!

Бозонный голем грубовато оттолкнул сэйлор Волкова и ухватил Георгича за шиворот. Тот лишь сонно пробормотал что-то про раскрываемость и «вот уже сегодня, товарищ полковник».

— Погоди, — остановил боевую подругу Ларин. — Сама же говорила: наблюдать и анализировать. Давай хоть поглядим, что к чему, раз они нас не замечают.

Волков нехотя кивнул. Вдвоём прекрасные воительницы в матросках выбрались из автобуса и остолбенели.

Было от чего: они находились в каменном то ли склепе, то ли сарае. Размеры потрясали: каменные стены стремились ввысь и вдаль, а сводчатый потолок терялся в серой мгле. Неведомый архитектор расположил в зале и колонны, причём сделал это, по всей видимости, наспех утилизируя подвезённые в последний момент материалы, ибо чего добру пропадать. Колонны стояли хаотично, и даже всемогущий компьютер сэйлор Волкова не сумел уловить в их размещении какой-нибудь внятной системы.

По склепосараю сновали бозонные големы, занимаясь своими бозонными (или големными?) делами. Вот в их перемещениях порядок и стройность как раз наблюдались, хотя разумности Ларин не усмотрел и здесь: одни перетаскивали тела из свежеукраденного автобуса, другие полировали колонны, третьи подновляли линии пента... или гекса... короче, многоугольнограммы. В подсчёте углов Ларин тут же сбился, но граммы точно были. Наверное, даже килограммы. Килограмму начертили в левом конце зала, там, где колонн было поменьше. А параллельно с линиями лежали тела.

Не бездыханные — это Ларин с Волковым проверили в первую очередь. Все спящие, некоторые даже похрапывающие. И над каждым телом вилась зеленоватая дымка, струйкой уходя к центру безумного сооружения — туда, где возвышался гигантский чёрный кристалл.

Сейчас големы спешно расширяли килограмму, втискивая туда новые тела. И одним из таких тел должен был стать Соловец.

Не сговариваясь, Ларин с Волковым встали в боевые позы: сиськи вперёд, руки совершают абсолютно дурацкие движения.

— Я, прекрасная воительница в матроске, борец за добро и справедливость...

— Я, прекрасная воительница в матроске, борец за любовь и мудрость...

— И я накажу тебя во имя Луны!

— Омой своё лицо и покайся!

Как должны были умываться, а тем более каяться дикобразы-големы, сэйлор Волков толком не знала, но ей и не пришлось придумывать: из кристалла выпрыгнул очередной демон. Был он сильно похож на золотоволосого сладкого красавчика из мультиков — ну, если б не глаза-плошки, светящиеся зелёным, зубы в три ряда и когти раза в три длиннее пальцев. А так лапочка, красавец-мужчина. Самое оно для соблазнения юных невинных дев.

— Я ждал вас, сэйлор-воительницы в матросках, — прорычал демон.

— Ух ты, — приятно изумилась сэйлор Ларин и тут же погрустнела: — А чего тогда поляну не накрыл? Посидели бы, побухали во имя Луны...

— И Меркурия, — обиженно дополнила сэйлор Волков. — Я б, может, туманчику напустила, курнули бы, то-сё.

— В общем, раз поляны нет, то давай сдавайся. Освободи несчастных, ни в чём не повинных людей, а затем руки вверх, лицом к стене, — подвёла итог сэйлор Ларин.

— И документики предъяви, — тут же встряла сэйлор Волков. — Ты кто вообще такой?

— Я — один из королей Подземного царства, верный слуга королевы Хэвиметаллии, — взвыл демон, прыгая вперёд и толкая Ларина в грудь. Тот лишь успел пропыхтеть: «Да пофиг, у нас демократия!».

— Самый крутой водный кумар Меркурия! — рявкнула сэйлор Волков. Не иначе с перепугу. Закумарило знатно, Ларина аж повело, когда он вставал.

— Давай, — бросила сэйлор Волков, не оборачиваясь, — вытаскивай народ из этой хрени.

Какая именно хрень имелась в виду, объяснять не пришлось. Ларин на ходу угумкнул и бросился в туман, примерно в сторону килограммы. Странно, но почему-то быстро похолодало. Обычно матроска спасала от самых крутых дождей и вьюг, но не в этот раз.

— И это всё, на что вы способны? — насмешливо рыкнул демон. — Тупицы вы, а не сэйлоры. Слабенькие идиотки, возомнившие себя невесть кем. У вас нет сил тягаться со мной. Я заморожу вас и выдам королеве Хэвиметаллии. Давно пора устроить в Подземном царстве сад ледяных скульптур, но никто не ценит мои вдохновенные творческие порывы...

— Чувак, а почему королева, если царство? Царица ж должна быть... — внезапно поинтересовался Ларин. Пока демон озадаченно хлопал зелёными глазищами, сэйлор-менты с двух сторон попытались прошмыгнуть мимо него. Увы, не сработало: демон раскинул руки, и в Волкова с Лариным ударили струи ледяной воды, тугие, будто из водомёта. Напор был таким, что сбил с ног. Ларин в ужасе глядел, как его руки замерзают. Прям как бомжик, не добравшийся по зиме до тёплого газопровода...

Никто не видел, как очнулся Соловец.

***

Глюки продолжались. Какая-то фигня с ушами лупила из водомётов — видимо, портативных — в двух хорошеньких девчонок, разговаривавших с интонациями Ларина и Волкова. Соловец проморгался как следует, зачем-то спросил:

— Ларин, это ты?

— Нет, фигня с ушами! — отчаянно выкрикнула девчонка. — Беги отсюда, Георгич!

— А почему... — Соловец был истинным ментом, он хотел добраться до сути.

— Потому что сэйлор Ларин! Борец за добро, мать его, и справедливость, сковородником её по ебалу! Беги, Георгич, кому говорят?

Бежать Георгич не собирался. Только не сейчас, когда его ребятам... или девчатам... короче, не когда его сотрудникам грозит опасность от неведомой хуйни с ушами! Схватив и скрутив болевым приёмом пробегавший мимо глюк с дикобразьей мордой, Соловец поднатужился, поднял его и швырнул по направлению к ушам.
Хватило его ненадолго. Когти у зеленоглазой ушастой хрени вытянулись и чувствительно проехались по лицу Георгича, заставив отпрянуть.

В этот миг в воздухе прямо за спиной у чудовища зависла ещё одна девица, в руках которой бешено крутился дрын.

— Время, стоп, понимаешь! — выкрикнула девица. Где-то Соловец уже слышал этот голос... или эти командные интонации...

И время остановилось. Застыл монстр, замахнувшийся для последнего удара, застыли глюки с ежеподобными головами, даже таджик, лежащий рядом с Георгичем, замер на полувсхрапе.

— Сэйлор Ларин, швыряйся ручками! — приказала девица. Сэйлор Ларин огрызнулась:

— У меня руки отморожены, не видите, что ли, сэйлор Мухомор?

— Ну всё, буквально всё надо делать самой. Что за коллектив такой попался! — посетовала девица, споро шарясь у сэйлор Ларина в декольте матроски. Сэйлор Ларин взвизгнула, отшатнулась, заорала: «Вы чего, гражданка начальник?» — но новоприбывшая отмахнулась дрыном (чуть не задев сэйлор Ларина по макушке) и наконец возопила:

— О, нашла! Соловец, держи!

К Георгичу полетела ручка — красненькая, со смешным колпачком. Тот поймал её и тупо на неё уставился. Затем обалдело выдохнул:

— Что это?

Ларин подумал пару секунд, затем дёрнул незамёрзшим локтем и честно сообщил:

— Это не «что», а «кто». Сэйлор Мухомор. Несёт возмездие во имя Плутона и пластинчатых грибов.

Надо отдать Соловцу должное, сообразил он быстро:

— Пластинчатых — это потому что Мухомор?

Ларин сухо кивнул. А сэйлор Мухомор, дождавшись окончания переговоров, кивнула на ручку и пояснила:

— Это оружие.

— Массового поражения, — хихикнула сэйлор Ларин, но под строгим взглядом сэйлор Мухомора послушно заткнулась.

— Сожми её и скажи: «Планета Марс, дай мне силу!». Это поможет, — закончила девица и выжидательно уставилась на Соловца. Точно так же выжидательно на него уставились и Ларин с Волковым. Соловцу это не понравилось, но ни одна блоха в хозяйстве не плоха, а он нынче в мире глюков, так что если авторучка и впрямь здесь сойдёт за оружие...

— Планета Марс, дай мне силу!

Сначала ничего не происходило, а затем по ногтям Соловца проехался хороший такой маникюр, нарастив их и выкрасив в красный цвет. Георгич попытался было возмутиться, но вокруг внезапно загудело пламя. Оно не обжигало, а ластилось, вилось вокруг тела, счищая всё ненужное. Огонь разделился на несколько отдельных огневоротов, затем самый большой вихрь пламени превратился в матроску, по лицу хлестнула чёрная прядь волос, и Соловец с изумлением понял, что волосы — его. Как и вздымающаяся гневно грудь, как и алые туфельки на каблуках (и как в таких, простите, сражаться?), как и глубокий женский голос, произнёсший:

— Я — прекрасный воин в матроске, борец за пламя страсти! И я накажу тебя во имя Марса!

— Ух ты... — тихо выдохнула сэйлор Волков. Глаза сэйлор Ларина сияли.

— Сами такие, — тихо огрызнулся Соловец, но без злости, а очень понимающе.

— Ладно, я запускаю время, — встряла сэйлор Мухомор. — Дальше сами справитесь, понимаешь. У меня ещё квартальный отчёт не проверен.

— И не написан, — хихикнула сэйлор Волков.

Рядом с сэйлор Соловцом вновь принялся выводить рулады носом таджик. Свалился с ног какой-то голем. А монстр бросил в Соловца огромную ледяную глыбу, но она растаяла, не долетев.

— Я рождена с этой силой, чтобы стать ментом-воительницей, — выпалил Соловец. — Нам было предначертано встретиться!

Краем глаза он отметил, что сэйлор Ларин, похоже, готовится к атаке. Отлично, надо отвлечь чудовище, потянуть время...

— Огонь — моя стихия, и я дотла сожгу всех тех козлов, которые трясут своими вонючими шкурами в моём городе, смущая умы невинных таджи... дев, мешая их чистой любви к таджи... короче, сожгу нахрен, — речь вышла, конечно, так себе, но умные речи — результат долгой практики. В конце концов, разве Соловец на совещаниях их не толкал?

— Лунная диадема, в бой! — завопил сэйлор Ларин, и кольцо света сжало демона в тесных объятьях. — Давай, Георгич, твой выход!

Нужные слова пришли сами собой:

— Злой дух, изыди! И иди ты в... — дальше под вой сгорающего демона Георгич долго и смачно перечислял все пункты остановки в пешем сексуальном маршруте, который должен был одолеть злой дух. Ларин и Волков между делом вносили свои коррективы, так что финальный маршрут получился впечатляющим. Георгич очень надеялся, что у злого духа хватит сил честно пройти хотя бы треть.

Треснувший напоследок чёрный кристалл послужил финальным аккордом.

С исчезновением злого духа в прах рассыпались и големы, а таджики и прочие украденные мужики начали ворочаться в килограмме. Соловец с ужасом осознал, что сейчас ему предстоит заниматься эвакуацией из неизвестно откуда в неизвестно куда целой толпы замученных, истощённых людей.

А в качестве подмоги у него — две девицы в матросках. И сам он, честно говоря, тоже...

Почему-то задача от этого казалась ещё более интригующей.

Глава 5. Сэйлор Дукалис, или Снятся ли преступникам электроменты

С опергруппой что-то было не так. Дукалис это ясно видел. Один лишь Казанова оставался самим собой, а вот остальные... С остальными точно творилась какая-то хуйня, и если б не загруз, превышающий не только человеческие, но и ментовские возможности, Дукалис обязательно бы с этим разобрался. Но дела сыпались на его несчастную голову со скоростью картошки из дырявого мешка. Или даже ещё быстрее.

Взять хотя бы историю про невесту с телебашни...

Про питерскую телевышку ходило множество легенд, одна другой страннее. В частности, рассказывали, что каждый третий понедельник месяца монтёры со всего города собирались у входа в телебашню, выпивали для куражу, а затем лезли наверх, выше «рюмки» — пустующего помещения на двухсотом метре, — и проводили профилактику оборудования. Ещё болтали, что вертолёт, который снимал с телебашни антенну, на самом деле был шпионским, но свидетели расходились в показаниях о том, кто шпионил — американцы или инопланетяне.

Ну и конечно же замечательная, свеженькая, буквально только что из морга, история о повесившейся на телебашне невесте. Дукалиса просто выносило, когда он вспоминал об этом деле, а Казанова уже второй день ржал, как потерпевший. Ларин уверял, что вскорости питерцы всё приукрасят и облагородят, сделают ещё одной городской легендой, и Дукалис, увы, этому верил. Только не облагородят, а нагородят херни, как обычно.

Начать с того, что никакой невесты, разумеется, не было. Был спизженный на спор в свадебном салоне манекен, который бухое студентьё зачем-то приволокло на вышку, неведомо как протащив мимо охраны. Впрочем, учитывая, что зарплату охранникам регулярно задерживали, особого труда, по мнению Дукалиса, студентам прилагать не пришлось. Режим видеонаблюдения отрубился сам ещё в позапрошлом году, когда в рамках борьбы за экономию было решено не покупать запчастей к видеокамерам и заодно прочих расходников типа видеоплёнки. Причём что характерно: плёнку перестали закупать задолго до этого исторического решения, обэхээсэсники до сих пор выясняли, кто из начальства прикарманил денежки...

Одну вещь студенты (будучи литературоведами, а не физиками) подзабыли: наверху телебашни сильное электромагнитное излучение. Находиться там не просто опасно, а смертельно опасно. Ну и закончилось дело, само собой, так, как и должно было: четыре отбивных на асфальте и повисшая на проводе на высоте двести пять метров невеста, то есть манекен. Его увидал вернувшийся на рабочее место пьяный охранник и, не заметив при этом разбившихся студентов, позвонил сразу в милицию, «скорую» и руководству телебашни. Те приехали, поочерёдно сфоткались на фоне повешенного манекена, и лишь собравшись уезжать, обнаружили четыре трупа.

«Невесту» к тому моменту обфотографировали все питерские СМИ. Дукалис до сих пор ёжился, вспоминая, что писали в жёлтой прессе.

Всё бы хорошо, но он, Толя Дукалис, должен написать туеву хучу бумажек, среди которых осмотр места происшествия. А как его осмотришь, место это, если там — грёбаные электромагнитные волны? Дукалис не хотел, чтобы его труп тоже фигурировал в этой истории: тогда ведь Казанова и вовсе со смеху лопнет, сучара!

Выход нашёл всё тот же Казанова: после очередного приступа ржача заявил, что с двенадцати ночи начинается пресловутый третий понедельник месяца, когда мормоны лезут на ёлку, то есть монтёры на башню, и Дукалис вполне может полезть с ними вместе — а почему бы и нет? Всё равно стадо мормонов, которые монтёры, затопчут место происшествия в процессе сезонной миграции, так что надо ловить момент. Дукалис выматерился и пошёл звонить начальству телебашни — договариваться...

Договориться, как ни странно, удалось. Казанову Дукалис с собой не взял из чистой вредности: уж больно тот выпендривался, рассказывая, что ему ну вот совершенно не хочется лезть на телебашню. Не хочется — и не надо. Пускай едет и опрашивает бомжей по поводу несвежего трупа, найденного на свалке. Судя по тому, что Казанова от этой новости надулся, словно мышь на крупу, Дукалис поступил правильно. Вот сделаешь боевому товарищу гадость — и сразу на душе радость.

Полночь выдалась светлой — из тех знаменитых питерских белых ночей, когда всё не то чтоб словно на ладони, но вот прямо где-то около. Дождь с туманом, обнявшись, завалились в какой-то задрипанный кабак и совершенно точно собирались остаться там до утра, так что звёзды пользовались моментом и светили, будто в последний раз. Дукалис шёл по городу (машину Мухомор опять зажилил, мотивируя отсутствием бензина и совести у личного состава), по-дурацки улыбался и думал о счастье. О том, что ему, Толе Дукалису, везёт сильней, чем некоторым прочим, которые хотели бы полазить по телебашне, но вот западло в этом признаться. А ему, Дукалису, не западло.

О том, как он всего сутки тому назад клял чёртову телебашню по матушке, батюшке и всем создателям, Дукалис предпочитал не вспоминать. Мало ли, у каждого бывают сложные периоды в жизни.

Небрежно махнув на проходной корочкой, Дукалис зашёл на территорию телебашни. Скоростной лифт, совсем как в кино, вознёс его на двести метров над землёй — туда, где находились служебные помещения телебашни, по-простому именуемые «стаканом» или «рюмкой». Когда вышку только планировали, тут, по мнению проектировщиков, должна была разместиться кафешка, а рядом — смотровая площадка. Но какой-то умник задал вопрос: «А что делать будете, если всё загорится, как народ эвакуировать станете?». Видать, умник оказался блатным, потому что народные развлечения отменили, а помещения так и остались. Ну и, разумеется, понятие «народ», который в случае чего требовалось эвакуировать, не распространялось на персонал телебашни.

И в этот момент выключилось электричество.

К тому, что в Питере где-то как-то всё время что-то отключается, Дукалис уже привык. Перестройка, электричество не поспевает за прогрессом. Но не во всём же городе!

Или во всём?

В «рюмке» было тихо и темно. Дукалис обалдело захлопал глазами:

— Эй, — на всякий случай громко позвал он. — Эй, чо за нахер? Вы где все? Эти... монтёры, вы где?

— Серебряный кристалл... — глухо донеслось откуда-то с крыши «рюмки». — Нам нужен легендарный серебряный кристалл!

— По сраке вам нужно, — пробормотал Дукалис, на всякий случай хватаясь за пистолет. — А ну, выходи по одному и стройся!

Из тёмного дверного проёма на Дукалиса и впрямь выдвинулось какое-то непонятное тело. В тусклом свете фонарика можно было лишь разглядеть заострившиеся черты лица, белоснежную фату и огромные страшные чёрные глаза. А ещё — замасленную спецовку и гаечный ключ внушительных размеров.

— Отдай мне легендарный серебряный кристалл! — заунывным голосом сообщило тело в фате и спецовке.

— Мужик, или кто ты там, не дури, — Дукалис старался говорить как можно убедительней. — Я ж в Афгане служил, я же бешеный, ничего не соображаю, порешу нахрен! Бросай свою цацку — и руки вверх!

— Отдай мне легендарный серебряный кристалл! — раздалось от окна. Показалось, или кожа второго монтёра в свете Луны отливала мертвенно-зелёным? Этот ненормальный тоже нацепил на голову веночек из белых розочек, поверх которого красовалась бейсбольная кепка. А в руках монтёр держал свадебный букет из крупных болтов.

— Легендарный серебряный кристалл! — завыли откуда-то снаружи, заставив подскочить даже придурков в фате и бейсболке.

И тогда Дукалис с воплем проскочил мимо зазевавшегося первого монтёра и помчался к лестнице. Только вот полез почему-то не вниз, а вверх.

Это была стратегическая ошибка, ибо монтёров и впрямь было очень, очень много.

— Серебряный кристалл!

— Серебряный кристалл!

— Идите нахрен, уроды!

— Заткни хлебало и отдай нам легендарный серебряный кристалл!

Ночь обещала быть долгой.

***

Мухомор страдал. И буквально, и фигурально, и как придётся.

Вот мало того, что ему выдали к сэйлоровской форме чёрные форменные сапоги, а кое-кому — и красные, и синие, и туфельки модельные, небось из натуральной кожи, понимаешь! Мало того, что Ларин, хрононавт недоделанный, лучше прочих устроился с этой ручкой для превращений, и теперь выглядит то как Таня Буланова, то как Ален Делон, и на голубом глазу же брешет, зараза, будто всё в интересах дела! Так этот Делон, не к ночи будь помянут, ещё чуть служебное сэйлор-имущество не проебал! Не иначе одеколона таки хлебнул и перестал следить за вверенными ему ручками.

Нет уж, второй раз такой ошибки Мухомор не допустит. Оставлять что-то на попечение Ларина — это лучше сразу на помойку выкинуть. Хватит, довольно. Оставшуюся ручку сэйлор Мухомор вручит лично и под расписку. К слову, надо ещё у Ларина расписку за служебную Лунную призму взять, иначе он и её у бабы своей очередной оставит, перепутает с чужой пудреницей.

Что за сэйлора ему попались? Не сэйлора, а прям наказание одно! И наказание другое, и наказание третье! Ладно, Соловец ещё туда-сюда, но Волков и его суперкомпьютер — та ещё головная боль. Вот работали раньше сэйлора без этих всех цацек, по старинке, ножками. Сэйлора ноги кормят, а также уши, глаза и служебный дрын. А сейчас всё изменилось, буквально всё, и уже не знаешь прям, куда податься и что делать...

А тут ещё свет, понимаешь, посреди трудового вечера вырубило! Мухомор, кряхтя, высвободился из мягкого кресла, подошёл к окну, отдёрнул занавеску... и замер, вглядываясь в притихший обесточенный город.

Белая ночь буквально за пару секунд стала чёрной. И это было неслучайно. Это, можно сказать, взывало. Причём Мухомор точно знал, к кому именно.

Эх, а так хотелось провести этот вечерок наедине с отчётами и припрятанной бутылкой коньяка!

— Ну ладно, планета Плутон, дай мне силу!

Вздох, который при этом исторг Мухомор, шёл из самых глубин его мухоморьей души. Если б у планеты Плутон имелась хоть капля совести, то никакой силы она бы давать не стала, а сказала бы что-то вроде: «Да отдыхай, сэйлор Мухомор, ты заработала, и я вот тебе премию тут выписала — красивыми итальянскими сапожками, хочешь?». Но у Плутона совести не могло быть по определению. И вскоре преображённая сэйлор Мухомор летела, помахивая дрыном, туда, куда звал её долг.

То есть прямиком на телебашню.

Почему именно туда — Мухомор и сам толком не знал. Долг — он не сообщает зачем, он сообщает куда. И летишь себе, и хорошо, если летишь, а не по лужам казёнными сапожками шлёпаешь. С другой стороны, Ларин с Волковым шлёпают красными и синими сапожками, а Соловцу так вообще вода в модельные туфельки заливается. Чёрные сапоги — они как-то практичнее.

На вышке было заметно шевеление. Сначала Мухомор решил, что все собравшиеся там — гады, но, подлетев, обнаружил, что все гады, а Толик — Дукалис. И он отбивается от гадов, дрыгая ногой на самой верхотуре и вопя чистым матом, а гады всё прибывают и прибывают. Некоторые гады были при этом в свадебных нарядах, которые чрезвычайно не сочетались с их небритыми проспиртованными рожами.

Что-то вскорости должно было не выдержать — или Дукалис, или телеантенна.

Но первой не выдержала сэйлор Мухомор: схватив Дукалиса за воротник, она спрыгнула на крышу «рюмки», пробежала по наклонной, увернулась от пинка, который Дукалис выдал ей явно на автопилоте, и вбросила подчинённого в раскрытое окно. Активный мат дал понять, что приземлился Толик успешно, а финальное «порешу нахрен» вышло по-настоящему душевно. Но не это было главным — на лбу Дукалиса вспыхнул зелёным знак Юпитера!

— О! — радостно завопил Мухомор. — Время, стоять, бояться!

Время послушно остановилось и, кажется, нассало себе в ботинки. Дукалис тяжело дышал, оторопело оглядываясь по сторонам. Затем подошёл к застывшему монтёру, как раз перебиравшемуся через подоконник, подёргал его сначала за завитой локон, кокетливо выбившийся из-под фаты, затем — за растрёпанную бороду. Перевёл растерянный взгляд на сэйлор Мухомора:

— И чё за хрень?

— Это зомби, — авторитетно объяснил Мухомор. — Зомби-монтёры, посланники... ладно, долго рассказывать.

— А я никуда не спешу, — осклабился Дукалис. Мухомор вздохнул и в который раз принялся на пальцах объяснять сложные отношения между сэйлорами, королевой Хэвиметаллией и прочей иномирной и инопланетной хренью. Нет, честное слово, с Лариным как-то быстрее вышло! Зато в конце Дукалис всепонимающе кивнул и затребовал:

— Мне тоже давай!

— Что тебе дать, оперуполномоченный Дукалис? По шее?

— Превращалку эту! Не хочу отрываться от коллектива!

Мухомор важно кивнул, стараясь не показывать, как надеялся на такой исход (точнее, с таким личным составом даже и не надеялся!), и швырнул Дукалису ручку.

— Сообщи ей: «Юпитер, дай мне»...

Договорить Мухомор не успел. Телевышка расцветилась огоньками, словно новогодняя ёлка, а затем явно случилось короткое замыкание: все лампочки с треском взорвались, но не потухли — свечение образовало маленькую шаровую молнию, которая рухнула на Толю Дукалиса. Мухомор ещё успел подумать сначала непечатное, а потом вполне себе печатное — что хоть один из сэйлор-ментов стесняется хозяйство своё показывать на всеобщее обозрение, превращается себе внутри спецэффекта, понимаешь. Сияние осело на Дукалисе, как порошок для снятия отпечатков пальцев — на всех возможных поверхностях: хрен потом отмоешь и с морды, и с формы, сколько ни старайся. Ещё одна вспышка — и милейшая шатенка с высокой грудью, забранными в хвост волосами и серьгами-розочками в ушах растерянно озиралась посреди пустой комнаты. Впрочем, изумление продлилось недолго. Инстинкт сэйлора почти сразу же подсказал нужные слова:

— Я — сэйлор Дукалис, прекрасная воительница в матроске, борец за любовь и мужество, крепкий такой, ядрёный! И я покараю тебя во имя Юпитера, Ома, Вольта и Ампера, едрить тебя в качель! Чтоб зарёкся с невинными девами связываться, морда твоя козья! А ну, гром Юпитера, наддай!

Мухомор лишь тяжко вздохнула и сама наподдала дрыном очередному транс... тра... переодетому идиоту. Странно, но с тех, кто обрёл разум, наряды невест сваливались сами, открывая изумлённым небесам обычные спецовки. Хотя что в этом странного, если вдуматься...

И опять, ну вот опять младшему сэйлорскому составу выдали шикарную обувку! Эти зелёные ботиночки сэйлор Мухомор с удовольствием бы и сама примерила, благо лапища у Дукалиса большая и широкая. Ботиночки фирмовые, сразу видно, что не ширпотреб. Надо будет предложить поменяться — вдруг согласится?

Тяжкий удар внезапно сотряс телебашню, заставив монтёров с воплем посыпаться вниз, будто горошины. А на антенну изящной ножкой ступила длинноухая рыжая девица. И тёмная аура у неё фонила так, что куда там тем электромагнитным волнам. У Мухомора аж левый глаз задёргался, а правый заслезился. Обычно он слезился не к добру — к проверкам там всяким, к приезду министерских... На левый глаз Мухомор внимания привычно не обратил. Он у него дёргался в присутствии личного состава райотдела, потому что от таких обормотов не только глаз, но и всё остальное задёргается. Обормот здесь присутствовал как минимум один — сэйлор Дукалис, — так что всё нормально.

А вот правый глаз...

— Склонитесь перед королевой Берилл из Подземного царства, — провозгласила девица, — и отдайте мне легендарный серебряный кристалл!

— А ум, честь и совесть нашей эпохи вам, гражданочка, не отдать? — поинтересовалась сэйлор Дукалис.

— Я приплачу, — тут же встряла сэйлор Мухомор. Дукалис поглядел на боевую подругу немного растерянно. Королева Берилл — тоже.

— За кого приплатишь? — поинтересовалась она.

— За ум, честь и совесть нашей эпохи, — честно призналась сэйлор Мухомор. — Вы б видели, чего он в райотделе творит! Ни чести, ни совести, да и ума, признаться, тоже, но вы берите, не сомневайтесь!

— Кого? — королева Берилл явно ничего не понимала.

— Так Ларина же! — всплеснула руками Мухомор. — Отличный работник, ум, честь, совесть, ничего не... то есть всё на месте!

— Только неизвестно, на каком, — хрюкнула сэйлор Дукалис. — Не возьмёт она, товарищ Мухомор. Его никто не возьмёт, от него любая зараза шарахается. А эта зараза аж целая королева, она ж от него сдохнет!

— Довольно! — рявкнула королева Берилл и без дальнейших околичностей врезала короткими очередями тьмы сначала по Мухомору, потом по Дукалису. Почти попала: Мухомор еле-еле увернулась, а Дукалис выпрыгнула в окно, но нога в зелёном фирмовом ботиночке застряла между батареей и подоконником. Ну одни проблемы от этого младшего состава!

Сэйлор Мухомор ринулась было вниз, принять на жезл выпущенную по Дукалису тьму, но её опередили: ядовито-оранжевая цепь сердечек метнулась вперёд, и тьма осыпалась чёрными осколками.

Глава 6. Сэйлор Казанова, или Венерическая цепь Вассермана

Сэйлор Казанова помнила все свои перерождения. Ну ладно, почти все — немудрено что-то забыть и перепутать в таком количестве реинкарнаций. Гондоны — и те рвутся, а тут память, штука тонкая! Воспоминания путались, словно непрошитые страницы лежащих рядом дел: стоит отвернуться, как подробности пьяной драки с поножовщиной обязательно окажутся в какой-нибудь папке с делом о хищении двадцати килограммов фарша с мясокомбината, а то, не ровен час, заберутся в свод инструкций для сотрудников патрульно-постовой службы. Оно, конечно, здорово глядеть на новичков, изучающих Устав ППС вперемешку с историями мордобоя, но потом в ту же папку обязательно заглянет начальство, и головомойки не избежать никому.

Обычно вспоминались какие-нибудь ничего не значащие отрывки: как сэйлор Казанова с другими сэйлор-воительницами гуляла по мраморным дорожкам Лунного королевства, как однажды королева Серенити застала их за кражей лунного варенья... или это была уже мама юного Казановы? А ещё — как купались в меркурианских морях, когда в купальниках, когда без, и сразили однажды незадачливых похитителей не с помощью сэйлор-магии, а исключительно с помощью красоты... ну ладно, и выломанных из забора дрынов. Откуда в меркурианских морях взялись заборы, сэйлор Казанова уже подзабыла, но наваляли тогда этим горе-террористам знатно. И во имя Луны, и во имя Венеры, и за Меркурий с Юпитером тоже, не говоря уже о Марсе — за Марс вломили отдельно, а то сэйлор Соловец очень уж расстраивалась. Или тогда её звали не сэйлор Соловец?

Но главное сэйлор Казанова помнила твёрдо и могла выпалить без запинки: она должна отыскать Лунную принцессу и поступить под её начало вплоть до дальнейших распоряжений из сэйлор-главка. И тогда всё будет хорошо. Или по крайней мере часть всего.

Потому что сэйлор Казанова помнила ещё и толпу, сносящую всё на своём пути. Помнила вставшего перед толпой юного принца... как там бишь его звали? А, неважно. Лунная принцесса любила его, и любила взаимно. Той ночью должна была состояться помолвка, а состоялся бунт. И рыжую стерву с мечом сэйлор Казанова тоже очень хорошо помнила, хотя честно старалась забыть.

Только вот водка плохо помогала, а что покрепче и убивало побыстрее. Возрождайся, блин, потом невесть кем, помня все предыдущие реинкарнации. Но реинкарнации-то хрен бы с ними, а вот вспоминать каждый раз кровь, текущую по лунным улицам, было неприятно. Наносило душевные травмы, и легче не становилось никогда. Так что Казанова по жизни — точнее, по жизням — ограничивался водкой.

Серебряное тысячелетие завершилось всего одним багрово-красным днём. Кровь текла по улицам, кровь текла по дворцу. Слишком много крови. Слишком много мёртвых тел, глядящих в никуда застывшими глазами. И одно из этих тел принадлежало сэйлор Казанове.

Или тогда её звали не Казановой? А, неважно.

Важно, что аура той рыжей суки с мечом запомнилась накрепко — крепче, чем имя принцессы Луны, крепче, чем собственное имя. И ощутив эту ауру, Казанова встрепенулся. Огляделся вокруг, прищурился недобро, нырнул в ближайшую подворотню, извлёк из недр чёрного плаща оранжевую ручку и шепнул:

— Планета Венера, дай мне силу!

Он любил блондинок, чего уж там, но никогда не мечтал стать одной из них. Не мечтал о короткой юбке, длинных волосах, красном бантике в причёске... Но всё это прилагалось к его второй ипостаси, и Казанова не жаловался.

Девушка, которой покровительствовала Венера, привыкла быть звездой, и Казанова привычно доверился обрушившемуся на него водопаду звёзд и лент, превращающихся в матроску сэйлор-воительницы. Простой мент ничего не сможет сделать против Берилл. Сэйлор Казанова — сможет.

Преобразившись, сэйлор Казанова помчалась туда, где аура королевы Берилл ощущалась тёмной раной во времени и пространстве. Она успела вовремя: проклятая рыжая стерва как раз собиралась пришибить какую-то сэйлор-воительницу. Какую — не суть важно, хотя блеск этих глаз и показался Казанове странно знакомым. Вторая сэйлор-воительница явно находилась под покровительством Плутона, и сэйлор Казанова кивнула давней знакомой. Очень давней, можно сказать, древней. Они не встречались со времён Серебряного тысячелетия.

— Королева Берилл! Я, сэйлор Казанова, прекрасный воин в матроске, борец за такую любовь, что тебе и не снилось, дура патлатая, вызываю тебя на поединок! Венерическая цепь Вассермана, в бой!

Цепь из сердечек и звёздочек не подвела: первый удар тьмы удалось отбить. А тут ещё и новенькая сэйлор-воительница с матами вытащила сапожок из щели и мрачно сообщила:

— Гром Юпитера, в бой! И шоб оглоушило! Во имя любви и мужества!

Ага, стало быть, это у нас Юпитер... А чего это интонации такие знакомые?

— Сэйлор... Дукалис?

— Привет, Казанова. Так и знала, что ты в стороне от коллектива не останешься. А где остальные?

— Бухают, — пожала плечами сэйлор Казанова. На самом деле, точно она не знала, но была почти уверена. А что ещё делать ментам в ночи с отключённым светом? Не патрулировать же, честное слово!

— Вот, блин, козлы! Опять от коллектива отрываются!

— Премии лишу, — мрачно обещала сэйлор-воительница со знаком Плутона на лбу. Интересненько, с каких это пор сэйлорам вообще премию выдают? Если только...

— Я, сэйлор Мухомор, информирую тебя, королева Берилл, что ты будешь либо арестована, либо покарана во имя Плутона и пластинчатых грибов! Выбирай!

— Глупые сэйлор-воительницы! — расхохоталась Берилл. — Моя госпожа от вас не оставит даже горстки пыли, и от вашего города — тоже!

— Не замай Питер, — сурово оборвала противницу сэйлор Мухомор. — А ну, приди-ка, тайфун с нежным именем «Нахуй»!

Казанова лишь уважительно причмокнул губами. Вот умеет Мухомор, когда захочет! А тут, надо признать, и хотелось, и моглось. Берилл закружило в мощном урагане, погнувшем даже антенну на телевышке, но всё-таки королева Подземного царства устояла. И атаковала сама.

А она прибавила с момента последней встречи, мрачно подумала сэйлор Казанова, придавленная к телебашне всесокрушающим потоком тьмы. Отсиделась, зализала раны, поднакопила тёмной энергии...

Рядом охнула сэйлор Дукалис. Сэйлор Плутон пока держалась, пытаясь одновременно прикрыть сослуживцев и контратаковать. Плохо. Непродуктивно. Из последних сил Казанова прошипела:

— Нас... брось. Наддай... ей...

— Не учи батьку детей делать, — огрызнулась сэйлор Плутон, держа щит времени и пространства. Щит гнулся и уже прорвался в нескольких местах. Берилл ликующе расхохоталась — и замолкла, когда в плечо ей вонзилась алая роза.

— Женщинам — цветы, дитям — мороженое, — сообщил молодой человек в чёрном, возникший, казалось, из ниоткуда. Лицо его было скрыто за белой маской, напомнившей Казанове что-то странное. Что-то... очень давнее.

— Принц... Идивминет?

— Сама туда иди, сэйлор Казанова, — огрызнулся молодой человек. — Вот никогда ты моего имени запомнить не могла! Четыре слога всего, сложно, что ли? Эн-ди-ми-он!

— Ходят тут всякие, всех ещё помнить!

— Я уничтожу вас всех! — воскликнула опомнившаяся Берилл.

— Дамочка, а вы вообще не лезьте в наш небольшой семейный скандал! — вежливо попросила сэйлор Казанова. Увы, королева Берилл не вняла, вырвав розу из плеча и сжав её в кулаке так, что с ладони закапала кровь.

— Я уничтожу вас всех!

Второй удар был куда страшнее. Сэйлоров и Идивми... Эндимиона разметало по телевышке — сэйлор Казанова едва успела зацепиться каблуком за железную конструкцию, а Дукалис просто ухватилась за перекладину и висела на ней, громко матерясь. Эндимиона порыв ветра внёс в одно из окон «рюмки». Сэйлор Мухомор на миг зависла в воздухе, а затем рыбкой нырнула вниз. Но никто не успел и глазом моргнуть, как она вновь появилась на фоне звёзд, прекрасная и гневно размахивающая дрыном.

— Ледяной и бесконечно заебучий тайфун Плутона, в бой!

Казанова почти против воли втянул голову в плечи и постарался стать маленьким-маленьким, незаметненьким таким, совсем крохотным. Потому что когда в бой вступал бесконечно заебучий тайфун Плутона, это... заёбывало. Сильно. Буквально всех, кто оказывался на пути этого тайфуна.

Именно поэтому бесконечно заебучий тайфун использовали только в самых крайних случаях. Когда иначе никак. Всё-таки гуманизм был известен даже в Серебряном Тысячелетии.

— Как же я заебалась! — взвыла Берилл, крутясь в центре тайфуна. Сэйлор Казанова очень сильно её понимала и почти сочувствовала.

— Ну? — требовательно воскликнула сэйлор Мухомор. — Личный состав, будете работать, или только начальство должно?

Поперхнувшись от несправедливого обвинения, сэйлор Казанова распрямилась и рявкнула:

— Венерическая цепь всех существующих и придуманных венерических болезней, в бой!

Подтянувшаяся на поперечной балке и лежащая на ней пузом сэйлор Дукалис тоже выдохнула:

— Божественный раскат грома, херак! То есть — в бой! Во имя Юпитера и высоковольтной дуги!

Берилл вопила, извивалась, даже попыталась расплыться в чёрно-алую кляксу, но пока что держалась. Точку поставил принц Эндимион, высунувшись из окна и запустив в центр заебучего тайфуна ещё одну алую розу.

Роза угодила прямиком в грудь Берилл. Кажется, это оказалось последней каплей: рыжеволосую красотку буквально разорвало на части, и она развеялась чёрным дымом.

Наступила тишина, прерываемая лишь сопением сэйлор Дукалиса да скрипом погнутой телевизионной антенны.

— Уф-ф... ну, всё? — отдышавшись, спросила сэйлор Дукалис. Сэйлор Казанова, осматривая каблучок туфли, пожала плечами:

— Вроде да.

— А вот хрен, — внезапно отозвалась сэйлор Мухомор, и, повинуясь внезапному порыву, все подняли головы.

И посмотрели.

***

— Как-то всё неправильно, — вздохнул Ларин примерно через полчаса после выключения света и распития первой рюмки. — Нехорошо всё. Не по-человечески.

И с размаху опрокинул в себя ещё рюмашку, после чего уронил голову на стол. Хотел на скрещенные руки, но неведомым образом промазал. Стукнуло по столешнице знатно.

— Ты имеешь в виду, что Питер без света, а на телебашне горят огни Святого Эльма? — Георгич предпочёл занять наблюдательный и выпивательно-закусывательный пост возле окна. Тонкая свеча рядом с ним выгорела уже чуть ли не до половины — хреновые нынче свечи делают. Вот раньше...

— А они там горят? — Ларин заинтересованно поднял гудящую после близкого знакомства со столешницей голову. — Огни эти, Эльма которые. Горят?

— Ещё и ламбаду выплясывают.

— Тогда да, я имею в виду именно это. Вот всё-таки умный ты человек, Георгич, всегда знаешь, о чём речь!

— Ладно, — встрял Волков, — так превращаемся или нет?

Ларин с тоской поглядел на выключившийся холодильник, на недоеденную котлету, которую он всего несколько минут назад без охоты ковырял вилкой, и вздохнул:

— Лунный холодильник, дай мне призму!

На него посмотрели.

— Вот что случается, — наставительно заметил Соловец, — когда усасываешь пузырь в одну призму.

— Пьяным призмы не игрушки, — поддакнул Волков. Ларин мрачно выматерился и сосредоточился. Со второго раза получилось лучше.

— Лунная призма, дай мне холодильник! То есть силу!

Во тьме громыхнуло. Что-то тяжёлое упало на пол. Раздумывая, куда девать второй холодильник, сэйлор Ларин услыхала:

— Планета Меркурий, дай мне силу!

— Планета Марс...

Полёт не запечатлелся в памяти сэйлор Ларина — то ли хмель выветривался в процессе, то ли просто всё слишком быстро происходило. Ветер свистел в ушах, глаза были залиты то ли кровью, то ли пьяными слезами.

Случилось нечто ужасное, сэйлор Ларин чувствовала это. Но что?

Они успели к самому началу представления. Хотя никто из них не возражал бы, если б этот праздник отменили ко всем чертям.

***

Огромная туша Хэвиметаллии зависла над телебашней. Она была бесконечной, как тайфун Плутона, и грозила стать такой же бесконечно заебучей.

Безгубый рот раззявился, и оттуда донеслось:

— Легендарный серебряный кристалл...

— Да что это за хрень такая? — не выдержала сэйлор Дукалис.

— Источник невероятной мощи, — ответила сэйлор Казанова. — Больше про него толком ничего не известно. Ну разве что когда Идивминета убили, а Лунная принцесса забухала по-чёрному, то в белой горячке она умудрилась как-то выпустить великую силу Легендарного серебряного кристалла...

— Великая сила, — подтвердила Хэвиметаллия. — Хочу.

— Полученной энергии хватило, чтобы раздолбать эту гражданочку, — Казанова кивнула вверх. — Причём раздолбать вхлам. Вот только попутно шарахнуло по Серебряному Тысячелетию, и нету на Луне теперь ни зданий, ни даже руин, а есть одна только лунная пыль. Людей, правда, к тому моменту уже Металлия замочила, одна принцесса и осталась.

— Хреново, наверное, было бухать в одиночку, — сочувственно кивнула сэйлор Дукалис.

— Не то слово. Ну, я рад, принц, что ты хоть в этой жизни обзавёлся боевыми букетиками, а то на Берилл с голыми руками пёр. Тебя, к слову, как нынче звать-то?

— Такседо Настя, — с лёгким смешком отозвался молодой человек. — Но ты, товарищ сэйлор Казанова, можешь обращаться «товарищ старший лейтенант» или Анастасия Рюриковна.

— Абдулова, ты, что ли? — радостно распахнула глаза сэйлор Дукалис.

— Я, я... Ларин-то где?

— Бухает, — одновременно махнули руками Дукалис и Казанова.

— Вот и хорошо, — облегчённо вздохнул Такседо Настя. — Хоть сейчас не придётся...

— Эй, кто-то меня звал? — сэйлор Ларин вспрыгнула на телевышку. Сэйлор Волков и сэйлор Соловец спустя секунду последовали за ней. — Товарищ сэйлор Мухомор, это и есть гражданочка Хэвиметаллия?

Такседо Настя прикрыл лицо ладонью, сэйлор Мухомор кивнула, а сэйлор Казанова осторожно поинтересовалась:

— Мухомор, у тебя как, ещё остались споры в грибницах?

— Откуда? — поморщилась сэйлор Мухомор. — Знаешь, сколько сил отнимает остановка времени и ледяной бесконечно заебучий тайфун?

Сэйлор Казанова знала, поэтому тоже прикрыла лицо ладонью.

Наверху зловеще расхохоталась Хэвиметаллия.

Глава 7. Принц Идивминет, или Опергруппа, по коням!

— Девочки... — сэйлор Ларин чувствовала, что выглядит глупо, но останавливаться было уже поздно, да и как-то не по-пацански, точнее — не по-сэйлорски. — Давайте вместе вмажем этой суке, чтоб летела, как футбольный мяч над стадионом!

— Как Олимпийский мишка, — поддержала Волков, придвигаясь поближе, и запела, отчаянно фальшивя: — До свиданья, наш ласковый миша, возвращайся, откуда приле-е-ез!

— Как молитва над минаретом, — вздохнула Казанова, а в ответ на недоумённые взгляды пояснила: — Бывала я... в разных местах.

Сэйлор Соловец усмехнулась, становясь плечом к плечу с остальными:

— Как сплетни по селу, где тёща живёт. Быстро и без остановок.

— Ну, в общем, шоб отсюда и до покуда летится, — подвела итог сэйлор Дукалис.

Такседо Настя промолчал, просто вылезая из разбитого окна и разминая кисти рук, чтоб розы легче бросались. Рядом с ним так же молча, проверяя рабочий жезл, встала сэйлор Плутон.

— Глупо получилось, — констатировала она, закончив проверку.

— Угу, — а что ещё можно было ответить? В прошлый раз тоже получилось... не слишком умно.

Тогда принц Эндимион поступил как натуральный Идивминет. Ведь знал же, что в королевстве творится какая-то хрень! Но, как наивный ребёнок, с головой ушёл в дела амурные, счёл службу безопасности надёжной, а охрану крепкой. Ну и поплатился. Права сэйлор Казанова, кругом права: уж оружие-то он мог прихватить!

Конечно, в Лунном королевстве не слишком жаловали пришельцев с Земли с оружием, но его бы пропустили. В конце концов, не хрен подзаборный, а жених единственной королевской дочки!

Может, смог бы... ну, не остановить толпу, но хоть сбежать с возлюбленной. Сэйлор-воительницы были готовы их прикрывать до последнего... собственно, они и прикрывали...

Да, глупо получилось. А теперь ещё глупее.

Такседо Настя нехорошо усмехнулся, меряя взглядом расстояние от собственных манжет до крестообразного шрама на уродливой башке Хэвиметаллии. Конечно, надежды маловато, но если постараться, то может и сработать.

Что он теряет? Отступать ведь некуда, как и тогда. Лунную принцессу не уберечь, как и тогда. Но вот не пустить Хэвиметаллию дальше, отправить её в небытие... можно попробовать. Чем чёрт не шутит?

— Лунный кумар Меркурия, трижды усиленный и подкрашенный, в бой! Просто добавь воды! За все девичьи слёзы!

— Злой дух, пшёл нахер! Во имя пламени страсти... О, а я уже привыкаю пургу нести...

— Водичка, говоришь? Гром Юпитера, давай-ка по этой водичке в бой, во имя законов физики и любви, раз уж без неё никак!

— Усиленная венерическая цепь Вассермана, в бой! Сдай анализы и покайся!

— Эй, это моя реплика, про покайся!

— Да какая нахер разница? Ларин, а ты чего стоишь?

— Лунная диадема, во имя всех девушек и — гулять так гулять! — парней Питера, не подведи, милая! В бой!

Мухомор резко махнул жезлом:

— Метеоритный дождь, вперёд!

Такседо Настя атаковал розами с двух рук. В голове вертелась дурацкая песенка про миллион алых роз. Если бы Лунной принцессе это помогло, то он согласен был бы и на два миллиона. Только бы сработало. Только бы...

Хэвиметаллия отмахнулась от их атак, как праздный гуляка — от стаи мошек. Сэйлор Дукалиса приподняло и швырнуло спиной на одну из опор телебашни, где она и повисла беспомощной сломанной куклой. Казанову и Волкова размазало по «рюмке». Соловца скрутило в бараний рог и забросило на антенну. А Такседо Настю и Мухомора окутало ядовито-зелёным свечением, и они замерли в удушающих облаках.

Осталась лишь беспомощно глядящая на обездвиженных подруг сэйлор Ларин. Лунная диадема выблеснула и потухла.

Такседо Настя из последних сил, по миллиметру начал поднимать руку. Одна роза. Всего одна...

Всего одна роза — и, возможно, у сэйлор Ларина появится надежда сбежать.

Хэвиметаллия раздвинула губы и выплюнула тёмный шар. Он прошёл сквозь все защиты, как Дукалис сквозь винные ларьки, и завис перед Лариным.

— Отдай мне Легендарный серебряный кристалл, — донеслось сверху. — Отдай — и я подарю тебе лёгкую смерть!

— Нахуй иди, — как заклинание, почти умоляюще произнесла сэйлор Ларин. — Иди нахуй.

— Сама иди нахуй, сучка крашеная, — сообщила Хэвиметаллия и недоумённо дёрнулась: тёмный шар вдруг разбился. В опоре телебашни торчала алая роза. Окрашенные кровью лепестки уносил ветер.

Такседо Настя улыбнулся и потерял сознание. Он не услышал вопль бросившейся к ней сэйлор Ларина, не увидел слёз, брызнувших из её глаз. А то, возможно, закрыл бы лицо обеими руками, возмущаясь бестолковостью некоторых Лунных принцесс.

Подняв к небу заплаканное лицо, сэйлор Ларин глухо произнесла:

— Не крашеная я. Лунная диадема...

— Постой, — Хэвиметаллия выдула новый шар, ещё больше предыдущего. — Прежде чем атакуешь, подумай: кто из твоих подруг погибнет? Я могу выбрать любую.

Сэйлор Ларин застыла. Глаза её расширились, а губы шевелились, словно пытаясь что-то сказать, но вот не выходило.

— Итак, — каркнула Хэвиметаллия, ухмыляясь во весь безгубый рот, — которую же мне выбрать? Эту? Эту? Или, может, вот эту, умненькую?

Тёмный шар метался между забывшим, как надо дышать, Дукалисом, отчаянно скалящимся Казановой и смертельно бледным Волковым. Тогда сэйлор Ларин сплюнула и с отчаянным воплем «Да подавись, сука!» кинулась наперерез тёмной энергии. Шар коснулся её груди, затрещал и взорвался.

А умирать оказалось совсем-совсем, ну вот ни капельки...

совсем...

не...

Умирать оказалось чертовски больно и страшно.

***

Ларин летел вниз в кромешной, без единого пятнышка света, темноте. Время от времени натыкался на еловые венки, обвитые траурными лентами. Откуда-то знал, что на них написано: «Сраному менту от гопоты Красногвардейского района», «От скорбящих коллег» (вторая «л» была написана поверх остальных букв, и Ларин узнал почерк Волкова), «Спи спокойно, дорогой бывший, и не просыпайся!»...

Венки разговаривали с Лариным, причём почему-то голосом Мухомора:

— Ну вот за что ты со мной так, сэйлор Ларин? Что я тебе сделал? Зарплату, что ли, вовремя не выплачивал?

От неожиданной постановки вопроса Ларин широко распахнул глаза. Укоризненно глядящий на него Мухомор вздрогнул, но категорическим жестом отмёл напраслину:

— Это не я, это бухгалтерия всем задерживала.

Подумал немного, затем вновь заголосил:

— Или, может, я тебе отгулов не давал, когда ты с работы отпрашивался?

Наверное, взгляд Ларина стал слишком выразительным, потому что Мухомор скривился, будто сам поганок накушался, но всё же твёрдо продолжал:

— Ну разве только когда работы было невпроворот. В любом случае, как ты мог решиться недостойно подвести отдел кадров и боевых товарищей? И это когда в райотделе недобор личного состава, понимаешь!

— Я в аду, — тихо, но уверенно произнёс Ларин и закашлялся: горло саднило, словно в разгар ангины.

— Хуже, — раздался откуда-то сбоку голос Казановы, такой же хриплый и надтреснутый. Спустя пару секунд хитрющая физиономия с длинным носом и воспалёнными глазами вдвинулась в поле зрения Ларина. — Ты всё ещё на службе.

— А это чем-то отличается? — поинтересовался с другой стороны Волков.

— Отставить разговорчики! — рявкнул Мухомор. — Пораскрывали тут рты, понимаешь... Всех тринадцатой зарплаты лишу!

— Так вы уже, Юрий Александрович, — иронично сообщил Соловец.

— И ты туда же, Георгич! Ну что за райотдел мне попался! И сэйлоры такие же!

Ларин проморгался. Голова адски болела, в глаза будто щедрой горстью песка сыпанули, но он совершенно определённо был жив. В аду тринадцатой зарплаты не лишают.

— А где эта... гражданочка? — немного обалдело спросил он.

— Так подавилась же! — всплеснул руками Казанова. — Всё как ты и пожелал. Силён, котильон!

— Шутите, — поморщился Ларин.

— Какие уж тут шутки, — шумно вздохнул над левым ухом Дукалис, а Соловец сухо, словно боясь лишним словом спугнуть вернувшегося с того света оперативного работника, пояснил:

— Когда ты совершенно геро... глупо бросился на тёмную энергию, из твоей почки выпал легендарный серебряный кристалл. Хэвиметаллия подобрала его, съела и подавилась.

— К нам тут же вернулись силы, — подхватил Казанова, — и мы бросились крушить и ломать. Благо, прелестнейшая из сэйлоров, гражданка Мухомор, опять остановила время.

— И покрушили, — слышно было, как Дукалис широко и мечтательно ухмыльнулся. — И знатно так поломали.

— А потом сэйлор Мухомор отправила останки Хэвиметаллии в очередную неведомую хрень, — от звуков этого тихого женского голоса Ларин подскочил. Голова, естественно, тут же запротестовала, но ему было плевать.

Принц Идивми... Эндимион! Настенька!

— Не в очередную, а в очень неведомую хрень, — ворчливо поправил Мухомор, но Ларину уже не было до этого дела. Да хоть в трижды, четырежды неведомую!

— Настя! Ты... я... Мы ведь вместе, да? Правда?

Настя всхлипнула и бросилась ему в объятья — Дукалис с Мухомором едва успели убраться с дороги.

— Любовь... — глубокомысленно заметил Казанова. — Любовь — она... Она как бульдозер! Или как горящий паровоз, а за ухом розочка. Тем более любовь, прошедшая через тыщу инкарнаций. Только, Ларин, ты не бухай больше так, как на Луне.

Счастливый Ларин, обнимающий Настю, даже не ответил. Они оба сейчас были далеко — где-то там, в Лунном королевстве, гуляли по серебряным дорожкам, разговаривали и никак не могли наговориться. Или нацеловаться. Или ещё кое-что, но этого в присутствии боевых товарищей они уж точно не могли.

— Ну что, гражданки сэйлора, и вы, гражданин Такседо Настя, поздравляю, — высокопарно заявил Мухомор. — Наша миссия выполнена. Гражданка Хэвиметаллия схвачена и упакована.

— И... что же нам теперь делать? — немного растерянно спросил Волков.

— Как что?!

Договорить Мухомор не успел: на поясе у Соловца защёлкала и запищала рация. Срывающийся голос дежурного завопил:

— Георгич, тут... тут какая-то непонятная хрень! И жертвы! Она злобная, сука эта, и непонятная...

— По коням, — даже не дослушав до конца, скомандовал Соловец. Ларин и остальные потянулись к карманам:

— Лунная призма, дай мне силу!

— Планета Меркурий, дай мне силу!

— Планета Марс...

— Планета Юпитер...

— Планета Плутон, дай мне силу, понимаешь!

Такседо Настя ничего не сказала, просто стояла в дурацком чёрном фраке, рассеянно поигрывала алой розой и влюбленно глядела на сэйлор Ларина.

— По коням, сэйлора! — скомандовала сэйлор Соловец, встряхнув смоляной копной волос и тайком разгладив короткую алую юбку. — По коням!

Сэйлор-опергруппа мчалась на выезд.