Я смотрел на ворота своего жилища, которые неумолимо приближались. Два месяца… Два месяца вдали от дома, два месяца среди величественных существ — что могло быть для меня хуже? Я подошёл к двери, ожидая какого-нибудь подвоха, который не замедлил появиться.

— Ты вернулся, — послышался ехидный голос.

Я не стал оборачиваться: то, что Огненный всегда висит в воздухе над головой собеседника, стало традицией, и обращать внимание на его бесцеремонность давно надоело.

— И как тебе два месяца без магии в обществе людей? — осведомился он, подлетев ближе.

— Это было познавательно, — ответил я и открыл дверь: слуги не замедлили появиться и помочь мне переодеться. Я знаком предложил вечному незваному гостю пойти со мной в комнату и выпить что-нибудь приятное. Правда, после человеческих напитков наши кажутся верхом безвкусия, поэтому я заказал обыкновенный чай, который не вызывал чувства брезгливости.

— Благодарю за столь несвойственную тебе любезность, — отозвался Огненный, садясь на пол. — Но всё же, Звёздный, расскажи, как было в мире людей? Ты ведь жил столько времени среди самых великих существ согласно нашей религии. Каковы они в повседневном быту?

Я усмехнулся. Люди… Я столько столетий боготворил этих существ, считая их высшими; считал, что только они могут достигнуть просветления, и вот попал на Землю и увидел противоречивую картину мира. Это было неприятно.

— В человеческом мире всё иначе, чем мы себе представляем, — ответил я. — Хотя тебе вряд ли понравится то, что я скажу о высших существах: наша религия сильно преувеличивает их заслуги. Я познакомился там с такой интересной вещью, как ДРУГОЙ религией.

— А что, на земле есть что-то, кроме католичества и буддизма? — отозвался Огненный явно заинтересованно.

— На земле есть множество стран, как оказалось, островами там всё не исчерпывается. Я был в другой стране, с другим языком и другими обычаями. Уж не знаю, почему меня выкинуло именно туда. Там другая религия, другие храмы. Она чем-то похожа на католичество, которое нам так ненавистно, но в ней, как мне кажется, есть что-то более светлое. Она предполагает муку, но как религия нравится мне больше. В ней несколько другие обряды и другие каноны.

— А название у неё есть?

— Ты не сможешь его произнести. Я изучил немного тот язык, на котором говорили обитатели страны, где я жил. Но это очень длинное слово. И в той стране интересная религиозная пропаганда: я наткнулся на цикл фильмов, которые говорят о самых великих людях и об их религиозности.

— Разумеется, все великие должны быть религиозны. Не может быть разумного существа, которое бы не верило хоть в какую-то религию, это нонсенс, который противоречит здравому смыслу, — взвился Огненный.

— Ты перед своим наставником, который демонстративно не верит ни в одну религию, это повторишь? — засмеялся я. Поймать на слове Огненного легко, а издеваться над ним мне всегда нравилось.

— Я говорю о людях. Высшие существа не могут не верить. А что до моего учителя, то он для меня тоже бог, а богу необязательно верить в другого бога.

«Железная логика», — подумал я и продолжил:

— Одним из самых интересных фильмов из цикла мне показалась история Кьеркегора.

— Кого? — перебил Огненный.

— Его звали Серен — возможно, это имя тебе легче произнести. Это великий человек. Он написал книгу, в которой рассматривает один из сюжетов Библии.

— Какой?

— Какая тебе разница? Ты же всё равно не читал Библию.

— Ты тоже. Но помнишь, когда пару столетий назад католичество было безумно популярным? Папийон тогда много рассказывала мне о книге, которая, по её мнению, превосходила наши сутры. Я ведь правильно понимаю, что эта твоя лучшая религия, чем католичество, основывается на той же самой книге?

— Да, правильно. Кстати, я частично прочёл Библию. Мне было интересно, как на основе одной книги могло появиться несколько религий.

— Так и наша религия тоже разбита на школы.

— Наша религия никогда никого не убивала, мы лояльны, а вся история человечества пронизана войнами за религию. Люди отказывались принять иное крещение и умирали.

— Вот это я понимаю религиозный дух, — прошептал Огненный в благоговении. — Значит, люди настолько благочестивы, что умирают не ради своей страны, не ради своих хозяев, а ради религии? Это просто восхитительно!

— Во всяком случае раньше умирали. А сюжет «Жертвоприношение Авраама» знаешь?

— Конечно, знаю. Это о том, как Бог сказал человеку убить своего сына, а в последний момент остановил его руку? Я только одного никогда не мог понять в этой притче: человек подчинился приказу Бога, это естественно, за что же Бог его награждает? Ведь подчинение своим богам — вещь настолько понятная, что стоит наказывать за её отсутствие, а не одаривать за наличие.

— Вряд ли наш мозг, пропитанный другой культурой и религией, способен это понять. Но книга хороша. В самом видео отрывке приводятся цитаты, так мне они настолько понравились, что я пошёл и купил книгу. Она очень красиво написана. Насколько сух и лаконичен язык в Библии, настолько цветущ язык книги. Но вообще меня удивило, что люди создают художественные произведения на основе текстов по своей религии. Это нелогично и, я бы сказал, богохульно, ну да у людей свои правила. Но знаешь, этот фильм сделан очень красиво. Технологии людей позволяют создавать великолепные вещи. Правда, ведущий мне не понравился: он очень явно пропагандирует религию, но музыка восхитительна, совсем не похожа на музыку наших кото, цитр или флейт. Есть, правда, некоторые спорные лично для меня места. К примеру, там говорится, что люди боятся эпилепсии наравне с проказой. Уж не знаю, как они могут сравнивать такие вещи: страшнейшую болезнь проказу и довольно мирную эпилепсию. Но этот человек, Серен, поражает меня. Он позволяет себе высказывания такого рода, как «Богословие заискивает перед философией» или же говорит, что религия стала только лишь возможностью наживы для людей. Если не ошибаюсь, он сам был то ли католиком, то ли представителем какой-то похожей религии, и меня очень удивило, что за такие высказывания его не убили: сколько я видел наших католиков, так они отличались беспринципностью. А знаешь, что удивительно? Хотя, для тебя, конечно, может, и не удивительно: Голгофа находится рядом с горой Авраама.

— А Голгофа — это что? — спросил Огненный.

— Гора, где был, по католичеству, да и по этой новой для меня религии, распят сын Христа.

— А, знаю, — воскликнул Огненный. — Та самая абсолютно нелогичная и лживая история, про то, что человек сперва выдержал тридцать ударов кошками, а потом ещё долго мучился на кресте? Не люблю явную ложь, поэтому этот эпизод мне не нравится.

— Ну уж, — усмехнулся я. — Между прочим, этому эпизоду мы обязаны появлением нового вида казни в нашей стране. Разве же распятие не стало популярным?

— Не люблю иностранные виды казни, — ответил Огненный. — А с распятием у меня вообще плохие ассоциации. Помнишь историю с Юми?

— И проклинаю тебя за неё, — ответил я, улыбаясь своей самой очаровательной улыбкой: я ведь тогда так и не отомстил Огненному за то, что он подставил меня.

— В этой истории был замешан Ранато. Когда мой учитель узнал об этом, то…

— Ах, вот в чём дело было, — воскликнул я. — Слушай, с тобой порой приятно разговаривать, ты раскрываешь тайны двухсотлетней давности: никто тогда понять не мог, с чего вдруг Ледяной распял своего вернейшего слугу, а это, оказывается, твоя вина.

— Моя, — ответил Огненный явно смущенно, — а самое обидное то, что я не хотел, чтобы всё так получилось. Когда учитель сказал, что «поговорит с ним на кресте», я не понял, что он всерьёз намеревается распять, я так понял, что это просто угроза, а потом…

— Ясно, ты всегда был очень добрым, — усмехнулся я. — Так люди создали целый фильм про детище Бога, в котором рассказывают о его жизни и смерти.

— То есть человек играл роль Бога? — удивился Огненный. — Люди, пронизанные сильнейшим религиозным чувством, позволили человеку играть Бога?

— А откуда бы они себе настоящего Бога взяли на съёмочную площадку? — усмехнулся я. — Естественно, человек его играл. К тому же в той религии всё сложно: Бог един в трёх лицах, — и это был его сын, а не сам дух. Но я плохо разбираюсь во всём этом. В фильме показано много ужасов, не знаю, зачем люди снимают картины, которые ещё и изобилуют ошибками. Но в той передаче было интервью с актёрами. Конечно, это не наши масочные театры, и актёры без грима узнаются сразу же.

— Неужели фильм о жизни бога не вызвал резонанса в обществе? — удивился Огненный.

— Вызвал, с ним были какие-то проблемы. Он ведь ещё и сделан на древних языках, которые люди не знают: арамейский, например. Не пытайся выговорить, я сам долго учился. Говорят, этот фильм сильно отличается от всего человеческого кинематографа, но, поскольку я в этот раз впервые обратил внимание на телевидение, то мне каждый фильм казался шедевром, не похожим на другие.

— А что такое «фильм»? — спросил Огненный. — Ты постоянно произносишь это слово. Сколько я понимаю, это что-то вроде галлограммы?

— У людей магии нет, они пользуются наукой, которая дошла до невероятных высот. Смотри.

В моей руке показалась кассета.

— У меня же была такая, только поменьше! — воскликнул Огненный. — Пару столетий назад, когда моей жене привезли с земли посылку. Мы назвали это музыкохранителем, а устройство, которое давало возможность слушать музыку, — музыковоспроизводителем. А твоя эта огромная как работает?

— Моя вот эта огромная, — ответил я, — могла бы называться видеохранителем. Я воспроизведу тебе изображение с неё с помощью магии — надеюсь, получится, хотя люди используют сложнейшие установки, работающие на основе переменного тока.

— Подожди, — воскликнул Огненный, — кажется, Иллюзорный занимался такими вот вещами, я видел у него однажды музыкохранитель. При помощи шара Королевы он воспроизвёл музыку, которая выпивала энергию.

— Иллюзорный, пока жив был, многого успел достигнуть, — вздохнул я. — Помнишь новогоднего вестника? Пока всё сбывается: Иллюзорный заточён в ледяной тюрьме, из которой ещё никто не выбирался, я пал в немилость… Кажется, следующим должен быть ты.

— Если мне суждено умереть, я сделаю всё, чтобы погибнуть во славу своего учителя, — ответил Огненный задумчиво. — Знаешь, когда я был на земле, то видел картину, которая, как мне показалась, могла бы стать символом смерти. Это была даже не одна картина, а две: сперва на меня смотрела прекрасная девушка: она улыбалась такой таинственной улыбкой, какой не умела улыбаться даже Кагуя-химэ. Меня эта картина так заворожила, что я смотрел на неё долго, очень долго, а потом перевёл взгляд на соседнюю и чуть не закричал от страха. Я многое видел на своём веку: Анджун умирала на моих руках, я слышал предсмертные стоны принцессы Третьей, соблазнённой католичеством, — а тут была изображена та же картина, но вместо головы прекрасной дамы зиял череп. Я понимаю, что, когда я вот так всё рассказываю, это не выглядит столь ужасным, но меня поразило в самое сердце.

— Мона Лиза, Леонардо да Винчи, — сказал я.

— Как?

— Неважно. Просто я видел его работы. А сюжет есть про другого великого человека — Микеланджело. Этот человек — один из самых, если вообще не самый великий человек в человеческом искусстве. Его картины и скульптуры считают загадками, а о его религиозном чувстве ходят легенды. Это один из самых интересных сюжетов, какой я видел. Он умер почти пять столетий назад, но его творения изучаются людьми до сих пор, а ты ведь знаешь, то люди живут мало, у них очень быстрая сменяемость поколений. Этот человек жил во многих странах, но особенно в Италии. Это, кажется, самая культурная страна всей человеческой расы, или, во всяком случае, той расы, которая верит в религии, подобные католичеству.

— В общем, покажи мне такой фильм, — перебил Огненный. — Мне безумно интересно посмотреть на творение рук человеческих.

Я только хотел заставить кассету показать содержание, как вошла служанка.

— Простите, но пришёл Ледяной Лорд. Он желает видеть вас.

— Это за мной, — испугался Огненный. — Ты заболтал меня. Я должен был вернуться домой полчаса назад. Что теперь будет?

— Ничего страшного, думаю, не будет, — усмехнулся я. С одной стороны, мне приятно было осознавать, насколько это ничтожество боится собственного благодетеля, с другой стороны, сейчас мне очень хотелось похвастаться своими фильмами, а значит, Огненный должен остаться здесь.

— Думаю, он пришёл не по твою душу, а поприветствовать меня. Жди тут.

Я вышел к новому гостю. Ледяной приветствовал меня очень тепло, что было на него совсем непохоже.

— Я безмерно рад вашему возвращению. Надеюсь, поездка принесла вам много интересного? — задал он вполне невинный, но на самом деле полный заинтересованности вопрос.

— Да, я узнал много нового, что можно было бы с сами обсудить. А в данную секунду я с Огненным смотрю человеческое творение — фильм.

— Это интересно. Позволите присоединиться к вам?

— Разумеется.

Мы вошли в комнату. Огненный приветствовал своего благодетеля по всем правилам. Я же в душе ликовал: Огненный знает, что Ледяной не станет устраивать разборки, пока я рядом. А значит, мой первый гость будет делать всё, чтобы продлить визит, и мы сможем посмотреть все фильмы. Сейчас его страх перед учителем мне на руку. Ледяной ничего не сказал своему воспитаннику, лишь показал знаком, что тот может прекратить оказывать знаки глубокого почтения. Значит, Ледяной и правда зол на него. Моё лицо расплылось в улыбке: вот ведь, я даже не хотел подставлять Огненного, это получилось само собой. Ну да эта дрянь, думающая о себе чёрт знает что, и не заслуживает хорошего к себе отношения. Я взял плёнку и попробовал сделать на её фоне галлограмму — получилось. Нашему вниманию предстал человек, стоящий в каком-то помещении, где стены были не обычными стенами, а видеоизображениями. Поскольку вещал этот человек на известным мне одному языке, пришлось взять на себя роль переводчика, благо, все эти сюжеты я знал практически наизусть. Первым мы посмотрели почти полностью черно-белый фильм про две человеческие страны, которые соревновались друг с другом в градостроительстве.

— Ну и как вам? — спросил я у своих собеседников, когда фильм кончился.

— Это великолепно, — отозвался Огненный. — Такие здания! Такие высокие! У людей явно не бывает землетрясений. Они прекрасны, причём оба. Но в фильме была показана война. Неужели люди применяют свои самолёты в военных целях, а не только для перевозки пассажиров?

— Кажется, люди всё приспособили для военных целей, — ответил Ледяной. — И это очень интересно: их техника позволяет уничтожить все города и страны, свести на нет постройки из камня. Жаль, что в фильме было так мало про войну. Но я категорически не согласен с тем, что сильная власть дарит язычество и рабство. Это оскорбляет нашу королеву. А вот исторические факты о городе Вавилоне интересны. Я расширил свой кругозор.

— А вам что-то говорит это название? — спросил Огненный заинтересованно.

— Разумеется, говорит, я читал католическую Библию, в отличие от вас обоих. Я расширяю свой кругозор, как только можно, а религиозные учения — это наркотическое средство, выверенное и проверенное поколениями. Просто не обращать внимания на них глупо.

— Не говорите столь громко о своих предпочтениях, Ледяной, — сказал я. — Этим вы сильно оскорбляете меня.

— У меня нет желания оскорблять вас, — ответил Ледяной, — я лишь высказываю свою точку зрения. Которая, правда, очень не популярна в нашей стране.

— И не может быть популярна, — процедил сквозь зубы Огненный.

— Замолчи, пожалуйста, все твои аргументы я знаю наизусть. Но не думай, что тебе когда-нибудь удастся склонить меня в лоно твоей религии.

— Я и не надеюсь, — ответил Огненный так смиренно, как только мог.

Мне забавно было наблюдать за ними: Огненный нагл со всеми, но наставника своего боится и при нём тих как мышь. Я наслаждался его унижением.

— А меня кое-что в этом фильме удивляет, — сказал я, дабы разрядить обстановку. — Один из двух вождей, как там сказано, занимался рисованием в конце войны. Когда у него могло быть на это время? Да и там что-то говорилось про католические службы, куда он ходил — тоже не похоже на правду.

— Люди могут успеть всё, на то они и высшие существа, — ответил Огненный.

— Или этот фильм лжив, — продолжил Ледяной.

— Люди не могут снимать ложь, — возразил Огненный.

— Знаешь, за пару месяцев жизни на земле я понял, что люди и не то могут, — возразил я. — Кстати, Огненный, ты не заметил, что по сюжету говорится, что худший из пороков людей — это гордость? Потому что в ней они не будут признавать Бога.

— Да, их Бог явно страдает комплексом неполноценности или ещё чем-то в этом духе, — заметил Ледяной. — Если он не может заставить людей делать то, что хочет, если он не может искоренить из сердец людей такое вот страшное чувство.

— Пожалуйста, перестаньте богохульствовать, — взмолился Огненный.

— Я ничего не говорю против твоей религии. Что тебя так тревожит чужая? — засмеялся Ледяной.

— Но она же человеческая! В ней не может быть недостатков! — возразил Огненный.

— В этом я с ним согласен, — подтвердил я. — Так что и правда, можете не высказывать столько критических замечаний по поводу религии?

— Как вам угодно. В данном случае я гость в вашем замке.

— Давайте посмотрим что-нибудь более мирное? — предложил я и перевел на другой сюжет. Он повествовал о женщине, которая мне безумно нравилась. Я даже пытался найти её на земле, но, оказалось, она давно умерла. Посмотрев впервые этот сюжет, я даже решил почитать её стихи, так они меня заворожили. Во многом ради этого я выучил сложный человеческий язык.

— Автор хорошо связывает библейские факты с жизнью этой женщины, — сказал Ледяной. — Это интересный психологический ход: жизнь любого существа можно, при желании, так или иначе связать с Библией. В ней ведь рассматривается много довольно тривиальных вещей, не только чудеса, но и самые обычные человеческие взаимоотношения. Кстати, Звёздный, меня удивляет, что вы и Иллюзорный, когда был жив, не пытались читать Библию: при вашем благоговении перед людьми это была бы хорошая возможность понять их психологию.

— Честно говоря, в голову не пришло, — ответил я. — Но как вам стихи? Они прекрасны, не находите?

— Нет, конечно, это гораздо лучше, чем танка, — сказал Огненный.

— Можно подумать, будто ты их складывать умеешь, — улыбнулся я.

— Нет. Когда я переехал в Хэоанское Королевство, я просто выучил две тысячи стихов наизусть и цитировал, когда приходилось, — гордо заявил Огненный.

— Ты так гордишься этим, будто не я заставил тебя, — усмехнулся Ледяной. — Что там говорилось про гордость? Что гордые люди не могут почитать Богов?

— Религия и вы для меня всё, — воскликнул Огненный, — вернее, вы и религия, если говорить точнее.

— Не знаю, как вам, — пожал я плечами, — а мне нравятся стихи: они так не похожи на наши.

— Я просто читал однажды, вернее, не читал, но видел человеческие стихи такого рода, — сказал Огненный. — Учитель, помните, когда вы заставили меня выучить хинди? Вы тогда показывали и человеческий сборник стихов. А что касается этого, то я же всё равно ни слова не понимаю.

— Я же вам всё перевёл, — огрызнулся я.

— Но не в рифму же! А смысл этого стиха можно было бы спокойно уместить в наше трехстишье, это было бы гораздо красивее, чем писать так длинно и непонятно.

— По этой истории непонятно другое, — возразил Ледяной. — Здесь говорится, что женщина была пророком, которая предсказала будущее своей страны. Возможно, она владела зачатками магии.

— Думаете, она была демоном, одним из тех, которые рождаются в семье людей? — спросил я.

— Очень может быть. Её стихи образуют странную музыкальную композицию. Но в любом случае она давно умерла, так что это не имеет значения. Но если вам так интересно её творчество, то я буду рад, если вы познакомите меня с результатами исследования.

— Как вам будет угодно, — сказал я. — А теперь посмотрим еще один эпизод, ладно?

— С удовольствием, — воскликнул Огненный. — Мне кажется, что эти эпизоды приближают меня к людям.

— Вообще мы должны были бы уже быть дома, — произнёс Ледяной, — но я не стану отказывать радушному хозяину замка.

Я опять имел удовольствие видеть гримасу ужаса на лице Огненного, когда наставник сказал о том, что им надо идти домой. И чего так бояться? Какая разница, пойдут ли они домой сейчас или на два часа позже? Ругань всё равно ему обеспечена. Я поставил следующий сюжет. Мы посмотрели его примерно до середины, а потом вдруг Ледяной сказал:

— Если вам не трудно, выключите его, пожалуйста.

— Конечно, — я остановил запись, — но что такое?

— Этот человек явно лишён разума, нельзя смотреть такие вещи.

— Кто бы не лишился разума, если бы узнал, что скоро умрёт? — спросил я.

— Это низко, — ответил Ледяной. — И эта история с домом и ангелами говорит о его ненормальности.

— Учитель, — подал голос Огненный, — помните Анджун? Она говорила, что её спас тенгу, а Кагуя-химэ утверждала, что видела оборотней.

— Анджун, кажется, была ранена, её мучила послепыточная агония, она могла кого угодно принять за магическое существо, — ответил Ледяной. — Что же до той девочки, то вот уж у кого воображение было хорошее… Понимаешь, ангелы не могут существовать.

— Почему? — удивился я.

— Потому что, учитывая вес тела, крылья должны простираться на огромное расстояние, гораздо большее, чем то, как это рисуют. А если предположить, что они владели левитацией, то им крылья вообще не нужны. Я уж и не говорю о том, что с шестью ногами у нас только насекомые, так что люди, сами того не зная, сделали посланников бога не людеподобными, а насекомоподобными, — он засмеялся.

— Пожалуйста, перестаньте, — взмолился Огненный. — Не мучайте меня своими речами. Наука и религия порой противоречат друг другу.

— Ваша религия не противоречит, а вот католичество и прочие очень даже. Ладно, что там у вас дальше?

— Досматривать не будем? — спросил я. — А то у этого человека есть ещё один фильм, который он снял незадолго до своей смерти.

— Человеческий фильм? — в глазах Огненного появился огонь желания.

— Ни в коем случае не нужно смотреть вещи такого рода, — отклонил Ледяной моё предложение.

— Но, учитель...

— Я сказал "нет" и всё! — Ледяной повысил голос. Огненный тут же стал изображать самое смиренное смирение, на которое был только способен. Я включил следующий фильм.

— Этот эпизод мне больше всего нравится, — сказал Огненный, — в нём столько всего интересного про крестьян, про память, про холеру, про ружья. Можно, я возьму с собой кассету и посмотрю его ещё раз? И стихи мне эти больше нравятся, чем те, они мелодически приятнее.

— Думаю, больше всего тебя цепляет то, что этот человек был против католиков, — усмехнулся Ледяной.

— Конечно, — ответил Огненный. — Я до сих пор не могу простить тому монаху гибель Принцессы Третьей.

— Кажется, я чего-то ещё не знаю из твоей жизни? — спросил я относительно заинтересованно.

— Помнишь сестру Кагуи-химэ? — напомнил Огненный. — Она встретила монаха, он подговорил её на католичество. Она пошла на очередную встречу с ним в дождь и умерла от воспаления лёгких. Такая глупая смерть.

— И это совпало с тем, когда мы начали уничтожать католиков в нашей стране, — вспомнил я.

— Конечно. Я поэтому и дал своё согласие. До того момента иноземная религия меня не очень интересовала, а тут, когда она легко опутала сердце невинной девочки, скажу честно, меня это испугало.

— У этого человека была нелёгкая судьба, — отозвался Ледяной. — Смерть жены и друга произошли почти в один день.

— Зато вам не дано познать его муку,— ответил я. — У вас же нет ни жены, ни друзей, а даже если вдруг ваш воспитанник погибнет, это всё равно будет только одна потеря.

— Как ты можешь думать, что моя смерть сможет вывести из равновесия моего учителя? — спросил Огненный с вызовом. — Я буду безумно счастлив, если смогу умереть от его рук и на его руках.

— Твоя наглость всегда меня поражала, — засмеялся Ледяной. — Умереть на моих руках — это я ещё понимаю, но чтобы умереть от моих рук, тебе надо очень постараться.

— Если вы решили столь сложный вопрос, как смерть, то давайте смотреть дальше, — мне надоедали эти препирательства. У нас есть ещё писатель, царствующий дом и священник. Чего хотите?

— Конечно, священника, — воскликнул Огненный. — Я очень ценю писателей и правителей, но они ничто по сравнению со служителями богов.

— Ладно, давайте это, а потом мы пойдём домой, — сказал Ледяной. — Время позднее, да и задерживать вас не стоит.

— Хорошо, — я приготовился дальше переводить.

— Это божественно, — сказал Огненный после просмотра. — Человеку выпало на долю столько трудностей, его деда обвиняли во всех грехах, он сам страдал из-за своего родства, а в результате оказался таким важным лицом иностранного государства.

— Да, его карьера потрясает, — продолжил Ледяной. — Православие может гордиться такими людьми.

— Как вы сказали? — переспросил Огненный.

— «Православие» — это та самая религия, которая родственна католицизму, но вызывает несколько больше сочувствия, возможно, правда, только потому, что мы о ней ничего не знаем.

— Мне нравится такое название, его выговорить можно, — обрадовался Огненный. — Слово «католицизм» я в своём время долго учился произносить.

— Надеюсь, вы довольны тем, как провели время, — сказал я, вставая. — Если хотите, я отдам вам кассету, там есть ещё несколько фильмов.

— Спасибо. Странно слышать от тебя столь лестные речи, Звёздный, — откликнулся Огненный, хватая дар. — До встречи.

Он вышел из комнаты. Ледяной не спешил отправляться за ним.

— Что случилось? — спросил я.

— Скажи, — Ледяной подошёл вплотную, — что ты увидел на самом деле на земле? Я никогда там не был, Огненный был всего несколько раз. А ты там, с одной стороны, много работал, с другой — жил без магии. Какие они, люди?

— Знаешь, — я чуть отошёл от него. — Когда-то я также восторженно отзывался обо всём человеческом, как твой ученик, но сейчас не могу произнести хвалебных слов. Люди — омерзительные существа. За то время, что нас не было, они уничтожили практически всю планету: на ней нечем дышать! В нашем подземном мире кислорода и то больше. Мы хотели вернуть себе право на существование в этом мире, но я сейчас склоняюсь к тому, чтобы сдать отчёт Королеве, в котором буду настаивать на полном захвате власти. Да, люди — высшие существа по нашей религии, но они давно забыли об этом, если когда-то и знали. Ты понимаешь, что религия значит для меня довольно много, но сейчас я смотрю на людей и вижу, что для них ее не существует. Кто-то гордо говорит, что он атеист, другие столь же гордо говорят, что они веруют, но при этом не читали никаких книг того учения, которому якобы принадлежат, не исполняют обрядов, ничего, но нет, они веруют! Те же немногие, кто вроде бы отдали религии свои сердца, всё равно не готовы умереть за неё, а вера, за которую нельзя умереть, бессмысленна. У людей не осталось ничего, за что бы они могли умереть, у них вообще нет ничего духовного. В этих фильмах говорится о людях, которые давно умерли. Вот мне кажется, что эти люди были готовы умирать за свои убеждения, но сейчас нет, сейчас люди стали омерзительными. Я разочарован увиденным, поэтому теперь с удвоенной силой примусь забирать их энергию, не считаясь с жертвами. Как только наша богиня оживёт, мы сможем хотя бы завоевать землю и насадить на ней настоящую культуру.

— Вряд ли что-то удастся насадить, — промолвил Ледяной. — Твои речи многое объяснили мне. Спасибо тебе за это. Я посмотрю плёнку как можно внимательнее. В человеческом мире надо сперва разобраться, а потом уже действовать. Надо показать ее Королеве, а уж потом решать. Знаешь, как говорится в Библии? «Я видел о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле». Вот и мы столько всего слышали о людях, столько придумали сами, а теперь приходится расплачиваться за это.

— Худшее ещё впереди, — ответил я.

— В этом вы абсолютно правы. До встречи завтра, — и он вышел, по-военному чеканя шаг.

2010