Свиток третий. Год 801

Глава 28

Зойсайт

По здравом размышлении я пришел к выводу, что идея поговорить с женой не самая удачная. Вряд ли она что-то знает, а если и знает, то мне не скажет, и не по злобе, а просто потому, что не умеет определять, что важно, а что нет. Единственной зацепкой оставалась ссора, произошедшая несколько лет назад между императорами, и участие в ней левого министра. Но почему я настолько уверен в том, что его участие обозначает хоть что-то? Вернувшись в свои комнаты, я сел за столик, пытаясь самому себе объяснить, зачем занимаюсь расследованием? От скуки? Или от негодования, что таинственный убийца украл мою добычу? Честного ответа я сам себе дать не смог. Единственное, что не укладывалось в общую картину, это почему никого не беспокоит исчезновение сановника, причём особы, приближённой к императору? Прошло уже несколько дней, все должны заниматься поисками, а вместо этого затишье. Вспомнив все состоявшиеся уже беседы со знакомыми левого министра, я не обнаружил ничего путного. Оставался только один демон, с которым я не говорил, — жена Югатаюмэ. Однако её нет в монастыре, она в каком-то поместье. Придётся вернуться в столицу, а там уже узнать, где её искать, а заодно надо посмотреть документы по давней ссоре.

Идея покинуть монастырь мне понравилась, всё равно здесь очень скучно и нечего делать, а зараза меня не тронет. Нужно только вернуться к приезду Нефрита. Или не вернуться? Прошло столько времени после убийства Юми, что он вряд ли вспомнит о подставе. Но если вспомнит? И ведь Джадент в письме не указал, кто из демонов приедет. По логике, это должен быть Нефрит, но не удивлюсь, если прибудет сама Королева. Ладно, вернусь, когда получится. Если застану посланцев, то постараюсь не встречаться с давним недругом.

Но как добраться до столицы? Если на лошади или пешком, то потеряю слишком много времени. Телепортация на большие расстояния запрещена, но кто помешает мне постоянно исчезать и появляться? Я разобью дорогу на несколько маленьких участков и обойду запрет! Возрадовавшись такому простому решению, я, не предупреждая никого, отправился в незапланированный поход и ещё засветло достиг ворот столицы. Мне всегда хотелось посмотреть нижний город, который аристократия обходит своей милостью, но всё не было то времени, то желания, а сейчас как раз можно пройтись до дворца. Я сменил одежду, чтобы никто не узнал меня, и вошёл в главные ворота. Честно говоря, я думал, что увижу вымирающий город, серые лица, неубранные полуразлагающиеся тела… Однако ничего подобного! Всё чисто, опрятно, ни на одном лице не видно беспокойства, откуда-то доносится пение птицы-искусительницы¹. Похоже, сановники зря сбежали — эпидемия так и не добралась до столицы. Я отправился на многолюдную площадь, где стоял то ли какой-то храм, то ли поместье — точно не скажешь, однако он был красив, и мне захотелось осмотреть его вблизи. Я влился в галдящую толпу и попытался пробиться к святилищу, откуда доносилось гудение раковины². Мне удалось сделать это не сразу, но всё же через несколько минут я рассматривал рисунок, на котором были изображены то ли драконы, то ли огромные змеи. Рядом со мной оказалась какая-то женщина в странном чёрном одеянии, которую я сперва принял за монахиню. Она смотрела на меня очень внимательно, будто силясь узнать, а потом произнесла:

— Лорд Зойсайт! Простите, что не падаю перед вами на колени.

Я обернулся, пытаясь понять, кто она. Голос знаком. Очень знаком, но я не помню, где слышал его.

— Вы меня не узнаёте? — спросила женщина, всё ещё не показывая лица.

— Простите, госпожа, но сложно понять, кто вы, только по голосу. Если вам не трудно, приоткройте лицо, — попросил я, пытаясь вспомнить, кто из моих знакомых может находиться сейчас в Хэоанской Империи.

— «Госпожа»… Сколько чести простой юме, — задумчиво произнесла незнакомка и показала, правда, не лицо, а кисть руки, но мне этого было достаточно.

— Анджун… — прошептал я, не веря глазам своим. — Как это возможно? Мы считали тебя погибшей. Прошло ведь почти два года.

— Да, вы абсолютно правы, — ответила девушка.

— Но почему ты здесь? — я насторожился. — Ответь, почему я не должен прямо сейчас обвинить тебя в измене?

— Если вы позволите, я объясню вам, что произошло и почему я оказалась здесь. Но давайте сперва уйдём из толпы, — девушка взяла меня за руку и повела куда-то.

— Подожди. Лучше пойдём во дворец, там сейчас почти никого нет.

Я схватил её и телепортировался прямо ко дворцу. В нём бурлила жизнь: множество высших демонов присматривали за комнатами и садом. Я удивился, почему же сейчас, когда аристократия уехала, не доверили повседневную работу юмам? Однако, как объяснил один из стражей, низшие демоны никогда не заходят на территорию дворца.

Я не стал спорить и удивляться, а попросил оставить меня наедине с гостьей. Оказавшись в своих комнатах, я указал Анджун на место за столом и попросил:

— Может, снимешь свою одежду? Почему ты не открываешь мне ни лица, ни рук? Неужели из-за стыда?

— Простите, но, если это не приказ, я бы предпочла не показывать вам то, что сейчас представляет собой моя плоть, — тихо ответила юма. — Понимаю, вас волнует, почему я не вернулась и что со мной случилось.

— Пока меня волнует, почему ты, будучи здесь, не нашла меня? — поправил я её.

— Я не знала, что вы здесь. Вспомните, меня отправили в горы задолго до вашей свадьбы, когда ещё ничего не было точно известно, так что я ничего не знала. Поверьте!

— Хорошо, положим, верю, всё же свадьба была засекречена. Так объясни, что произошло.

— Я расскажу вам, но вы вряд ли поверите мне. История моя звучит слишком фальшиво.

— Посмотрим, — я присел к столу и внимательно посмотрел на юму: вот ведь какую одежду нацепила — ничего не разглядеть.

— Когда мы с сестрой выполнили задание и убили… известных вам лиц, то не успели вернуться к своим — нас схватили. Во всяком случае, схватили меня. Сестра, кажется, сбежала. Она жива?

— Да, и продолжает служить.

— Хвала Металлии. Так вот, меня схватили и не дали умереть. Я не помню, кто сумел поймать меня. Кто-то из повстанцев, кажется, высший демон. Так вот меня схватили, пытали, ломали тело. Но среди мучителей не было мастера. Палач очень неудачно повредил меня, задел важные артерии. Я быстро потеряла сознание. Меня посчитали мёртвой и выбросили куда-то, где лежало много трупов. Моё сознание было замутнено, но я помню запах смерти. Я думала, что умру. А потом… Потом случилось чудо. Я пришла в себя и поняла, что нахожусь на какой-то горе. Мои самые страшные раны были перевязаны, а рядом… Вы не поверите, но рядом стоял тэнгу. Я понимаю, что это мифическое существо, чьё существование до сих пор не доказано, но я уверена, что это был получеловек-полуптица. Он смотрел на меня и улыбался. Потом сказал что-то вроде: «Это будет хорошая шутка». И улетел. Я осмотрела себя. Да, боли не было, но он… он не залечил раны, а кое-как исправил. Я поняла, что надо куда-то идти, что-то делать, раз мне подарили жизнь и возможность управлять телом, но куда? Я не знала ни где нахожусь, ни где Тёмное Королевство. Спустившись, пошла куда глаза глядят и в конце концов пришла в столицу Хэоанской Империи. Мой внешний вид, хромота смущали демонов, поэтому я и скрыла своё тело под чёрными одеждами. Понимая, что надо вернуться, я хотела дать хоть какую-то весточку, но… Я не нужна Лорду Кунсайту. Да, даже с поломанным телом я кое-что могу, но моя квалификация совсем не такая, как раньше. Возможно, кто-то взялся бы вправить обратно кости, но, боюсь, это кончится плохо. К тому же я не могла вернуться, потому что не знала, как. Вот и решила остаться здесь, а вдруг сегодня увидела вас и подумала, что, быть может…

— Понятно, — я смотрел на неё, не зная, что думать и делать. — Вряд ли то существо было тэнгу. Скорее всего, обыкновенный демон, которого твой воспалённый мозг посчитал чудовищем.

— Я не знаю, — ответила Анджун. — Поймите, я не могу вернуться. Единственное, что мне осталось, — это умереть, но я не могу покончить с собой сейчас, так как чувствую себя предательницей.

Она замолчала, ожидая моей реакции. Я раздумывал несколько секунд, а потом попросил:

— Разденься.

— Прошу вас, — она молитвенно сложила руки, — моё тело ломали, а кости неправильно срослись. Я была обыкновенной девушкой, а теперь мой внешний вид…

— Разденься, — потребовал я. — Быть может, ещё что-то можно сделать, хотя, конечно, прошло полтора года… Но мне надо увидеть, что ты представляешь собой сейчас.

— Хорошо, я подчинюсь вам, — девушка одним движением руки скинула с себя всю одежду.

Я смотрел на когда-то обыкновенное, возможно, даже чем-то привлекательное тело… Да, последствия пыток были ужасны: неправильно сросшиеся кости, следы железа и других не менее жестоких орудий. Меня удивляло, как она смогла выжить при таких повреждениях. Может, и правда, её пребывание в этом мире — злая шутка тэнгу? Я осмотрел тело очень тщательно, но сомнений не оставалось — даже Пятикнижие врачевания здесь бессильно.

— Ладно, можешь одеваться, — разрешил я, отворачиваясь. — Не могу сказать, что верю всему, что ты рассказала, но поговорю с нашим хозяином о тебе. Думаю, он сам примет решение.

— Спасибо вам, Лорд Зойсайт, — она попыталась склониться. — Простите, но не могу стоять на коленях из-за травмы ноги.

— Я и не требую. Мне нужно уладить некоторые дела в столице, поэтому я и прибыл сюда. Ты можешь жить где-нибудь вблизи дворца, чтобы я мог в любой момент найти тебя и рассказать о решении Кунсайта? К сожалению, в сам дворец юм не пускают.

— Да, могу. Вы так много хотите сделать для меня, вряд ли я заслужила.

— Много, — я усмехнулся. — Я хочу просто отдать дань уважения тому, кто верно служил Лорду Кунсайту. Никто не ожидал, что ты вдруг воскреснешь из мёртвых. Но я не могу радоваться за тебя, видя, какое существование приходится тебе терпеть.

— Вы так добры. Спасибо вам, — с этими словами юма исчезла. Я долго ещё стоял на месте, думая о несправедливости мира, а потом вспомнил о главном деле и пошёл к стражникам с просьбой отвести меня в хранилище летописей и дать материалы по 796-му году. Никто не удивился ни моему появлению, ни моей просьбе, так что через несколько минут я уже сидел за столом и читал длиннющий свиток. В нём было записано очень много событий, в основном не представляющих интереса. По записям сразу видно, что документировали только те события, которые угодны военному правительству. Что ж, этого следовало ожидать. Прочитав уже большую часть свитка и не найдя ничего ценного, я испугался, что борьбу за власть решили забыть навсегда, но, к счастью, ошибся. В записях за шестой месяц были отдельные предложения, посвященные «небольшому разногласию» между действующим императором и его дядей. Через полмесяца «небольшое разногласие» превратилось в «крупную ссору», а к восьмому месяцу стало «подобием междоусобной войны». Меня очень радовало, что в свитке указаны все участники раздора с обеих сторон: и те, кто поддерживал существующий режим, считая, что сын принцессы Кагуи-химэ должен взять власть; и те, кто был убеждён, что править должна та ветка императорской семьи, где уже есть сыновья. Я читал имена, про себя отмечая, что почти никого из обеих группировок уже не осталось при дворе. Рядом с каждой занимаемой тогда должностью были написаны принадлежащие демону земли, родословная и великие свершения.

Какого же было моё удивление, когда среди сторонников несостоявшегося государя я обнаружил теперешнего левого министра! Да, тогда он не занимал этой должности, был всего лишь средним военачальником. Но то, что это именно он, у меня не было сомнений, потому как его родословную я успел выучить. В то время он был одним из главных противников сегодняшнего императора; тем, кто сумел настолько расположить к себе военное правительство, что оно едва не вынесло вердикт о том, чтобы императором стал дядя отца Кагуи-химэ…

Отвлекшись от самого конфликта, я просмотрел по дальнейшим записям судьбу левого министра. Получалась несуразица: он до последнего оставался при своём покровителе, но потом, когда все самые активные участники были сосланы, занял должность младшего советника. И потом с каждым годом продвигался всё выше, минуя половину ступеней. Летописи не сообщали ни одной причины, по которой ему должны были бы оказываться подобного рода милости.

Я сидел, непонимающе глядя в документ и раздумывая, кто же меня обманывает? Государь говорил о том, что ценит и уважает левого министра, Кагуя-химэ подтверждала. Получалось, что врут летописи. Я взял те свитки, что касались моего пребывания в Хэоанской Империи. Информация была в основном достоверная… Единственная хоть немного похожая на правду гипотеза гласила, что, возможно, Югатаюмэ являлся тогда шпионом государя и выполнял какие-то секретные поручения. Может, его поэтому и убили? Но почему сейчас? И с чего я вообще решил, что события нескольколетней давности имеют хоть какое-то отношение к убийству?

Запутавшись окончательно, я решил воспользоваться последней надеждой — нанести визит жене покойного. Она может знать правду… Если он ей хоть что-то говорил. Узнав месторасположение поместья, я немедленно отправился туда, но меня ждало страшное разочарование. Более несносной женщины я в жизни не видел. Весь наш разговор выглядел примерно так:

— Вы поженились почти пять лет назад?

— Да.

— И вы знали хоть немного своего мужа перед свадьбой?

— Да.

— Хорошо или плохо?

— Плохо.

— Вы часто бываете во дворце?

— Нет.

— А муж рассказывает вам о придворной жизни?

— Да.

— А что именно?

— Очень много всего интересного.

— А о принцессе?

— Иногда.

После такого разговора я чувствовал себя как выжатый лимон. Ничего полезного узнать не удалось. Интересно, как левый министр умудрялся жить вместе с женщиной, которая совсем не умеет говорить? Или он с ней и не жил, а только иногда навещал?

Отчаявшись узнать правду, я вернулся в монастырь, причём не телепортацией, а честно пешком. Дорога заняла несколько дней. Было время подумать и о случившемся, и о том, что делать дальше. В голову никакие разумные мысли не приходили. Разве что можно ещё раз поговорить с императором и узнать, почему бывший враг настолько ему дорог? Но задавать такие вопросы неприлично, а об истинной причине своего интереса сказать не могу. Да ещё и появление Анджун и решение её судьбы мешает сосредоточиться на деле… Настроение хуже некуда.

Когда я вернулся в монастырь, был ранний вечер. Мне доложили, что делегация Тёмного Королевства во главе с Нефритом прибыла ещё вчера. Ну да, нечего было и сомневаться, что приедет именно Нефрит. Осталось только не попасться ему на глаза. Я устало брёл по пустынному коридору, как вдруг дверь в одну из комнат отворилась, и оттуда вышла до боли знакомая фигура. Я остановился, обомлев. Такого не могло быть: ко мне, улыбаясь, шёл господин левый министр. Живой и невредимый. Я попятился, вспоминая все сказки и легенды о голодных духах и прочей нечисти. Он же остановился около меня, склонившись.

— Аматэрасу благословила этот вечер, — произнёс дух и уже хотел было пойти дальше, но я остановил его жестом.

— Вы…, — мой голос дрожал, — вы всё время были в монастыре?

— Что? Да, — спокойно ответил он. — А где ещё я мог быть? Вам что-то угодно? Всемилостивейший Государь передал, что вы недавно спрашивали обо мне, а потом таинственно исчезли.

— А вы гуляли вместе с другими несколько дней назад? — я понимал, что мой вопрос не совсем корректен, но не мог задать его по-другому.

— Я часто гуляю, — левый министр едва не зевал. — Вы желали бы присоединиться к нашим прогулкам и беседам?

Я не ответил, а подошёл вплотную к нему и осмотрел с ног до головы, а потом и ощупал: он был вполне живым и теплым, у меня не осталось сомнений.

— Простите, — промолвил я и пошёл в свою комнату, оставив его одного в узком коридоре.

Мысли путались. Что произошло? Кого убили? Мог ли я перепутать? Перед глазами вставала та картина: падающее тело, растворяющаяся плоть, грибы… Я вошёл к себе и бросился на кровать. Усталость от долгого похода помогла мгновенно заснуть.

Утром я проснулся поздно. Голова кружилась. Вспоминать о вчерашнем не хотелось. Я чувствовал, что в комнате кто-то есть, причём за моей спиной, но боялся повернуть голову, чтобы не увидеть ещё одного покойника, восставшего из мёртвых. Может, я уже сошёл с ума? Успокоив себя таким выводом, я лёг поудобнее, игнорируя находящуюся в комнате ауру.

— Может, всё же встанешь, Зойсайт?

Я вздрогнул и закрыл глаза. Всё, это конец. Это не сумасшествие. Голос Кунсайта узнаю где угодно. Придётся встать. Придётся приветствовать.

Я оглянулся и действительно увидел своего повелителя. Но, честно говоря, не почувствовал ничего — даже радости от встречи не было: недавние происшествия настолько выбили меня из колеи, что было уже всё равно, хозяин ли передо мной или какой-нибудь другой демон. Всё лучше, чем покойники.

Глава 29

Зойсайт

Я глубоко вздохнул и понял, что деваться некуда, придется смириться с приездом Кунсайта. Он стоял на коленях, глядя в моё заспанное лицо. Я тоже опустился на колени, но голова не работала, поэтому сказал первое, что пришло на ум, не думая, насколько это соответствует этикету:

— Вы тоже прибыли?

— Да, как видишь, — ответил он на удивление спокойно.

— Но мне говорили, что приехал Нефрит, — неуверенно проговорил я.

— Да, Нефрит руководит, я же прибыл сюда ненадолго, — ответил Кунсайт.

— Вы… Вы… здесь… и, — я не знал, что делать и что говорить, слишком неожиданно было увидеть Кунсайта и, более того, не хотелось его видеть. Но надо изображать любовь, надо делать вид, что я безумно рад встрече… Проблема только в том, что не хочу ничего изображать. Я устал за последние дни, и видеть Кунсайта, по которому, конечно, соскучился, было сейчас просто нелепо. Ведь он по-настоящему живой, а я уже так привык, что меня окружают восставшие из мертвых. Всё так же молча я стоял на коленях, поэтому ему пришлось заговорить первым:

— Я надеялся, что мы сможем избежать встречи.

— Почему? — это был единственный вопрос, пришедший в голову.

— Потому что я уеду раньше Нефрита и, думаю, тебе будет не слишком приятно видеть меня всего несколько дней.

— Что вы имеете в виду?

— Когда я подъехал к монастырю, то заметил, что твоя аура неспокойна. Что-то случилось?

— Но, когда вы подъехали, меня вообще здесь не было, — произнёс я несколько неуверенно. — Я был в столице, далеко отсюда.

— Да, знаю, — ответил Кунсайт скучающим голосом.

— Но откуда? Я никому не говорил, что собираюсь туда, — опешил я.

— Чтобы знать, где ты, мне совсем не нужно кого-то спрашивать. Но что ты делал в столице, вместо того, чтобы находиться подле своей венценосной супруги?

— Находиться подле супруги?.. Лорд Кунсайт, вы знаете, что жена никогда не вызывала у меня чувства любви и уважения. Вы приказали мне жениться на ней, но не приказывали любить её.

— Я прекрасно знаю, как ты относишься к своей жене, но надо соблюдать хотя бы элементарный такт.

Я понимал, что Кунсайт сердится на меня, но не понимал, за что. Мысли путались, да к тому же мне не хотелось думать ни о чём дурном, не хотелось приспосабливаться к учителю, бояться, что… А впрочем, неважно.

— Почему я должен дарить ей внимание? — тихо спросил я.

Хозяин удивлённо посмотрел на меня и сказал:

— Я уж думал поздравить тебя с отцовством, но, как вижу, этого делать не следует.

— Да, вы правы, — всё так же тихо ответил я, пытаясь встать на ноги, однако Кунсайт удержал меня. — Не следует поздравлять меня. Каждый… Каждый демон спешит с поздравлениями, спешит высказать, как он рад, но этого делать совсем не следует, ведь… Этот ребёнок не имеет ко мне никакого отношения. Он… — я запнулся. Стоит ли говорить Кунсайту правду?

— Продолжай, — потребовал сэнсэй.

— Этот ребёнок, — покорно продолжил я, — не имеет ко мне никакого отношения. Я знаю точно.

— Откуда?

— Я находил любовные письма жены, адресованные другому, и к тому же… вы знаете, что я ненавижу её.

— Уже ненавидишь? Раньше ты испытывал к ней гораздо более интересные чувства, а сейчас простая ненависть. С чего бы это? — заинтересовался хозяин.

— Лорд Кунсайт… я не прикасался к жене с момента нашей свадьбы, так что точно знаю, что ребёнок не имеет ко мне отношения.

Учитель задумчиво смотрел на меня. Я ожидал удивления, расспросов, но ничего такого не было.

— Отец ребенка жив? — спросил наконец Кунсайт.

Я замешкался: что отвечать? Что я видел его несколько часов назад при том, что он умер на моих руках? Я сам ничего не понимаю, а лгать не хочу. Скорее всего, перепутал вчера и видел не его. Да, скорее всего.

— Нет, — ответил я, как мне тогда казалось, честно.

— Ясно, значит, ты убил его, — вздохнул Кунсайт, глядя на меня, как на умалишённого. — И зачем?

— Что «зачем»?

— Я могу понять твою глупую идею не прикасаться к жене. Зная тебя несколько столетий, я даже могу предположить, о чём ты думал в момент принятия подобного решения. Но зачем ты убил того, кто исполнял обязанности супруга за тебя?

— Ээээ… — я вновь замешкался. — Но, господин, это же преступление. Я должен был бы убить её, но не могу.

— Зойсайт! — он чуть повысил голос. — Ты знаешь, какова младенческая смертность в этой стране?

— Ну, если рассматривать семью моей жены, то примерно… выживает каждый пятый, — быстро посчитал я.

— И ты уверен, что этот ребёнок выживет?

— Нет.

— Тогда зачем ты убил отца?

Я весь вспыхнул.

— А, по-вашему, должен был просто смотреть…

— Ты сам спровоцировал эту ситуацию, — зло прошептал Кунсайт,

— Ничего я не провоцировал! — воскликнул я, не понимая, что говорю.

— Думаешь, твоей жене было приятно знать…

— Она ничего не знала! — закричал я и опустил голову, понимая, что если скажу больше, то выплывет история с опиумом, но деваться уже некуда: — Она пребывала в твёрдой уверенности, что ребёнок от меня и что ночи мы проводим вместе.

Кунсайт молчал, явно ожидая окончания. Я вздохнул и продолжил завязывать верёвку на собственной шее:

— Когда вы объявили о свадьбе и когда меня заставили пройти специальные тесты, я понял, что меня берут сюда исключительно из-за хороших генов. Но я не хочу быть кроликом, поэтому и взял у Джадента настойку на основе опиума… Быть может, вы помните, он два года назад создал препарат, который вызывает сны определенного рода. Я попросил и теперь…

— Ты в своем уме, Зойсайт? — спросил Кунсайт, вновь повышая голос.

— Да, — неразборчиво ответил я.

— Тогда расскажи о свойствах этого препарата, — потребовал он.

Я замолчал, ибо не помнил ничего. Да, Джадент вещал о чём-то довольно долго, но я не слушал, так что не помню сейчас ни строчки.

— Он ни о чём не говорил мне, — соврал я.

— Не говорил? Очень странно. Но ты хоть понимаешь, что это психотропное вещество?

— Психотропное? Я знаю, что его используют в медицине, но не более того, — ответил я, не понимая, к чему он клонит. В моей руке появилась склянка с напитком, и я подал её Кунсайту.

— Именно это количество ты давал своей жене почти каждую ночь? — недовольно спросил учитель.

— Да.

— Зойсайт, тебе известно, что это вещество было не опробовано на тот момент?

— Нет.

— Так вот, сейчас, почти через два года, было установлено, что оно вызывает смерть.

Я молчал. Кунсайт явно ждал хоть какой-то реакции, но я молчал.

— Психотропные вещества действуют на тело, мозг и психику, медленно разрушая их и вызывая смерть, — Кунсайт выделил голосом последнее слово. — Не думаю, что ты хотел убить свою жену…

— Я ничего не знал об этом, — прошептал я. — Но, насколько понимаю, уже нельзя прекратить давать ей напиток?

— Да, — Кунсайт вертел склянку в руках, — поэтому и не заберу его у тебя. Но интересно, почему Джадент дал тебе неопробованное вещество?

— Он не знал, что это для Кагуи-химэ, а посчитал, что лично для меня.

— Тем более. Давать неопробованное вещество — это преступление. Но с этим мы разберёмся позже. Ну что, видишь, к каким последствиям могут привести твои глупые игры? — отчеканил Кунсайт.

Учитель сердился на меня, но я не чувствовал вины. Я старался заглянуть в себя и найти её, но тщетно. Я отчётливо понимал, что не имею ничего против того, чтобы Кагуя-химэ умерла. Но это ладно, я и раньше полагал, что думаю именно так, но почему не чувствую никакой вины перед Кунсайтом? Почему не боюсь его? Чувствую только, что не хочу видеть его. Но почему? Где та безумная любовь, уважение, преданность, почтение и всё в этом духе? Я чувствовал, что меня бесит его приказной тон, чувствовал, что не могу просто так сидеть и отвечать покорно-уважительно, чувствовал, что хочу остаться один и во всём разобраться, а не подвергаться допросу. Вообще, почему сейчас он пришёл допрашивать меня? Почему вообще приехал ко мне? Хотя вряд ли ко мне. Он приехал по своим делам, а ко мне зашёл так, на минутку, из жалости. Но стоило зайти, как тут же расспросы, допросы. Ради этого он, что ли, пришёл? Кунсайт всё так же смотрел на меня очень внимательно, но не старался заглянуть в глаза.

— Судя по твоему поведению, твоя психика в полном порядке, — произнёс он задумчиво.

— Что, простите?

— Во всяком случае, тебе сейчас не очень нужно моё присутствие.

— Я вас не понимаю.

— Тогда в Кимиидэре ты бросился ко мне, ты вцепился в меня, ты едва не задушил меня. Всё это признаки полностью расстроенной психики. Однако сейчас ты абсолютно спокоен.

— Да, спокоен и благодарю вас за то, что тогда вы уделили мне полтора месяца своего бесценного времени, и за последующие полгода моя психика не пострадала, — я старался говорить вежливо, но чувствовал, что не могу более выносить Кунсайта. Чувствовал, что не хочу никаких допросов, что хочу просто отдохнуть. И в кои-то веки не с ним. Странно, я два года жил один, мечтая увидеть его, перечитывая письма. Я мечтал увидеть того, кто дал мне жизнь и кого я искренне любил, но сейчас, увидев, послушав его речи, чувствовал только злость. Хотя мы виделись в последний раз полгода назад, я не ощущал радости от встречи, а только обиду, но не ту обиду, которая была раньше ещё в Тёмном Королевстве. Нет, это было другое, и я не мог понять, что же.

— Скажи, Зойсайт, — Кунсайт прервал мои мысли, — повинен ли ты ещё в чём-то передо мной?

Перед моими глазами встала та картина: мечи, падающее тело юмы, испуганные глаза Нефрита. Ненавижу, когда Кунсайт так спрашивает, будто даёт выбор, будто даёт возможность улизнуть из сети, а на самом деле…

— Да, повинен, — ответил я.

— Ясно, — сказал Кунсайт. Наступило молчание. Я ждал продолжения допроса, ругани, возмущения, но ничего подобного.

— Вам не интересно, в чём конкретно? — спросил я удивлённо.

— Отнюдь. Интересно, — Кунсайт говорил скучающим тоном. — Просто у меня нет желания постоянно расспрашивать тебя. Захочешь — сам скажешь, не захочешь — твои боги будут тебя судьями.

Я опешил, не ожидая такого ответа. Кунсайт дал выбор: говорить или нет. Но врать сейчас нечестно. Конечно, он изобьёт, если узнает. Даже не за то, что убил юму, а за воровство и обман. Мало мне было появления Анджун, так теперь ещё и Юми. Слишком много покойников за последние пять дней.

— Год назад мы с Нефритом вместе убили Юми. Наши мечи одновременно коснулись её горла. Но я, своровав вашу печать и подделав письмо, сделал так, что обвинение пало только на него.

Я замолчал, ожидая ругани, но кажется, хозяин даже не гневается, а совершенно спокоен. На редкость спокоен.

— У меня нет желания дискутировать с тобой по этому вопросу, — холодно ответил Кунсайт. — Скажу лишь, что заберу одну из твоих юм с собой. И не думай, что пощажу её.

Я весь затрепетал. Яша… Ландыш… Виноград… Бальзамин… Зачем ему одна из них? Убить? Вместо того чтобы расправиться со мной, расправиться с одной из них? Но это… Нет, не могу сказать, что это нечестно, но… Я чувствовал злость, причём это была не такая злость, как раньше, когда он, как мне казалось, нечестно поступал со мной. Это была настоящая злость. Сейчас мне хотелось отвечать нагло и дерзко, хоть как-то отплатить ему за его жестокость и… я не смог остановиться, понимая, что хуже быть уже не может. В душе моей боролись добро со злом, то есть дерзость и смирение, вызывая безумное страдание. Я устал вечно покоряться и уничижать себя. Знал, что надо изображать покорность, знал, что, если Кунсайт сердится или в чём-то обвиняет, надо смириться, а смягчить его гнев довольно легко слезами и мольбами. Он обожает покорность. Будучи подле него, я знал точно, как надо вести себя, чтобы жизнь приносила радость. Но сейчас не мог покоряться, а чувствовал странный гнев, которого не должно быть. Я всегда знал: что бы ни случилось, виноват всегда я, Кунсайт виноват быть не может просто потому, что он мой хозяин. Для меня это утверждение было аксиомой, но сейчас не получалось убедить себя, хотя, вроде, всё налицо: и моя вина, и логичность его гнева. Но сейчас мне почему-то казалось, что жестокость оправдывается только тем, что он сильнее меня, тем, что я не способен ответить достойно просто в силу своего подчинённого положения. Мне надоело подчинение, но я не знал, что можно сделать, чтобы избежать его. Надо изображать покорность, смирение, просить, но сердце требовало иного, поэтому ответил грубо:

— Вы хотите убить одну из юм, зная о моих чувствах к ним? А ведь вы никогда не дружили со своими юмами, они для вас только орудие труда, как и высшие демоны. Так как вы можете?

Кунсайт не обратил внимания на мои слова:

— Нефрит всё отрицал, когда я расспрашивал его.

— Нефрит отрицал? — я был в крайнем удивлении. — Но с чего вдруг Нефриту не выдавать меня?

Кунсайт опять не обратил внимания на мои слова:

— Мне всё это показалось странным, и я подослал к тебе Ранато.

— Знаю. Я понял, зачем он прибыл, поэтому подкупил его. Пригрозил смертью, и он ничего вам не сказал. Ведь не сказал же?

— Вот как? — Кунсайт смотрел на меня со странной улыбкой. — Ну что ж, Зойсайт, за это могу быть тебе благодарен. Оказывается, тот юма, которому я целиком и полностью доверял, может предать меня в любой момент. Стоит кому-то… Да даже не кому-то, а подчинённому его господина пригрозить смертью, как он тут же готов лгать. А я-то надеялся, что проблема возникнет только после его смерти, так как наследник не внушает доверия, а оказывается… Ну да ладно, с ним поговорю на кресте.

— На кресте, — повторил я, не зная, что говорить дальше и чего ждать.

— Ну что ж, всё это показывает лишь, сколько недостойных поступков ты можешь совершить из-за банального страха передо мной, — сэнсэй задумчиво посмотрел на меня, а потом встал и приказал: — Идём.

— Куда? — спросил я, одеваясь, но Кунсайт опять проигнорировал мой вопрос:

— Когда мы отправляли тебя сюда, то понимали, что жить тебя здесь будет несладко. Демоны, вызывающие лишь презрение и навевающие скуку; традиции, которые ты не понимаешь и не хочешь понять; дворец, напоминающий тюрьму. Учитывая все это, Королева решила не окружать тебя надсмотрщиками, не заставлять думать как обитатели замка, не заставлять учить ненавистные обычаи. Но, видимо, ты не умеешь ценить доброту. Я понимаю, что тебе здесь скучно, но почему единственное достойное для себя занятие ты нашёл в красовании перед девицами и в убийстве моих слуг?

Я не мог стерпеть этого. Тирада, которую он произносил таким спокойным тоном, вывела меня из равновесия. Раньше я боялся ругани, стоял, не смея шелохнуться, страшась, что он ударит или подумает обо мне дурно. Но сейчас я чувствовал кипящую ненависть, поэтому посмел ответить:

— Это неправда! Вы ошибаетесь относительно красования. Мужчины невыносимы, а женские глупости терпеть легче!

— Ты общаешься с женщинами потому, — Кунсайт говорил ледяным тоном, явно рассердившись на дерзость, — что они готовы восхищаться тобой. Они смотрят тебе в рот, когда ты говоришь о всяких неизвестных им красивых словах. А мужчины сразу расценивают твои речи как бред и не желают слушать. Исключительно поэтому ты общаешься с женщинами.

Я понимал, что Кунсайт прав. Умом понимал, что всё это является правдой уже просто потому, что он хозяин моей жизни и знает меня лучше, чем я себя. Но непонятно, откуда у него такие сведения?

— Мне кажется, что вы не правы, — тихо сказал я, хотя с удовольствием заменил бы эту формулировку на «Это ложь!», но не посмел. В конце концов, он умнее меня и опытнее: — Да, мне скучно здесь, но всё произошло не из-за этого, — я мучительно подбирал слова. — Юми бросилась под меч сама!

— Твои речи звучат как оправдание, — спокойно парировал Кунсайт.

В этот момент мы вышли на заснеженную полянку, находящуюся довольно далеко от монастыря.

— Я надеялся, что, встретившись с тобой, принесу радость нам обоим, но, видимо, ты не умеешь ценить доброту.

— Да как вы можете так говорить? — закричал я. — Вы сами только и делаете, что допрашиваете!

— А не ты ли в этом виноват?

Странно, но Кунсайта не удивлял ни наглый тон, ни мои попытки возражать ему, чего не было никогда.

— Ты понимаешь, что то, что твоя жена сумела родить здорового ребенка, — просто чудо? Что опиум медленно разрушает её тело? Ты этого не понимаешь? Или ты не понимаешь того, что обманывать меня и воровать печать является для тебя высшим грехом?

— Я всё это понимаю! — закричал я. — Но вы… вы…

— Молчать.

В руке Кунсайта появился меч.

— Посмотрим, насколько ты сейчас готов к бою.

В моей руке появился ледяной кристалл. Я понял, что учитель собирается делать. Когда-то давно он обещал, что никогда не будет ни избивать, ни бить меня. Видимо, он решил исполнить своё обещание. Ему нужен повод, чтобы ударить, а лучшего повода, чем тренировка, на которой боль естественна, не найти. Кунсайт напал первым, что случалось крайне редко. Я защищался. Прошло около получаса. Мне надоело драться, я начал выдыхаться. Надо кончать бой. Учитель провёл удачную серию ударов — я пал наземь и вставать больше не собирался. Если хочет бить, пускай, я же не хочу довести себя до полуобморока. Я никогда не видел себя со стороны во время полуобморочного состояния, но предполагаю, что вид мой ужасен. Вряд ли сейчас я похож на то, что бывает обычно, так что если Кунсайт хочет сперва замучить меня, то легко поймёт, что я блефую. Однако же он просто подошёл ближе и сказал:

— Когда придёшь в себя, явись ко мне. Слуги укажут, где комнаты.

И ушёл. Так и не ударив. По закону жанра, с небес должен был раздаться глас богов и пойти ливень, но этого не случилось. Я лежал на снегу, не понимая, что произошло. Если он не собирался бить, то зачем всё это? Простая проверка моих способностей, просто тренировочный бой? Или в этом есть какое-то двойное дно? Глядя на небо, я заметил, что беленькая Луна чуть видна. Жаль, что отсюда не рассмотреть лавровое дерево, растущее на ней. Глубоко вздохнув, я встал и пошёл к монастырю, постепенно осознавая, зачем Кунсайт устроил представление. Это была всего лишь мука ожидания. Хозяин знает, что после дерзости и страшных признаний я ожидаю ударов, вот и играет на моём страхе. Уверен, это только первая часть расправы. Но юмы… Лучше я сам убью друзей, чем обреку на медленную смерть. Я остановился. В принципе есть способ умилостивить хозяина. Мольбы о пощаде, искреннее раскаяние, вот что действует безотказно. Вымоленное на коленях прощение всегда казалось мне единственно правильным методом воздействия. Помню, однажды, давно, Кунсайт замахнулся на меня плетью. Тогда я пал на колени, умолял. Мне всю жизнь казалось подобное поведение образцом правильного, но сейчас тот поступок представлялся таким низким! Он пятнал честь и гордость. Я чувствовал странную уверенность в том, что Кунсайт не имеет права мучить меня. Умом я понимал, что он в первую очередь мой хозяин и учитель, но ощущал лишь жуткую ненависть… Нет, это не ненависть, но не знаю, как назвать такое чувство. Свобода… Быть может, из-за свободы не могу больше покоряться ему? Я вернулся в комнату, умылся. В конце концов, за всё время жизни подле Кунсайта приходилось терпеть его тиранию. Я знал рамки дозволенного и никогда не выходил за них. Если что-то происходило, он быстро усмирял меня. Я жил так почти двести лет и мирился с тем, что он полностью распоряжается моей жизнью и направляет в угодную ему сторону, следит за каждым моим шагом и чуть что — ставит на место. Но почему сейчас, когда мы не виделись… Решив не додумывать до конца страшную мысль, я по прошествии четверти часа пошёл к Кунсайту. Он сидел за столом, а перед ним лежало несколько свитков.

— Зойсайт, — начал он, придвигаясь ближе ко мне и внимательно глядя в лицо, но не в глаза. Я оказался в непосредственной близости от него, что мне не очень понравилось, но деваться некуда.

— Скажи мне одно, ты хоть иногда играешь честно?

Я опешил:

— Я не смею лгать вам и всегда честен с вами.

— Честен потому, что знаешь, что чувствую ложь?

— Нет, — прошептал я, чуть не заикаясь. К чему он ведёт на этот раз? Что это за допрос?

Кунсайт смотрел на меня, смотрел так, будто я совершил одно из восьми преступлений³, ответив подобным образом.

— Ты много лет пытался склонить меня к своей любимой религии, доказывал мне, что в ней скрыта святая правда и истина. Почти сто лет ты тиранил меня постоянным нытьём. Ты всю жизнь пел о том, что живешь по кодексам вроде бусидо. Что почитаешь их и считаешь едва не величайшими трудами человечества.

— Это правда, — произнес я, чуть запинаясь.

— Нет, это ложь. Ты живёшь ими ровно до того момента, пока тебе это выгодно. Но чуть что, и ты отрекаешься от них.

— Что вы имеете в виду? — тихо, но зло прошептал я.

— Что я имею в виду? В каком, интересно, кодексе, ты вычитал, что можешь обманывать своего родителя и подставлять своего друга? Какая религия проповедует, чтобы ты не притрагивался к своей жене, а вместо этого поил опиумом? И какая из религий или кодексов оправдывает бессмысленное убийство, противоречащее законам той страны, в которой ты живёшь? Объясни мне. Ты много поёшь про кодексы и честь, но на самом деле думаешь только о себе и, когда тебе выгодно, оправдываешь своё поведение умными книгами. А как только нет надобности, поступаешь сообразно своему разумению. Ты очень легко отказываешься от кодексов и религии.

Я молчал, хотя мне было что сказать. Я негодовал по поводу того, что он говорил, но отвечать не смел.

— Где все твои понятия о чести и гордости? Написано про них здесь, — он указал на один из свитков. Видимо, это и было бусидо. — Где твоё благолепие и почитание старших, которое проповедуют все религии? — он указал на второй свиток, видимо, сутры. — Почему, стоило мне дать тебе свободу, стоило отойти от тебя на шаг, как ты тут же ведёшь себя недостойно?

— Значит, вам просто не стоило отходить от меня, — прошептал я, не думая, что говорю. — Вы бросили меня. Я понимаю, что у вас дела, но вы не приехали ко мне ни разу.

— То есть ты считаешь, что я должен похоронить свою жизнь на ублажение тебя? — засмеялся Кунсайт.

Я опешил. Ублажение меня? То, что я отдал ему свою жизнь, то, что он два столетия управлял мною, как рабом, это он называет ублажением?

— Я отдал вам свою жизнь.

— Да, потому что тебе надоело жить самому, надоело принимать решения, и ты был рад возможности отдать себя в руки другого, чтобы освободиться от ответственности, — просто объяснил Кунсайт.

— Вам мало того, что вы управляете моей жизнью?

— Подумай, зачем она мне?

— Вы пользуетесь ею.

— Я ею не пользуюсь. Если бы хотел воспользоваться тобой, то подчинил бы своей воле.

— Я и так полностью в вашей воле, — зло ответил я. — Я слушаюсь каждого вашего слова.

— Я не об этом, а о том, что если бы по-настоящему использовал тебя, то сделал бы своим политическим союзником, сделал бы так, чтобы ты поддерживал каждое моё слово на советах. Заметь, я этого не делаю. Я дал тебе свободу и равенство.

— Вы же знаете, что в решении важных вопросов моими мыслями будто управляет кто-то другой, и они…

— Я не об этом, а о том, что не пользовался тобой так, как мог. Я заботился о тебе, я заменил тебе отца, связал нас двумя типами уз⁴, и где ты тут видишь для меня выгоду? Где ты видишь выгоду в том, что я получил демона, который требует внимания, заботы, того, чтобы я постоянно был при нём, и при этом не имеет общепризнанных добродетелей⁵?

— Если вы так думаете, то могли бы не заводить меня!

— Понятно, — Кунсайт вздохнул. — Думаю, тебе не следует возвращаться в Тёмное Королевство.

— Что? — я опешил.

— Ты всё ещё мечтаешь вернуться домой ко мне?

— Конечно. Вы же знаете, как мне всё здесь ненавистно. Я мечтаю вернуться домой.

— Домой — может быть, но не ко мне. Ты не сможешь жить со мной. За два года свободы ты совершенно отвык от моего деспотичного нрава. Ты хамишь мне. Ты смеешь разговаривать так, за что бы жестоко поплатился в обычной жизни. Ты отвык от повиновения и слишком привык к свободе.

— К свободе… — я растянул это слово, будто пробуя на вкус. Но странно, неужели невозможная тюремная жизнь в замке является на самом деле тем самым запретным плодом свободы, которого я не вкушал последние два столетия? Я отвык от неё и плохо помнил, что же она такое.

— Ты неадекватно реагируешь на мои приказы, не желаешь выполнять моих просьб и тебе явно очень неприятно моё присутствие.

— Но в Кимиидэре мы же прекрасно жили! — возразил я.

— В Кимиидэре всё было по-другому, — Кунсайт провел рукой по моему лицу. Я взял его руку, поцеловал. Я знал, что надо немедленно сделать что-то, чтобы хозяин прекратил говорить такие страшные вещи. Что-то, что убедило бы его в моей покорности. Я знал, что надо покрыть руку бесчисленным количеством поцелуев, как я делал всегда, если он вдруг резко сменял гнев на милость, начинал ласкать буквально в середине гневных тирад. В лучшем случае он удовлетворялся моим поведением, и ссора кончалась, не успев начаться. Я поцеловал его руку, но не почувствовал обычного благоговения. Вообще ничего не почувствовал.

— В Кимиидэре ты не выходил из полуистеричного состояния, так что вряд ли даже помнишь, что там происходило. Я прибыл тогда исключительно для того, чтобы ублажать тебя, что и делал почти полтора месяца. Но тебе ли не знать, что наша обычная жизнь совсем не такая сладкая, а ты отвык от диктатуры. И у меня нет желания вновь болью и руганью приучать тебя к ней.

— Я всю жизнь боялся того, что вы бросите меня, — прошептал я. — Вы знаете, я не хочу никакой свободы, я хочу быть при вас.

— Ты не сможешь быть при мне, — Кунсайт поцеловал меня в лоб. — Ты просто не сможешь.

— Не смогу…

— Поэтому я и говорю, что тебе не стоит возвращаться. Если бы ты слышал со стороны всё то, что сказал за нашу встречу, ты бы ужаснулся. Но пока я всё ещё хозяин твоей жизни, — Кунсайт отошел от меня на несколько шагов.

— А вы хотите разорвать связь? — спросил я, помертвев.

— Думаю, мне потом придётся это сделать, но сейчас, если тебе так приятнее, оставлю её. А пока же я хочу, чтобы ты хоть немного вспомнил о том, что тебе якобы было когда-то дорого. Ты на каждом углу кричал, как любишь бусидо, постоянно цитировал его, так вспомни хотя бы, о чём там говорится. Посмотрим, что ты сможешь понять из него.

Кунсайт протянул мне свиток:

— Читай!

Я удивился. Что значит «читай»? Я его и так наизусть знаю. Глядя куда-то сквозь Кунсайта, начал цитировать: «Тот, кто является воином, прежде всего должен держать…»

— Остановись! Я сказал тебе читать, а не цитировать!

— Но зачем? — в любом другом случае я бы не стал спрашивать: приказы надо просто выполнять, но сейчас, когда Кунсайт грозится бросить меня, я решил быть наглым до конца.

— Я хочу, чтобы ты понимал, что читаешь, а не просто барабанил заученный текст. Читай!

Я взял свиток.

— «Тот, кто является воином, должен…»

— Остановись, — прикрикнул Кунсайт. — Ты должен читать медленно, понимая, что читаешь. Мне не нужен тупо прочитанный текст. Уж поверь, бусидо довольно совершенная вещь, это и я признаю. Так что имей к ней уважение.

— «Тот, Кто Является Воином, Должен»…

— Ты не понимаешь, что читаешь, — Кунсайт смотрел на меня в упор. — Ты думаешь только о том, чтобы я отстал от тебя и не заставлял. Но поверь, ты можешь просидеть здесь до утра, но прочитаешь кодекс, как должно.

— «Тот, кто является воином, должен прежде всего», — я выделял каждое слово.

— Я сказал, мне нужно, чтобы ты вчитывался, а не делал что-то назло мне!

Я чувствовал жуткую злобу, понимая, что Кунсайт просто издевается. Но он имеет на это право. Я на мгновение поднял голову и увидел улыбку на его лице. Да, просто издевается. Решил наказать меня не болью, а сперва страхом, теперь этим.

— «Тот, кто является воином, должен…»

Но учителю вновь не понравилось. Я не хочу описывать то, что происходило в его комнате в течение почти часа. Я не прочитывал и трёх столбцов, как Кунсайт останавливал и заставлял перечитывать. Едва было прочитано вступление, как сэнсэй остановил меня. Я чувствовал новый приступ ненависти, чувствовал, что не желаю возвращаться домой, и уж тем более — обратно под крыло Кунсайта. Но это была не та ненависть, что раньше, когда учитель несправедливо обижал меня. Тогда была детская обида, а сейчас я чувствовал, что единственное, что останавливает меня от немедленного броска, это осознание того, что он во много раз меня сильнее. «Если бы я сейчас умер, — закралась в голову недозволенная мысль, — то моя душа была бы страшно мстительной⁶».

— Мы продолжим чтение через несколько минут, но сначала я расскажу тебе о том, что ты будешь делать в течение всего остального времени, — в его руке появились четыре книги. — Смотри.

Я во все глаза смотрел на книги в твёрдых обложках. Они явно привезены с земли. Такие блестящие и… я даже не мог описать их. Но они совсем не походили на романы.

— Откуда они у вас? Жена говорила, что в этот раз не привозили романов.

— А это и не романы, — Кунсайт открыл первую книжку: зелёную с чёрными буквами.

— Это, например, учебник по химии. Причём написан не на английском языке, хотя алфавит тот же. Это, — он взял красную книгу с жёлтыми буквами, — учебник одного из языков земли — хинди, написанный на английском. Это же, — он взял разноцветную книжку, — описание какой-то земной страны, название которой «Бельгия».

Я взял в руки книгу, просмотрел её и, о чудо, нашёл в ней множество картинок, которые очень походили на изображения Соти и Биджи. Причём под одной из картинок было написано английское слово, обозначающее «храм». Но не похожа эта картинка на рисунок. Кажется, что её вдавили в бумагу.

— А это, — Кунсайт взял последнюю книгу: маленькую, жёлтенькую в чёрную крапинку, — это сборник стихов. Написано по-английски, но мы не уверены, что сами авторы англичане. Однако тебя должна интересовать эта книга, — Кунсайт подал мне учебник хинди.

— Так откуда у вас эти бесценные вещи?

— Мне дали их ненадолго. Так вот, что касается этого учебника. Ты хвастался, что умеешь читать по-английски.

— Я умею читать, но не говорить, — с подозрением ответил я.

— Ну что ж, этот навык тебе очень поможет.

— Так что мне делать с книгой? — спросил я.

— А вот это ты сам решишь. Либо ты за четыре дня, ибо столько времени я пробуду здесь, выучишь первые три урока и преподашь их мне. А то мне интересно посмотреть структуру человеческого языка, но я совсем не знаю английского. Либо же, если не сможешь, то должен будешь выучить всю эту книгу, выучить язык хинди до моего следующего приезда. Кстати, тебе нужно переписать учебник, потому что мне надо отдать его через четыре дня.

Я смотрел на Кунсайта невидящим взглядом, понимая, что это очередное издевательство. Выучить хинди невозможно, учитывая моё поверхностное знание английского. Да, я читал романы в оригинале, но очень специфическим образом: брал оригинал, дословный перевод, адаптированный текст и просматривал их параллельно. Да, у меня был некоторый словарный запас, да, я немного знал элементарную грамматику, но ничего большего. А учить другой человеческий язык на основе языка, который почти не знаешь… Это за гранью возможного.

— Вы издеваетесь надо мной? — искренне спросил я.

— Отнюдь. Помни, я никогда не даю бессмысленных или невыполнимых заданий. Выбирай, будешь ли учить весь язык или ограничишься тремя уроками, став ненадолго моим учителем, а пока — читай! Было тебе скучно, теперь тебе скучно не будет. Гарантирую, — Кунсайт засмеялся.

Я смотрел на него ненавидяще. Он просто издевался! Но он имел на это право… Я взял книгу в руки.

— Могу попросить вас об одной милости?

— Какой?

— Сообщите мне заранее о своём приезде.

— Хорошо, но это будет не раньше, чем через полгода. А пока читай. Мы остановились на главе «Образование».

Я начал читать. Хозяин долго мучил меня: весь вечер, всю ночь и всё утро. При этом мы так и не дочитали книгу до конца. За это время я успел возненавидеть и учителя и когда-то любимый кодекс. Но, кроме испепеляющей ненависти, чувствовался и страх. Ведь отец практически обещал, что бросит меня. Нервы мои были на пределе, когда я вернулся к себе.

Глава 30

Кагуя-химэ

После нескольких приятнейших разговоров с Нефритом я твёрдо решила сделать всё, чтобы расположить к себе мужа. Долгое время я думала, что причина его недовольства кроется в том, что у нас нет детей, но поскольку сейчас, когда мальчик родился, он не стал более снисходителен, надо попробовать по-другому облегчить нашу участь. Правда, я не знала, как. Хотя мы прожили в браке почти полтора года, я совсем не знала, что ему нравится и что занимает его сердце. Охота… Но я ни разу не была там и представить не могу, что это. Книги… А какие? Он читает английские романы, но когда пытаюсь обсудить с ним какого-нибудь героя, то сразу кривится и уходит. Оружие… Да я в жизни не держала в руках ничего, что могло бы причинить кому-то боль. Науки… Но, судя по рассказам Сестры, они, во-первых, очень скучны, во-вторых, богохульны. Природа… Но его не увлекает обычная природа, он всё больше на насекомых смотрит, причём на самых некрасивых. Помню, как-то осенью он спас из лужи какую-то совсем невзрачную букашку, на которую и смотреть-то противно. Что же ещё? Всяческие спортивные забавы… Но они не для женщин. Настольные игры… Может, попробовать узнать что-то про них? Зойсайт часто забавляется какой-то игрой с одной из своих юм. Что ещё может ему понравиться? Рисование… Он и правда говорил, что умеет рисовать, мы даже недавно беседовали об этом. Летом? Весной? Не помню. Тогда как раз приехала Сестра, и мы сидели втроём на веранде, молча разглядывая прекрасные цветы и думая каждый о своём. Вдруг Сестра встала, сорвала какой-то цветок и принесла нам.

— Вы однажды упоминали, что умеете рисовать, — сказала она, подавая растение Зойсайту. — А можете ли запечатлеть этот цветок?

— Пион, — муж взял его и осмотрел, — очень симпатичен. Пожалуй, это второй цветок в мире, в котором красиво сочетаются розовый и зелёный цвета.

— Мне странно слышать, что вам нравится такое сочетание: розового с зелёным. Как-то это очень… Не знаю, как сказать, но всё же розовый цвет не является одним из пяти основных⁷.

— Разве это имеет значение? — Зойсайт продолжал крутить цветок в руках, разглядывая с разных сторон. — Розовый может быть как очень красивым, так и потрясающе безвкусным. Мне нравится розовый цвет сакуры, на другие оттенки я не обращаю внимания, считая их слишком вульгарными. Однако розовый пион, как я вижу, тоже великолепен: у него нежный цвет, не вызывающий отвращения. А что до зелёного, то он далеко не всегда хорош. Возьмите по одному листику с каждого дерева, растущего в саду, и вы не найдёте ни одного одинакового оттенка, у каждого листа будет свой зелёный.

— Раз вам нравится, то нарисуйте, пожалуйста, — тихо попросила я.

— Я плохо рисую, вернее даже скажем так, я не умею рисовать. Вараби с сакурой — только эти растения. Но вот всё остальное… Возможно, у меня получится скопировать контуры цветка, но в рисунке не будет жизни.

— Однако моя Сестра просит вас о рисунке. Неужели вы откажете в такой маленькой просьбе? — эти простые слова Сестра произнесла с явной злобой в голосе. Ей не нравилось поведение Зойсайта, не нравилось, когда он в чём-то отказывал мне, поэтому она всегда защищала меня, чуть почувствовав, что не получу от мужа желаемого. Её забота достойна восхищения и всеобщего признания, но, боюсь, подобная резкость — одна из причин, по которым муж дурно относится ко мне.

— Попросить несложно. Мне же надо, во-первых, приготовить краски, во-вторых, сделать эскизы, это всё очень долго и сложно, — объяснил супруг.

— Я помогу вам во всех начинаниях, — ответила Сестра, вставая. — У вас несколько странная техника рисования и приготовления красок, но я сделаю всё, чтобы картина для Сестры была готова как можно скорее.

Мужу ничего не оставалось, кроме как начать приготовления. Правда, ничего хорошего не получилось: пион даже на себя не был похож. К тому же с тех пор Зойсайт почти перестал видеться с Сестрой, во всяком случае при мне.

Ну да я отвлеклась от главного. Что ещё важно для него? Он любит всё красивое и блестящее, вплоть до камней. А что ещё? Перебирая в памяти наши разговоры, я больше ничего не могла придумать. Опечалившись, решила уж бросить затею, как вдруг вспомнила о служанках мужа. Четыре юмы, которых он привез с собой. Четыре низших создания, которых он для смеха называет высоким словом «друг». Может, расспросить кого-нибудь из них о Зойсайте? Они ведь служат ему много лет. Но кого? Яша не подходит: тихая, незаметная, она и слова-то никому не говорит. И что Зойсайт нашел в ней? У второй имя какого-то цветка. Ханакацуми? Лавр? Глиниция? Вот ведь, не помню. Было бы смешно, если бы её звали «Лотосом»⁸. Любимица мужа. Отличается тем, что появляется тогда, когда надо, не задаёт тех вопросов, которых от неё не ждут, жизнь будто проходит мимо неё. Ещё одна. Тоже какое-то растение. Бальзамин её зовут, кажется? Она влюблена в Зойсайта и пытается занять место той первой, чьё имя не помню. Очень мила и обаятельна, с неизменной улыбкой говорит о радостном и о дурном, с той же улыбкой и гадости делает. Нет, она тоже не подойдёт. Третья названа по какому-то плоду. Или это ягода? Хурма, кажется?.. Точно не помню. Она самая себялюбивая, готова часами рассказывать о себе и своих достижениях. Даже своему хозяину порой смеет говорить непристойности. Нет, с ней точно беседовать не буду. Но больше не с кем. Подумав ещё немного, я решила остановить свой выбор на Бальзамин, ведь только её имя я точно помню.

Эти девушки — единственные юмы во всём замке. Лорд Нефрит рассказывал, что в Тёмном Королевстве живут одни лишь юмы, а правят ими пятеро высших демонов. Сколь удивителен этот бренный мир: у нас ведь всё наоборот — никто, кроме крестьян и купцов, не может быть юмой. У нас юмы и близко не подойдут ко дворцу. Я испытываю отвращение и страх перед низшими асурами, слишком уж свежа память о кровопролитных восстаниях и прочих неприятностях, доставленных нам юмами. Только маленькие дети этих презренных созданий вызывают умиление, как и любые детёныши, но, будучи взрослыми, они противны и ужасны. У большинства из них даже нет человеческого облика, они очень похожи на обитателей ада, голодных духов и других не менее страшных демонов. Но с тех самых пор, как я вышла замуж, во дворце появились юмы, которых муж привёз с собой и поселил неподалёку от своих покоев. Более того, он явно хорошо к ним относится и называет их едва не единственными друзьями сердца! Я совсем не могу понять: почему какие-то юмы вызывают у него больше жалости, чем придворные дамы? Может, потому, что они слабее, и он держит их как домашних животных? Сперва я так и думала, но потом увидела, что эти юмы не похожи на слуг: они делают, что хотят, и совсем Зойсайта не слушаются. Я не раз пыталась поговорить с Зойсайтом и убедить, что юмы не самые достойные друзья, но муж совсем не слушает меня. Я никогда по доброй воле не встречалась с растительными юмами супруга, не могла к ним подойти, слишком противными казались мне их полуобнажённые зелёные тела, от которых к тому же исходил не слишком приятный запах травы. Только Яша чуть более мила. Увидев её в первый раз, я подумала, что это бывшая подруга сердца Зойсайта, которую он посмел оставить и поэтому взял с собой. Смотреть ауру я тогда не умела и потому не знала, что передо мной всего лишь юма. Я говорила с ней пару раз, и она показалась мне странноватой: вся такая тихая, спокойная, добрая. Мне захотелось приблизить её к себе, но однажды я случайно увидела её омерзительный боевой облик. С тех пор не могла более выносить эту юму подле себя, ведь тогда она стала уродливым монстром! Помню, в ту ночь мне снились кошмары. Я просила, умоляла мужа избавиться от этого страшного зверя, но он молчал. Он всегда молчал, когда я заговаривала о юмах.

И вот сейчас мне нужно будет говорить с девушкой, которой скорее всего не знакомы изысканные манеры! С девушкой, которой не место во дворце и уж тем более рядом со мной! Я презирала её, но должна была принять. Надеюсь, моя жертва не будет напрасной. Как только получу желаемые ответы, уйду и прикажу служанке убрать комнату, чтобы выветрился мерзкий запах травы. А пока нужно разложить благовонья и ждать, когда Бальзамин придёт. Главное не потерять лицо, понимать, что передо мной всего лишь служанка, которая, скорее всего не поймёт даже моих изысканных речей. Надо говорить попроще, чтобы встреча наша не стала посмешищем для всего замка.

Мои размышления была прерваны гостьей: Бальзамин вошла и села неподалёку от меня. Я решила не выходить из-за ширмы, чтобы хотя бы её внешний вид не смущал мои глаза, уши же всё равно пострадают.

— Мне доложили, что вы желаете видеть меня, госпожа Кагуя-химэ, — произнесла она каркающим неприятным голосом клише.

— Да, желаю, — я старалась говорить коротко и ясно. — Ты много лет служишь у моего мужа?

— Да, госпожа, очень много, сколько помню свою…

— Довольно, — я в свитке нарисовала галочку напротив одного из столбиков и продолжила. — Ты хорошо знаешь его увлечения?

— Да, госпожа, я часто бываю с ним на разных увеселительных мероприятиях, которые проводят…

— Довольно. Мне нужны краткие ответы. Что он любит читать?

— Он перечитывает часто бусидо — это кодекс, по которому военные…

— Я прекрасно знаю, что это! — ответила я, про себя возмутившись. Юма подумала, что я могу не знать таких простых вещей; подумала, что мне требуются её объяснения!

— Ещё, если вам интересно, он читает о военных похождениях прошлых лет, а также учебную и научную литературу. Если вам угодно…

— Я решу, что мне угодно! — Я была вне себя: как какая-то юма смеет разговаривать со мной так, будто я равная ей? Хорошо, что муж однажды подарил мне свое любимое бусидо. Я, правда, его не открывала, но раз оно так важно для него, то попробую прочитать.

— Как обычно проходят охоты? — спросила я, но ответа не получила.

— Отвечай! — потребовала я, но потом поняла, что, возможно, какое-то моё слово осталось для юмы неясными. — Что вы обычно делаете на охоте? Стреляете? Выслеживаете? — я говорила как можно медленнее.

— Госпожа Кагуя-химэ, извините, но я не стану отвечать вам. Вы перебиваете меня на каждом слове, а на этот вопрос потребуется развёрнутый ответ. В чем я провинилась перед вами? Почему вы так гадко ведёте себя со мной? Я не ваша подданная, мои душа и тело отданы вашему мужу, и я не хочу, чтобы со мной так обращались. Простите, что говорю вам такое, но как можно получить удовольствие от общения, если вы не даёте мне и слова сказать?

Я задохнулась гневом, не зная, что и думать. Эта юма смеет отказывать мне? Принцессе, жене её хозяина и матери наследника престола?

— Как ты смеешь говорить мне подобное? Я всё ещё супруга твоего властителя.

Воцарилось молчание.

— Властителя? — с удивлением переспросила юма. — Нет, Зойсайт не властитель мне, а в первую очередь друг.

— Друг? Как такое возможно? — я чувствовала, что веду себя недостойно.

— Да, друг, поэтому я и прошу вас хотя бы о малейшем уважении.

Я решила не продолжать этот разговор, а напомнила о вопросе:

— Так скажи, как у вас проходят охоты? Я слушаю.

— С радостью исполню ваше желание, — голос юмы зазвучал особенно противно. — Что вам рассказать? С чего начать? Я даже и не знаю. Большие охоты — главное наше развлечение. Зойсайт, Королева Берилл и Нефрит предпочитают охоту на животных и птиц, а Кунсайт и Джадент больше любят рыбную ловлю, уж так повелось, что вкусы не во всем совпадают. Во дни охоты юмы делятся на два отряда. Многие из свиты Королевы сопровождают Лордов и, наоборот, некоторые слуги Джадента любят охоту на животных. Во время большой охоты мы всегда берём с собой ловчих птиц, в основном ястребов. Наверное, вы не знаете, но у Зойсайта и сейчас с собой один из них: мы все надеемся, что когда-нибудь удастся и здесь поохотиться, но это сложно. Для неё нужно специальное снаряжение. Перечислить?

— Нет, не нужно.

— В таком случае, госпожа моя, представьте, какое это красивое зрелище, когда всадники загоняют какого-нибудь особенного большого зверя или когда ястреб приносит особенно жирную птицу. Охота — увлекательнейшее занятие, которое если один раз увидишь, навсегда останешься его горячим поклонником. Во время больших охот Зойсайт и Нефрит часто соперничали, кто поймает лучшую добычу для Королевы. Соперничали между собой, не привлекая самоё Королеву, потому что она очень обижалась, если кто-то был более удачлив, чем она сама. Королева Берилл в окружении двух Лордов смотрится просто феерически красиво, особенно если держит в руке лук или меч. Хотя нет, меч она носит редко, он несколько тяжёл для неё. На охоте все чувствуют себя свободно и на равных, всех объединяет одно общее дело, общая забава. Я как-то раз ехала рядом с Лордом Нефритом, так мы заехали на чудесную поляну, где было очень много цветов. Он остановил лошадь, слез с неё.

— Как ты относишься к цветам, Бальзамин? — спросил он меня.

— Не испытываю к ним никаких особенных чувств. Красивые они, конечно, но и только, — ответила я.

— А я очень люблю цветы, — возразил Нефрит и стал собирать букет, стараясь подбирать только жёлтые и красные, стараясь составить красивую композицию.

— Я помню, — вмешалась я в середину рассказа юмы, припоминая почти забытую часть своей жизни. — Когда Лорд Нефрит сопровождал меня, он тоже спросил, люблю ли я цветы, а, получив отрицательный ответ, набрал себе фиолетово-голубой букет. Он получился не очень красивым, — я улыбнулась, — но меня поразило то, с какой тщательностью он подбирал цветы, как старался всё сделать правильно.

— Он всегда всё делает тщательно. Но позвольте мне продолжить: буквально через минуту к нам подъехала Королева, отставшая от других охотников, которые гонялись за каким-то зверем.

— Превосходная поляна, Нефрит, — сказала она, спешившись. — Жаль, что ты, срывая цветы, портишь такой чудный луг:

Нефрит ответил:

Я продолжила:

— У тебя очень хороший вкус, Бальзамин, — похвалила меня Королева, сорвала несколько цветков и сделала красивый венок, который надела мне на голову. — Тебе пойдут эти цветы, — объяснила она свой поступок.

— Спасибо, Ваше Величество, — ответила я, осматривая венок. — Сейчас так жарко. Здесь недалеко я видела реку. Давайте искупаемся, пока остальные ловят зверя.

— Правильно. Всегда важно заставить работать других за себя, — Королева засмеялась. — Но мне надо чем-то заколоть волосы, а то, боюсь, они могут утопить меня.

— Одолжите резинку у Зойсайта, он как раз приближается, — предложил Нефрит. — Он явно увлечён погоней, так что купаться не будет.

И верно, через мгновение на полянку вылетел Зойсайт, понял, что свернул не туда, и поспешил обратно.

— Раз ты зверя ловишь, дай пока резинку, — крикнула Берилл.

Зойсайт, не останавливаясь, распустил волосы и отправился дальше, держа лук и стрелы наготове. Он с полуслова понял, что имела в виду Королева. Нефрит уже закончил составлять букет, и мы направились к реке. Как же она была прохладна и тепла одновременно! Мы купались, не помня себя, как вдруг услышали крик раненого зверя, а вскоре к нам вышли Зойсайт и Папийон — юма Лорда Кунсайта.

— Мы сделали это! — крикнул Зойсайт и прыгнул в воду: прямо в одежде, в сапогах, совсем не раздеваясь. — Ваше Величество, зверь пойман. Предлагаю устроить перерыв.

— Прекрасно, Зойсайт, за это ты получишь обратно свою резинку, когда я вылезу из воды, — смеясь, ответила Королева.

— Нефрит, у тебя получился на редкость красивый букет. Я раньше считал, что у тебя не слишком хороший вкус, но этот букет великолепен, — Зойсайт указал на берег, где лежали цветы.

— Жаль, завянет скоро, — ответил Нефрит небрежно.

Так мы провели несколько часов, купаясь и загорая. Потом один из ястребов Королевы принёс очень большую птицу, потом ещё завалили одного зверя. Много всего интересного было. А главное, вечером, когда вернулись Джадент с Кунсайтом с морской ловли, мы делились впечатлениями, сидя… не помню точно, скорее всего, у Дереры — юмы Лорда Джадента, — хотя и не поручусь.

— Подожди, — вмешалась я, — я просила рассказать об охоте, а не о развлечениях во время охоты.

— Но охота из этого и состоит, моя госпожа. Охота — это лишь предлог, чтобы всем отдохнуть от интриг и смут, это просто время, когда можно расслабиться, и ничего более.

— Это неправда. Мой муж не стал бы вести себя так, как ты говоришь! — воскликнула я. — Он бы не опустился до такого.

Юма молчала.

— Ладно, иди, видимо, от тебя не добьёшься толку, — проворчала я.

Юма немедленно ушла. Я сидела в расстроенных чувствах. Почему она так глупа? Столько сказала, а толку — ноль. Но все же кое-что я узнала. Взяв свиток, открыла бусидо на главе «Клевета» и начала читать:

«Воин на службе должен постоянно следить за собой, чтобы не оказаться впутанным в непрямое порицание любых ошибок, допущенных его товарищами, о которых он может услышать, или стать свидетелем которых. Дело в том, что демон не в состоянии измерить, в какой степени, сам того не желая, он может ошибиться или недооценить какие-либо вещи. Сверх того, чиновники высшего клана и особенно советники и высшие должностные лица являются выразителями мнения своего повелителя, поэтому любая критика в их адрес отражается на нём. Опять-таки, в один прекрасный день вам, может быть, понадобится обратиться к ним с какой-нибудь просьбой, принимать во внимание их настроение, складывать руки, сгибать ко…»

Тут дверь резко отворилась, и в комнату вошёл Зойсайт. Я подняла голову, приветствуя его. Он не обратил внимания, подошёл прямо ко мне, схватил за руку, притянул к себе и закричал:

— Что вы себе позволяете, любезная супруга?

Я опешила. В жизни не видела его в таком гневе. Но из-за чего вдруг?

— Я вас не понимаю, — прошептала я, глядя в его полные ярости глаза.

— Не понимаете? — он перехватил мою руку, сжав ещё сильнее. — Бальзамин только что сказала мне о том, как недостойно вы её приняли, какие пошлости и гадости говорили ей.

— Как она могла сказать вам такое? — удивилась я.

Зойсайт сильнее сжал мою руку, будто хотел сделать что-то нехорошее, но потом отпустил.

— Она сказала лишь, что была у вас и была подвергнута страшному унижению с вашей стороны. Вы будете отрицать?

— Унижению? — удивилась я. — Это ложь, я никогда не веду себя недостойно, особенно с низшими.

Зойсайт посмотрел на меня так, что мне захотелось умереть, только бы не видеть его глаз.

— С «низшими», говорите… да будет вам известно, что эта юма — мой лучший друг, которого я искренне люблю и уважаю. Какое вы имеете право оскорблять моих друзей?

— Простите, — я опустила голову, — я и представить не могла, что эта ю… этот низший асур вам так дорог.

— Не могли представить? Я не раз говорил о том, насколько ценю и уважаю этих девушек. Они не служанки мне. Но раз вы хотите просить прощения, то не у меня, а у неё.

— Я? — я подняла на него ничего не выражающий взгляд.

— Вы сегодня же пойдёте к ней и извинитесь за своё поведение. Это приказ.

Я заплакала, так как не могла больше выдерживать такой тон:

— Как вы можете быть таким жестоким? Неужели вы цените этих девушек больше, чем меня? Как же так?

Я плакала, стараясь хоть как-то повлиять на мужа. Он вновь подошёл ко мне вплотную, встряхнул. Потом отошёл на два шага, развернулся и ударил по лицу. От неожиданности и боли я замолчала.

— Хватит закатывать истерики, — он посмотрел на свою белую перчатку, которая стала ещё белее.

— Вы ударили меня? — прошептала я, чуть не лишившись чувств. Никто никогда не смел трогать меня.

— Не удивляйтесь, это привычка. Лорд Кунсайт, если ему надо было, выводил меня из истерик точно так же, — Зойсайт пошёл к двери. — Извинитесь перед Бальзамин завтра же.

С этими словами он ушёл.

Я сидела на полу, не понимая, как такое могло произойти. Щека горела, от слез вновь намокли рукава. Удар чуть испортил макияж, но слёзы повредят ему сильнее. За что он так со мной? Неужели муж разгневался из-за моего обращения с юмой? Но я давно его знаю: такой гнев не может быть из-за какой-то там юмы. Я чуть-чуть привела себя в порядок и последовала за Зойсайтом. Он шёл очень медленно, так что я почти догнала его ещё до того, как он достиг своих покоев. Я находилась буквально в двух шагах от него, но он совсем не замечал меня! Что-то точно случилось. Я дошла до его комнаты и осталась в дверях. Муж мой вошёл, сел за столик и взял какую-то книгу. Книгу с земли, судя по твердому переплёту, но это не роман: они мне все знакомы, а такой обложки точно нет: чёрно-красной с золотыми буквами. Зойсайт сидел и смотрел в неё, причём именно смотрел, но не читал. Так прошло несколько минут. Я уж думала, что пора возвращаться, но тут Зойсайт закрыл книгу, откинулся на пол и … разрыдался. Я смотрела на это, боясь дышать. Его слёзы были подобны моим. Что могло так огорчить его? Издалека слышалось только, как он тихо повторяет: «Это невозможно!» Но что «невозможно»? Я сидела, молясь, чтобы никто не увидел меня. Почему он плачет так горько? Что могло произойти? Я чувствовала жалость к мужу, который сейчас выглядел беззащитным ребёнком. Мне странно было смотреть издалека, но, скорее всего, если подойду, то могу навредить ему.

Скрипнула дверь в соседнюю комнату: оттуда вышла Яша. Она не произнесла ни слова, но её лицо исказилось такой гримасой боли! Она подошла, приподняла Зойсайта и стала утешать, не словами, но жестами. Он же, схватив её за руку, продолжал повторять: «Это невозможно!» У меня перехватило дыхание: я смотрела на эту сцену, сцену утешения демона юмой. Представить себе такое не могла и в страшных снах. Но я видела это своими глазами. Яша, одной рукой поддерживая Зойсайта, другой взяла книгу со стола и просмотрела первую страницу.

— Это то, что дал Вам Лорд Кунсайт?

— Да, ты угадала.

Как непривычно мне было слышать в вопросе это звучное «Вам», а в ответе — презренное «ты». Как странно мне было понимать, что этот демон, вызывающий чувство жалости и брезгливости, и есть повелитель той, что практически держит его на руках!

— Это невозможно. Невозможно выполнить, — продолжал он, захлёбываясь слезами. — Сколько бы ни было времени, ведь я плохо знаю английский.

— Пожалуйста, успокойтесь, — Яша с улыбкой смотрела на Зойсайта сверху вниз. — Мы отдадим книгу переводчикам, сколько бы это ни стоило, и получим текст хотя бы на языке Хэоанской Империи.

— Всё равно невозможно, — твердил Зойсайт.

— Позвольте мне забрать книгу. Я всё сделаю. Я разберусь в ней и объясню вам. Я смогу заменить Лорда Кунсайта и стать на время вашим учителем. Доверьтесь мне, — сказав это, она поцеловала его.

Я смотрела и понимала, что не чувствую ревности, потому что в этом поцелуе не было ни капли желания. Это было что-то другое, что нельзя описать.

— Ты же не знаешь, как и я, языка, тебе же… — Зойсайт успокаивался, на его лице уже виден был отблеск слабой улыбки.

— Дайте мне два дня, и все будет хорошо. Вы выполните его приказ в срок, когда бы ни наступил момент расплаты. Не бойтесь. Я ни о чём не скажу остальным. Господин, вы сделали для меня всё, даже то, что мне казалось невозможным, я навсегда в долгу перед вами. Страх перед Лордом Кунсайтом не даёт вам сосредоточиться и понять, что проблемы никакой на самом деле нет. Мне так жаль, что я не прислужила вам в те сто лет, когда вам было особенно тяжко, когда он нещадно мучил вас. Возможно, если бы я была, то, как бы глупо это ни звучало, ваша душа была бы в порядке. Но сейчас я рядом, и я помогу вам, — она вновь поцеловала его.

Я тихо отошла к противоположной стене и направилась в комнату. Ещё один поцелуй. И столь же невинный. Я не могла понять, что увидела, только понимала, что мне нельзя было этого видеть. На протяжении всей своей дальнейшей жизни старалась стереть из памяти это воспоминание, чтобы муж мой никогда ни в коем случае не узнал, каким я его видела.

Глава 31

Зойсайт

Я вернулся к себе, не зная, что делать дальше. Чувствовалась безумная усталость. Казалось, что на меня свалились сразу все восемь несчастий¹⁰. Странно, что хозяин решил тиранить меня чтением: раньше ему такая мысль не приходила в голову. А впрочем, какая разница… Я опустился на пол. Голова болела, очень хотелось спать. А ведь я так и не сказал ему про Анджун. Ну да сейчас это было бы неправильно: он обвинил бы её в предательстве и казнил, даже не выслушав, как и Ранато. Лучше напишу ему о ней, когда уедет и немного остынет. Учитель сказал, чтобы я в ближайшие дни не приходил. Только через четыре дня, если захочу обучить его хинди. Он точно издевается! Я не могу понять, из-за чего он так жесток со мной: из-за убийства или из-за дерзости? Кунсайт никогда не объясняет, за что конкретно наказывает. Попробуй разберись, что ему в данный момент не понравилось. Всё? Или ничего? Или всё? Я одёрнул себя, почувствовав, что засыпаю. Надо бы лечь… Нет, нужно переписать эту ненавистную книгу, которую надо вернуть! Но я не могу… не хочу!

Тут дверь отворилась, и ко мне вошла Бальзамин, явно в расстроенных чувствах.

— Что случилось? — спросил я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Ой, ты здесь! А я и не заметила, как ты вернулся от Лорда Кунсайта.

— Что случилось? — повторил я вопрос.

— Я просто была у твоей жены.

— Зачем ты была у моей жены? — удивился я.

— Ну… Она позвала меня, но… она такие пошлости говорила. Я даже повторять их не хочу.

— Пошлости? — прошептал я.

— Да, всякие гадости, ну ты же знаешь, она не любит юм, но…. Я не хочу даже говорить об…

— Что она сказала тебе? — едва не закричал я. Гнев усилился. Я вдруг понял, что причина всех моих страданий — эта ужасная женщина. Если бы она не родилась на свет… Если бы она хотя бы умерла в родах, мне и то было бы легче!

— Совершеннейшие пошлости, но ничего особенного не произошло.

— Перескажи разговор, — мой голос дрожал.

— Ну, мне бы не хотелось расстраивать тебя.

— Прошу тебя, что она говорила?

— Ну, она же не любит юм, вот и высказала всё, что думает обо мне.

— Она посмела говорить что-то дурное о моих друзьях? — я вскочил.

Юма попыталась остановить меня:

— Не надо, Зойсайт, она не виновата, что её так воспитали.

— Мне всё равно, как её воспитывали, — я чувствовал, что теряю самообладание. — Я не потерплю того, чтобы она…

— Успокойся, — Бальзамин не подходила близко, пытаясь воздействовать лишь голосом. — Похоже, встреча с Кунсайтом была не слишком радостной для тебя.

— Какая разница? Я выскажу ей всё, что думаю.

— Тогда пойдём вдвоём, — Бальзамин пыталась докричаться до моего разума, но тщетно.

— Оставь меня в покое, прошу тебя, — я пулей вылетел из комнаты, чтобы не броситься на любимую юму. Перед глазами всё ещё стояла её улыбка. Я вбежал в покои супруги, накричал на неё и опомнился только после того, как ударил. Я ведь не имел права. Вернее, имел, но не здесь и не сейчас. Если она пойдёт жаловаться императору, то мне будет совсем плохо. Я молча шёл по коридору, понимая, что она следует за мной. Пускай идёт. Всё лучше, чем проблемы с императором. О Металлия, сперва Югатаюмэ, потом Анджун, потом Кунсайт, теперь ещё и жена. За что мне всё это?! Я вошёл к себе, надеясь, что она увидит мои слёзы и, проникнувшись жалостью, не пойдёт жаловаться отцу… Вдруг, откуда ни возьмись, появилась Яша, волшебница Яша, которая забрала книгу, сказав, что всё сделает. Но что она может сделать? А ведь через три дня Кунсайт скажет, кого из моих юм заберёт с собой. Кого убьёт. Но почему всё так плохо? Я почувствовал, что жена уходит к себе. Всё, теперь можно отдохнуть. Я и не заметил, как заснул на руках у юмы.

Кагуя-химэ

С момента последней записи прошло почти четыре дня. За это время очень многое изменилось, и многое произошло, ну да всё по порядку. Начать, пожалуй, следует с того, что я таки прочитала несколько глав из бусидо. Книга, конечно, презабавная. Я даже понимаю, какие думы сопровождали монаха во время написания, но книга совсем не походила на обычные наставления. Сперва я надеялась на то, что в нём будет глава, посвящённая жёнам, тогда смогу понять, как муж представляет себе моё положение. Но, к сожалению, нашла только главу под названием «Родственники» и принялась читать. Начало показалось совсем глупым: «Обычно в среде крестьян и торговцев дети старшего и младшего братьев считаются племянниками, как и от замужних сестёр, и к ним обращаются одинаково, однако у воинов всё по-другому. Например, сын старшего брата, являющийся наследником, хотя и есть племянник, но, поскольку он станет хозяином дома старшего брата и заранее объявлен наследником, то почитается, как старший брат, и относятся к нему особо почтительно». И дальше в том же духе. Однако мне хотелось не этого, и я пропустила несколько столбцов, ища нужное слово, но так и не нашла. В этой главе говорилось только о племянниках, сыновьях да замужних сёстрах. Отчаявшись найти что-нибудь путное, я обратилась к другой главе, которая называлась «Выказывание чувств». Быть может, здесь найду что-нибудь о том, как у воинов принято общаться друг с другом? Но и тут меня ждала неудача: «Воин, оказавший своему повелителю какую-то особую услугу и считающий это чем-то выдающимся, пусть даже и другие считают так же и хвалят его, должен понимать, что самому его хозяину дело может представляться совсем не таким. Даже если в душе он и тронут, что-либо другое может его оскорблять. Таким образом, если сподвижник не получит никакого вознаграждения и думает, что его заслуги не оценили, он может почувствовать себя неудовлетворённым и выказать свои чувства, постоянно жалуясь на неблагодарность своего хозяина, что, несомненно, является ошибкой демона, недостаточно понимающего существо службы». Я вновь остановилась. Сочинитель опять ушёл в сторону и говорит совсем не о том, о чём должен. Я просмотрела другие главы: «Оружие», «Чувство стыда», «Воинские искусства», «Верховая езда», «Дружба», «Домашнее устройство»… Может, последнее, это то, что мне нужно? Я принялась читать: «Воин, обнаруживший, что отношения с женой его не устраивают, увещевает её с помощью резонных аргументов, хотя в мелочах ему следует быть уступчивым и спокойным с ней. Если же её отношение остаётся неизменно неверным, и ему кажется, что пользы от неё уже никакой не будет, в чрезвычайной ситуации он может с ней развестись, отправив её к родителям. Если же он не поступит так, но оставит её в качестве жены, и люди будут обращаться к ней с почтительными титулами, а потом кричать на неё и обзывать всякими унизительными словами, то станет поступать, — как пристало, возможно, наёмникам и грузчикам, живущим на задах улиц деловых кварталов, но уж никак не воину — человеку высшего происхождения. Ещё менее пристало ему класть руку на меч или угрожать жене сжатым кулаком — поведение омерзительное, помыслить о котором может только трусливый воин. Ибо девушка, рождённая в доме военного, достигшая возраста замужества, если бы была мужчиной — ни на мгновение не снесла бы такого обращения, когда ей кто-то грозит кулаком. Ей приходится лить слёзы и оставлять всё как есть лишь потому, что на её долю выпало несчастье родиться женщиной. Унижать же кого-либо, кто слабее тебя — поведение, недостойное храброго воина. Тот же, кто любит и делает то, что ненавидит и чего избегает отважный демон, совершенно справедливо именуется трусом». Прочитав главу до конца, я глубоко задумалась. Возможно, моего разумения не хватает, чтобы постичь тайный смысл написанного, но мне показалось, что здесь говорится о том, что Зойсайт поступает со мной на редкость недостойно. Наверное, я чего-то не понимаю. Надо спросить у кого-нибудь. Можно у Нефрита. Не знаю, почему, но после того удара мне особенно захотелось нравиться мужу, захотелось понять его мысли, и никто лучше Нефрита не мог помочь мне в этом начинании.

За последние дни произошло ещё несколько событий, которые изменили мою жизнь. Нежное чувство к Югатаюмэ гасло, и я понимала, что скоро от него ничего не останется, ведь в моей душе цвела новая любовь к таинственному незнакомцу, которого я до сих пор не видела. Я посылала как-то подруг справиться, кто же это, но получила несколько противоречащих друг другу ответов. Хига говорила, что этот демон — один из приближённых императора, но редко показывается на людях. Тонагу утверждала, что он постоянно бывает во дворце, просто приходит только для дела, поэтому его никто не видит. Карея же считала, что лично знакома с этим демоном, но ничего о нём не знает, потому что он никогда ничего о себе не говорит. Других близких подруг у меня нет, так что пришлось удовлетвориться такими предположениями. Любопытство сжигало меня: я мечтала увидеть таинственного некто, о котором никто ничего точно не знает. Сердце жаждало новых приключений, особенно сейчас, когда я вновь здорова и свободна.

И всё-таки надо подумать о Зойсайте… Я позвала в гости Нефрита и постаралась объяснить, какой именно вопрос терзает сейчас мое сердце.

— Если вам угодно, я могу продемонстрировать, как ваш муж общается с себе подобными, — сказал мой друг, выслушав незатейливую речь.

— Я была бы рада услышать, но как? — спросила я заинтересованно.

— Всё просто, — Нефрит указал на соседнюю комнату. — Останьтесь там и слушайте. У меня есть к Зойсайту важный разговор, так никто не мешает мне позвать его сюда и поговорить. Вашу ауру я замаскирую так, чтобы он не заметил. Согласны?

— Да, спасибо вам огромное, — я покорно ушла в соседнюю комнату и стала ждать, когда же придёт мой муж. Честно говоря, я была не очень рада тому, что услышала. Я очень хорошо относилась к Нефриту и считала, что Зойсайт просто наговаривает на него; но сейчас слушала разговор и понимала, что любезный друг явно хочет задеть и обидеть моего мужа, унижает его, при этом прося помощи. Никогда не думала даже.

— Аматэрасу с вами, — сказал мой супруг, садясь подле Нефрита. — Что вам от меня угодно?

— Аматэрасу с вами, — Нефрит придвинулся ближе, начиная почти без предисловия. — Вы, будучи здесь, хоть немного осведомлены о том, что творится в Тёмном Королевстве, и о том, что затевает ваш повелитель?

— Да, осведомлён, — ответил Зойсайт, причём я чувствовала неуверенность в голосе и едва не страх. Но с чего вдруг ему бояться Нефрита? Нефрит тоже почувствовал своё превосходство, так как стал говорить ещё развязнее:

— Вы знаете о замечательном проекте, который Лорд Кунсайт уже несколько месяцев представляет Королеве?

— Нет.

— Так вот, если кратко, то он хочет устроить массовую резню, которая коснётся всех слоёв населения.

— Пока ваши туманные намёки не говорят мне ничего, кроме того, что вы темните и не желаете открывать правды, — сказал мой муж с неизменной улыбкой. Я чувствовала немое противостояние и напряжение, висящее в воздухе.

— Объясняю, — Нефрит вздохнул очень глубоко, будто стараясь показать, что он и так изъясняется слишком просто. — Кунсайт вдруг решил вырвать с корнем христианскую религию.

— Вырвать с корнем? Глупости. Мы и так недавно проводили зачистку. К тому же иностранцы, привезшие её когда-то, нам необходимы, — спокойно ответил Зойсайт.

— Вы называете глупостями планы Кунсайта? Очень интересно, — улыбнулся Нефрит.

Зойсайт не ответил, но весь вспыхнул. Его лицо покрылось ужасными красными пятнами.

— К сожалению, это правда. Если говорить конкретнее, то он хочет выслать иностранцев из страны, разрушить все храмы и церкви и убить всех, кто добровольно не отринет новую религию.

— Помедленнее, прошу вас, — Зойсайт поднял голову, глядя Нефриту прямо в глаза. — Мы не можем удалить из страны иностранцев, ведь на этом держится иллюзия того, будто нам нужна торговля с зарубежными странами, а такой явный разрыв дипломатических отношений может привести к войне. Вот против уничтожения церквей я ничего не имею. А что до убийств, то у моего господина едва не половина личных юм исповедует христианство, если он убьёт их всех, это будет огромной потерей.

— Поверьте, все ваши доводы мы уже пытались донести до него, — ответил Нефрит скучающим тоном. — Но он говорит, что иностранцы слишком сильно вмешиваются в нашу жизнь, влияют на политику и прочее. И мне непонятна ваша позиция по храмам. Видимо, вы никогда их изнутри не видели.

— Я не отношу себя к христианам, так зачем мне ходить в их церкви? — осторожно спросил Зойсайт, будто ожидая очередного подвоха.

— Ваша не любознательность не делает вам чести, — ответил Нефрит. — Вы не представляете, как эти храмы красивы, какие в них мозаики, витражи. Не описать словами великолепие настоящих больших храмов. Но я думаю, вы понимаете, что мне нужно от вас.

— Понимаю, и, к сожалению, не могу не согласиться. Вспоминаю, Джадент писал о чём-то подобном.

— Ну что ж, раз мы друг друга понимаем, то вот бумаги, ознакомьтесь с ними. Это планы Кунсайта. Вы, думаю, легко узнаете почерк.

Зойсайт взял какой-то свиток и углубился в чтение.

— Это абсурд. У моего учителя всегда слишком глобальные и поспешные планы. Ладно, я поддержу вас с Джадентом в данном начинании, а то ещё не хватало сейчас вести войну. Да, кстати, как Королева смотрит на эту проблему?

— Её Величество Королева Погибель не дала никакого ответа, а сказала, чтобы все стороны подготовили доклады, а она решит, что делать.

— Её решение, как всегда, мудро, — Зойсайт взял бумагу, кисти и очень долго писал что-то, потом протянул свиток Нефриту.

— Вот, свяжитесь с моими поверенными, они вам всё объяснят. Держите меня в курсе дела.

— Разумеется. Я и не ожидал, что мы так быстро придём к соглашению. Ну что ж, давайте тогда просто поговорим?

— Нет, не нужно, — на лице мужа отразился едва не ужас. — Я буду общаться с вами лишь по делу.

И он ушёл. Нефрит же засмеялся, причём смеялся долго и зло. Я вышла из убежища, непонимающе глядя на него.

— Простите, принцесса, — он успокоился.

— Странно было слышать такой разговор, — сухо сказала я. — Хотя мне и не всё понятно.

— Я вам тотчас разъясню.

Нефрит был вновь самой угодливостью, но у меня в душе остался неприятный осадок. Всё же то, что я видела, мне совсем не понравилось. Но почему же мой муж явно боится Нефрита?

Зойсайт

Прошло четыре дня. Всё это время я практически не выходил из своей комнаты, пытаясь хоть немного успокоиться и подумать о будущем, а именно о том, как выполнить абсурдный приказ Кунсайта, не зная английского? В том, что я его выполню, сомнений не было, вопрос только в том, как? Я пребывал в полной прострации, призывая Мандзю¹¹, и, думаю, не вышел бы из неё ещё довольно долго, если бы не Яша. Не знаю, каким чудом и за какие деньги она это сделала, но через два дня передо мной лежали уже три книги: оригинал, копия и перевод. Когда юма успела попасть в столицу, всё перевести и вернуться? Да ещё за такое короткое время? Я не стал вдаваться в подробности, не расспрашивал, потому как всё равно язык Хэоанской Империи мне чужд и учить что-то на нём тоже невозможно. Если бы не Яша, не знаю, как бы сложилась моя дальнейшая судьба. Юма стала сама объяснять мне, что к чему. Не знаю, когда она успела посмотреть первые уроки, но объясняла их просто прекрасно. Если бы у меня были хоть минимальные способности к языкам, то дело пошло бы на лад, но… Я всю жизнь ненавидел гуманитарные дисциплины, а особенно языки. Да, хозяин вытренировал мою память так, что я мог запомнить огромные объёмы текста, но не более того. Естественные науки казались мне гораздо более интересными и познавательными, поэтому было бы гораздо легче, если бы Кунсайт дал учить тот человеческий учебник химии. А тут иностранный язык, который всё равно никогда не понадобится! А хозяин ещё и говорит при этом, что «не даёт бессмысленных заданий»! Я мог только грустно смеяться, думая обо всем этом. Помню, когда только получил книгу, то смотрел на заглавную страницу, где было написано: «British library cataloguing in Publication». Эту фразу перевести без словаря я не мог. Что уж говорить о содержании самой книги! Я решил посмотреть оглавление и узнать, о чём хоть первые три главы и возможно ли преподать их Кунсайту.

Contents

Introduction — 7

The Hindi script and System — 11

1 Dialogue 1A “I am Ram” — 23

1 Personal pronouns and “am”, “is”, “are”, Questions and answers

Dialogue 1B “Is this house large?”

С большим трудом я понимал, что здесь написано. Ну что ж, посмотрим, что в начале. Перевернув страницу, я нашёл приветствие авторов: “This course is designed to enable those with no previous knowledge”. И дальше примерно на страницу шло всё в том же духе. Перевернув её, я нашёл алфавит. Выглядел он примерно вот так: ta, da, na, ra, pa. Рядом с английскими слогами стояли закорючки, чем-то похожие на знаки наших слоговых азбук. Видимо, как и в английском языке, слова состоят полностью из букв, а не из иероглифов.

Я перевернул ещё одну страницу и нашёл диалог:

Ram: namaste. Mai Raam huu, kyaa aap Umaa hai?

Uma: Jii haa. Mai Umaa huu, aor yah larkii Susiilaa hai. Ham dono hindustaanii hai.

И дальше шло ещё несколько строчек такой же белиберды, причём почти над всеми буквами, написанными по-английски, стояли какие-то чёрточки, точки и косые линии. Я глянул вниз страницы. Там был, видимо, перевод разговора:

Ram: Hallo. I am Ram. Are you Uma?

Uma: Yes, I am Uma, and this girl is Sushila. We are both Indian.

К счастью, я легко понял, о чём речь. Возрадовавшись, вновь перевернул страницу и наткнулся на первые сведения о грамматике:

The personal pronouns with their appropriate verb forms are as follows

Mai hu – I am ham hai – we are

Tu ha – you are (intimate yah hai “this, he, she, it is) tum ho – you are

Vah hai (that, he, she, it, is) ap hai – you are (formal)

Ye hai – there, they are

Ve hai – those, they are

Прочитав эту таблицу и пример под ней: vah jarman hai – He is German — я закрыл книгу и решил, что сам без Яши даже открывать её более не буду. Всё это слишком сложно.

Я уж думал заняться чем-то более приятным, но тут услышал, что Кунсайт телепатически зовёт меня. Ах да, надо же вернуть ему книгу. Я встал и направился в его покои, думая, как действовать. Мне было и подумать страшно о том, что он разорвёт связь и бросит меня. Сделать это, в принципе, несложно: подписать пару документов да поставить в известность общественность. Всё. Но неужели он решится на подобное? Это же скандал. Снедаемый неприятными чувствами, я вошёл к нему, на пороге передавая книгу:

— Я сделал дубликат, так что смогу выучить всё к сроку, — сказал я, склоняясь.

— Хорошо, — Кунсайт убрал книгу. — Ну что ж, я уезжаю менее чем через полчаса.

— Ясно.

— Когда я прибыл сюда, то совсем забыл об одной чудной вещице, что привёз тебе, — в руках у Кунсайта появился примерно с ладонь размером розовый камень. Причём очень интересный, состоящий как бы из множества маленьких кристаллов.

— Что это? — спросил я удивлённо.

— Подарок тебе.

— Нет, я имею в виду, что это за камень?

— А ты не узнаёшь? Обычная соль, можешь попробовать на вкус, просто она розовая, окрашенная кадмием, а не белая, а ты ведь любишь этот цвет, так что я подумал, что камень может прийтись тебе по душе.

— Спасибо, — я взял соль и осмотрел: да, красивая, конечно. Помню, года четыре назад я купил потрясающе красивый фиолетовый лепидолит. Мне казалось, что этот камень должен понравиться Кунсайту, но поскольку я боялся получить отрицательный ответ, то так никогда ему его не показывал, заочно считая, что учителю камень нравится. Я глянул на стол и только тут заметил, что там стоит цветок гусиная кожа¹², а рядом лежат мышьи колобки¹³. «Откуда они здесь в это время года?» — подумал я, а вслух сказал лишь:

— Вы выполните свою угрозу?

— Угрозу? Разве я тебе чем-то угрожал? Когда?

— Вы сказали, что бросите меня, — прошептал я, опуская голову и пряча подарок.

— Я этого не говорил, — ответил Кунсайт спокойно. — Сказал лишь, что, судя по твоему теперешнему поведению, быть подле меня тебе будет в тягость, только и всего. Более того, даже если я тебя сейчас «брошу», тебе будет всё равно. Ты и так живёшь один. А поскольку находиться тебе здесь ещё лет двести, то не делай поспешных выводов.

— Так вы бросите меня или нет, скажите, прошу вас, — прошептал я, не глядя на него.

— Решил сменить дерзость на смирение? Это на тебя похоже. Нет, не брошу. Доволен?

Я вздохнул спокойно. Словно камень с души свалился.

— Я подожду и посмотрю, что будет дальше, тогда и решу. Но можно тебя попросить, — он сделал театральную паузу, — когда в следующий раз будешь бунтовать против меня, то делай это более последовательно.

— Что? — прошептал я, совсем не понимая, к чему он клонит.

— Ты по своей натуре трус, и это хорошо видно в подобных ситуациях. Три дня назад ты метался между ненавистью и страхом, в результате сломить твою защиту и уничтожить не составило труда. Так что если уж пытаешься не повиноваться, то делай это до конца, так, чтобы было красиво, чтобы я мог уважать тебя, а не бросайся в крайности.

— Вы рассказываете мне, как лучше и как правильно дерзить вам? — опешил я.

— Я пытаюсь на этом примере показать тебе, как надо действовать. Ты сам существо крайне нерешительное, к тому же привык посылать на задания других, чтобы они делали всю сложную и опасную работу за тебя. Однако могут возникнуть ситуации, когда тебе понадобится собственная решимость, собственный разум и собственная гордость. А пока же ты действуешь очень слабо. Ты пытаешься возражать мне, а на лице у тебя при этом написан безумный страх и ожидание удара. Ты никогда не сможешь выйти из рабства, если будешь бояться своих господ. Я даже не себя сейчас имею в виду. Ты говорил, что в первые шестьсот лет старался окружать себя сильными юмами, на которых опять-таки перекладывал ответственность. Разве что юмы, в отличие от меня, не имели над тобой настоящей власти… Но вообще у тебя странное желание быть чьим-нибудь рабом. Как мне кажется, это состояние души. Быть может, связанное с твоим прошлым. Но помни, если ты нападаешь, то не должен бояться врага. А если боишься, то должен спрятать свой страх, чтобы его не было видно. Честно скажу, у меня была мысль ударить тебя и посмотреть, что будет: продолжишь возражать или сдашься. И, памятуя о том, как ты боишься боли, исходящей от меня, думаю, ты бы сразу взмолился о пощаде. Надеюсь, я понятно выражаюсь?

— Да, понятно, — я поднял голову, но чувствовал себя разбито. — Так ваше поведение было просто игрой? А все реакции придуманы специально, чтобы проверить меня?

— Нет, отнюдь. Ты как всегда всё превратно понял. Поэтому я и не люблю разговаривать с тобой на подобные темы: твоя логика отличается от обыкновенной, и к тому же ты мне не веришь.

— Я всегда вам верю, — тихо ответил я.

— Это только слова. В последние сто лет я хорошо обращался с тобой, делал всё, чтобы ты привык ко мне и не испытывал страх и ужас от одного моего присутствия. Вспомни, когда-то ты любое моё движение, направленное в твою сторону, воспринимал как попытку ударить. Поняв это, я обещал, что более не причиню тебе боли. Но при том разговоре ты…

— Мой Лорд! — я посмел перебить Кунсайта. — Понимаю ваши подозрения, но дело в том, что моя логика действительно сильно отличается от вашей. Я верю вам, верю, что хорошее обращение не просто прихоть, которая изменится, стоит измениться вашему настроению. Я просто считаю, что обстоятельства сильнее нас! — я перевёл дух и продолжил: — Вы сказали, что моё поведение может быть связано с прошлым. Но, судя по увиденному мною во сне и в трансе, я относился к привилегированному сословию.

— Кто знает, каким было твоё детство? К тому же то, что ты видел, может быть ложью.

— Мне бы хотелось, чтобы это было правдой. Не знаю как вам, но мне очень неприятно жить, не помня прошлого.

— Неприятно? Жаль, не могу ощутить того же, что чувствуешь ты.

— Почему? Вы ведь тоже ничего не помните, — удивился я.

— Если я утверждаю, что не могу, значит это так. Я же говорил тебе, что воспоминания могут сильно испортить тебе жизнь.

— Знаю, но жить, не зная своих предков, не зная, откуда ты и кем был, пока не стал демоном… Это ли не ужасно? — воскликнул я. — Когда смотрю на светлячков¹⁴, то всегда думаю, нет ли среди них… — я не договорил.

— Ну что ж, если ты так хочешь, я не вправе отговаривать. Держи, — Кунсайт протянул мне маленький камушек серого цвета. — Этот камень когда-то светился в глазах жителя Луны. Я подобрал его на поле битвы, когда мы атаковали Луну. Дело в том, что после смерти глаза сразу теряют блеск и рядом с телом появляется маленький самоцвет, который довольно быстро исчезает. Но, если его забрать, он не исчезнет, а душа не сможет пойти на круги перерождения. Думаю, тот воин, который обладал глазами цвета этого камня, знал телохранителей Эндимиона, так что ты можешь вызвать духа и поговорить с ним. Но подумай, захочешь ли ты делать это.

— Спасибо вам! — я склонился, целуя его руку. — Вы не представляете, что подарили мне.

— Полно, твой восторг неуместен, потому что я бы на твоём месте не стал узнавать прошлое, — Кунсайт поднял меня. — Однако тебе решать. Реши хотя бы один раз в жизни что-нибудь сам.

С этими словами он вышел из комнаты.

Глава 32

Кагуя-химэ

К концу первого месяца чума миновала, и мы вернулись во дворец. За время нашего отсутствия почти ничего не изменилось. Подъезжая к дому, я сложила:

Говорят, что наступило время

Ласточкам весенним прилететь,

Гуси дикие,

О родине жалея,

С криком исчезают в облаках¹⁵…

Сестра не поехала со мной, а сразу отправилась к себе в поместье, так что я была в некоторой печали. Расставание с Нефритом тоже оказалось весьма тягостным, хотя я не могла теперь относиться к нему так же хорошо, как прежде. Сперва Сона, потом Югатаюмэ, теперь Нефрит. Я рассорилась со всеми, кто был мне дорог. Видимо, такова моя карма: терять любимых демонов практически одновременно. Нового друга я так и не видела. Он приходил ко мне, но его лицо скрыто маской, а голос искажён так, что я совсем не могу узнать его. Что ещё написать? Весьма странно ведёт себя мой муж, причём с того дня, как Лорд Кунсайт покинул нас. Я слышала о его приезде, но, хвала богам, он не посетил меня, так что я была избавлена от нескольких пренеприятнейших мгновений, но с мужем моим он точно разговаривал. Думаю, именно Кунсайт довёл его до того ужасного состояния, в котором я застала его с Яшей. Но зачем? Зойсайт всегда говорил о своём учителе только хорошее, боготворил демона, который вызывал у меня только страх и трепет. Негодование сжигало мою душу, когда я думала о том, что Кунсайт посмел обидеть моего мужа. Я, слабая женщина, ничего не могла сделать, не могла даже помочь супругу, только молча сострадать издалека, не приближаясь. Когда муж раньше говорил что-то вроде: «Я принадлежу достойнейшему из демонов и должен быть счастлив уже одним этим осознанием», я считала, что он выражает свою любовь к наставнику. Но если нет? Что если ключевое слово «должен»? Может, Зойсайт на самом деле плохо относится к своему повелителю и только старается убедить себя в том, что всё наоборот?

Об этом я думала, сидя на веранде. Мне казалось, что сегодня никто не посетит меня, но тут дверь открылась, и вошёл муж, не обращая на меня никакого внимания. В руке у него были какие-то свитки, а сам выглядел злым и обеспокоенным чем-то.

— Аматэрасу благословит вас, — тихо сказала я.

— Вы здесь? Аматэрасу с вами, — он начал искать что-то в ящике, не оборачиваясь на мой голос.

— Позволено ли мне будет спросить? — начала я. — Вы постоянно ходите со свитками и всё это время будто сам не свой. Быть может, я могу помочь вам?

— Помочь? — Зойсайт опустился подле меня. — Помочь вы не сможете, даже если захотите. Если, конечно, не знаете вдруг хинди.

— Хинди? А что это? Наука?

— Нет, человеческий язык, — Зойсайт развернул передо мной свиток, где я увидела:

T1: Larka — boy (отоконоко) larke — boys (отоконоко (такусан))

Karma — room (хэя) karme — rooms (хэя (такусан))

T2: Makan — house (татэмоно) makan — houses (татэмоно (такусан))

— Он так похож на английский! — воскликнула я.

— Нет, он совсем не похож на английский, — злобно ответил мой муж. — Более того, учебник пришлось перевести на ваш язык, а он для меня тоже неродной, так что учить его безумно сложно.

— Но разве вам мало было английского? Зачем ещё один язык? Да и откуда у вас этот свиток? — я чувствовала, что ничего не понимаю.

— Мне он не нужен, но мой хозяин приказал выучить его.

— Хозяин? — удивленно прошептала я. Кого он имеет в виду? Неужели Королеву…

— Лорд Кунсайт, если вы не поняли, — сухо ответил он.

— Ах, вы о Лорде Кунсайте! Просто вы никогда не называли его хозяином.

— Да, за сто лет хорошего обращения я успел забыть о том, что он в первую очередь хозяин моей жизни, — прошипел Зойсайт.

— Я вас не понимаю, — прошептала я. — Неужели ваше положение при нем столь тягостно, что приходится говорить о хорошем обращении? Мне казалось, что он был для вас родителем.

— Да, был. Но в первую очередь он именно хозяин, распоряжающийся моей жизнью.

— Что он сделал с вами? — спросила я, боясь получить совсем уж страшный ответ. — Прошёл почти месяц, а вам всё так же плохо.

— Чем больше проходит времени, тем ближе срок расплаты, а я сомневаюсь, что моих сил хватит, чтобы выполнить его приказ, — тихо сказал муж, и мне показалось, или и вправду, в его голосе звенели слёзы. — За то время, что мы не виделись, я успел совершить много того, что ему не понравилось, и он придумал расправу. Ну да вам зачем знать это?

— Мне странно слышать подобное. Вы всегда так тепло отзывались о нём, а он так жесток с вами? — сказала я, удивляясь откровенности моего мужа.

— Одно другому не мешает, любезная супруга. Вы просто никогда не знали о настоящей жестокости, только слышали о страшных битвах, но сами ничего не видели. То, что он сделал, не называется жестокостью. Скорее уж мягкостью, но вам этого никогда не понять, вы вообще не знаете, что такое жестокость и что такое боль.

— Почему же? Левая нога несколько раз беспокоила меня, к тому же я не раз болела, а бывало, что и сильно ушибалась, так что знаю, что такое боль.

— Не в том смысле, в каком это понимаете вы. Во-первых, вы никогда не были на войне, не видели полутрупов. Поверьте, это страшнее, чем трупы. Во-вторых, вас никогда не подвергали пыткам. В-третьих, вас никогда систематически не били. В-четвёртых, вы не бывали во власти другого, когда неизвестность гложет: то ли остановится, то ли покалечит, а то ли забьёт до смерти, а вы при этом ничего не можете сделать, и закон вас не защитит.

— Но неужели вы терпели всё то, о чём говорите?

— Нет, не всё, но многое. Вы боитесь моего хозяина, но у вас нет причин, а я на себе прочувствовал его могущество.

— И чем же он был так страшен для вас? Как раз тем, что бил? — я спрашивала очень тихо, боясь, что муж очнётся и прекратит говорить со мной: он и так никогда ничего о себе не рассказывал, а тут вдруг о таком деликатном вопросе. Видимо, ему нужно выговориться, а говорить не с кем.

— Отчасти. Меня всегда удивляло, почему я так боюсь исходящей от него боли, при том, что на войне или где-то ещё воспринимаю её спокойно. Далеко не сразу я понял, что дело в равнодушии. Он никогда не гневался, никогда не выходил из себя: это был просто холодный расчёт. В настоящий гнев привести Кунсайта, конечно, можно: я видел его таким несколько раз задолго до того, как стал принадлежать ему, но гневили его банальнейшие вещи, например, если вдруг комната не убрана к сроку. Вот это действительно выводило его из себя. Также решения Королевы иногда становились причиной его недовольства. Но это происходило лишь тогда, когда решались дела чрезвычайной важности, когда от её воли зависела судьба государства, а она вдруг решала не в его пользу. У Кунсайта всегда слишком глобальные планы, поэтому порой они бывают провальными. Так вот, все промежуточные вопросы, то есть не повседневные мелочи и не судьба страны, никогда его не гневили. Он всегда смотрел на вещи с двух сторон: со своей стороны и со стороны как бы третьего, наблюдающего. Его лицо почти ничего не выражало, его руки работали механически. Мне казалось, что я учусь не у живого существа, а у робота, хотя да, вы же не знаете такого слова! В общем, не у живого существа, а у как бы запрограммированного. Он сворачивал мне руки, наносил удары магией или оружием, но при этом был абсолютно спокоен, действовал только потому, что так надо было. Вот это меня и страшило. Да, я довольно быстро сумел всё просчитать и точно знал, что бывает за что. Я по едва заметным изменениям лица понимал, когда и чем он недоволен. По тому, как он брал мою руку, я знал, какой вывих он применит сейчас, и насколько тот будет болезненным. Смотрите.

Зойсайт схватил мою руку и резко заломил: я чуть не закричала от боли, но сдержалась.

— Чувствуете? Когда-то я такой залом почитал за счастье, ибо остальные были ещё более болезненными. Кунсайт никогда не разговаривал со мной. Да, он показывал, как делать какое-либо упражнение, и дальше я делал его, а он просто стоял в стороне. Я не знал, насколько правильно делаю. Возможно, мы бы не тратили множество дней на отработку одного и того же, если бы он хоть немного направлял меня. А так, он ударял, если я начинал делать что-то совсем не то, но и только. Потом в какой-то момент показывал, как делать правильно. Я видел, что совершал множество ошибок в течение тех дней, что он молча смотрел, и пытался исправить, сделать лучше. И так постоянно. Может, повторение и довело движения до автоматизма, но зачем сперва заставлять делать неправильно, когда можно сразу показать истину? Я не мог понять его, да и не пытался, честно говоря. Я должен был терпеть любое издевательство, не смея ответить или возразить. Конечно, это было моим предрассудком, но мне казалось, что если посмею заговорить и пожаловаться, то будет только хуже. Время показало, что я ошибался на этот счёт, и многое могло бы не произойти, если бы я просил пощады ещё тогда, но я не смел. А самое смешное, что я однажды попробовал так поступить, и подействовало! Когда он попытался огреть меня плетью… Вот тогда я пал на колени и взмолился о пощаде. А ведь это было так смешно: на мне же оставалась одежда, так что удар не должен был быть таким уж болезненным. Но мой предрассудок победил. Видимо, страшно удивившись подобной реакции, Кунсайт так и не ударил. Но, несмотря на победу, я не смел никогда более прибегать к такому методу воздействия. Однако это была лишь учёба… Жизнь же ненамного отстала от неё в плане его жестокости и моей глупости. Я не имел права выходить из замка без его разрешения, а поскольку не смел просить, то устроил себе тюрьму. Юмы, напоминавшие тогда привидений, внушали мне едва не тот же трепет, что и сам хозяин, так что с ними я не общался. Я был уверен, что отсутствие лекарств — это тоже одно из испытаний, которое надо преодолеть. Хотя… с вашей точки зрения лекарства у меня были: та же мокса, например. Но ничего более серьёзного. Когда регенерация стала не успевать за ранами, вот тогда стало совсем плохо, совсем страшно. Я был в твёрдой уверенности, что единственный выход — это смерть, которой Кунсайт и проверяет меня. Либо выдержу его методу, либо умру. Тогда я забыл о том, что он не имеет права убить меня, забыл о том, что являюсь одним из Лордов. Это было время затишья, когда нам почти ничего не надо было делать. Более того, Королева Берилл тогда сама сказала, что даст нам отдых… Не знаю, почему этот отдых растянулся почти на сто лет. Тогда я забыл обо всём, пытаясь выжить, пытаясь сохранить то немногое, что у меня осталось, — жизнь. Машина, управляющая мной, не была безжалостна, она точно вымеряла любое своё движение. Когда Кунсайт подходил ко мне, это могло означать две вещи: либо он будет управлять моим телом, чтобы я лучше понял, как действовать, либо он хочет ударить. Я всегда отступал от него, страшась прикосновений. Вернее, нет, сперва отступал, потом понял, что, если делаю это, он лишь больнее бьёт. Это была ещё большая пытка: стоять и смотреть, как к тебе приближается палач. Стоять, смотреть и не иметь возможности ничего сделать, даже просить. Я видел не раз, как осуждённые молят своих истязателей «не делать, прекратить». Да, подобное не вызывает эффекта, но создаёт хоть какую-то иллюзию действия. А я не мог и этого позволить себе. Когда Кунсайт повергал меня наземь, я смотрел в пол, всегда думая: изобьёт — не изобьёт? Хотя он никогда «не избивал», только «бил», но вы вряд ли поймёте разницу между этими словами. А ещё он откуда-то всегда знал, насколько мне больно. Вот уж не знаю до сих пор, откуда. Мне казалось и сейчас кажется, что мои постоянные истошные вопли нельзя было интерпретировать, но, может, ему это и удавалось. Мне всегда казалось, что он получает какое-то подсознательное удовольствие, когда стоит над поверженным мной и осознаёт, что захочет — ударит, захочет — убьёт, захочет — пощадит, а я при этом ничего не смогу сделать. Как же это приятно: иметь чью-то жизнь в своих руках и распоряжаться ею! Думаю, он получал удовольствие, иначе и быть не могло, хотя я впоследствии ни разу не говорил с ним ни о чём, что происходило в первые сто лет. Тогда он разрушил мне психику, я не выдержал обучения. Да, потом в монастыре несколько пришёл в себя, но слабые нервы порой дают о себе знать. Кунсайт и сейчас чувствует вину за то, что сломал меня. Надеюсь, вы понимаете, насколько тяжело ему было потом наладить со мной хоть какой-то контакт? Сколько лет он потратил на то, чтобы я просто прекратил шарахаться от него? Когда он понял, что, что бы он ни делал, я всё равно буду ждать от него только удара, то обещал, что более не тронет. Да, можно сказать, что это было очень хорошо с его стороны, но тогда это означало, что у меня нет права выражать страх. В общем, вы вряд ли понимаете, о чём я говорю. Ну да это и к лучшему.

Зойсайт перевёл дух, не глядя на меня.

— Но по тому, что вы говорите, я совсем не могу понять, как вы можете теперь считать его своим родителем, — сказала я.

— Всё просто, — муж, видимо, понял, что уже и так сказал слишком многое, так что не стоит скрывать что-либо. — Вам знакомо чувство дружбы? Тогда слушайте. Возьмём для примера вас и принцессу Третью. Вы ровесницы, росли вместе, забавляясь сперва детскими игрушками, потом всякими уроками и подвижными играми, потом тяга к играм оставила вас, и стало привлекать простое общение. Всё это нормально. Вы росли и развивались вместе, у вас были примерно одинаковые интересы и представления о жизни, так что вы могли прекрасно проводить время. Пройдёт ещё лет десять, и вам, возможно, не будет уже настолько хорошо вместе, но всё же вы будете примерно одинаково видеть мир. Так живут все нормальные демоны, но я-то не имею возможности изменяться биологически. Да, кажется сперва, что вечная молодость — это блаженство, это то, к чему все стремятся. Но на практике, когда ты один живёшь и не стареешь, а все окружающие тебя существа подвержены естественным законам природы, это ужасно. Когда-то были демоны и юмы, которых я считал своими друзьями, были также и те, кому я говорил: «Я люблю вас». Но прошло время, все эти демоны состарились, я перестал их понимать, а потом они умерли. В результате того чувства дружбы, которое я испытывал много столетий назад, уже нет: оно притупилось из-за множества смертей, из-за смены множества поколений. В какой-то момент мне стало просто страшно. Страшно, когда я понял, что чувства уходят, что я оплакиваю почивших друзей, но новые не появляются. Чувство умирает и рождается с каждым новым знакомым, но оно постепенно притупилось. Потом в моей жизни появился Кунсайт. Появилась новая сильная привязанность. Возможно, она появилась именно потому, что я не боялся потерять. Бусидо даёт определённые правила касательно взаимоотношений между демонами, но легко рассуждать, когда понимаешь, что сам в любой момент можешь умереть, что тебя будут оплакивать так же, как и ты оплакиваешь ушедших сейчас. А когда ты живёшь вечно, когда видишь, как меняются эпохи, как изменяются быт и культура — это действительно ужасно, это атрофирует все чувства. Возможно, поэтому Кунсайт стал моим богом. Он — единственное существо, на которое я могу по-настоящему положиться, которое не бросит, не умрёт. Когда у нас с ним установились нормальные отношения, когда я почувствовал опору, тогда вспомнилось, что же такое дружба, товарищество, знакомство, приятельство. Это были отголоски тех давних чувств, которые я навсегда потерял. Растительные юмы стали близкими мне существами. Потом появилась Яша… Потом Мицуами, Анджун…

Зойсайт вновь замолчал, а я была настолько очарована его рассказом, что даже не сразу поняла, что он молчит. Хотела уж продолжить беседу, но тут мы увидели через открытое окно, что один из стражников несёт мешок, в котором находится что-то живое. Причём несёт прочь от дворца.

— Что случилось? — спросил Зойсайт, вставая. — Кого несёте и куда?

— Иду топить оборотня по приказу самого императора, — гордо ответил стражник. — Эта кошка на глазах у нескольких слуг превратилась в человека! Сами понимаете, это не шутка.

И он пошёл дальше. Зойсайт что-то обдумал и стремительно бросился за стражником. Я так и осталась сидеть, озадаченная его странным поведением. Прошло немного времени, и вдруг мой муж показался на пороге, но, всесильные боги, в каком он был виде! С него ручьями текла вода, а на руках он нёс не менее мокрую кошку.

— Супруг мой, вы же простудитесь! — закричала я, подбегая к нему. — Прошу вас, переоденьтесь, сейчас холодно. Зачем вы бросились спасать этого злого оборотня? — я старалась снять с него мокрую одежду, но он вместо этого протянул мне несносное животное.

— Лучше помогите коту, он гораздо больше нуждается в тепле, чем я. Может, я и подхвачу насморк, но никаких осложнений у меня быть не может, а вот кошка точно может погибнуть.

— Но зачем, зачем вы спасли её? Вы, видимо, прыгали в воду, а ведь сейчас она такая холодная! Прошу вас, переоденьтесь.

— Сейчас переоденусь, успокойтесь. А спас я кошку, кстати, это кот, а не кошка, ну да неважно, потому, что почти наверняка её оклеветали. А если нет, то я буду очень рад увидеть оборотня. Сколько столетий живу, а ни разу не видел ни одного представителя нечистой силы. Мне всегда было страшно обидно, тем более что недавно одна моя знакомая рассказывала, что видела тэнгу.

— Муж мой, как вы можете так шутить! — закричала я. — Вы не жалеете ни меня, ни императора!

— Успокойтесь, кот будет жить со мной и никого не потревожит. Кстати, не знаете, какая у него была должность? Во дворце же вроде нельзя находиться, не имея чина. Так какой у него был?

— Не знаю, — зло ответила я. — Но всё же вы поступаете непозволительно. Это же оборотень! Он будет мучить и убивать демонов! Не гневите обитателей шести кругов ада!

Муж ничего не ответил, а вновь взял кота на руки и пошёл к себе, по дороге борясь с формой, которая очень хотела побыстрее с него сняться и полететь сушиться. Я осталась стоять, не зная, что делать. По-хорошему, надо рассказать обо всём отцу, ведь Зойсайт принёс в дом беду… Но как я могу предавать супруга?

Глава 33

Зойсайт

Почти месяц я жил, не замечая ничего вокруг, думая только о собственной судьбе и несправедливости хозяина. Даже чтение сутр, проводящееся каждую весну и в прошлом любимое мною, я не почтил своим вниманием. Занимался я самым неблагодарным и бессмысленным делом: прокручивал в голове последние разговоры с Кунсайтом и придумывал, как надо было ответить, как повести себя в той или иной ситуации. Порой мои жалкие мысли доходили даже до того, чтобы продумать модель идеального разговора и в следующий раз «правильно» дерзить ему… Безумство подобной идеи приводило меня в восторг. Мне, практически его рабу, думать о дерзости! Мне доставляло какое-то мазохистское удовольствие считать себя его затравленным зверьком, над которым он имеет полную власть. Отталкиваясь от этого образа, я моделировал множество самых немыслимых сценок и картинок, проигрывая безумнейшие варианты безумнейших действий. Порой на память приходили реальные речи, которые Кунсайт когда-либо кому-либо говорил: «Выше меня никого из Лордов нет. На слово Королева мне поверит, как, впрочем, и всегда». Кажется, он говорил такое Нефриту, когда впервые вмешался в «игры». Или же: «Будь что будет. Либо он проснётся через полчаса, либо умрёт. Его смерть будет на моей совести». Не помню, где я мог слышать эту фразу, но уверен, что именно Кунсайт произнёс её. «Поэтому даже не смей скрывать от меня раны. Иначе буду лечить тебя только этим. Ты будешь просто на стенку лезть от боли». Он запугивал меня, когда спас от Лордов. Мне было интересно, является ли то, чем он обычно лечил, наименее неприятным лекарством. Не ответив, он просто обработал одну из моих ран другим сильножгучим средством… Если бы я ещё помнил название… «Ты остался один. А вот что делать с тобой, я подумаю». Кажется, эта фраза была обращена к Джаденту. Или к кому-то другому? «Ты такая маленькая птица, но спасла мне жизнь». Опять же, не помню, кому он говорил? Какой птице? А, неважно. Все эти фразы, просто дышащие властолюбием и заносчивостью, в сочетании с моей неуёмной фантазией стали мощным оружием против идеального образа хозяина, в который я верил многие годы.

С другой стороны… С другой стороны, я прекрасно понимал, что весь этот бред — только свидетельство скуки и эгоизма. Встреча с Кунсайтом стала первым ярким впечатлением за последние полгода, вот я и пытаюсь сохранить светлые воспоминания. Раньше насущные дела, политика, друзья завлекали меня, и не оставалось времени вариться в собственном соку, теперь же всё по-другому. Мне казалось, что я деградирую как личность. Если постоянно заниматься самокопанием, самобичеванием, самовозвышением и прочими глупостями, то уподобишься безмозглым женщинам, станешь похожим на этих слабых существ. Да, подле меня находятся те немногие, кто являет собой редкое исключение, но основная масса… А впрочем, какая разница?

Да, надо же упомянуть, наверное, о последней пощёчине, которую отвесил хозяин в довершении всех тех унижений, которым подверг меня. А именно: он выполнил своё обещание, то есть забрал одну из моих приятельниц с собой. Но меня вообще не поставил в известность, даже не дал попрощаться. Виноград сказала мне о потере уже после того, как делегация уехала:

— Я пыталась остановить его, я пыталась сделать это, но ему и дела не было до моих слов! — возбуждённо рассказывала подруга. — А Бальзамин, вот уж чего не понимаю, спокойно, представь себе, спокойно пошла за ним, сказав лишь «Ну, что ж поделать». И при этом отдала мне какой-то свиток, пояснив, что его надо обязательно передать тебе, что я и делаю, потому как это то, что ты дал ей на хранение двадцать два года назад, а, поскольку вы больше не увидитесь, то и хранить ей его не стоит. Представляешь?

Я застыл тогда в дверях, не зная, из-за чего больше расстраиваться: из-за потери любимой юмы или из-за грубости и непочтительности Кунсайта. Не помню, что я говорил Виноград, и говорил ли что-либо вообще, но очень быстро оказался в своей комнате и решил посмотреть, что же это за свиток. Развернув старую бумагу, я сперва не узнал написанного, однако потом, когда понял, что это, страшно удивился, что такая бесценная вещь вдруг нашлась. Я ведь совсем забыл, куда дел её, и очень печалился, что потерял. Этот свиток был кладезем знаний, моей памятью! Помню, тридцать лет назад мне надоело терять близких и не очень демонов, видеть множество личностей и не запоминать ни одной. Я придумал забавную игру: каждому демону, с которым судьба сводила меня, задавал шесть-семь вопросов. Для некоторых были только ответы да/нет, для других три-четыре варианта. Вопросы были совсем шуточными, вроде «Что вы делаете в свободное время?». Для меня такая простая игра служила памятью, частичкой воспоминания о тех асурах, с которыми я виделся. Просмотрев свиток, я понял, что в своё время сто двадцать девять демонов ответили на дурацкие вопросы. Можно хоть вспомнить, кто они, всё равно ни одного из них уже нет в живых. Номер семь… Помню этого юношу довольно смутно. Он учился в каком-то буддийском монастыре и был лучшим воспитанником, хотя никто этого не замечал. Просто как-то всегда получалось, что у него лучшие отметки, чем у других. Немногословен… Мало с кем общался… По окончании обучения пошёл дальше постигать искусство, и я с ним больше не сталкивался… Номер двадцать четыре… Моя дальняя знакомая, которая посвятила свою жизнь изящным наукам, не имея к ним ни малейших способностей. Много училась, старалась стать лучшей, но у неё плохо получалось. К тому же она была неудачницей: ей всегда на занятиях и проверках приходилось хуже, чем другим. Последний раз я видел её, когда она обучалась игре то ли на трёх, то ли на четырёх инструментах и была относительно довольна жизнью… Номер сорок шесть… Мой довольно близкий друг. Загадочное существо, обожающее всякого рода игры. То он играл при мне ту же роль, что я сейчас играю при Кунсайте, то, наоборот, говорил, что никому не подчиняется. Я так до конца и не понял его. Он ушёл из моей жизни стремительно, я сам порвал отношения, когда понял, что его интересы и мои разошлись слишком далеко. Порвал в письменном виде, написав довольно длинное письмо. До сих пор не знаю, правильно ли я тогда поступил. Он хотел встретиться со мной и передать материал, который случайно оказался у него, он очень интересовал меня. Но мы так и не встретились… Номер пятьдесят девять… Девушка с пронзительно-голубыми в чёрную крапинку красивейшими глазами. Я много раз сталкивался с ней, но редко когда говорил, так что почти ничего о ней не знаю… Номер восемьдесят восемь… Тоже девушка, с которой мы часто виделись, но её я совсем не помню. Плохо помню даже лицо. Или это не её лицо? Её имя часто встречается среди демонов, так что могу и спутать… Номер сто семнадцать… Женщина, напоминающая христианского ангела и при этом совсем не разбирающаяся в жизни, как и положено ангелу. Она была очень доброй, хорошо относилась ко мне, но меня коробило её неумение думать… Номер сто двадцать шесть… Мальчик, приехавший в нашу страну из-за границы, в совершенстве владеющий двумя языками. Ему тяжело пришлось, потому что у нас очень не любят иностранцев. У него было много проблем самого разного рода, которые он решал по мере возможности.

Я смотрел на имена и варианты ответов, с удивлением обнаруживая, что действительно вспоминаю какую-то краткую информацию о тех демонах, что когда-то были мне дороги. За бездушными цифрами стояли живые души, которых уже нет в живых. Эх, оксюморон получается, но это действительно так. Целая сотня жизней… А ведь я занимался этим допросом не так и долго, всего-то три-четыре года. Сколько же знакомых и друзей было у меня за многосотлетнюю жизнь? И представить трудно. Но как свиток мог оказаться у Бальзамин? Почему она ничего не говорила? Или же сама только недавно нашла его? А ведь, грустно признаться, я даже не помню, когда познакомился с ней, Виноград и Ландыш, совсем не помню…

Думы о мёртвых напомнили о чудесном камне, который дал Кунсайт. О камне, которым нельзя пользоваться. Но хозяин ведь сказал, что не будет препятствовать, что только советует. Я целый месяц думал, стоит ли пробовать вызвать духа, который так и не прошёл через Яму¹⁶? Стоит ли пытаться вспомнить то, что запрещено помнить? Не знаю любопытство ли, глупость ли или же обида на Кунсайта решили дело, но я всё же решил действовать. И вот в середине ночи седьмого числа второго месяца я тихо встал с постели и пошёл в комнату, где уже всё было готово. Положив камушек в центр специального возвышения, я начал тихо молиться, постепенно убыстряя темп, перемежая вызывание с защитными заклинаниями на случай, если дух взбунтуется. Камень сперва никак не реагировал, а потом начал нагреваться, дымиться и уменьшаться в размерах. Дым же стал формировать какую-то фигуру. Моё сердце бешено колотилось: сейчас я увижу духа, тело которого умерло почти восемьсот лет назад. Я затаил дыхание, всматриваясь в формирующийся образ, который принимал женские очертания. Короткая вспышка — и передо мной стоит девушка, которую, не будь она полупрозрачной, можно было бы легко принять за живую. Я смотрел на неё и пытался вспомнить, где же видел раньше. А когда вспомнил, воскликнул:

— Леди Венкит!

Сейлор Венера в полном боевом облачении непонимающе смотрела на меня, а потом, словно узнав, прошептала:

— Зойсайт? Ты жив? Ты…

Тут она запнулась, взглянув в моё лицо:

— Твои глаза! Они вновь светятся, но не так. Ты… Это ты заставил меня так мучиться?

— Вы меня помните, леди? — я не знал, что говорить, слишком неожиданно было увидеть одного из воинов, одного из тех, кого убила Металлия… И также одного из тех, о ком говорили леди и лорды в моём видении.

— Я тебя прекрасно помню. Сколько же лет прошло? Какой год сейчас? Почему ты не изменился? — мою собеседницу интересовала каждая мелочь.

— Год 801-й, то есть 1801-й для тебя.

— Что? То есть я мучилась почти восемь столетий? Это было невыносимо! Но как же ты? Ты, ты ведь стал… Ты ведь стал… — она не договорила.

— Я расскажу тебе о том, что произошло и кто я. Но сначала, молю, ответь мне, кем я был во времена Серебряного Тысячелетия. Мне стёрли память, так что я ничего не помню. Ты можешь рассказать что-нибудь о моей жизни? Тогда, клянусь, я расскажу, что захочешь, и отпущу с миром твою душу, — я надеялся, что моё предложение дух примет, а не гордо отвергнет, посчитав, что не нужна ему никакая помощь из рук врага.

— Хорошо, но скажи, мы на Луне? На Земле? — спросила Венера.

— Не там и не там, а под землёй, в Тёмном Королевстве. Но прошу, расскажи мне, что знаешь. Я уверен, мы были в близких отношениях!

— Да, конечно, но твои глаза… Ты стал совсем другим, — дух вздохнул, как мне показалось, с надеждой и облегчением. — Я попробую объяснить тебе, но ты… Ты тогда так мало говорил о себе, о службе, всё больше о всяких пустяках, повседневных мелочах. Слушай, вы втроём были телохранителями принца Эндимиона.

— Вчетвером.

— Втроём.

— Ты что, Кунсайта не знаешь? — догадался я, вспоминая свои видения.

— Кунсайт? А кто это?

— Неважно, — в мою голову закралось немыслимое подозрение. Вспомнилась одна его недавняя фраза: «Я не могу ощутить того, что чувствуешь ты». То есть Кунсайт помнит прошлое? И молчит? И ведь… Тут я вспомнил своё самое-самое первое впечатление о нём ещё на войне. Когда я впервые увидел его, то был поражён… Нет, мы все были поражены его внешностью: светло-фиолетовые глаза, тёмная кожа и белые волосы. Такого сочетания просто не бывает в природе. И кстати о глазах. У нас троих они менялись. Я заметил тогда, давно, что глаза у Джадента и Нефрита постепенно светлели. Мои, наверное, тоже. Но Кунсайт всегда оставался таким, каким был. Но тогда кто он такой?» Мне стало страшно от подобных мыслей, и я поспешил продолжить разговор:

— Кунсайт — сильнейший из нас — лучший из Си Тэнно.

— Но я не знаю его, — честно ответил дух. — При Эндимионе вас было трое, не считая наставников принца. Но скажи, чем закончилась война? Меня убили задолго до конца.

— Подожди, я расскажу, чем закончилась война, но сперва расскажи, что знаешь обо мне, — потребовал я, чувствуя себя словно в лихорадке.

— Хорошо, — дух покорно согласился. Странно, но он был совсем не похож на духа в моём понимании. В нём было слишком много человеческого, слишком много живых черт. — Я знала вас троих довольно давно, с того момента, как вы вернулись с какого-то полуострова, где проходили обучение. Вы то ли в тринадцать, то ли в пятнадцать лет, точно не помню, стали телохранителями Эндимиона. Я в то время была уже телохранительницей принцессы, тогда мы и познакомились. Ну, ты же, наверное, помнишь, как принц Эндимион и принцесса Серенити были влюблены друг в друга, так что мы часто встречались. Если говорить о твоей семье… Кажется, у тебя было очень много родственников: две сестры и брат. Старшая, кажется, плохо вышла замуж, навлекла позор на себя. Младшая некоторое время до замужества жила с тобой в столице. Нехорошая девочка, честно скажу тебе. Брат твой… О, лет в четырнадцать он стал весь в тебя, ты гордился им. Мать твоя умерла, помню, ты ездил провожать её в последний путь. Отец твой умер до нашего с тобой знакомства. Но у тебя было огромное количество сводных родственников, которые тебе очень надоедали. Твой отец, несмотря на законы, женился, кажется, трижды и во всех браках были дети, в общем…

— Ты можешь говорить конкретнее обо мне! То, что ты пока рассказываешь, больше напоминает сплетни, а мне нужны факты.

— Ну, — дух несколько замялся. — У тебя были вполне стандартные для нашей эпохи увлечения: женщины, вино, кровь, кони. Вас — троих телохранителей — боялись все, вы могли убить или замучить любого человека или нелюдя, любого, кто не равен вам по положению. Ваши наставники говорили, что бессмысленная жестокость — результат обучения.

— А насколько мы были сильны? — поинтересовался я.

— А ты разве сейчас не владеешь магией? — удивился дух. — Ну, если быть краткой, то вас называли то дьяволами, то повелителями стихий, то ангелами. Ты, например, мог при желании сжечь планету!

— Что? — я смотрел на Венеру непонимающе. — Сжечь планету? Такого не может быть! Но кто были наши наставники?

— Ну, вы учились на каком-то полуострове, а ваши наставники были страшными людьми… нелюдьми. Их лиц никто никогда не видел, а возможно, их и не было. Они были добры к вам, но мы их боялись. А так, что же ещё сказать о тебе? Да, мы приятельствовали, но вот что же… Например, ты был заносчивым и опасным для всех, кого не считал другом. Благо, я всегда входила в число твоих друзей.

— А факты из истории? — продолжил допытываться я.

— Ну, с историей у меня всегда было плохо. В 992-м случилось несчастье. Берилл (я даже не знаю, кто она, поскольку никогда до трагедии не видела) освободила злобного сильного духа и напала на Луну. Тогда я увидела вас. Нет, не вас. Ваши глаза были пустыми, в них больше не отражался цвет камня. И вас было четверо.

— Так четвёртый и был Кунсайт! — воскликнул я. — А ты говоришь, что не знала его.

— Я же не знала, как его звали, — оправдался дух. — А на вас я смотрела и видела, что вы словно потеряли разум: вы просто убивали, убивали, убивали, не соображая, что делаете. А я… Мне пришлось сражаться с Металлией, и мы полегли все: Меркури, Марс, Юпитер. Я помню их лица, искаженные болью, а потом я не помню ничего.

— Потом, — тихо продолжил я, — Королева Берилл убила вашу принцессу и принца Земли, а Королева Луны в отместку уничтожила всё население Луны и почти всё Земли.

— Этого не может быть! Она была добрейшей женщиной и не стала бы так поступать! — возмутилась Венера.

— Она это сделала, — твёрдо ответил я. — Миллионы трупов… Миллионы жизней… И всё ради того, чтобы отомстить за смерть своей дочери. Но нас, нас уволокло под землю… И мы, пятеро демонов, выжили.

— Демонов… Я так и знала, что вы ими стали. Но ты так изменился… Мне кажется, ты бы не говорил со мной тогда так.

— Я не знаю, каким был тогда и как разговаривал, — горько вздохнул я. — Но я бы очень хотел это узнать.

— Но как ты можешь жить до сих пор и быть всё таким же юным? — задала Венера тот вопрос, которого я от неё давно ждал.

— Мы не стареем здесь благодаря заклятию Серебряного Кристалла и Металлии. Мы можем жить восемьсот… тысячу… две тысячи лет… но я ведь совсем не тот, каким был. Я стал моложе. Сколько мне было тогда лет?

— Двадцать два или двадцать три, нам всем было столько на момент войны. Только принцесса была много моложе нас. Ей было то ли четырнадцать, то ли пятнадцать. Но ведь ты же её не помнишь?

— Я помню её на поле битвы и только.

— То есть у тебя совсем нет памяти, — прошептал дух, глядя мне прямо в глаза. — Но почему?

— Я не знаю, не знаю, ни что это, ни от чего это. Я стал асуром. У меня кровь зелёная.

— Что? — воскликнула девушка так громко, что я испугался, что замок проснётся. — То есть ты прошёл перерождение, не умерев? Но такое невозможно!

— Вроде, мы не умирали, — честно ответил я, про себя удивляясь, почему раньше меня совсем не волновала эта деталь.

— Это похоже на то, что когда-то сделали со мной, — задумчиво прошептала девушка.

— А что сделали с тобой? — тут же спросил я.

— Ну, понимаешь, я вот сейчас стою перед тобой в сейлор костюме, но, как я уже сказала, если ты отдашь мне камень, то смогу успокоиться. Но, понимаешь, воинов не четверо, а восемь. Есть ещё Уран, Плутон, Сатурн и Нептун.

— Ты Землю забыла.

— Ох, с Землёй разговор отдельный. В общем, этих четверых никто никогда не видел, у них какие-то свои задания. Ну да неважно, не о них речь. Ты, наверное, знаешь, что воины в матросках рождаются и умирают, и новый избранник очень похож внешне на своего предшественника. И ты знаешь, наверное, я была лидером Сейлор Воинов, но не знаешь, почему. Ладно, я расскажу тебе всё, но обещай, что никогда никому об этом не скажешь!

— Обещаю, — тихо ответил я, приготовившись слушать.

— Дело в том, что… Ты, кажется, назвал меня леди Венкит… Но это просто по названию камня. У меня же было другое имя — Айроя. Это настоящее имя. Так вот, я была обычной девочкой и жила на Земле. Все воины, все воплощения планет были рождены на Земле или Луне, потому что остальные планеты необитаемы… Так вот, мне было… да, кажется, двенадцать… И меня сбила лошадь. Вернее, нет, я шла по улице и вдруг увидела, как на меня с бешеной скоростью несётся карета. Я закричала, но уже не могла ни отойти, ни отпрыгнуть. Я думала, меня убьют. И вдруг… Время остановилась! Карета застыла буквально перед моим носом, а над ней… Это было страшно: над ней висел свет в матроске, в той самой матроске, в которой сейчас хожу я. Привидение сказало:

— Айроя, я могу помочь тебе и сделать выгодное предложение.

Я ничего не поняла: какое предложение, что происходит? А дух продолжил:

— Не спрашивай меня ни о чём. Я — Сейлор Венера, дух-воплощение планеты Венеры, который должен защищать правительниц Луны и охранять порядок на планете.

Я совсем смешалась от страха, думала, что у меня галлюцинации, что уже умерла.

— Я последняя из телохранителей сегодняшней Королевы Серенити. Если помнишь, Сейлор Венеру похоронили совсем недавно. Однако срок Королевы истекает, ей на смену растёт дочь, и ты должна через несколько лет стать её телохранительницей и помощницей.

Я ничего не понимала, ведь принцессе на тот момент было лет пять-шесть, не больше, да и вообще: что это был за дух? Видение, видимо, прочитало мои мысли:

— Я могу спасти тебя. Твоё тело подходит для того, чтобы я могла стать частью тебя.

Я молчала, пытаясь осознать произошедшее, но тщетно.

— Я спасу тебя от этой повозки: ты отлетишь в сторону и не пострадаешь, но взамен я стану частью тебя. Если рядом будет опасность: нападение, кража, убийство — что вполне возможно, учитывая сегодняшнее настроение и пестроту населения…

— Но мы все живём в мире, — попыталась я вставить хоть слово.

— Да, но некоторые переступают границу, — ответил свет. — Твои обязанности Сейлор Воина пока состоят в том, чтобы поддерживать общественный порядок. Так вот, если ты увидишь непорядки, то вскинешь руку с жезлом, который появится у тебя, и крикнешь: «Сила Венеры, дай мне силу»! Ты потеряешь сознание, а придёшь в себя уже после, когда я со всем справлюсь. Потом же, когда Королева Серенити призовёт четырёх телохранительниц, ты превратишься в Сейлор Венеру навсегда! То есть нет, ты можешь оставаться человеком в то время, когда тебя не видит принцесса: утром, вечером и ночью, но в остальное время ты должна быть воином.

— Я ничего не понимаю! — закричала я. Кажется, я чуть не плакала и все ещё верила, что все происходит только во сне.

— Кажется, я всё объяснила вполне доступно, — ответил дух. — Либо тебя сейчас убивают, либо я вселяюсь в твоё тело.

— Подожди, то есть ты после перевоплощения станешь мною? Но тогда, кто сказал, что ты вернёшь мне тело обратно после того, как победишь врага? — до сих пор хвалю себя за то, что мне хватило ума задать столь важный вопрос.

— Мы на честность играем, — объяснил дух. — Ты честно перевоплощаешься, а я честно отдаю тебе тело. Пойми, ты не будешь ничего знать о моих похождениях, чтобы твоя психика не пострадала, так что не волнуйся.

Мне ничего не оставалось, как только согласиться. Неведомая сила откинула меня в сторону, спасая от верной гибели, а в руке появился жезл: что-то вроде палочки со знаком Венеры. Я так ничего и не поняла. Прошло месяца четыре, и я увидела однажды, как какой-то демон напал на другого демона. Тут вспомнилось обещание, я призвала Венеру и… Очнулась в каком-то овраге. Вернее, я просто закрыла глаза на улице, а, открыв, оказалась уже там. Не было ни грязи, ни крови, ни воспоминаний. Но оказалось, что прошло более двух часов! Сейлор Венера за это время успела задержать нескольких преступников. Так я жила около двух лет, перевоплощаясь и развоплощаясь, совершая подвиги, о которых понятия не имела, но я теряла часть своей жизни, и мне это не понравилось. Я никогда не говорила с Сейлор Венерой, даже не чувствовала её внутри себя, но мне было страшно интересно, что же происходит после преображения. Когда я призывала Венеру, то жёлтый свет бил по глазам, а закрывая их, я оказывалась уже где-нибудь далеко от того места, где была. Однажды я решилась попробовать не закрывать глаза, выдержать и посмотреть, что будет. К тому времени на разных концах Земли порядок поддерживали другие воины: Юпитер, Меркури, Марс. Но я ничего не знала о них, кроме имён. И вот мне удалось-таки сдержаться, я видела перевоплощение. И… в теле было как бы две души: я видела, как дерётся моё тело, которым я не могла управлять, видела Луч Полумесяца. После битвы Венера сказала, что мне суждено стать предводителем сейлоров, раз смогла сделать подобное: только одна из четырёх может сохранить душу при перевоплощении. В прошлый раз это была Юпитер. Спустя несколько лет меня призвали ко двору. Я увидела подруг по команде: в обыкновенной жизни они были милыми и приятными, и не могу сказать, чтобы они были хуже в жизни сейлорской, но они были просто другими людьми. А я оставалась неизменной. Понимаешь, Зойсайт, мы должны были часов десять в день быть при принцессе и ходить в сейлор фуку, готовясь отразить случайное нападение. Вечером же мы возвращались к себе, развоплощались, и я видела подруг совсем другими, ничего не помнящими. Принцесса не знала о нашей двойной сущности, и я не представляю, почему ей ни о чём не говорили.

— Но ведь принцесса, — вмешался я, — вообще не владеет никакой магией?

— Да, совсем. Я как-то говорила с Сейлор Венерой, и она сказала, что духи планет подумывают о том, чтобы сделать изъятие тела более мягким. Сейчас легко жить в чужом теле, на время занимая его и усыпляя настоящую душу, но от такого перемещения сильно страдает носитель, и тела живут недолго. Так что воплощения думали изменить тактику и попробовать оставлять душу, сливаясь с ней во время битвы, но не подавляя. Ну, я точно не знаю и не узнаю уже никогда. Что до принцессы, то она была только хранительницей Серебряного Кристалла. Она не могла бы стать Сейлором, ведь нас всего восемь. У принцев и принцесс Земли очень странная магия, о которой никто почти ничего не знает, и в действии никто никогда не видел.

— Подожди. То есть ты хочешь сказать, что после твоей смерти опять появился новый Сейлор Воин с таким же именем, как у тебя?

— Да, появился бы, если бы ты не забрал камень. Этот камень, сколько я поняла, что-то вроде хранилища духа Венеры, который сливается с глазами, даря им магический свет, и пока камень цел и невредим, Сейлор Венера не может занять следующее тело, так что последние восемьсот лет Землю защищало только трое воинов. Поэтому и прошу тебя отдать мне камень, иначе навсегда останусь духом, а я хочу умереть. Мне любопытно, кем я стану в следующей жизни? Может, самой принцессой?

— Понятно. То есть, когда мы выйдём на Землю, то там тоже будут Сейлоры?

— Да, совсем немного времени проходит между смертью одного преемника и появлением другого, буквально месяцы. Только силы разные. Кстати, Сейлор Венера сказала, что, возможно, у меня особый путь и что я, может, стану Сейлором ещё раз.

— А ты хотела бы? — спросил я заинтересованно.

— Нет. Я побывала уже в этом обличии, и никому не желаю такой беды. Так ты выполнишь обещание, отдашь камень?

— Конечно, отдам, — поспешил я уверить её.

— Хорошо, тогда можешь сперва показать мне город, в котором я оказалась, а потом уже пойдём в храм, где ты отпустишь мою душу. Хочется посмотреть на тот мир, в котором я случайно оказалась.

— Хорошо, — я, право, не ожидал такой просьбы. — Но тебе придётся надеть на себя что-нибудь, а то здесь не любят духов.

— Легко, — просто ответила Венера. — Я посмотрю на мир в последний раз и расстанусь с ним навсегда.

Глава 34

Зойсайт

Найти одежду Сейлор Венере, как ни странно, не составило труда: на духе спокойно повисла накидка. Рассудив, что выходить из замка ночью проблематично, я телепортировался за стены прямо в нижний город, где жили простые смертные. Мы с Венерой шли молча. Она сперва с любопытством, а потом со скукой рассматривала чистые улочки, дворы, дома, сделанные буквально из ничего, храмы и закрытые лавки. Нам повезло: мы не встретили ни одного смотрителя порядка, так что некому было останавливать нас и узнавать, почему мы бродим по городу, когда всем положено спать.

На небе горели звёзды, месяц освещал дорогу. Если бы рядом со мной шёл не сейлор воин, я бы занялся сочинительством, но сейчас это было невозможно. Мы гуляли долго, сворачивая в разные концы города, порой заходя на самые задворки, порой вновь возвращаясь в центр. Шли молча. Я не знал, о чём говорить с ней, слишком много вопросов было в голове и слишком мало надежды, что, если мы заговорим, нас не найдут.

— Почему ты идёшь рядом со мной? — наконец спросил я.

— А что? — дух повернул голову. — Я всегда ходила рядом с тобой.

— Правда? У нас просто так не принято: женщина должна следовать за мужчиной.

— Но я не женщина, а дух, — ответила Венера, улыбнувшись. — Дух, которого ты приговорил ко многим столетиям страданий. Если бы у тебя была память, я бы могла хотя бы узнать, почему ты предал своего повелителя и переметнулся на сторону зла. Но я не могу узнать. Страшно обидно, между прочим.

— Пожалуйста, говори тише, — попросил я её.

Она кивнула и замолчала. Мы продолжили идти по дороге теперь уже целенаправленно к храму. Там я смогу заказать нужные молитвы и отпустить её с миром. Вспомнилось всё то, что она рассказала мне. Ничего. Совсем ничего не ясно. Её слова были только словами, они не пробуждали воспоминаний. Может, они лживы? Или же печать настолько сильна? Или же… Я не мог предположить, почему её слова не производят впечатления правды. А вот Кунсайт. Кто же он такой? Как мне узнать? Спросить? Да он просто не ответит или ответит как-нибудь, обойдя суть вопроса стороной. Честно говоря, мне становилось жутко, когда я думал о том, что он может быть монстром… Хотя нет, не монстром: кровь у него зелёная, я знаю точно, так что он асур. Но вот как же его-то сделали? А меня? Венера сказала, что в неё вселился дух, но ведь при этом она не стала существом другого порядка. Более того, если сейчас передо мной Сейлор Венера, почему я говорю с душой девочки, а не с душой духа? Запутавшись окончательно, я прекратил думать о страшных вещах.

— Красиво у вас, но скучно, — лениво проговорила моя спутница. — Всё очень похоже, и нет никакого разнообразия. Но знаешь, как мило, — она задорно улыбнулась, — что всё-таки ты сейчас другой. Я вот иду с тобой и чувствую, что рядом со мной не тот человек, которого я знала, который был мне добрым приятелем. Рядом со мной кто-то совсем-совсем другой, кто-то, кто просто внешне похож на него и только. Тебя очень сильно изменили, и ты теперь совсем не ты.

— Возможно, — ответил я. — Ты, знавшая меня в минувшие времена, конечно, видишь изменения. Но что я могу сделать? Да, я не тот, но я доволен собой и своей жизнью.

— Да и говоришь ты совсем не так, как тогда, — опечалилась девушка. — Значит, всё же те, кого я любила, умерли: ты, Нефрит и Джедайт.

— Всё может быть, — ответил я. — Я не помню, как нас переделывали, но благодарю тебя за то, что ты рассказала хоть что-то. Если бы я мог переместиться в прошлое и посмотреть то, что происходило. Или же, наоборот, переместиться в будущее, тогда, когда мы выйдем на поверхность (а мы обязательно выйдем), и посмотреть, что творится на планете, которую разрушил свет Серебряного Кристалла.

— Вот в этом помочь не могу, — ответила Венера, подходя к храму. — Я всего лишь дух, который вынужден был много столетий не жить и не умирать. Я бы хотела встретиться с тобой, если бы вновь стала человеком. Но только если мы не будем врагами

— Почему? — спросил я, глядя на поднимающееся солнышко.

— Ну, я не хочу больше убивать, не хочу быть сейлором, но чувствую, что стану и буду опять сражаться именно с тобой. Не знаю, почему мне так кажется, просто… И это пугает, — она посмотрела на небо и улыбнулась сверкающей утренней звезде¹⁷, а потом вошла внутрь храма и взяла камень у меня из рук. Я же пошёл искать монахов, чтобы они помолились за упокой души блудного духа. Найти их, правда, было сложно, но чего только демоны не делают за деньги. Скоро послышались молитвы. Я вернулся в главное помещение, где оставил Венеру. Она стояла, скинув накидку, и смотрела на статую, расположенную в углу.

— Я, кажется, обманул тебя, — сказал я, прикидывая в уме некоторые цифры. — Сейчас не 1801-й год, а 1793-й.

— Ясно, — ответила она. — Я тоже, кажется, обманула тебя. Мне кажется сейчас, что ты был моложе меня, что тебе было восемнадцать — девятнадцать, не более. Просто ты казался старше своих лет. Скажи мне, — спросила она, ломая камень, — скажи, зачем вы хотите вновь пойти на Землю? Чтобы воевать?

— Нет, мы хотим просто жить там, просто жить! — закричал я, видя, что дух растворяется.

Венера, кажется, услышала-таки мои слова, потому что улыбнулась на прощание.

Кагуя-химэ

Я спала и видела прекрасный сон, как вдруг прямо в моё лицо ткнулся чей-то холодный нос. Не разбираясь, кто это, я рукой отмахнулась от видения и продолжила спать. Кажется, нечаянно задела это видение, потому что прямо в ухо мне было сказано:

— Мяу!

Я аж подскочила на кровати, спросонья испугавшись невиданного демона. Оказалось, что кот… тот самый кот, которого Зойсайт спас от верной смерти, стоит у изголовья нашей постели и требует внимания.

— А ну пошёл прочь! — закричала я, замахнувшись на зверя одеялом. Кот, посмотрев на меня совсем по-человечески, с упрёком сказал:

— Мяу!

— Что случилось, любезная супруга? — послышался сонный голос моего мужа.

Он привстал на кровати и посмотрел сначала на меня, потом на кота.

— Ваше несносное животное будит меня посреди ночи, — пожаловалась я.

— Ну так покормите, он и отвяжется, — посоветовал Зойсайт, укладываясь обратно и бормоча себе под нос что-то наподобие: — Мне всегда было интересно узнать, чувствуют ли животные при поедании пищи те же пять вкусов¹⁸, что и мы, или нет?..

Я оторопела. Я? Кормить кота? Да ещё и оборотня? Нет…

— Супруг мой, я совсем не хочу, чтобы ваш любимец мешал мне спать. Почему бы вам не выгонять его на ночь? Да и зачем кормить? Он сам ловит себе мышей, — но мои слова были бессмысленны, потому что муж уже спал и ничего не слышал.

— Пошёл вон! — я-таки сумела выпроводить кота за дверь и добавила: — Если твое поведение будет столь же несносным, оно отразится на вкушаемых тобой яствах.

Выгнав кота, я улеглась обратно в постель, но заснуть не могла. Это мерзкое животное уже почти две недели живёт с нами. Причём действительно живёт. Кот не выходит из наших с мужем покоев, требует, чтобы его постоянно гладили или кормили. Зойсайту такой подлиза надоел, и он приказал мне развлекать его. Как же это унизительно! А теперь ещё этот зверь будит меня по ночам! Как это отвратительно. И как отвратительно лежать сейчас здесь вместо того, чтобы наслаждаться объятиями нового таинственного друга. Вот уже почти месяц, как он не пишет мне. Я пыталась узнать что-то о нём, но тщетно: при дворе у него не было ни родственников, ни друзей, а отец мой говорил лишь, что есть некий странный придворный, который всегда появляется, когда нужен, но просто так найти его невозможно. Ни имени, ни звания его государь не помнил. Он казался мне спустившимся с небес небожителем: его лицо многие видели, но никто не мог описать. Если этот таинственный незнакомец и есть мой новый возлюбленный, то где же он? Я терялась в догадках.

А ведь между тем моя попытка прочитать бусидо провалилась… Надо попробовать ещё как-нибудь понравиться мужу. Но вот как? Что если спросить у него, как он проводит досуг? Может, есть какие-нибудь игры, которые ему нравятся? А то та игра в мяч, где его перекатывают по полю с помощью палок, не пришлась Зойсайту по душе… Размышляя об этом, я таки заснула, а утром, вспомнив о ночном происшествии, попыталась найти кота, но его нигде не было. Обыскав все помещения, вернулась в спальню. Довольный кот грелся на солнце, наслаждаясь ласками, что дарил ему мой муж. У Зойсайта, похоже, хорошее настроение и, более того, нигде поблизости не видно ужасного свитка с хинди, так что можно попробовать. Я присела рядом и начала:

— Можно спросить у вас? Вы часто играете со своими… подругами в какую-то странную настольную игру. Что это?

— Вы о чём? — супруг поднял голову. — О нинуки-рэндзю, что ли?

— Наверное. Я видела, как вы играли с юмами, и мне захотелось тоже попробовать, — прошептала я, надеясь, что он не откажет.

— Хорошо, — Зойсайт явно удивился подобной просьбе, но достал доску размером 19х19 клеток, а также несколько камушков. Приготовления очень напомнили мне го, но я решила не упоминать об этом. Зойсайт положил доску и чёрные камушки перед собой, объясняя правила:

— Смотрите, цель игры — построить непрерывный ряд из пяти камушков по горизонтали, вертикали или диагонали, при этом ставить фишки надо на пересечения, а не на сами клеточки. Первый ход делают белые в центр доски, второй ход может быть сделан в любое поле, а третий — обязательно за пределы центрального квадрата 5х5. Выигрывает тот, кто первым построит ряд из пяти камушков или тот, кто наберёт пять добыч. Добычей называются съеденные камни соперника. Съесть можно таким образом: закрыть два камня противника между двумя своими. В таком случае они снимаются с поля. Вот и всё… Да, вот ещё что: ряд больше пяти тоже принимается. И ещё: каждый из нас может при желании пропустить ход, но, если его пропускают двое подряд, то получается ничья.

— Ясно, — ответила я, — сыграете со мной?

— Если этим доставлю вам удовольствие, — супруг сделал первый ход.

За свою жизнь я играла в самые разные игры, в том числе и в очень сложные, поэтому выиграть у Зойсайта не составило труда. Он, как мне показалось, обиделся и предложил сыграть вновь. За пять партий он выиграл лишь одну, а ещё одну свёл к ничьей.

— Где вы научились так превосходно играть? — восхищённо спросил он.

— Вы мне льстите, я не очень хорошо играю, — смущенно ответила я.

— Но выиграли в очередной раз, — ответил муж, снимая съеденные камушки. — Пожалуй, с вами играть не очень интересно.

— Тогда, может, сыграем во что-нибудь другое? — с надеждой спросила я.

— Во что?

— Например, в ханафуду. Смотрите, — я достала карты, которые всегда брала с собой. — Есть двенадцать мастей, в каждой из них четыре карты с изображением: сосны, сливы, персика, сакуры, азалии, ириса, вьюнка, лотоса, семи трав осени, хризантемы, клёна и камелии. Две карты каждой масти пустые, на них нет рисунка, кроме изображения главной масти, и за них не дают очков. Цель игры — собрать комбинации по три заранее оговорённые карты. Каждому раздаётся шесть обыкновенных карт и шесть переходящих, и все они выкладываются в открытом виде на стол. Игрок должен подобрать пару своей карте из числа лежащих открытых, а затем взять новую карту из колоды. Если же нельзя составить пару, то надо поместить какую-нибудь карту на стол к другим открытым и взять другую из колоды. А выигрывает тот, кто наберёт больше очков за составленные комбинации.

— Спасибо, вы хорошо всё объяснили, — ответил Зойсайт, — но у нас в Тёмном Королевстве убивают того, кто играет в подобные игры.

— Но вы сейчас ведь не у себя, — ответила я. — А у нас такая игра в почёте. Я же не прошу вас играть на что-нибудь.

— Ладно, если вам это доставит удовольствие, я сыграю, однако же, если вдруг кто узнает о подобном, меня могут приговорить к самоубийству, — спокойно ответил Зойсайт, раздавая карты.

— А никто и не узнает. Пойдёмте в сад, там нет ваших… подруг.

***

Вечером я легла спать, будучи очень довольной собой. Мужу страшно понравилась карточная игра. Более того, мы даже к концу стали играть на стихи и цветы. Я улыбалась, глядя в потолок. Если так пойдёт и дальше, то смогу стать его любимой подругой сердца. Надо только придумать, чем бы ещё привлечь его. Лёжа в постели, я долго думала, но единственное, что приходило в голову, вызывало стыд и мерзкое чувство брезгливости. Я всю жизнь презирала демонов, носящих оружие, да и не должно мне… но, если проявлю должный интерес, муж проникнется ко мне уважением. Сестра же вот благодаря наукам стала дорога ему. Почему бы мне не попробовать… На этом я заснула.

Однако завтра я так и не сумела попросить его и послезавтра тоже. Только через шесть дней я вновь встретила Зойсайта без ненавистных свитков хинди. Он приветливо поздоровался и предложил поиграть, но я решила быть твёрдой до конца:

— Любезный супруг мой, — начала я, — можно вас попросить научить меня одному искусству?

— Что вам угодно? — спросил он, тасуя карточки.

— Научите меня владеть оружием.

Карты выпали из рук Зойсайта. Он поднял голову и посмотрел на меня как на голодного духа. В глазах его читался страх.

— Вы здоровы? Какое оружие? О чём вы? — наконец произнёс он.

— Не знаю, какое. Вам лучше знать, вы же умеете с ним управляться, — твёрдо ответила я.

— Зачем вам это? — спросил он, вставая. — Вы же в жизни не держали в руках даже ножа.

— Раз вам так дорого оружие, оно будет дорого и мне, ведь я должна быть вам верною подругою по жизни! — гордо произнесла я.

— Мы полтора года живём вместе, и вдруг сейчас вам пришла в голову такая бессмыслица! Но ведь, если кто увидит…

— Но никто не увидит. Ваши покои огораживают небольшую часть сада, мы можем потренироваться там, — сказала я, глядя прямо в глаза супругу.

— Ну хорошо, — Зойсайт явно не знал, что делать. — Если хотите, я покажу вам… Но только вот что… Мечом или копьём вы можете пораниться, даже если они будут деревянными. Нет, будете управляться с луком, он наиболее безопасен. Я принесу всё. Подождите.

И он ушёл.

Я села, ожидая его прихода. Сердце моё отчаянно билось: неужели всё так просто? Конечно, мужчины обожают оружие, так что Зойсайту должно быть очень приятно, что его жена им интересуется.

Увидев, что муж принёс небольшой лук, мишени, стрелы, я встала и подошла к нему.

— Значит так, — начал он, — вот вам, как мне кажется, самое безопасное оружие, сделанное из орешника. Настоящий лук вы просто не согнёте, он слишком тугой.

— А они разные бывают? — мой голос лился музыкой, ласкающей слух, во всяком случае, я надеялась, что это так.

— Разумеется, разные. Существуют луки всех форм и размеров, их можно использовать для войны, охоты, спорта, да мало ли для чего ещё. Я уж и не говорю об арбалетах. В моей стране самым популярным является большой боевой лук, дайкю, которым пользуются как пешие, так и конные воины. Он в длину почти три метра, так что вы его не согнёте даже при большом желании. Я несколько раз видел, как его делают: несколько отрезков бамбука склеивают между собой, формируют характерные изгибы на концах, к которым почти вплотную прилегает тетива. Причём, может, вам будет интересно узнать, что этим луком пользуются и в быту для подачи сигнала, потому что часть лука покрыта железом, и при выстреле тетива ударяется об неё, производя характерный звук. Широко распространены также и короткие луки разных видов… Хотя для вас это всё слишком сложно, я полагаю. Запомните хотя бы несколько типов: бамбуковый лук, лук, оплетённый пальмовым волокном, татарский лук и два лука-близнеца банкю и ханкю. Вообще в стрельбе важен не только сам лук, но и тетива, стрелы, наконечники, но я не буду занимать вас такими мелкими подробностями. Стрельба довольно болезненная вещь, потому как подушечки пальцев стираются. Но попробуйте, — он протянул мне оружие, попутно показывая, как его держать. — Цельтесь в мишень. Попробуйте хотя бы попасть в неё.

Я взяла лук, как мне показалось, правильно. Ах, насколько же неудобно! Прицелилась и отпустила тетиву, закрыв глаза от возбуждения.

Когда я открыла их, то стрела лежала рядом с мишенью.

— Она не долетела? — удивилась я.

— Долетела, — ответил Зойсайт потрясённо. — Вы попали едва не в самое яблочко! Просто такие стрелы не могут воткнуться в мишень. Любезная супруга, это, конечно, скорее всего, случайность, но очень приятная. Может, вы всё-таки научитесь заодно и магией владеть, раз заинтересовались оружием? Ладно, попробуйте пока ещё стрельбу.

Я послала около десятка стрел, в этот раз не закрывая глаза, но первый успех повторить не удалось. Пальцы болели.

— Достаточно, — сказал Зойсайт, забирая оружие. — Я, пожалуй, попробую научить вас кое-чему другому. Настоящий лук вы всё равно никогда не освоите.

— А вы хорошо им владеете? — спросила я, подходя к дому.

— Я могу попасть, стреляя с коня, но на самом деле я посредственный боец. Лучшее оружие, которое придумало человечество, это, на мой взгляд, бумеранги.

— Бумеранги? А что это? Я и не слышала о таком.

— Естественно, не слышали. В бою они не применяются, а вот в драке часто. Технология их изготовления привезена с земли, — в руке у мужа появилась странная палка, похожая по форме на слог «ку».

— Это моё любимое оружие. Не должно хвастаться, но это я научил Кунсайта владеть им. Правда, он превзошёл меня и спокойно обращается теперь с двумя одновременно, что для меня очень сложно.

Зойсайт размахнулся и бросил палку в воздух. Она полетела, но в какой-то момент вместо того, чтобы упасть, развернулась и вернулась к нему! Я зачаровано наблюдала за полётом, не понимая, как такое возможно без волшебства.

— Завтра объясню, как с ним работать, — улыбнулся муж, победоносно глядя на меня. — Может, это вас тоже заинтересует. А то лук сильно портит руки.

***

Но ни на следующий день, ни через день мы так и не начали тренировки. Зойсайт углубился в хинди, Яша не отходила от него. Что-то приключилось, потому что, смешно сказать, но мне не давали подойти к супругу: Виноград стояла на страже его покоя и не самым вежливым образом сообщала мне, что Зойсайт занят.

Вконец рассердившись, я решила уехать из замка и переехать в дом к матери. Сестра написала, что не сможет сопровождать меня. Я прожила в усадьбе пару дней, отчаянно скучая, поскольку не стала брать с собой многочисленную свиту.

На третий же день мне пришло письмо с изысканной речью, а ночью появился и сам новый друг. Лица его так и нельзя было увидеть, но зато голос был ласковый, будто мурлычущий. Я с удовольствием провела подле друга два дня, как вдруг утром служанка доложила, что маменька пожаловала! Положение было отчаянным. Нехорошо же делать из родительского дома место для свиданий! Не зная, что делать и как быть, я притворилась больной и не покидала комнату. Милый друг был тоже напуган. Днём он носил маску, так что лица не разглядеть, но даже она не скрывала страшной тревоги.

Сидеть в комнате вдвоём, вздрагивая от каждого шороха, невыносимо, но делать было решительно нечего. Во второй половине дня любезный друг сказал:

— Я думаю, нам надо что-нибудь придумать. Например, погулять по лесу. Всё равно, если сюда войдут, будет скандал, так что ничего более страшного точно не случится.

Я, ни о чём не думая, согласилась.

Так получилось, что дом маменьки стоял совсем недалеко от леса, так что мы бесшумно и незаметно вышли туда, не углубляясь в чащу. Но, даже гуляя по опушкам, увидели престранную сцену.

На поляну, куда мы собирались выйти, вылетела лошадь, на которой красовалась Ландыш. Похоже, она охотилась, выслеживала кого-то. С противоположной стороны выехала чуть погодя Виноград. Её глаза горели странной страстью. Юмы держали в руках луки, с которыми прекрасно управлялись. Я могла только восхититься их умением. Девушки пронеслись по поляне и вновь углубились в лес с разных сторон. Я уж думала уйти, как вдруг послышались выстрелы, а через несколько минут на поляне вновь показались юмы.

— Ну что, как? — закричала Виноград. Её чуть не трясло от возбуждения. Она спешилась и подбежала к подруге. — Показывай, Ландыш!

— Понимаешь, — ответила вторая юма, прижимая что-то к груди. — Так вышло, что я промахнулась и попала в него, — она показала кого-то.

— Как ты могла? — воскликнула Виноград. — Да в лис никто отродясь не стрелял! Нечистые животные! Оборотни!

— Ну, так получилось, — ответила Ландыш, опуская раненое животное на землю.

— Поехали домой. У Зойсайта есть лекарства, он вылечит. Ты только лапу поцарапала, — Виноград запрыгнула вновь на коня. — Быстрее, а то ещё не хватало, чтобы он погиб. Ты потом этот грех никогда не замолишь. Да ещё и беду на нас навлечёшь.

— Я верю в таланты Зойсайта, он спасёт лисёнка, — беспечно ответила спутница.

— А вот я совсем не уверена в его таланте врачевания. Лорд Кунсайт всегда лечил его, а уж перенял ли он этот талант…

Ландыш не ответила, и обе девушки поскакали к замку.

Я стояла, не зная, на что негодовать больше: на неподобающие речи Виноград или на то, что юмы принесли во дворец ещё одного оборотня! Мой спутник брезгливо отвернулся.

— Юмы! Презренные существа, — сказал он. — Они посмели тронуть волшебное животное! Вот чем отличаются низшие асуры от высших.

— Конечно, — ответила я. — Ни один высший демон никогда бы не позволил себе такого. Но надо возвращаться домой.

— Я провожу вас и уйду через лес, чтобы остаться незамеченным, — ответил любезный друг.

— А вы не заблудитесь? — забеспокоилась я.

— Нет. Я здесь знаю все тропы, — ответил он и, поморщившись, прошептал: — Презренные создания!

Глава 35

Зойсайт

Для меня совсем незаметно прошли удовольствия второго месяца: празднество в храме Камо и четырёхдневное чтение сутр мудрости. Приближался третий месяц, праздник сакуры, но я почти не выходил из своих комнат, днём и ночью под руководством Яши изучая хинди. Точнее, пытаясь его изучать. У меня нет ни малейших способностей к языкам, тем более к человеческим, но нельзя же не выполнить приказа хозяина! Я это отчетливо понимал, но все равно ненавидел учебные свитки. Подруги едва не силой заставляли меня заниматься.

Жизнь потеряла всякий смысл, потому как состояла только из того, чтобы учить, учить и учить, а главное, от этого не было никакого толку.

Да ещё и Бальзамин. Мы все тосковали по ней, оплакивая её смерть, но недавно Ландыш принесла странный пакет.

— Тебе письмо прилетело, — сказала она, входя в комнату.

— Учитель?

— Нет, не знаю, — ответила она. — Открой, посмотрим.

Я открыл и замер. Там был настоящий текст, то есть незашифрованный. Я позвал Виноград и начал читать.

«Зойсайт, Виноград, Ландыш,

Я понимаю, сколько беспокойства доставила вам за всё это время. Прошу прощения, но у меня не было никакой возможности написать вам. Как видите, я жива. Более того, Лорд Кунсайт не собирается отбирать у меня жизнь. Он обещал, что не пройдёт и года, как я снова буду со всеми вами. Господин Кунсайт забрал меня, как оказалось, затем, чтобы я приняла участие в одной карательной операции. Не буду вдаваться в подробности, чтобы вас не утомлять. Мне о стольком хочется написать, что даже не знаю, с чего начать.

Начну с дома: ваши родственники здоровы и передают молитвы и благословения. Столица не изменилась с того дня, как мы покинули её. А вот политическая ситуация… Чтобы описать её во всех подробностях, потребуется не один свиток. Но главное: из Хэоанской Империи выкачаны ресурсы, наша армия перевооружена, и теперь мы владеем новейшим оружием, собранным по всему свету.

Вообще ситуация ухудшается: никто ни с кем не может договориться. Грядёт большая война, возможно, последняя в этом мире. Это наш единственный шанс. Переговоры зашли в тупик. Если раньше мы опасались, что государства высших асуров объединятся, то теперь можно сказать точно: лиге не бывать. Вот с юмскими несколько сложнее. Один из правящих домов (думаю, вы понимаете, о ком я?) оплёл сетью династических браков полмира, но наследник не может справиться с огромной территорией.

Не пройдёт и года, как начнётся война. Нам нужен только предлог, чтобы разгромить Хэоанскую Империю. Но пока его нет: военное правительство делает всё, чтобы у нас не было ни малейшего повода напасть. Это даёт возможность диктовать свои условия, но, пока не уничтожены высшие демоны, нельзя говорить о полном подчинении.

Кстати, Королева сказала, что лично возглавит завоевательный поход, и пока никому не удаётся отговорить её.

В общем, я не могу более говорить обо всём этом, так как не уверена, что письмо дойдёт. Я и так пошла на большой риск, послав его наполовину телепортацией, наполовину полётом, но мне хотелось, чтобы вы узнали правду хотя бы частично.

Надеюсь скоро увидеть вас всех дома.

P.S. Когда я только вернулась, произошла одна очень неприятная история, в результате которой были нарушены едва не все десять заветов Будды¹⁹, но об этом при встрече. Могу сказать пока лишь одно: такое собрание пороков могут демонстрировать только доверенные юмы».

— Главное, она жива, — прошептала Ландыш в благоговении.

— Нет, главное, что она рассказала ценные сведения. Я всегда знала, что Бальзамин не пропадёт, — отозвалась Виноград, вставая. — Вернуться домой — об этом можно только мечтать!

— Неужели ты не рад, Зойсайт? — спросила Ландыш, озадачено глядя на моё хмурое лицо.

— Я рад, что с ней всё в порядке. Обещаю, вы скоро вернётесь домой, — ответил я, тоже вставая.

— Что значат твои слова? — подозрительно спросила Виноград. — Уж не задумал ли ты что-нибудь недозволенное?

— Нет. С тех пор, как моя жена стала именоваться матерью страны и наступила новая эпоха, я не занимался ничем, что можно было бы назвать «недозволенным».

— Да перестаньте вы, — Ландыш поднялась на ноги. — Давайте не будем ссориться хотя бы сейчас. Столько радости было в письме, а ваши ауры излучают едва не ненависть.

— Прости, может, я не так выразилась, — Виноград смотрела на меня в упор. — Но обычно подобные фразы означают, что ты задумал что-то нехорошее. Я беспокоюсь за тебя. И знаешь, что самое ужасное: обычно моё беспокойство оказывается не напрасным! Пока ты жил с Лордом Кунсайтом, он останавливал тебя, теперь же его нет.

— Хочешь заменить мне моего хозяина? — зло спросил я.

— Мне и в голову не могла прийти такая глупость, Зойсайт! Как ты не понимаешь? Но ты мой друг.

— И что с того?

— Перестаньте оба! — Ландыш встала между нами. — Мне очень неприятно видеть вас такими. Прошу, давайте не будем ссориться! Бальзамин нет. Нас осталось трое. Если мы ещё сейчас перессоримся между собой, разве в этом будет толк? Виноград, ты зря так дерзко говоришь. Зойсайт, наше беспокойство за тебя вполне оправдано. У вас нет повода ссориться, вот и не ищите его зря. Если вам всем заняться нечем, то поедем поохотимся!

— С тобой охотиться я вообще никогда больше не поеду! — прошипела Виноград. — И не кричи на меня. Усмирительница. После того, как ты подстрелила лису, проклятье пало на наш дом. Может, твоей следующей жертвой будет барсук? А?

— Зря ты меня обижаешь, — ответила Ландыш. — Злоба — это грех. А что до убийства, то, чтобы заслужить милость богов, я устроила длительное воздержание и преподнесла покровителю зверей пару зеркал. Я не виновата в твоём плохом настроении, и мне обидно выслушивать такие тирады в свой адрес.

— Твоё смирение только больше выводит меня из себя, — с этими словами Виноград ушла.

— Как она смеет говорить подобное? — задал я риторический вопрос.

— Ты сам не лучше её. Вы оба беситесь со скуки и вымещаете дурное настроение друг на друге. Это нехорошо, тебе так не кажется?

— Не начинай, Ландыш, — я взял в руки ненавистные свитки. — Виноград всегда была груба, но сейчас я слишком остро это воспринимаю.

— Ты выглядишь совсем нездоровым с тех пор, как вернулся сюда. Может, расскажешь, что произошло в монастыре? Почему ты вдруг начал учить человеческий язык?

— Нет, не расскажу, — сухо ответил я.

— Неужели мои просьбы ничего не значат для тебя? — Ландыш направилась к двери.

— Дело не в этом. Ладно, позови Яшу, пожалуйста. Надо продолжить изучение, — попросил я.

Ландыш кивнула и ушла. Я остался один. На редкость неприятная сцена. Такими темпами мы точно перегрызём друг другу глотки.

Я лёг на пол, стараясь отогнать непрошеную мерзость. У Кунсайта превосходно получается портить мне жизнь, даже когда его нет рядом. Хотя в сегодняшней ссоре он не виноват… Последним делом будет сорваться на любимую Яшу. Приезды наставника стали просто мукой!

Тут мне вспомнилось относительно недавнее прошлое, когда его приезды действительно были настоящей мукой. Когда-то он часто уезжал на неделю-две, оставляя меня в замке. Когда же возвращался, то первое, что делал, это сканировал, смотрел в мои глаза, пытаясь что-то увидеть. Что? Зачем? Я не знал. Вернее, знал, конечно: ему так легче было. Он узнавал сразу, чем я занимался и не нарушал ли его запретов. Я ненавидел эту процедуру, но просить о прекращении не смел. Пока однажды… Однажды он уехал почти на месяц. А когда приехал, то мне пришлось долго ждать, когда учитель разберётся со всеми делами и пожелает меня видеть. Ждать пришлось несколько часов. Но наконец Кунсайт вошёл в мою комнату. Я склонился, ожидая допроса. Знал бы он, как ненавижу сканирование! И вот он опустился на колени рядом со мной, обнял, произнеся какую-то банальность. Я уткнулся носом в его китель, с трепетом ожидая муки. Кунсайту хорошо так: поза удобна для допроса. И вот ненавистная рука в перчатке тянется к моему лицу. Он никогда не просит меня поднять лицо, а сам всё делает без лишних разговоров. Вообще этот… ритуал… проходит в тишине, так, будто его и нет. Несколько секунд просмотра, и всё, я свободен, и он продолжает обнимать. Но неужели наставник настолько не доверяет мне, что не может иначе?

— Не надо, — прошептал я, сам от себя такого не ожидая, и схватил его руку. — Не надо, прошу вас.

Я устроился поудобнее на его второй руке, чтобы в случае чего иметь возможность защититься.

— Что случилось, Зойсайт? — спросил он обеспокоено. — Ты нездоров? Чего «не надо»?

Я вздрогнул: Кунсайт явно не понял моей мольбы. Он попытался высвободить левую руку из моих, но я только сильнее вцепился в неё.

— Прошу вас, не надо смотреть, — я не поднимал лица. — Я скажу вам и так, что не делал ничего предосудительного. Вы ведь чувствуете ложь, вы же поймёте, что это правда. Допросите меня, если вам так приятнее, но только не надо ЭТОГО.

— Да что с тобой? Ты чуть не плачешь. Не понимаю, что вызывает у тебя такой страх? И что ты имеешь против просмотра?

Я запнулся. Если продолжу говорить, кончится дело непочтительностью и болью, но молчать не имею права. Я глубоко вздохнул. Это было то время, когда Кунсайт дозволял говорить с ним открыто, не по этикету. Сперва мне это нравилось, но потом оказалось, что и для меня, и для него это очень сложно. Мы оба были воспитаны в системе, которая предполагала, что любая дерзость пресекается и карается. И вот сейчас провести границу между открытым, честным разговором и дерзостью не мог ни я, ни он. Чтобы говорить полную правду, приходилось порой говорить непочтительно. А вот дальше всегда возникала заминка. Я произносил то, за что он должен был бы покарать меня. Но если бы я этого не говорил, то не было бы доверия и понимания. В результате получалось, что, если я переходил никем не установленную границу, Кунсайт наносил удары, но они были не слишком сильными. Вообще это было больше не наказанием, а соблюдением традиций. Только много позже мы решили, что это глупо, что такие традиции не нужно чтить. Действительно непочтительная речь с моей стороны и сейчас приводит его в страшный гнев. Приводила… Хотя во время нашей последней встречи он лишь наблюдал за мной. Я вздрогнул от воспоминаний. Стало противно. Я для него как игрушка, за которой он следит. Ведь в монастыре он мог бы одним движением руки поставить меня на место, и я больше не посмел бы сказать ему ни слова. Вспомнилась одна фраза: «Мне даже было бы интересно ударить тебя и посмотреть, сдашься сразу или продолжишь дерзить»… Я поёжился, вновь почувствовав себя полностью в его власти. Я всегда был так рад принадлежать ему, так рад не иметь собственного мнения, собственной жизни. Сейчас же я боялся этой власти. Во время того давнего разговора испытывал примерно те же чувства. Тогда, лёжа на его правой руке, вдруг резко осознал: то, что держу его левую руку, не значит ровным счётом ничего: он с лёгкостью высвободит её и сделает со мной, что пожелает. Всё, что я могу, это просить, а он может приказывать. Я впервые столь резко ощутил разницу между этими двумя словами. Мне даже захотелось попробовать встать. Почти наверняка удержит, не позволит, схватит. Всё будет так, как он захочет.

— Дело в том, учитель, что я ненавижу это! — я сорвался на крик.

— Да? А почему? — удивился Кунсайт ещё больше.

— А вы что считаете, что кому-то может нравиться, когда все его мысли читают? Когда допрашивают подобным образом? Да и вообще это банально больно! — я запнулся, почувствовав разряд тока. Вскрикнул, попробовал вырваться. Кунсайт не дал. Рука, на которой я лежал, теперь приносила муку. Я вновь дёрнулся в попытке перехватить её. Хозяин вновь не позволил.

— Не забывайся, — спокойно произнес он, прекращая пытку. — Незачем так орать. Успокойся.

Он замолчал, ожидая, когда приду в себя и смогу воспринимать.

— Прошу прощения, — ответил я несколько зло. Мог бы хоть предупреждать!

— Начнём с того, что это не больно. Неприятно — да, но не больно. Конечно, я могу превратить эту процедуру и в болезненную…

— Чтобы мучить? — тихо спросил я.

— Нет. На самом деле то, что делаю с тобой, только малая часть силы взгляда. Я ведь смотрю лишь последние слои, но, в принципе, если смотреть долго и вкрадчиво, то можно докопаться до самых глубинных знаний и воспоминаний. Это будет действительно больно, но ты и шевельнуться не сможешь.

— И теперь вы будете это применять?

— Нет. Это нельзя применять просто так. То, что я делаю с тобой, вообще не оставляет никаких последствий, кроме небольшой головной боли, и то в худшем случае. А вот сильный вариант может разрушить личность, потому как насколько сложно разбивать слои души, настолько сложно и восстанавливать. Можно углубиться и резко выйти, тогда у подопытного перемешаются воспоминания, перемешается истинное и ложное. В общем, он сойдёт с ума.

— То есть это оружие? — удивился я.

— Не всегда. Порой эта сила используется, чтобы узнать, не нарушена ли психика чьим-то вмешательством. Если кто-то пытается что-то сделать с мозгом и душой, а обладающие подобными навыками известны, то потом проверить, всё ли в порядке, можно только взглядом. Но не волнуйся, — он явно почувствовал моё смятение, хотя я и глядел в пол, — тебе это не грозит.

Он начал гладить меня по голове. Меня всегда удивляло, как быстро учитель меняет гнев на милость и наоборот. То, что он минуту назад бил током, не мешает сейчас ласкать меня.

— Во-вторых, то, что я делаю, не чтение мыслей, — продолжил он. — Я просто смотрю самые яркие образы и впечатления, которые были у тебя за последние пару недель.

— Но зачем? — не понял я. — Вы же можете просто спросить!

— Мне не нравится расспрашивать тебя. Тем более что, зная, что я чувствую ложь, ты приноровился жить полуправдой, — ответил Кунсайт, высвободив, наконец, свою руку из моих.

— Я вас не обманываю! — воскликнул я.

— Обмануть меня ты просто не можешь. Но вот не договаривать — спокойно. К тому же, если я расспрашиваю тебя, то получаю конкретные ответы: ты можешь упустить случайно или специально какие-то моменты. Понимаешь?

Я замолчал. Что можно на это сказать? Кунсайту так легче жить, а значит, моё мнение на этот счёт не имеет значения. Я ведь его подчинённый.

— Ясно, — ответил я. — Понимаю, вам так жить очень удобно, но, — я запнулся, — это неприятно мне. Бейте, если хотите, за то, что скажу вам, но я готов хоть каждый час своей жизни описывать подробнейшим образом, только не смотрите! Я хочу иметь хоть что-то своё, а не только вам известное. Хоть что-то, чего вы не знаете. Тем более что моё видение мира может быть превратным!

— Ты вновь срываешься на крик. Можно не так эмоционально? — спросил Кунсайт спокойным голосом. — Ты столько раз говорил, что отдал мне свою жизнь, а сейчас хочешь иметь что-то своё? Странно слышать такое от своего…

— Раба? — продолжил я. Возражать не хотелось. Кунсайт найдёт массу причин, почему откажет мне, так зачем зря портить отношения?

— Ты не раб мне, — ответил учитель.

— Официально — нет, — подтвердил я угрюмо. Теперь разговор напоминал отсрочку от приведения приговора в исполнение. В любом случае, пускай делает, что хочет, а то ситуация примет неприятный оборот.

— Я не желаю иметь своей жизни, просто не хочу, чтобы вы смотрели на то, как я вижу мир, — ответил я, понимая, что он сейчас задаст банальный вопрос «почему» и популярно объяснит, зачем всё это нужно. Хотя… он и так уже объяснил.

— Ладно, если не хочешь, я не стану тебя мучить, — задумчиво ответил Кунсайт.

Я мог вздохнуть спокойно: во всяком случае, сегодня пытки не будет.

— Благодарю вас за эту милость, — покорно ответил я, стараясь насладиться лаской.

— Это не милость, Зой… Знаешь, я не просто так усыновил тебя.

— Не имею понятия, зачем вам это надо было, — честно ответил я.

— Мне? Мне не надо. Я лишь исполнил твоё желание, — спокойно произнёс он.

— Так это было только для того, чтобы ублажить меня? — прошептал я разочаровано.

— Ты превратно понял. Зойсайт… переляг на другую руку, пожалуйста, а то я уже устал держать тебя.

Я не сразу сообразил, что он обратился ко мне, а, когда понял, то лёг прямо к нему на колени, опять же лицом в пол.

— Спасибо. Так вот, мне не нужны документы об усыновлении, чтобы считать тебя своим сыном. Но ты любишь формальности, поэтому я и оформил всё по закону. Так вот, Зойсайт, ты дорог мне, и у меня нет никакого желания приносить тебе боль или ещё каким-то образом мучить. Надеюсь, это понятно?

— Тогда зачем мучили всё это время? — спросил я, осмелев.

— Мучил? Зойсайт, скажи, какой из двух мечей я предпочитаю?

— Я… я не знаю… вы пользуетесь обоими, — я запнулся. — Правда, не знаю.

— А почему не знаешь? — продолжил Кунсайт допрос.

— Вы используете и тот и другой. И никогда не говорили мне, какой предпочитаете.

— Вот именно, — Кунсайт повысил голос. — Никогда не говорил. Зойсайт, ты сам редко говоришь о чём-то, что тебя тревожит, и столь же редко о чём-то просишь. Как же я могу догадаться, что вызывает у тебя страх или ненависть? Ну, вернее, страх я ещё могу увидеть, ты выражаешь его довольно чётко. Но вот ненависть и другие отрицательные чувства — нет. Я в твоём возрасте осмотр воспринимал спокойно и без эмоций, для меня он был частью повседневной реальности.

— А вас тоже так? — спросил я, затаив дыхание: Кунсайт никогда не рассказывал ничего о том человеке, который подарил ему жизнь.

— Да. И наставник научил меня этому искусству.

— Ему можно научиться? — воскликнул я.

— Можно. Но тебя научить невозможно. Не та стихия: огонь слишком агрессивен, ты выжжешь душу другого.

— Понятно, — прошипел я, обидевшись. — Но вы действительно не будете никогда больше это применять?

— Отчего же? Когда мне действительно надо будет что-то узнать, я в любом случае воспользуюсь этим методом — он гораздо удобнее, чем разговоры, а главное, гораздо быстрее. Но просто мои приезды не будут поводами к нему, только и всего.

— То есть, моё послушание решит проблему? — с надеждой спросил я.

— Твоё послушание лишило бы тебя всех проблем, но ты никогда не будешь полностью мне послушен. Не та натура. Да и я никогда не смогу всесторонне контролировать тебя.

— Я этого и не желаю, — ответил я. — Я хочу радовать вас, но это не всегда возможно. Благо вы всегда пресекаете любые мои попытки выйти из-под контроля.

— Это завуалированный вопрос «почему»? — спросил Кунсайт.

— Нет, ни в коем случае, у меня нет сомнений, что любая попытка вырваться — это непочтение к вам.

— Дело не в непочтении. Просто тебя всегда тянет на самое дно страстей и пороков. Если я не остановлю тебя сейчас, сам ты не остановишься.

— Но ведь я жил без вас! — возразил я.

— Жил. Но ты же не помнишь, как жил? Наша память так устроена, что мы довольно плохо помним давнее прошлое, запоминая только ключевые моменты. Ты не помнишь, как останавливал себя или как тебя останавливали другие. Сейчас же ты живёшь, вообще не думая ни о каких бытовых вещах, предоставив всё решать мне. Ведь так?

— Да, так, — был я вынужден признать. — Так удобнее. И я не хотел бы, чтобы установленный порядок поменялся.

— Но жизнью ты всё равно недоволен, — произнес Кунсайт утвердительным тоном.

— С чего вы решили? Меня полностью устраивает ваше командование.

— А что не устраивает?

— Зачем вы спрашиваете? — удивился я. — Не верю, что хотите подарить мне блаженство.

— Я просто хочу узнать правду, Зойсайт, только и всего. Поскольку ты никогда ничего не говоришь, то мне сложно решать за тебя.

— Вы хотите правды? — переспросил я. — Но вам она может быть неприятна.

— Пусть так. Но мне интересно услышать твоё мнение.

— Например, мне не нравится, что вы бьёте меня.

— Я тебя не бью, — удивился Кунсайт. — Что ты называешь «битьём»?

— Пощёчины, ток, удары…

— Я лишь привожу тебя в чувства. Называть это болью смешно. Особенно тебе, демон-воин!

— Но вы хотели правды, я вам её и говорю, пускай она и выглядит жалко. Я не люблю боль, исходящую от вас, и боюсь её. Если уж вы любите меня, то могли бы не обижать!

— Я же занимаюсь твоим воспитанием и обучением. Будь ты просто красивой куклой, всё было бы проще. Но я не верю, что ты желаешь этого, — Кунсайт прижал моё лицо к своему плечу. — Чего ты ещё хочешь?

— Это не просьба… Это моё предубеждение… Учитель, просто… Мне кажется… В общем, я боюсь вашей власти надо мной. Вы вольны сделать, что вам угодно, и я буду обязан подчиниться. Любую жестокость, любую пытку. Меня вообще не должно было бы это тревожить, но тревожит. Особенно когда вы недовольны мной, ощущение беспомощности и полного рабства сильно усиливается. И ещё… я боюсь остаться без вас. Страшусь вновь остаться один!

— Этого я и боялся, — Кунсайт положил мою голову себе на плечо. — Зойсайт, я бы очень хотел укрепить твою веру в наш союз. Мне не удалось сделать этого до сих пор, и не знаю, удастся ли потом. Знай одно: что бы ни случилось, я тебя не брошу. Если ситуация выйдет из-под контроля, я убью тебя, но один ты не останешься, можешь не беспокоиться. Что до ожидания боли и жестокости. Это логично, учитывая первые сто лет. Но, кажется, я не был жесток с тобой потом, а давний страх остался. Не отвечай, я знаю, что ты скажешь: «Потому что вы можете в любой момент сделать всё, что угодно». Да, Зойсайт, я гораздо сильнее тебя, и физически и духовно. Но эта сила уже давно направлена на то, чтобы защитить тебя, а не на то, чтобы навредить. Жаль, что ты этого не чувствуешь.

Он поцеловал меня в лоб. Я, затаив дыхание, слушал эту проповедь. Мне было так странно слышать подобное от своего наставника, который всегда строг и умерен в проявлении чувств.

— Спасибо вам, — я припал к его руке, целуя её, — спасибо за всё! Мы… мы ведь всегда будем вместе?

— Да, Зой, всегда, — ответил Кунсайт, опустив голову. Тогда я не понял этого жеста.

— Но, Зойсайт, если ты сам захочешь уйти от меня, я удерживать насильно не буду, — продолжил учитель. — Если ты вновь захочешь жить, захочешь вновь обрести свободу…

— Какая свобода, какая жизнь? Вы уже дали мне всё, сэнсэй! — я крепко обнял его, захлёбываясь в благоговении. Я не замечал, что его руки, обнимающие меня, напряжены. Я не видел, что его лицо грустно.

— Хорошо, что ты говоришь сейчас искренне. Я рад, если ты действительно так считаешь.

— Вы бы почувствовали ложь в моих словах, если бы она была! — откликнулся я. — Думаю иначе я только тогда, когда вы обижаете меня. Наказание — единственное, что может поколебать мою преданность и веру и то лишь на несколько минут.

— Было бы странно, если бы было по-другому, — ответил учитель. Он крепко прижимал меня к сердцу. Я же был готов едва не плакать от счастья.

— Мы всегда будем вместе! — уже твёрдо сказал я. — Я верю.

Я действительно в это верил. Тогда. Но вот с тех пор прошло много лет. И вот я один. И вот я разбит. И вот он обещал меня бросить. Теперь после письма Бальзамин всё предопределено. Я разбит. Я убит. Но это не его вина. Теперь всё ясно. Ясно, почему его руки были тогда напряжены.

Глава 36

Кагуя-химэ

Осмотрелась. Где я, было совсем непонятно: странное место, которого никогда прежде не видела. Страшное место. Пустое место. Различить что-то можно только вдали. Я пошла на свет и скоро вышла куда-то. Это место, наверное, можно назвать садом, если бы деревья росли на земле. Но земли нет: всё парит, и я парю. Деревья, сакура, цветущая почему-то не только розовыми, но и голубыми, жёлтыми цветками, причём разноцветные ветки растут на каждом дереве. Самих деревьев не так и много. Ветра нет. Но лепестки падают под строго определённым углом. Красивое место. Я приблизилась, но не дошла до самого чудного дерева, потому что увидела Зойсайта. Он лежал на каком-то странном ложе. Казалось, что он страдает от какой-то страшной болезни. Я хотела подойти, но тут заметила, что с противоположной стороны иду… Я сама? Мой двойник подошла к лежащему Зойсайту, села подле и положила его голову к себе на колени. Тело мужа содрогнулось от страшной муки. Меня оба демона не замечали. Я смотрела, как она гладит его по голове, тихо улыбаясь, как он смотрит на неё глазами, полными странной боли.

— Простите меня, — донёсся до меня мой же собственный шепот. С этими словами мой двойник обняла Зойсайта, а потом сильно сжала шею. Его тело сразу же растворилось, превратившись во множество лепестков белой сакуры, и улетело, улетело вдаль. Мой двойник же, даже не прочтя заупокойную молитву, встала и пошла в ту сторону, откуда пришла.

— Подожди! — закричала я и бросилась за ней, но тут всё исчезло: вокруг меня остались только серые камни и никакого намёка на чудесный сад. Девушка уходила медленно, но невозможно было догнать её. Сперва я бежала, потом шла, а она всё удалялась и удалялась, пока не исчезла совсем. Я осталась одна в странном месте. Было холодно, но, как ни странно, не страшно. Откуда-то пробивался свет, хотя не видно ни свечей, ни угольков. Всё будто в тумане…

Я проснулась. Раннее утро.

— Спите, ещё даже час Тигра не настал, — муж, уже одетый, склонился надо мной. Я схватила его руку — она была тёплой.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Нет, ничего. Вы не против, если не буду вставать? — спросила я, не глядя ему в глаза.

— Спите, — ответил он, выходя.

Я легла, стараясь отогнать непрошенные глупые мысли. Видимо, на мне какой-то грех, раз приснился такой сон. Слишком давно не отправлялась в паломничество.

Зойсайт

Кунсайт вошёл ко мне в покои.

— Послушай, Зойсайт, сегодня мы не сможем поехать на прогулку. Моя жена хочет отправиться с детьми на богомолье, так что я должен их сопровождать.

— Богомолье? — удивился я. — Вы же не верите в религию. Зачем?

— Не то, чтобы я очень этого хотел, но я должен её сопровождать, — спокойно ответил учитель, не глядя на меня.

— Но это нечестно! — воскликнул я. — За последние годы вы всё время что-то обещаете мне, но, стоит ей пальчиком пошевелить, как вы забываете меня. Почему? Это нечестно!

— Хватит, Зойсайт, если я сказал, что поеду, значит, поеду.

— Ну и поезжайте! Уезжайте и можете больше не возвращаться сюда! — закричал я.

— Твои истерики бесполезны, — в голосе Кунсайт явно чувствовалась раздражённость. — Мне это надоело. Зойсайт… А твои крики меня раздражают.

Я чуть не плакал. Я так готовился к этой поездке! Сказал жене, что меня не будет несколько дней, предупредил слуг, проделал огромную работу, чтобы дела не отвлекали, а он за день до отъезда говорит, что не может! Да стоит его жене сказать хоть слово, как он начисто забывает обо мне. Как это унизительно!

Кунсайт действительно уехал. Жена, дети заменили ему всё! Возвратились они недели через две, кажется. Я вышел навстречу поприветствовать их, но столкнулся с недовольным взглядом его жены.

— Рад вас видеть! — я прижался щекой к руке учителя.

Но Кунсайт не ответил на приветствие.

— Да, я тоже рад тебя видеть, — он прошёл внутрь.

Весь день мы с ним почти не разговаривали: он не рассказывал о поездке, а я не спрашивал. В воздухе витало напряжение: я чувствовал, что что-то должно случиться. Следующим утром учитель пришёл ко мне.

— Зойсайт.

— Да.

— Я подумал и решил, что ты должен уйти отсюда.

— Что? — я опешил.

— Ты сам не раз говорил мне, что если мне так дорога моя жена, то нам лучше расстаться.

— Учитель.. Это… Это был… был просто шантаж! Шантаж, чтобы вы вернулись ко мне всем сердцем. Но я никогда не думал расстаться с вами на самом деле. Я же живу вами… Как вы этого не понимаете! — я не думал о том, что говорю, ведь то, что он только что произнёс, было немыслимо.

— Ты слишком многого хочешь. Шантаж это был или не шантаж, но твоё нахождение подле меня мешает моей истинной жизни.

— Что?

— Раньше я мог поступиться ради тебя своими интересами или своим временем, но только сейчас, когда у меня появилась настоящая семья, я понял, что нужен в первую очередь ей. Теперь у меня есть родной наследник и любящая супруга. И в первую очередь я должен отдавать своё время им, а потом уже всем остальным. А ты хочешь, чтобы я всё время был с тобой.

— Я не требую, чтобы вы были всё время со мной. Будьте с кем угодно, но не бросайте меня!

— А ты не можешь по-другому, ты всё равно будешь требовать всего моего времени, а этого я тебе дать не могу. Так что уходи, Зойсайт. Я разрываю связывавшие нас узы.

— Вы… Вы два столетия… Вы два столетия были со мной, позволяли мне быть при вас, но стоило вам жениться, как вы…

— Молчи, Зойсайт. Для меня это решение окончательное. Я рад, что ты два столетия был при мне, но сейчас моей жизни это очень мешает. А я не хочу, чтобы что-то мешало моей жизни. Если помнишь, когда дело касалось тебя, я тоже делал всё, чтобы нам ничто не препятствовало. Но теперь не ты моя семья, а они, и я только сейчас понял, каким постыдным был наш союз. Он был неправильным. Ты хотел уйти от меня, вот и пользуйся возможностью.

— Я принадлежу вам, я не выживу без вас.

— Красивые слова, Зойсайт. Естественно, выживешь. Ты просто не хочешь жить сам, но я повторяю, у меня теперь нет возможности тратить всё своё время на тебя. Поэтому уходи отсюда, это моё последнее слово. Мне нечему тебя больше учить: ты освоил всё, что я знаю. Остальное придёт с опытом. А заботиться о тебе у меня больше нет сил. Возвращайся к себе домой, там хотя бы тепло и рядом семья.

Голова закружилась. Я открыл глаза. Была глубокая ночь. Не думая ни о чём, я встал с постели, и, не одеваясь, телепортирвался домой, прямо в замок к Кунсайту. Да, нарушать государственную границу преступно, но не могу игнорировать видение. Тем более что информация, о которой писала Бальзамин, тоже очень противоречива, надо бы разобраться во всём. Я оказался в спальне учителя. Неслыханная дерзость — появляться посреди ночи в чужой спальне, — но мне было не до этого. Я смотрел на спящего демона, который столько сил и времени потратил на неблагодарного меня. Кунсайт всегда был добр ко мне, и вот я совсем прекратил ценить эту доброту, раз позволяю себе подобную наглость. Я тихо начал подходить к кровати, надеясь, что не разбужу его. Мне хотелось доказать наставнику, что могу при желании ходить бесшумно, так, чтобы не разбудить даже мышь. Оставалось каких-то шагов пять, как вдруг прямо перед моим носом щёлкнул кнут. Я остолбенел, не понимая, что происходит.

— Стой, где стоишь, — приказал Кунсайт, приподнимаясь.

Я озадаченно смотрел на сэнсэя: как можно было не заметить движения руки? Как можно было не заметить появления кнута? Хотя, конечно, темно, но не до такой же степени! И тут удивление сошло на нет, уступив место ярости. Он же просто издевается! Издевается, как и тогда в монастыре. Мучает страхом, но ничего более. Я не позволю ему издеваться над собой. Не для того проделал столь опасный и противозаконный путь, чтобы сейчас мне якобы угрожали кнутом. Я сделал ещё полшага вперёд.

— Ни шагу больше, иначе не промахнусь и задену твой нос, — предупредил Кунсайт, всё так же не поднимаясь. Это вывело меня из себя. Как он может так снисходительно-покровительственно обращаться ко мне? Я тоже Лорд, и у меня тоже есть честь. Ну, сейчас ему покажу!

— Вы не имеете права так говорить одному из Си Тэнно! — воскликнул я и бросился на него, уже не понимая, что делаю. Вернее нет, я понимал. Я нападал на него. Атаковал настоящими боевыми ударами собственного наставника. Но сейчас это казалось оправданным. Ведь он издевается. Просто издевается надо мной, только и делает, что мучает, и всё только из-за этой женщины, всё из-за того, что я в чём-то не послушался его, но ведь это произошло только потому, что он бросил меня! Не думая более ни о чём, я напал. Кунсайт попытался остановить меня кнутом, но я опередил его движение, выбивая из руки оружие. Завязалась драка. Я действительно наносил настоящие удары. Кунсайт только уворачивался. Ну конечно, это же он научил меня всей этой технике, он знает её досконально! Мне было обидно думать о таком. Мне хотелось убедить его, что чего-то стою, что являюсь не просто игрушкой в его руках, с которой он может обращаться, как пожелает, что могу победить его! Кунсайт постепенно перешёл в нападение. Меня это радовало. Я парировал удары, получая неземное удовольствие от самого осознания того, что учитель снизошёл до меня… Но тут он схватил мою руку: я не успел защититься. Кунсайт вывернул её — я оказался на полу. Я знал этот захват, знал, что сопротивляться дальше бесполезно, иначе рука просто сломается. Я закричал от боли, когда сэнсэй продолжил выворачивать её. Но это длилось недолго. Краем глаза я следил за его движениями. Кнут всё так же валялся на полу. Кунсайт не обращал на него внимания. В его пальцах появилось нечто плетеподобное. Не верилось, что он таки сделает это, пока моё тело не содрогнулось от удара. Я не закричал, собрав волю в кулак: благо, учитель одновременно выворачивал мне руку, смягчая таким образом силу удара. За первым последовал второй. Меня удивляла эта боль. Та боль, которую я никогда не испытывал, но которой страшно боялся.

— Угомонился или мне ударить тебя ещё раз? — спокойно спросил Кунсайт.

— Отпустите, — покорно прошептал я. Понятно было, что учитель ждёт какой-то правильной реакции, и не прекратит наносить удары, пока я не угадаю, что он хочет от меня услышать. Как ни странно, угадал с первого раза. Сэнсэй отпустил мою руку, обошёл меня таким образом, чтобы я видел его обувь. Да, когда-то я точно так же лежал перед ним, только тогда болело плечо, а не спина. Когда наши отношения… Как давно это было! Я лежал, не смея встать, и видел, что плетеподобное нечто всё ещё у него в руках. Это сильно нервировало. Жаль, что я не надел форму, она могла бы защитить меня. А так… Пока он бил несильно: не сомневаюсь, что этими двумя ударами Кунсайт при желании мог перебить мне позвоночник, чего всё-таки не сделал.

— Угомонился? — вновь спросил он.

— Да, — ответил я смиренно. — Вы позволите мне встать? — я понимал, что, если просто вскочу, он, скорее всего, ударит вновь.

— Поднимись, — послышался ответ.

Я не стал подниматься на ноги, но встал на колени: мне казалось, что так легче защищаться.

— Зойсайт.

— Что?

— Не вздумай больше останавливать мою руку, когда занесу её для удара, иначе твоей кровью окрасится пол.

Я кивнул в знак того, что понял, и спросил лишь:

— Бить будете?

— Пока нет, — ответил Кунсайт. Меня удивляло, что он до сих пор не пытался провести сканирование. — Так что ты тут делаешь? — наконец спросил он. — Почему ты оказался здесь, нарушив государственную границу?

— Я хотел узнать у вас, что происходит в стране. И что вы собираетесь делать со мной? Вы приказали выучить хинди, но я не уверен, что справляюсь с этим.

Эти слова не были ложью, ибо такие мысли действительно волновали меня. Не говорить же хозяину о том, что главной причиной моего безрассудного поведения являются кошмарные видения.

— И ты поэтому нарушил территориальные границы? — Кунсайт поднял руку.

— Не бейте, — попросил я. — Возможно, я и заслужил эти удары…

— У тебя есть в этом сомнения? — спросил Кунсайт.

— Ни в коем случае, хозяин.

— «Хозяин»? Как же быстро ты меняешь эпитеты, которыми называешь меня.

— Не бейте, — вновь попросил я. — Я просто хочу узнать, что происходит на моей родине. Разве это преступление? Ответьте, прошу вас.

— За минуту на твои вопросы не ответишь. Могу сказать только одно: ничего страшного пока не произошло. Если что-то случится, я сообщу тебе. А сейчас уходи, чем быстрее, чем лучше. Возвращайся домой, если не хочешь, чтобы тебя здесь обнаружили. И вообще, как мне понимать твоё поведение? Как мне понимать то, что ты напал на меня?

— Не могу ответить вам, — я не смел смотреть на наставника. — Если вас это так гневит, избейте.

— То «избейте», то «не бейте», — Кунсайт усмехнулся. — Ты определись хотя бы для себя, боишься ли моих ударов или желаешь их.

— Вы всё равно по-настоящему сильно не ударите! — воскликнул я.

— Видимо, ты так и не понял, — спокойно произнёс Кунсайт. А я только тут осознал, на что обрёк себя.

— Не трогайте меня! — закричал я и… проснулся.

За окном был день, супруга уже явно встала. Никакой боли не чувствовалось. Неужели мне просто всё привиделось?

Кагуя-химэ

Я вошла в комнату, приветствуя супруга. Он сидел на кровати, и вид его был не совсем здоровым. Правильная жена немедленно справилась бы о самочувствии мужа, но за годы я успела понять, что подобные вопросы только раздражают его и портят отношения, а ссоры слишком неприятны.

Я многое не описала в дневнике, что успело произойти за месяц: прошёл праздник сакуры, на котором присутствовал и юный император. Совсем недавно моего сына объявили новым государем. Церемония величайшего очищения по случаю Великого Благодарения прошла во второй луне. Император щеголял в церемониальной одежде: на ней вышиты по красному полотну солнце, луна и звёзды. Государь преподнёс богам алкоголь и варёный рис. К сожалению, не из нового урожая, потому до него ещё почти полгода. Перед праздником провели очистительную церемонию: государь совершил омовение в реке Камо, после чего многие вельможи преподнесли в дар коней цвета метёлок тростника²⁰. Принцесса Четвёртая, которую я не видела очень давно, стала теперь новой верховной жрицей в храме Камо. Жаль только, что к сему благому дню Дворец Феникса²¹ не отстроили. Но, несмотря на благословенное время, по замку ходили самые разные толки. Отовсюду только и слышалось: «Да не видано же, чтобы императором назначалось двухмесячное дитя! Двухлетние императоры бывали, но чтобы двухмесячные… Это дурной знак. Это нарушение традиций!» Переживали все. Я тоже была напугана подобным решением, но Сестра прислала весточку и объяснила, в чём дело: военному правительству угодно, чтобы мой сын стал императором. Отец теперь государь-инок, а опекуном юного императора назначили канцлера. Наступил первый год новой эры. Прошлая длилась неимоверно долго — почти двадцать восемь лет. Кто-то считал это благим знаком, кто-то, наоборот, губительным. В последнее время произошло много странных событий: военный правитель южных земель приказал моему отцу немедленно уехать из дворца и отправиться 18-го числа на богомолье. Северный же признал приказ незаконным и запретил императору покидать замок. В ответ на это южный правитель забрал юного императора и увез из дворца! Все страшно перепугались, но через несколько дней ребёнок вернулся в сопровождении торжественной процессии. Мы ничего не могли понять и ничего не могли сделать.

Зойсайт твердил, что такими темпами страна утонет в гражданской войне, которая ослабит государство и позволит завоевать его любому. Я написала Нефриту, спросив совета, но он заверил меня, что Тёмное Королевство не допустит междоусобиц в союзной стране. Я верила Нефриту, но вот Зойсайт, кажется, нет. Он ходит мрачнее тучи (как и многие мужчины во дворце, но они-то не знают, что Тёмное Королевство поможет не допустить смуту), пытается найти хоть какие-то сведения то ли об армиях обоих военных правителей, то ли о границах. Ворчит, что скоро столицу перенесут куда-нибудь, где за ней будет удобнее наблюдать одному из кланов. Я только смущённо опускала глаза. Войны не может быть. Эпоха войн прошла, как только военное правительство установило свою власть, и я очень рада, что не застала её. Хотя меня, как мать страны, она, конечно, никак не затронула бы, но неприятно сознавать, что другие демоны страдают. Все надеялись на лучшее, но на всякий случай молились богам, прося благополучия, и прислушивались к противоречивым слухам, гуляющим по дворцу.

— Вы сегодня поздно проснулись, — произнесла я наконец, когда поняла, что муж на приветствие не ответит.

— Да, — прошептал он. — Очередной кошмар. Честно говоря, дурные сны мне надоели.

— Быть может, это гнев богов или предков?

— Не знаю, — он встал на ноги. — Любезная супруга, я прошу вас не говорить никому во дворце, что я сейчас уеду отсюда.

— Куда? — испугалась я.

— На охоту.

— Как? Неужели вам мало детёныша лисы, который теперь живёт с нами? Неужели вы ещё кого-то хотите подстрелить? — мой ужас был неописуем.

— Не собираюсь я калечить оборотней… Хотя кто знает, какая лиса попадётся или какой барсук, ведь далеко не каждый из этих зверей является воплощением нечистой силы. Дело в данном случае не в удовольствии от убийства. Я останусь в лесу на ночь. Может, на меня наложено проклятье? Надоело видеть дурные сны. Я вернусь завтра утром.

— Спать в лесу? Но в третьем месяце это опасно, слишком холодно! Да и зачем уезжать? Проведём обряд и заставим злого духа заговорить устами какого-нибудь подростка, тогда и узнаем, за что вас мучают и чей это мятежный дух.

— Если я и простужусь, то ни во что серьёзное болезнь не разовьётся, благо сила Серебряного Кристалла сделала нас нечувствительными к инфекциям. А что до вызова духа… Если поездка не поможет, то я соглашусь, но вообще мне слишком жаль того демона, в которого вселится злой дух.

— Но как же ваши ю… ваши подруги? — я хваталась за любую соломинку, только бы удержать супруга от необдуманного поступка.

— Поедут со мной, если захотят. Они же растительные юмы, им точно нечего опасаться. В общем, очень прошу вас не подвести меня и не говорить о поездке. Скажите всем, кто пожелает меня видеть, что по моему гороскопу день несчастливый, поэтому никого не принимаю. Прощайте.

С этими словами он вышел из спальни и направился за юмами. Как же я устала сердиться на него и беспокоиться. Его поведение всё ещё столь несносно. Но раз сказал, что завтра придёт, значит придёт. А я ведь так хотела обрадовать его доброй вестью, что Сестра приехала и хочет с ним повидаться. Всё забыла из-за его недостойного поведения.

Я вернулась к себе, где меня ждала милая Сестра.

— Он сказал, что не может прийти, — опередила я закономерный вопрос.

— Жаль, ну да ладно, главное, что ты здесь, — она улыбнулась. — Ты представить себе не можешь, как я рада тому, что вижу тебя. Особенно сейчас, когда ты стала матерью страны, когда ты мать императора! Проклятье спало с нашего рода, и это не может оставить ничьё сердце равнодушным. Я буду молиться за твоё здоровье и здоровье твоего сына.

Мне было очень горько слышать такие речи. Сестру очень беспокоило то, что я возвысилась до такой степени. Раньше мы были равны, теперь же она, будучи замужем за одним из сановников, стала всего лишь одной из придворных дам. Чувства, связывавшие нас многие годы, исчезли. Я не видела Сестру с того самого дня, как вернулась из монастыря. И сейчас она заглянула ко мне ненадолго, пока её муж приветствовал у нового императора, вернее, у его опекуна. Всласть поболтать с Сестрой нам уже давно не удавалось.

— Да, спасибо. Но мне жаль, что ты приезжаешь на столь короткое время, — сказала я, взяв её за руки. — Тебе будто неприятно со мной. Неужели это правда?

— Нисколько, Сестра, просто дела и заботы по дому отнимают много времени. Да ещё и политика… Муж почти ничего не говорит мне, а, сидя взаперти, мало что узнаешь. Мне скучно, мне ужасно скучно, и я не знаю, чем занять себя. Решила вот где-то недели через три отправиться на богомолье. Причём одна, без мужа. А пока не хочешь ли приехать к одному из подчинённых военного правителя? Его имени, к сожалению, не помню.

— Это тот, кто пригласил нашего отца в гости? — спросила я, пытаясь вспомнить имя этого демона.

— Ну да. Но он не только отца пригласил, а вообще почти весь двор. И меня с мужем тоже. Поедешь? Можно даже с Зойсайтом, он против не будет, наверное. Ты ведь, должно быть, знаешь, там очень красивый сад. Бывшая государыня как-то говорила, что, когда она была молодой, даже соревнование проходило, кто лучше опишет в стихах это чудо. Сейчас, весной, он должен быть великолепен. Приезжай, там мы сможем поговорить. Поместье такое большое, что наши маленькие тайны и разговоры никто не услышит. Приезжай!

Она с мольбой смотрела на меня. Мне, по правде говоря, не хотелось никуда ехать. Что-то тревожило меня, но я не могла сказать, что именно. Однако отказываться неприлично.

— Я поговорю с Зойсайтом, если он не запретит, приеду, — наконец ответила я, отводя взгляд.

— Это просто чудесно! — воскликнула Сестра, видимо, посчитав мой уклончивый ответ согласием. — Но прости, не могу больше говорить с тобой, извини.

Ещё несколько раз заверив меня в своей любви и преданности, она покинула покои, а в скором времени и дворец. Сестра… Когда-то любила тебя всем сердцем, любила даже больше, чем Вечернего Сна. А ведь он недавно прислал письмо и подарок. Пришлось ответить. Но теперь… Что-то случилось после рождения принца, что-то изменилось после того, как я стала самой влиятельной женщиной страны. То ли гордость, то ли спесь заполнили мою душу. Если раньше только низшие демоны вызывали у меня глубокое омерзение, то теперь и многие высшие. Ну да это совсем недостойные мысли. Тем более они недостойны благочестивой женщины.

Ближе к вечеру я взяла сутры, решив переписать их и отдать в храм. Я была в некотором нетерпении. Узнав, что мужа не будет, мой новый друг обещал придти. Я ждала его с минуты на минуту, вглядываясь в темноту сада. Хотя странно, почему смотрю туда, когда он должен войти через обычную дверь? Да и служанки предупредят меня.

Вдруг послышались очень тихие шаги. Вечерело, но ещё было не совсем темно, поэтому я увидела, что по саду идёт какая-то немолодая женщина. И идёт прямо ко мне. Через шторку она не могла видеть моего лица, но, чудно, мне казалось, что она смотрит мне в глаза. Женщина подошла совсем близко, причём шла настолько тихо, что никто из стражи не заметил её… Но как она могла попасть в эту часть сада, огороженную со всех сторон моими покоями? Да и одета незнакомка странно: одежда настолько пёстрая, что не могу определить, какого она ранга.

— Кто вы? — спросила я.

Не отвечая на вопрос, женщина резко дернула шторку, ломая её. Я думала закричать, но комок встал в горле: у незнакомки были ярко-жёлтые глаза, такие, каких не бывает ни у высших демонов, ни у юм.

— Вот я и нашла тебя, женщина, — прошипела незнакомка, плотоядно улыбнувшись. — Тебе не уйти от возмездия.

Я понимала, что надо двигаться, бежать, кричать, звать на помощь, но не могла и пальцем шевельнуть: только шея не отказала мне. Женщина тем временем протянула руку, и, мне показалось, или у неё и правда когти, а не ногти?

— Оставь её, она ни в чём не виновата.

Я опешила: этот голос… Неужели мой новый друг? Я повернула голову и увидела, что в комнате находится мужчина. Мужчина… В моей комнате… Как такое возможно? Его лицо незнакомо, ну да друг носил маску. Неужели это он?

— Не виновата? Мой сын убит, и в этом она повинна как жена хозяина убийц, — ответила женщина, но убрала руку от моего лица. — Ты и сам пострадал от этих демонов. Возвращайся к нам, тебе больше нечего делать среди асуров. Я пришла ради мести, и я её совершу.

— Не нужно. Я уважаю твоё желание, — мужчина подошёл вплотную к ней. — Но принц жив, к тому же она действительно не виновата: юмы её мужа совершили беззаконие. С ним я расправился… особым образом. Так что тебе не за что мстить. Неужели ты считала, что я, находясь здесь, допущу, чтобы такой грех оставался неотомщённым? Тебе не нужно было приходить: ты раскрыла всю мою маскировку. А твой сын здесь, — он указал на шторку, из-за которой выбежал мальчик лет семи-восьми. Я сидела в полном недоумении, молчала, не зная, что делать.

— Мама! — мальчик склонился перед женщиной. — Он спас меня, он вылечил мою ногу. Пожалуйста, обойдёмся без игр на этот раз. Пойдём домой.

— Хорошо, пойдём, — женщина, как ни странно, не обняла ребёнка. — Я благодарна тебе за то, что ты оказал нам такую услугу, — обратилась она к мужчине.

— Я пощажу тебя, — она повернулась ко мне.

— Ладно, не будем терять время, — сказал мужчина.

Я не успела моргнуть глазом, как женщина с ребёнком обратились в лис, а мужчина — в кота — и убежали, скрывшись в глубине сада. Оцепенение прошло, но я так и осталась сидеть на полу. Через долгую минуту поняла, КОГО видела… Дворец огласили крик и плач. Множество демонов сбежалось, пытаясь понять, что произошло: меня трясло, колотила страшная дрожь. Я повторяла только одно: «Позовите настоятеля. Очистите комнату». До поздней ночи с меня не спускали глаз. Я не могла успокоиться. Ночью практически не спала, а утром, в час Тигра вернулся Зойсайт. Он выглядел бодрым и отдохнувшим. Не успел он поздороваться, как я тут же рассказала о вчерашнем происшествии. Но его слова были просто нелепы:

— Какой ужас! Я так давно мечтал увидеть хотя бы одного оборотня, и вот, стоило уехать, как тут же они появляются. Причём втроём! Как я вам завидую. Почему мне никогда не везёт?

Я, не сдержавшись, закричала:

— Да вы понимаете, что говорите? Это опаснейшие демоны, они морочат асуров, а порой их шутки бывают смертельными. Какой же вы… — я не могла подобрать нужное слово.

— В вас нет жилки учёного, — спокойно ответил Зойсайт. — Как вы можете не понимать, что это очень интересно: увидеть такое существо. Сперва Анджун говорит о тэнгу, теперь вы об оборотнях. Мне катастрофически не везёт. Но не буду об этом, раз вам так дурно от моих слов. Лучше обрадую вас: оказывается, император скоро уедет в гости к какому-то вельможе. Нам надо его сопровождать. Там будет и ваша сестра.

— Да, я знаю, она говорила.

— Она была здесь? — удивился Зойсайт. — Когда?

— Совсем недавно. У неё просто было очень мало времени. Но вы не против поездки?

— Конечно, нет, тем более что меня не спрашивают, — ответил супруг. — Надеюсь, эта поездка успокоит вас.

Глава 37

Кагуя-химэ

Как я и ожидала, в чудесный замок приехала едва не половина двора. Все хотели увидеть место, которое уже полстолетия очаровывает своей красотой каждого демона. Говорят, здание строили по образу и подобию Дворца Феникса, сгоревшего много лет назад. На меня, правда, замок не произвёл никакого впечатления. Я слишком много повидала таких, как он, чтобы искренне восхищаться. К тому же нам не оказали должного почтения. Хозяин встретил нас, проводил во внутренние покои. Сначала приём показался мне достаточно шикарным, достойным императора, но потом господин исчез вместе со всей своей свитой. Как нам сообщил чуть ли ни слуга низшего ранга, господина вызвали по срочному делу. Но неужели есть дела, которые могут затмить приезд самого императора? Пускай мой сын ещё очень мал, но это не мешает ему быть государем страны.

Ближе к вечеру пришло письмо, в котором хозяин дома страшно извинялся и просил в самых униженных выражениях простить его и не гневаться. Он обещал, что приедет к ночи, а пока танцовщицы развлекут нас. Такой нелюбезности нельзя было ожидать, но вернуться во дворец нельзя: дорога слишком опасна. Мы и так задержались в пути, так что прибыли только во второй половине дня, а уж сразу уезжать было немыслимо. Императорскому двору пришлось принять извинения и остаться. Нас пытались развлечь танцами и игрой, но не все хотели веселиться в столь прискорбный час.

Мое сердце наполнялось безмерной радостью от того, что Сестра не отходила от меня ни на шаг. Мы заперлись в маленькой комнате, больше походившей на веранду, и весь остаток дня провели вместе. Мне казалось, что рядом со мной не демон, а небожитель. В честь её приезда я сложила:

Она ответила с улыбкой:

— У тебя превосходные стихи, — я тоже улыбалась, глядя в её прекрасное лицо.

— Не думаю, что так хорошо, как у тебя, дорогая. Столько времени мы не могли повидаться, и вот наконец я вижу тебя такой, какая ты была всегда. Наверное, мне стоит всё-таки вернуться во дворец и служить тебе, тогда мы сможем быть ближе друг к другу.

— Так возвращайся, разве к тому есть препятствия? — спросила я.

— Есть. Муж. Он чересчур ревнив, так что вряд ли отпустит меня. Но попробую его уговорить.

— А я думала, что ни один мужчина никогда не сможет тебе что-то запретить, — удивилась я.

— Кто знает, — она отвечала не мне, а, казалось, стенке. — Но в любом случае, не будем сейчас об этом, у нас ведь впереди целая ночь, причём летняя ночь. Надеюсь, Зойсайт не будет против, если мы проведём её вдвоём? А то не могу даже представить, что будет завтра. Мужу может прийти в голову всё, что угодно, и, несмотря на опасность, он может в любой момент сорваться с места и увезти меня, а это было бы крайне прискорбно, просто чрезвычайно.

— Конечно, мы будем вдвоём. И только вдвоём. Эта ночь только для тебя!

Зойсайт

Мне было неспокойно. Весь день я сидел словно на иголках, ожидая непонятно чего. Мне не нравилась эта поездка. Более того, мне не нравилось то, что происходит в стране. По дорогам стало опасно ездить. Да и находиться в доме, где мы остановились, как-то неуютно, ведь хозяин замка очень близок к одному из двух военных правителей. Мне всё это крайне не нравилось, но я ничего не мог сделать. Беспокойство усиливалось ещё и тем, что Виноград тоже ощущала что-то дурное, а уж её предчувствия сбывались всегда.

Ближе к вечеру я решил пройтись по замку, в поисках неизвестно чего. Равномерная ходьба хоть немного успокаивала нервы, но не помогала прочувствовать ситуацию, понять, что же так беспокоит. У моего сердца лежал свиток — Лорд Кунсайт ответил на письмо, в котором я сообщал о том, что нашёл Анджун, и о том, в каком она состоянии. По-хорошему, надо ей как можно быстрее передать свёрток и покончить с этим. Но не вызывать же её в замок, где изволит находиться император — сын моей жены…

Наступила глубокая ночь. Все спали, только стража порой выкрикивала начало нового часа. Я продолжал ходить по кругу, не понимая, что происходит. Заглянул в спальню жены: она спала, рядом с ней была принцесса Третья. Похоже, девочки заснули прямо за разговором, судя по тому, что даже не переоделись. И куда смотрят слуги? Я внимательно оглядел двух женщин, которые были молоды, но уже некрасивы. И только в самый последний момент моё ухо уловило некое жужжание. Я мгновенно поставил блок: отравленный сюрикэн завис у моего горла.

— Зой! — я отослал оружие назад, готовясь напасть, но сзади уже никого не было.

— Проснитесь! — закричал я, влетая в комнату. Жена испуганно подняла голову.

— Что случилось…

— На пол! — я повалил пытавшихся встать девушек, стараясь защитить от расставленных ловушек. Схватив обеих за руки, телепортировался.

— Лорд Зойсайт, что происходит? — закричала принцесса Третья.

— Нападение, — ответил я, отцепляя их стиснутые пальцы от своего плеча. — Пустите, мне надо вернуться.

— Что за нападение? Кто это? Что происходит? — Кагуя-химэ вновь вцепилась в сою руку.

— Яша! — позвал я.

— Да, Лорд Зойсайт, — юма появилась тут же.

— Что там происходит?

— Весь замок на ногах, — затараторила девушка. — Они напали с нескольких сторон. Все пытаются защитить императора, который спит в спальне хозяина замка.

— Никто никогда не нападёт на императора! — заливалась слезами моя жена.

— Замолчите! — крикнул я. — Так что там? Все уже убиты?

— Точно не знаю. Все проснулись. Но… Вы же прекрасно понимаете, что ниндзя в ночное время сильнее нас.

— Знаю. Останься с ними, — с этими словами я телепортировался обратно.

Как ни странно, замок не пылал… Хотя да, эти демоны же магией не пользуются. А то всегда находится кто-нибудь, кто начинает атаковать огнём или молниями, а в результате гибнут все. На полу в беспорядке лежало несколько то ли раненых, то ли убитых, но я не обращал на них внимания. Важно найти, где главные покои, и забрать ребёнка. Я помчался наверх по галерее, заметив вдалеке признаки сражения. Но что это? Стража императора, которая прибыла с нами из дворца, дралась до боли знакомой техникой. Я вломился в гущу боя, стараясь прорваться через плотный заслон. Ненавижу сражения с ниндзя: у них другая техника, и они во многом превосходят истинных воинов. Прорвавшись через гущу демонов, я понёсся дальше, по дороге соображая, что же происходит: воздух был наполнен и переполнен защитными заклинаниями… И это при том, что императорские служащие не пользуются магией? У меня не было времени размышлять. Свернув за угол, я столкнулся с Ландыш, которая при помощи своих любимых магнитных волн защищала кого-то из аристократов.

— Рада видеть тебя! — закричала она, ударяя поверженное существо чем-то вроде кинжала.

— Где покои императора? — закричал я.

— Сзади! — Ландыш метнулась ко мне, пытаясь остановить какое-то оружие. Я обернулся, но увидел, что чей-то меч защитил мою шею от удара. К моему неподдельному изумлению спасителем оказался знакомый мне призрак — Югатаюмэ!

— Кто вы такой? — закричал я, подходя к нему. — Вы не из императорских прихвостней. Кто вы?

— Лорд Зойсайт, сейчас не время, — к нам подходила… Близард?

— Потом разберусь, — я бросился дальше, ничего не понимая. Почему не чувствую ауры врагов? Почему ниндзя не пользуются магией? Как замок, где находятся беспомощные демоны, может сотрясаться от защитных заклинаний? Что это за непонятный воскресший труп? Откуда здесь Близард?

От мыслей меня отвлекли двое в чёрном, появившиеся буквально из ниоткуда. Спустя полсекунды я понял, что вылезли они из ящиков, что стояли у стены. Если бы в доме Кунсайта не жили две ниндзя, я был бы уверен, что залезть в столь маленькие ёмкости взрослому демону невозможно. В руках у одного из нападающих был кусари-кама²⁴, у другого Кусари-фундо²⁵.

— Зой! — лепестки сакуры пронзили их тела с такой скоростью, что они даже защититься не успели. Я продолжил путь, но через несколько шагов остановился. Стало очень тихо. Не слышно ни лязга оружия, ничего. Как всё это понимать?

— Они ушли, — ко мне вышла Виноград. — Как по команде все исчезли. Ты не ранен? — она подошла ко мне. Я тяжело осел на пол.

— Ничего не понимаю, — я тяжело опустился на пол. — Кто убит?

— Некоторые аристократы покинули свои комнаты, когда услышали шум битвы. Они и поплатились за любопытство. Металлия знает что такое — ниндзя здесь! А главное, все ушли! Я видела несколько трупов, но они испарились слишком быстро.

— Это бред, — произнес я, не глядя на юму снизу вверх. — Виноград, поручаю тебе заботу обо всём. Мне надо…

Я не договорил, а просто встал и направился туда, где оставил Ландыш, Близард и Югатаюмэ. По дороге видел некоторых стражников. Они склонялись передо мной, как перед господином. Я ни на что не обращал внимания. Происходящее так похоже на сон. На месте побоища я нашёл только непонятную парочку, Ландыш куда-то испарилась.

— Лорд Зойсайт, позвольте мне всё объяснить, — Близард сделала шаг вперед. — Когда вы женились, Лорд Кунсайт приказал вам взять меня с собой. Вы забыли про меня, ведь так? Вы отдалили меня от себя, поэтому выполнить приказ Кунсайта — следить за вами — у меня не получилось. Демон, которого вы видите перед собой, не тот, кто был убит в монастыре. Он, как и те, кто сражался с ниндзя, юма Лорда Нефрита, засланный в эту страну много лет назад. Прошу вас, не перебивайте меня. Да, я служу двум Лордам одновременно. И здесь я выполняю сразу два задания. Так вот, долгие годы каждый шаг императора отслеживается Тёмным Королевством, потому что вся стража — подчинённые Лорда Нефрита. Только поэтому мы смогли сегодня дать отпор ниндзя. Они не подозревали, что встретят кого-либо, владеющего такой сильной магией. Так вот, стать возлюбленным вашей жены была одна из его задач задолго до того, как вы вступили с ней в брак. Нефрит думал, что принцесса может знать многое, о чём расскажет только любимому мужчине. Мы надеялись, что вы не узнаете ни о чём, но вы узнали. Вы нашли письмо. Для всех нас стало очевидным, что будете мстить. Я думала, вы просто убьёте Югатаюмэ. Поэтому мы создали двойника… Это был один из аристократов, которого мы сумели уговорить принять личину Югатаюмэ. Он был грибным демоном, как и тот, на кого вы злились. Мы ждали развязки, понимая, что после этого Югатаюмэ придётся исчезнуть из вашего поля зрения… И вот мы дождались. Обратившись в снег, я следила за тем, как вы увели на поляну двойника, который ни о чём не подозревал, и для которого это была только игра. Вы знаете, я снежная юма, и, если обращусь в снег, то ни ауры, ни энергии, ничего не будет видно. Я надеялась, что вы убьёте Югатаюмэ сразу, но вы стали его расспрашивать. Чтобы подлог не стал очевиден, я застрелила двойника и мгновенно обратилась в снег. Вы ничего не заметили. Единственный наш просчёт был — когда вы столкнулись с живым демоном. Но нам повезло — вы не стали разбираться.

Близард замолчала.

— У меня не было никакого желания раскрывать шпионскую сеть Нефрита, — спокойно сказал я, развернулся и ушёл. Слишком много информации… Слишком много непонятного. Все мои понятия о жизни разбились о скалы реальности.

— Зойсайт, Зойсайт, наконец-то нашла тебя! — я резко обернулся, так что Ландыш аж испугалась.

— Что ты? Я хотела сказать, что мы взяли одного живым! Представь себе, он даже почти не ранен. Пойдём.

Я дал ей привести себя к пленнику. Слишком много всего сразу навалилось на меня, я не мог соображать с такой скоростью. Реальность напоминала один сплошной кошмар, из которого хотелось проснуться. Неясные пятна краски мерцали перед глазами.

Я посмотрел на пленника, попытался заговорить с ним.

— Это бессмысленно, — сказал один из стражников, — он не понимает нашего языка. Ниндзя часто учат своих детей только специальному наречию, своему собственному языку, чтобы допрашивать было очень сложно.

— Ландыш, скажи Яше, пусть пока побережёт девочек, — обратился я к юме. — Надо сперва разобраться во всём, а потом уж вести их сюда, иначе они сойдут с ума. А что до этого не умеющего говорить, то это не проблема.

Я вышел в соседнюю комнату, позвал телепатически, а через секунду передо мной уже стояло существо, которое нельзя было отнести ни к мужчинам, ни к женщинам.

— Вы звали меня? — спросила Анджун удивленно.

— Да, — ответил я устало. — Ты ведь ещё помнишь свой родной язык? Так спроси у пленника, зачем он напал на императора.

— Пленника? — удивилась она.

Я взял её за руку и ввёл в комнату. Ниндзя подозрительно смотрел на нас. Анджун очень внимательно разглядывала его, потом кивнула и сказала что-то. Он ответил.

— Что он говорит? — спросил я.

— Удивляется, как я, одна из них, могу служить демонам-воинам, — ответила Анджун.

— Ну так расспроси его о нападении. Если что — я дам тебе орудия допроса.

Юма заговорила вновь, мужчина отвечал. Я стоял в стороне, ожидая перевода. Сказывалась усталость от бессонной ночи.

— Он говорит, они не знали, что здесь император. Им приказали напасть и убить хозяина дома. Более того, им дали для этого смесь, которая скрыла их ауры. Но они были очень удивлены, поняв, что их противники превосходно владеют оружием, причём таким, которого здесь не знают. А как только поняли, что ошиблись, так и ушли, не на императора же им было нападать.

— Ясно, — ответил я, не очень слушая, что она говорит. — Лорд Кунсайт прислал письмо, в котором ответ на моё письмо, в котором сообщаю о тебе.

Я протянул свёрток Анджун. Она развернула его, как мне показалось, дрожащими пальцами. Внутри пакета лежал короткий меч.

— Я не заслуживаю, — прошептала она в благоговении. — Это же меч господина. Я его хорошо знаю.

— Да, мне он вряд ли оказал бы такую честь, — ответил я бесцветным голосом. — Я буду молиться о тебе. Но пока останься в этом мире. Помоги Виноград навести порядок, а мне надо подумать обо всём, что произошло.

С этими словами я вышел из комнаты, а потом и из замка. Голова болела и плохо соображала. Я не мог понять этой новой реальности, не мог понять, что мне теперь делать. Страх и боль мешали сосредоточиться. Надо было на что-то решаться. И я решился. Повалился на траву и остался лежать.

Глава 38

Зойсайт

Видимо, моё душевное состояние было действительно сильно подорвано, если позволил себе валяться в траве вместо того, чтобы разобраться в произошедшем. Но заставить себя встать уже не мог: в голове крутилось воспоминание. Странное. То, которого никогда не было, но которое, видимо, связано с моей прошлой жизнью.

Сперва перед глазами мелькали картинки раннего детства. Мелькали очень быстро, но везде присутствовали двое: я и некий мальчик моих же лет. Потом образы сменились. Какой-то замок. Я собираю в кучку огромное количество писем, и все начинаются словами: «Моему милому другу Зойсайту». Следующая череда видений: я уже взрослый и нахожусь в том самом доме, в котором видел младших брата и сестру. Рядом со мной юноша. Всё тот же. Наконец картинки успокаиваются, и я вижу цельный образ. Такого странного сна у меня ещё никогда не было.

Зойсайт и юноша сидят за столом в гостиной и разговаривают.

— Так ты решил всё бросить? Всё, что нам было дорого пятнадцать лет? — спрашивает Зойсайт, не глядя на человека.

— Я хочу жить, — отвечает тот. — Надеюсь, ты поймёшь меня. Войдём в новый мир вместе!

Зойсайт снимает перстень со среднего пальца и кладёт на стол:

— Если ты отрекаешься от всего, то для меня ты предатель, и эта наша встреча последняя! — жёстко говорит он, всё так же не глядя в глаза собеседнику.

— Зойсайт, ты… — человек смотрит на него глазами, полными ужаса. — Да будет так…

Следующая сцена. Зойсайт сидит за столом. Рядом с ним… Нефрит?

— Твоя депрессия уже надоела. Выкладывай, в чём дело? — демон садится в соседнее кресло. — Твои безумия переходят все границы.

— Друганайт, — отвечает Зойсайт. — Он предал меня. Мы поссорились и расстались, и я был этому виной.

— Что за чушь? Как поссорились, так и помиритесь. Пятнадцать же лет дружили. Какая дружба не проходит через недомолвки и ссоры, — Нефрит смеялся. — Это совсем не повод полгода не выходить из депрессии. Мы уж думали, что ты, так сказать, влюблён. Или ещё что. А тут… Я знаю Друганайта очень хорошо и знаю, как ты ему дорог. Да и в конце концов я вас обоих знаю не первый день. Такая дружба ко многому обязывает и быстро не проходит.

— Ты уверен? — Зойсайт поднял взгляд, полный надежды.

— Абсолютно. Отношения такой глубины, которые связывали вас, обязывают ко многому. Бесчестные люди не могут так долго быть вместе.

— Это так, но… — Зойсайт глубоко вздохнул, — Я его единственный такой старый друг. Друганайт всегда всех бросает. У него нет постоянных друзей. Я один.

Следующая сцена. Зойсайт, Нефрит, Джадент, Эндимион и ещё какие-то люди обсуждают что-то.

— Нападение? Шантаж? Это невозможно! — всхлипывает какая-то дама.

— Это просто глупо, — возражает Джадент. — Глупо удерживать силой каких-то там мелкопоместных дворян.

— Ты не понимаешь, — на Эндимионе лица нет. — На балу было несколько высокопоставленных особ, которые прибыли туда то ли из интереса, то ли из жалости.

— Но их же собираются отпустить, — парирует Джадент. — Те семеро договорились, что их обменяют на кого-нибудь.

— Нет, но это надо было умудриться! — кипятится Нефрит. — Семеро наследников семи едва не самых знатных родов, и все в ловушке.

— Зато их старые отцы, матери готовы пойти за них туда! Вот ведь как прекрасны родственные узы! — восклицает с восторгом какая-то дама.

— Я тоже пойду туда, — вдруг произнёс угрюмо Зойсайт.

— Что? — к нему все оборачиваются.

— Ты не сможешь ничем помочь, там блокируется вся магия!

— Это безумие, ты мне нужен как телохранитель!

— Что, жить надоело?

— Друганайт там, — холодно отвечает Зойсайт. — Я думал, что единственное, что не могу ему пожертвовать, это свою жизнь. Но это не так. Я отправляюсь туда немедленно.

Все молчат.

Следующие сцены мелькали очень быстро. Зойсайт вошёл в какой-то особняк, оттуда одновременно вывели того юношу. Потом лязг оружия, огонь, пожар, в общем, всё в каких-то пятнах. Отчетливо видна дорога. Зойсайт стоит за углом и поджидает кого-то. Из ворот особняка выходит тот юноша, живой и невредимый. Будущий демон выходит навстречу.

— Здравствуй.

— А, привет, — отвечает тот очень хмуро. — Как твоё здоровье?

— Я полностью поправился, но думал, что ты навестишь меня в больнице, — Зойсайт улыбается как-то чересчур заискивающе. Нервно теребит платок — совсем это на него не похоже.

— И не собирался, — пожимает плечами юноша.

— Что?

— Ты спас меня и теперь ждёшь, что в награду за это я вернусь к тебе? Так знай, я не девка, чтобы возвращаться к покинутому кавалеру, как только он совершит хоть какой-нибудь мало-мальский подвиг. Ты спас мне жизнь не ради меня, а ради себя. Но я требую: прекрати преследовать меня и добиваться встреч. Ты сделал меня обязанным себе и думаешь, что я приползу к тебе на коленях с глазами, полными слёз, восторга и немого обожания? Так это не так.

— О чём ты? — голос Зойсайта дрожит, а в его глазах я вижу едва не слёзы. — Мы же пятнадцать лет дружили. Я спас тебя потому, что жить без тебя не могу, ты мне дороже даже господина. Вспомни, нам не было и пяти лет, когда…

— Зойсайт, — устало, но злобно ответил юноша, — когда ты сказал, что мы больше не встретимся, мне было очень больно. Ты не знаешь, что за боль я пережил, но главное, что пережил. Теперь же не чувствую боли. Но ты предал меня…

— Я Тебя Не Предавал, — Зойсайт не мог справиться с дыханием. — Я виноват, не отрицаю. Но мы… Мы столько всего начинали вместе…

— Теперь все эти детские штучки, вся эта детская дружба мне не интересны. Теперь у меня другая жизнь, и для ТЕБЯ здесь НЕТ места. Теперь меня интересуют отношения другого рода… К тому же то, что ты хочешь, это уже не дружба. Но прости, меня ждут дома.

Он развернулся и ушёл. Зойсайт так и остался стоять. Я не мог сказать, что за чувства были написаны на его лице.

Кагуя-химэ

Я в полном отчаянии сидела на траве, наблюдая издалека за замком. Совсем ничего не видно и слава богам, что отсветы пожара не озаряли небо. Но как всё это ужасно! Сестра стояла рядом. Полураздетая, растрёпанная. Представляю, как же неприглядно я выгляжу! Как вернуться назад? Как не попасть на глаза другим демонам? Яша стояла неподалёку, не глядя на нас и не заговаривая. Мы тоже молчали. Нападение. Что будет с моим сыном? Хорошо хоть матушка не поехала с нами из-за болезни. А то она бы точно не пережила такого горя. Я тихо читала молитву, глядя во тьму, надеясь, что Зойсайт вернётся и расскажет об ужасном происшествии. Не знаю, сколько часов мы так сидели, как вдруг муж возник прямо перед нами.

— Супруг, что происходит, скажите? — я вцепилась в его ноги, умоляюще глядя в лицо.

— Император не пострадал. Несколько убитых, — отчеканил он. — Идёмте, во внутренние покои они не пробрались, я вас туда переправлю.

Только тут я поняла, что час назад впервые в жизни пережила телепортацию.

— Лорд Зойсайт, вторичная телепортация очень опасна, — Сестра опередила меня. — Мы вернёмся в замок пешком какими-нибудь тайными тропами, вы должны понять.

Не глядя на нас, Зойсайт схватил наши руки, и через мгновение мы оказались в комнате. У меня закружилась голова, а к горлу подступила тошнота. Видимо, в первый раз я была в таких расстроенных чувствах, что ничего не заметила.

— Оставайтесь на месте и не мешайте нам работать, — просто сказал муж и ушёл. Яша отправилась с ним.

Мы остались во внутренних покоях. Комната имела такой вид, будто ничто не омрачало спокойную жизнь поместья. Я лишь твердила про себя «Да благословится Аматэрасу, что император в порядке». Мое сердце наполнялось печалью, когда я думала о тех демонах, что погибли. С горечью я сложила:

— Нет смысла предаваться отчаянию. Пойдём лучше посмотрим, что произошло, — предложила Сестра, поднимаясь с пола

— Но, милая, там же раненые, там кровь, да и нас прогонят, — возразила я.

— А мы незаметно. Так, чтобы никто не увидел и не понял. Это будет настоящее приключение! Опасности нет, иначе бы твой муж не вернул бы нас сюда. Пойдём же, мне очень интересно. Никогда в жизни не видела ничего подобного.

— Тебе, видимо, хотелось бы родиться в смутное время, — зло ответила я. — Не хочу, мне страшно.

— Ну ладно, тогда пойду одна, — Сестра направилась к выходу.

— Нет, не оставляй меня! — я бросилась за ней, желая удержать от недостойного поступка.

Ступая как можно тише, мы пробрались к коридорам, где нашли лужи крови. Меня мутило, но Сестра будто ничего не замечала. Хвала богам, что мы раненых не встретили, иначе моя душа была бы в полном смятении. Мы шли по полуразрушенному проходу, разглядывая воткнутые в стены ножи и сюрикэны. Муж говорил мне как-то о таких видах, как крест, свастика, звезда, треугольник, полоса, складной крест — теперь я могла полюбоваться на них своими глазами. Зойсайт говорил также, что с их помощью получают огонь, но я не понимала, как это делается. В дальнем углу мы нашли походный лук, примерно в половину размера обычного. Мы подошли ближе: две бамбуковые половинки, которые прежде скреплялись между собой металлическим шарниром, едва держались. Починить его, наверное, будет очень сложно, только истинному мастеру такое по плечу. В другой комнате в пол был воткнут окровавленный чёрный меч. Сестра подошла и взяла его. Я устала сердиться на неё и только брезгливо наблюдала, как она рассматривает полузапёкшуюся кровь. На мгновение мне показалось, что она сейчас лизнёт лезвие, дабы попробовать, какова кровь на вкус. Но нет, не посмела.

Тут послышались шаги, и мы быстро спрятались. Прошли двое мужчин, одеждой напоминавшие стражников. Один приказывал:

— Раненых в правую комнату. В левую — умирающих. Вы все тела смазали Жидкостью?

Они говорили о самой ценной жидкости на свете. Без её силы проведение похоронных обрядов было бы невозможным. Стоит душе демона отлететь от тела, как оно распадается! Если демон водный — в пар, если ледяной — в мыльные пузыри, если песковой — в прах. Представить страшно, что бы творилось с душами, если бы им не устраивались пышные похороны. Ради них в незапамятные времена нашли рецепт Жидкости: если искупаться в ней, даже если просто омыть ею тело, то оно не растает.

Мы ходили из комнаты в комнату, не встречая никого на своём пути. В одной нет ни одной целой вещи, во второй стоит одинокий стол, который будто насмехается над разрезанными, когда-то прекрасными ширмами.

— Ладно, пойдём обратно, — предложила Сестра. — Судя по голосам, в следующем коридоре много демонов, не должно им увидеть наши лица.

— Пойдём, конечно, я только и мечтаю об этом.

Мы вернулись в комнату. Сестра никак не могла прийти в себя: ходила из угла в угол, заламывая руки.

— Но почему я женщина? Мне бы так хотелось помочь Зойсайту и остальным! Я бы хотела помочь мужчинам, — причитала она.

— Дорогая, за твои грехи в прошлой жизни ты рождена женщиной, — ответила я смущённо. — Но твоё желание немыслимо и ужасно.

— Звёзды знают всё! — воскликнула Сестра.

Ничего не произошло.

— Я не могу даже поговорить со своими покровителями, — она устало опустилась на пол.

— Это естественно, — ответила я. — Зачем нам магия?

— Кто знает, что когда понадобится, — задумчиво ответила Сестра. — Я чувствую себя ненужной в этом мире.

***

Почти два дня мы провели вместе, не покидая внутренних покоев. Нам приносили кушанья, но совсем ничего не говорили о происходящем в замке. В третью ночь нас подняли с постелей и, несмотря на возможную опасность, повезли домой. Процессию сопровождали воины. Должно быть, свита военных правителей. Выходя из дома, я заметила множество демонов, которых никогда прежде не видела. Рядом с ними стоял мой отец, хотя я думала, что он не покидал монастыря. Он держал на руках моего сына. Как трогательно выглядят вместе внук и дедушка! Залюбовавшись чудной картиной, я сложила:

Тут я подумала о демонах, которые погибли, защищая моего сына, и мне снова стало горько. А ведь я даже не знаю, кто из моих близких умер, за кого молиться.

Через несколько дней хоронили павших. Говорят, это было очень красиво, но я решила не присутствовать. Я так и не узнала, кто покинул этот бренный мир, кто получил возможность занять место в венчике лотоса подле императора и прочих благочестивых.

Сестра поехала-таки в паломничество без мужа. Я с нетерпением ждала её возвращения, так как она обещала, что прибудет прямо во дворец, а не к себе домой. Её муж, кажется, был ранен во время того нападения, но точных вестей я так и не получила.

С ночи нападения началось что-то невероятное: во дворце не смолкают крики и стоны, а военные правители, кажется, рассорились, пытаясь разобраться, кто же совершил это гнусное нападение. По дворцу ходят слухи, что обвинения стали причиной погромов крестьянских домов, что может обернуться голодом, по словам моего мужа. И это за несколько дней! Надеюсь, всё успокоится. Наши соседи тоже толкуют о чём-то зловещем. Я не перестаю благодарить богов за то, что моя империя самая большая в мире, она не может распасться, с ней не может случиться ничего плохого. Надеюсь, военные правители договорятся, и тревожные слухи прекратят терзать мою душу. Поговаривают, что провинции выбирают себе покровителей и поддерживают каждая своего. При этом какую-нибудь провинцию, выступающую за южного правителя, могут окружать несколько просеверных.

Дверь тихо открылась дверь, и в комнату вошла служанка.

— Что тебе? — спросила я, недовольная тем, что меня отвлекли от ужасных мыслей.

— Ваша сестрица желает видеть вас, — ответило прекрасное создание, чью красоту я едва не ревновала к своей.

— Неужели? Конечно, зови её.

Я в нетерпении уселась перед дверью, ожидая увидеть знакомое лицо.

— Здравствуй, дорогая! — Сестра ещё в дорожной одежде обняла меня. — Я так рада тебя видеть, мне нужно столько всего рассказать тебе. Ты не поверишь в мои приключения!

— Опять что-то недозволенное? — спросила я, отодвигаясь. — Но как паломничество? Как храмы? Все ли они целы?

— Какая разница? Само паломничество было совсем обыкновенным, но я встретила прекрасного демона!

— Какого демона? — не поняла я. — Монаха?

— Почти. Он сперва показался мне чересчур странным и непохожим ни на кого, но потом я послушала его речи и поняла, что он столь же велик, сколь и многие Бодхисаттвы.

— О чём же вы говорили? Как познакомились? — расспрашивала я.

— Он подъезжал к храму, когда я молилась. Так вот, он заговорил со мной. Не бойся, всё было прилично, он не знал моего положения. Мне показалось, что так будет удобнее. Он раскрыл мне все тайны жизни!

— Какие ещё тайны жизни? Тоже говорил что-то, похожее на речи моего мужа?

— Да нет, ни о какой науке речи не было. Но послушай, он открыл мне многое, чего я не понимала. Например, то, почему у меня нет детей. Он осмотрел меня.

— Что? — я хотела закричать, но вспомнила приличия.

— Да, но это было во вторую нашу встречу. Он очень хороший, и встреча была совсем невинная. Но неужели ты не понимаешь, какая трагедия, что у меня до сих пор нет детей? Я молилась богам и Буддам, но ничего не помогало. А он осмотрел меня и сказал, что Бог дарует детей, если я буду праведна. И он доказал мне это, я ему верю. Он рассказал мне о благочестивом человеке, который много веков назад взял на себя грехи всех, живущих на земле, под землёй и на небесах. Этот демон говорил о добре, о законах, которые и у нас считаются праведными. И этот демон говорил, что если делать доброе, то священные врата рая откроются перед тобой, а если злое — то адские муки ожидают тебя.

— Ничего не понимаю, — честно ответила я. — Круги перерождения, ты забыла о них? Как же ты можешь говорить…

— Прошу тебя, послушай, дорогая моя, послушай! — глаза Сестры светились фанатичным огнём. — Этот демон ответил на все вопросы, которые меня беспокоили. Он объяснил мне наше с тобой подчинённое положение. Ведь женщина — сосредоточение порока уже только потому, что она виновата в полном грехопадении и в том, что земля образовалась. Если бы не она, то мы бы никогда не спустились с небес. Он говорит, что каждому дана только одна душа, и она не распадается, она сразу перерождается либо в хорошем месте, либо в плохом. Не нужно мучиться, не нужно бояться следующего рождения. Его учение говорит о всяком добре, о том, что добро победит зло, о том, что надо смиренно переносить невзгоды и верить, что мир сотворён вездесущим…

— Что за чушь ты несёшь? — спросила я, думая о её рассудке. — Я не понимаю ни слова.

— Ты никогда не задумывалась о том, откуда всё же всё пошло? Откуда появилось самое изначальное, откуда появилось бытие? Наши боги тоже ведь откуда-то взялись. Так вот, всё это создано высшим разумом, который появился изначально, который и образовал всё сущее. То, что говорил мне тот демон, это нечто среднее между нашими религиями и наукой Зойсайта. И этим оно увлекает! Во всём видится величие людей, которыми нам с тобой, к сожалению, не суждено было родиться. Я счастлива понимать, наконец, полностью законы мироздания. Наше учение всегда казалось мне сложным, а это я понимаю. Знаешь, меня вот всегда интересовало, что же такое сны? Откуда они приходят? И могут ли они хоть иногда сбываться? И он говорил, что во время снов создатель беседует с нами и говорит, чего от нас хочет. Ты понимаешь, как это прекрасно!

— Да, понимаю, — улыбнулась я, посчитав, что с ней лучше не спорить. — Это и вправду прекрасно.

— Ну вот, я знала, что ты поймёшь меня! — Сестра схватила меня за руки. — А главное, он приедет за мной! Михаил последовал за моим экипажем.

— Какое странное имя, — посмела я удивиться.

— Это неважно. Оно прекрасно. Это имя, которым назывался мученик, человек причём, понимаешь, человек! Он носит имя человека! — Сестра чуть не кричала от восторга. — Я завтра ночью приду к нему. Нет, не думай, всё будет прилично, я только задам ему вопросы. Я хочу поговорить с ним.

— Дорогая, а не лучше ли днём? — тихо спросила я. — Думаю, твой муж будет тоже рад познать новое учение.

— Нет, Михаил просил, чтобы я пришла к нему одна. Мне придётся пройти несколько минут по дороге, но ничего, я знаю точно, где он живёт, и знаю, как улизнуть из дома.

— Милая, — я смотрела ей в лицо, — прошу тебя, если я тебе дорога, не ходи туда. Это нехороший демон, я чувствую.

— Неужели ты не осознаешь всю прелесть его слов?

Тут я поняла, что возражать бесполезно: Сестра просто не слышит моих просьб. Я испуганно смотрела на неё, понимая, что ничего не могу сделать, не могу помочь ей, не могу предостеречь от необдуманного шага. А ведь она собирается прийти ночью к мужчине, пускай и монаху. Сестра ещё что-то говорила столь же восторженным тоном, а я думала, что делать. Это какое-то безумие, причём совсем не похожее на неё. Она всегда была так спокойна и чиста, а тут вдруг признаётся мне, что её осматривал мужчина! О боги, куда вы смотрите?

Через полчаса Сестра ушла от меня. Всё время она восторженно рассказывала мне о новом знакомом, путаясь и не понимая, что говорит.

Я с ужасом ожидала ночи, но мне повезло: ещё с вечера разразилась страшная гроза с градом: струи дождя, падая на землю, образовывали гигантские лужи. Я могла быть спокойна: в такую непогоду не могло случиться ничего предосудительного. Надеюсь, к следующему утру она всё же поостынет к своей затее. Но как можно даже мечтать о таком? Как можно так вести себя? Я чувствовала, что брезгливость и ненависть закрадываются в мою душу. Сестра вела себя в высшей степени недостойно и не должна показываться в высшем обществе. Если узнают о её ужасном поведении, тень падёт и на меня, а я же мать страны!

Глава 39

Кагуя-химэ

Первый месяц лета подходил к концу. Я проводила его в молитвах, оплакивая погибших. Все мои мысли были целиком и полностью с ними. Мне говорили, что столь торжественных похорон, как те, которые им устроили, не устраивали даже императорам. Их тела отправили на сожжение в храм Якусоин. Присутствовали настоятели храмов Добра и Мира, Ниннадзи, Эмаин, Сёгоин, Додайин, Сёрэнъин. Я была несказанно горда, хотя и разочарована одновременно. Весь мир, казалось, погрузился в траур: все демоны носили тёмные одежды.

После того разговора с Сестрой я всё ждала, когда же она приедет, но её всё не было и не было. Служанка передала мне скорбную весть о простуде, и я со дня на день ждала, что Сестра выйдет из затворничества и прибудет во дворец. В последнем письме она сообщала о своём желании служить мне. Муж её не противился решению своей молодой жены. Ему скоро придется уехать едва не на другой конец страны по долгу службы, и он не хочет брать жену в столь опасное путешествие. Я его очень хорошо понимала. Недавно монахи, мирные демоны, посвятившие себя спасению души, явились в столицу с оружием в руках. Поговаривают, что это случилось из-за храма на горе Хиэй, посвящённого Царю Гор. Там случился страшный пожар по невнимательности самих священников. Но почему-то разнёсся слух, что храм подожгли слуги южного правителя. Якобы там хранились боеприпасы или что-то в этом духе. Я точно ничего не знала, но монахи явились в столицу к очам императора. Чем кончилась дело, тоже не знаю, но все мы были напуганы.

Проходило время. Самые жаркие месяцы вступали в свои права: страшная духота и влажность царили вокруг. Первые числа пятого месяца всегда ужасны. Я получила весточку, что Сестру перевезут во дворец. Я была несказанно счастлива, пока не прочитала до конца, что ей стало существенно хуже. Меня это очень взволновало. К сожалению, я не была допущена в её покои, меня не подпустили и близко. Прибыл мой отец, государь-инок. Заказали молитвы целителю Якуси и другим богам. Обещали награду тому, благодаря чьим молитвам принцесса выздоровеет. Я ждала со дня на день, когда мне дадут повидаться с ней, но всё тщетно. Зойсайт тоже хотел видеть её, хотел помочь, но его не пускали точно так же, говоря об осквернении. А тем временем её состояние всё ухудшалось, так что некоторые врачи поговаривали о том, чтобы отвезти её на целебные воды или в далёкий храм. Нельзя передать словами моё отчаяние! Ночью мне снились безумные кошмары о том, что любимая Сестра умирает у меня на руках. Днём часто казалось, что слышу крики и слёзы, хотя на самом деле ни звука ни раздавалось из её покоев. Ради выздоровления заказали семидневный молебен о продлении жизни в главном храме на Святой горе Хиэй, ритуальные песнопения в семи храмах Хиёси, целодневное чтение Сутры Высшей Мудрости Хання в храме Ива-Симидзу, а в храме Камокавара приказали воздвигнуть каменную ступу. Я знала, что мне нечего бояться, но всё равно боялась.

Как-то утром мы сидели с мужем и целителем и беседовали.

— Я прошу вас, — умолял Зойсайт, — позвольте мне увидеть её и хотя бы диагностировать болезнь. Простуда так долго не держится, тут должно быть что-то неладно.

— Мы не можем допустить, чтобы муж матери страны осквернял себя, — вежливо ответил целитель. — Но я могу описать её состояние.

— Прошу вас.

— У неё слабость, сильный кашель и жар. Я не отрицаю, что это какое-то осложнение. Порой она жалуется на боли в груди. Мы поим её разными травяными чаями из порошка корня валерианы, из медуницы лекарственной, или же из листьев будры плющевидной, корня копытня, травы дурнишника.

— Достаточно, — муж побледнел. — Боли в груди? Вы уверены? Позвольте же мне её осмотреть.

— Это строго запрещено! — повторил врач.

— Она болеет уже больше недели, так? — продолжил допрос Зойсайт, явно нервничая.

— Да, вы правы.

— А что, вы знаете, какая это за болезнь? — спросила я.

— К сожалению, знаю, — ответил муж и быстро вышел из комнаты, не прощаясь.

Мы с целителем не могли понять такого странного поведения. Однако же, стоило мне остаться одной, как супруг вернулся, чем-то очень расстроенный, сел подле меня и начал без промедления:

— Супруга, я очень прошу вас вспомнить последние встречи с сестрой. Не было ли в них чего-то странного, непонятного?

— Почему вы спрашиваете? — удивилась я. — Неужели вас стали интересовать девичьи тайны?

— Ни в коем случае. Просто я пытаюсь понять, как принцесса Третья, это домашнее растение, могла подцепить такую болезнь.

— Простуда бывает с каждым, — беззаботно ответила я.

— Это не простуда, — отозвалось муж сухо. — Я знаю, что это за болезнь. Это серьёзное осложнение гриппа. Поймите, супруга, не пройдёт и недели, как ваша сестра скончается.

— Что вы сказали? — переспросила я, отпрянув. — Лорд Зойсайт, такими вещами не шутят.

— Я не шучу, — ответил он таким тоном, что я поняла — он и правда не шутит. — Если её молодой организм не справился с болезнью в первые дни, то конец очевиден. Но я хочу понять, как она могла заболеть.

— Но неужели ничего нельзя сделать? — воскликнула я. — Боги и Будды всегда были милостивы, они не допустят её гибели.

— Допустят, гарантирую. Так ответьте, прошу вас.

— О Боги, — лицо моё побелело, — она же не знает, что умрёт! Её мысли ещё сосредоточены на сущем, а не на будущей жизни. Ей надо немедленно принять постриг и устремить все мысли к спасению. Да, точно, вот что она говорила. Она встретила какого-то монаха, и он поведал ей об иноземной религии, которая ей очень понравилась. Она несла чушь по поводу одного первоначального Бога, демона, взявшего грехи на себя и что-то ещё в этом духе.

— Вы уверены? — спросил Зойсайт. — Она случайно не говорила, как звали того монаха?

— Говорила, — я попыталась вспомнить имя. — Михаил, кажется. Иностранное имя.

— О Боги! — теперь уже воскликнул Зойсайт. — Принцесса Третья — набожная католичка, да это немыслимо!

— Кто? — спросила я.

— Ах, ну да, — муж будто что-то вспомнил, — вы же не знаете ничего о христианстве и не должны знать, в вашей стране нет этой религии. А у нас её приспешников навалом. Но как она могла… Ответов на какие вопросы она не нашла в нашей религии, чтобы увлечься иноземной?

В этот момент дверь открылась, и на пороге появилась служанка моей Сестры: девочка в крайне растрёпанном виде.

— Простите, но госпоже становится всё хуже, — она не успела закончить.

— А ну-ка подойди сюда, — приказал Зойсайт ребёнку.

Та подчинилась.

— Скажи, девочка, твоя госпожа не ходила на свидания к кому-либо?

— Нет, — ответило дитя.

— Я прошу тебя говорить мне правду, — настаивал Зойсайт. — Твоя госпожа умирает, и, возможно, я смогу спасти её, если узнаю, кто стал причиной её смерти.

— Она не велела.

— Что ты знаешь? — воскликнула я в нетерпении.

Мне возражать девочка не посмела.

— Ночь страшной грозы, — прошептала она. — Госпожа совсем одна полураздетая отправилась молиться куда-то.

— В ночь страшной грозы? — переспросила я и вспомнила тот бешеный взгляд Сестры. — Её не остановила буря.

— Спасибо, милая, — сказал Зойсайт, отпуская ребёнка.

Мы сидели молча. Я слышала каждое биение своего сердца. Моя милая Сестра умирает? Никто не может ей помочь? Это было страшным горем.

Через несколько дней всем объявили, что спасти принцессу невозможно. Но ей ничего не говорили. Как мне передавали поверенные, она и не думала о молитвах в столь страшный час. Всё кричала и звала кого-то. Думали, что она одержима. Провели обряд, но мальчик ничего не сказал. Я не могла жить, понимая, что Сестра повергает себя в круги ледяных или огненных адов, не читая молитв. Я презирала её. Как можно так держаться за жизнь! Да, ей не говорят о скорой смерти, но надо же понимать, что происходит! Как она может просто так лежать, и стонать, и плакать? Я проклинала тот день, когда узнала о её поездке, проклинала себя за то, что не остановила её, не отговорила идти к тому страшному демону.

Из-за Сестры у нас случилась ссора с мужем. Он ходил в трауре, оплакивая её смерть, хотя она была ещё жива. Я же посмела сказать, что не могу одобрять её поведение, ведь она не думает о следующем рождении и не молится.

— Женщине вашего круга не зазорно бояться смерти, — ответил муж, меряя комнату большими шагами. — Она всё же вам ближайшая подруга.

— Да, но из-за того, как она ведёт себя сейчас, я могу только презирать и проклинать её! — сказала я спокойным голосом, а в следующую минуту вскрикнула: Зойсайт схватил меня за косодэ и поднял в воздух.

— Как вы можете так говорить? Как вы можете проклинать самого близкого вам демона, когда он умирает? Вам ли не знать, что сёстринское проклятие очень действенное? Она была для вас всем. И она вас любила. А вы…

— Но супруг мой, — мне страшно было смотреть на него, — всё это правда. Как можно не заботиться о своей душе, о новом перерождении? Одно это портит всё хорошее, что было в жизни.

— Я не стану вас бить, — Зойсайт поставил меня на ноги. — Такая дурь не выбивается!

И он ушёл.

Зойсайт

Я знал эту болезнь, знал слишком хорошо. Я видел, как множество демонов умирали от неё. И при этом знал, что в моих силах спасти Принцессу Третью. У Джадента есть препарат, который прошёл испытания и был одобрен лично Королевой. Препарат, который мог вылечить болезнь. Но я не мог дать его умирающей: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы соседи узнали о прогрессе нашей науки. И я был вынужден подписать принцессе смертный приговор. Но как можно было так поступить? Почему она, забыв об опасности и позоре, побежала ночью к этому священнику? Мне вспомнился один наш давний разговор с Королевой и Кунсайтом, который касался христиан.

— Строительство церквей необходимо для распространения их религии, — говорил я Королеве, преклонив колено. — Иностранцы за это показывают нам мощнейшее современное оружие.

— Нельзя было этого допускать, — возразил Кунсайт. — Эта религия — страшная вещь, и единственное, чего мы добьёмся, это бунты, восстания и религиозные встряски.

— Наш народ не такой, как на западе, — ответила Королева. — Наша веротерпимость всем известна. Кунсайт, пока нам нельзя бороться с иностранцами. Мы слишком слабы, это невыгодно во всех отношениях.

— Да, понимаю, — Кунсайт смотрел сквозь Королеву. — Но надо быть очень осторожными в отношении этих демонов. У них слишком сладкие голоса. Мои личные юмы начинают преклоняться перед новой религией.

— Но это ведь новинка, — возразил я. — Народ падок на любое новшество.

— Я знаю, что христианство — опасная религия. Не беспокойся, Кунсайт, все верующие под моим личным присмотром, — ответила Королева. — Я сама займусь этим делом.

И Королева занялась. Как всегда, её действия были осмысленны и точны, но вот чудно, демоны действительно очень легко подпадали под очарование новой религии, а иностранцы начинали серьёзно влиять не только на торговлю, но и на внутреннюю и внешнюю политику нашей страны. В трудные времена они помогали нам даже деньгами. И вот совсем недавно вновь зашёл разговор о полном уничтожении иностранцев. Кажется, зря я был против. Кунсайт прав: если эта религия погубила невинную девочку, которая впервые услышала о ней, то сколько ещё жизней она погубит? Сколько ещё необузданных фанатиков окажется в нашей стране? Правда, что касается Хэоанской Империи, то нам даже лучше, если здесь начнётся религиозная война, ослабляющая государство. Но лично этому демону я отомщу за смерть моей родственницы.

Я упросил врача показать мне принцессу во сне, обещав, что устрою потом длительное очищение и воздержание. Сомнений не осталось: ужасное, непохожее на себя женское тело лежало передо мной. А я-то надеялся, что смерть Анджун будет последней, но нет, это оказалось только начало. Больше всего на свете мне хотелось хоть как-то помочь принцессе Третьей, но дать лекарство я не мог. К тому же теперь оно вряд ли поможет. Оставался только один способ показать ей свою преданность: наказать того демона, из-за которого она сейчас умирает. Но сперва… Сперва я решился на отчаянный шаг. Я слишком хорошо знал, как умирают от этой болезни, в каком страшном бреду мечутся демоны. Нельзя допустить, чтобы такое произошло с женщиной, которая доставила мне столько приятных минут.

Для выполнения плана нужна была только подходящая лунная ночь. Такую пришлось ждать довольно долго: несколько дней подряд непогода не прекращалась. Я уж начал подумывать, что такими темпами не успею и принцесса умрёт раньше. Но нет, всё же целебные отвары поддерживали в её хрупком тельце то, что относительно можно назвать жизнью.

Была ночь. Мы вместе с Ландыш как мышки крались к покоям принцессы. Она жила не в самом замке, а в пристройке, сооружённой в саду. Я не мог понять, почему умирающую не увезли из дворца, но, видимо, на то были свои причины. Мы старались ступать как можно тише, чтобы никто нас не обнаружил. Наконец подошли к порогу. Оставив Ландыш у входа и наказав не шуметь и, если что-то случится, спокойно возвращаться в свои комнаты, я вошёл в домик.

Глава 40

Зойсайт

Пробраться в покои к умирающей женщине оказалось, как ни странно, довольно легко. Усыпив стражников распылённым в воздухе порошком, я очутился на веранде, которая вела непосредственно в нечистое место. И почему принцессу оставили умирать именно здесь? Или считают, что ещё не всё потеряно и её можно спасти? Не понимаю таких надежд. Её болезнь известна с давних времён, и всем должно быть уже очевидно, что от неё нет спасения. Третья была мне добрым другом, но всё равно странно, что меня так трогает её мука. Быть может, потому, что я видел, как умирают от этой болезни прославленные воины? Видел страдания и перекошенные лица несчастных демонов. Люди… Быть может, в их мире уже нет никаких болезней, быть может, они избавлены от всех мук?

Я тихо подошёл к ширме, отделяющей умирающую от остальных домочадцев. Безрассудно было надеяться никого не встретить рядом с её постелью, но так и случилось: никто не читал даже молитв… Может, считают, что её состояние ещё не настолько ужасное, чтобы беспокоиться за жизнь? Я слышал тихое дыхание явно не спящего демона. Значит, ночная мука ей тоже ведома. Я тихо позвал:

— Принцесса Третья, Принцесса Третья, вы слышите меня?

Тело на той стороне ширмы зашевелилось, видимо, узнав голос. Слабое дыхание стало более прерывистым.

— Лорд Зойсайт, вы прямо здесь, это так…

— Не беспокойтесь, я не войду к вам в покои. У нас мало времени. Скажите, вы хорошо понимаете меня, вы в состоянии думать и понимать? — я говорил членораздельно, осознавая, что её разум может быть замутнен страданием и болью. Мне хотелось подойти ближе, но я не имел права, да и для той помощи, что намерен ей оказать, не нужно приближаться.

— Да, вполне, — её тихий голос едва долетал до меня. Как странно было слышать, что эта сильная женщина сейчас подчинилась боли и страху. Хотя сколько я видел таких, как она! Мужчины и женщины, к своему стыду, одинаково трепещут перед смертью и одинаково её боятся.

— Принцесса, мои новости для вас ужасны, — я решил говорить сразу, не растягивая неприятную процедуру, — ваша болезнь смертельна, я это точно знаю, так как встречался с ней не раз. Если вы не смогли побороть её в первое время, то теперь вас уже ничто не спасёт. Вы слышите меня?

Я замолчал, ожидая хоть какой-то реакции. И какого же было моё удивление, когда раздался истеричный шёпот раненого зверя:

— Я не хочу, я не хочу умирать, не хочу…

Эта реакция вызывала смешанное чувство жалости и брезгливости. Такие слова я ожидал бы услышать от своей жены, но не от этой девицы. Я думал о ней лучше.

— Принцесса, успокойтесь, — я старался предать своему голосу мягкие нотки. — Ваша смерть — это факт. Какие бы молитвы не читали, какие бы микстуры не давали, вы умрёте.

— Я не хочу умирать… — она не слышала меня. По-хорошему, надо бы ударить её, чтобы прекратился бред, но я не могу подойти ближе.

— Послушайте меня.

— Лорд Зойсайт, скажите, что это за болезнь? — её голос становился всё громче и истеричнее, что пугало меня. Не хватало ещё, чтобы проснулись стражники или целители.

— Она развивается из обычной простуды. Осложнение, но очень неприятное, — я набрал в лёгкие побольше воздуха, готовясь исполнить то, за чем явился в покои в столь поздний час. — Я пришёл не просто запугивать вас, а предлагаю вам быструю смерть. Мука может продлиться неделю или месяц, и никто помочь не сможет.

— Вы хотите заколоть меня? — раздался испуганный возглас.

— Нет, ни в коем случае. Я принёс яд. Вы просто заснёте. Без боли, без страданий. Выпейте — и всё.

— Я не хочу умирать… — вновь заладила она. Я уж думал, что ничего, кроме этого бреда, не услышу, но тут её голос вновь стал серьезным, если это слово вообще уместно в такое время. — Лорд Зойсайт, прошу вас, не отнимайте у меня оставшиеся нескольких дней жизни. Сестра права, это неправильно, но я боюсь смерти, я хочу пожить, пожить столько, сколько решат боги, и не отнимайте у меня последних дней, Лорд, прошу вас, только это… — её голос стал слабеть, но я не слышал слёз, хотя сейчас, казалось бы, самое время плакать.

— Вы не понимаете, на что соглашаетесь, — попытался я настоять на своём. — Это длительная мука, а я больше не смогу придти к вам. Давайте хотя бы оставлю яд, если вы почувствуете себя хуже…

— Нет, нет, не надо, — я удивлённо слушал. Как изменился её голос за эти несколько секунд. Спокойный и серьёзный, какой не присущ женщинам даже в обычной жизни. — Это моя жизнь и хочу дожить её до конца.

— Хорошо, — я понял, что уговаривать бессмысленно. А выполнить план «Б», то есть убить Третью вне зависимости от её согласия, мне казалось неправильным. Она вправе решать свою судьбу, вправе выбирать… многодневную пытку. — Может, могу что-то сделать для вас?

— Да, — она задумалась на несколько секунд, — пожалуйста, принесите мне цветов. Сейчас так дождливо и жарко, что я вынуждена томиться в помещении, поэтому принесите мне цветов из сада. Прошу вас.

— Хорошо, каких?

— Всех: цветы фудзи²⁸, лунную траву²⁹, зелёный лавр³⁰, забудь-траву, грусть-траву, хаги³¹, оминаэси³², бэнибану³³, дзэммай³⁴, цветы банановой пальмы…

Я понял, что её разум сильно замутнен болью, раз она просит принести цветов из трёх времен года. Но выполнить последнюю просьбу — моя обязанность. Выйдя в сад, я, не разбирая дороги, подошёл к закрытым на ночь цветам. Не глядя на сорта, набрал несколько десятков разноцветных бутонов. Нехорошо подавать букет просто так, надо бы перевязать верёвкой. Но её нет. Ладно, хотя бы так. Я распустил волосы, освобождая их от плена зелёной резинки. Пусть так. Я вернулся в комнату.

— Прошу вас, — я подал ей букет, сняв перчатки, не глядя за ширму. Наши пальцы соприкоснулись. Холодная, должно быть, очень бледная рука. Рука…

— Спасибо, Лорд, постараюсь вернуть вам резинку, — я слышал голос, но теперь он очень походил на умирающий.

— Не утруждайте себя. Но действие снотворного скоро кончится, мне надо идти. Может, вы всё же… — я говорил скорее для очистки совести, поскольку ответ знал заранее.

— Нет, я не хочу умирать.

— Тогда до встречи в венчике лотоса, мои молитвы будут устремлены к вам.

— Благодарю вас, Лорд, храни вас Аматэрасу, — показалось, или её голос дрожал?

— Надеюсь, что эти цветы не завянут…

— Это хайку, но, надеюсь, вы не оскорбитесь, — я склонил голову, хотя это было бессмысленное движение, ведь она не могла видеть моего смирения.

— Нет, Зойсайт, прощайте.

Принцесса закашлялась. Я тихо вышел, не попавшись никому на глаза. Больше я её никогда не видел.

>

Я шёл по коридору и чувствовал себя очень плохо. Рука… Мёртвая холодная рука. Я так давно не снимал перчаток, что уже забыл, что такое прикосновение к оголённой коже. Но её рука… Она была уже мёртвой: холодной и сдавшейся. Мне это что-то напоминало. Когда-то такое уже было. На пороге я встретил Ландыш и пошёл за ней, но в какой-то момент остановился, не зная, как идти. Меня трясло. Воспоминания… Всё то, чего у меня никогда не было. Я чувствовал, что сейчас что-то случится. Из последних сил посмотрел на подругу: она что-то говорила, но я не мог расслышать: я падал на землю, падал всё дальше и дальше…

Тут увидел собственное тело: оно сидело на веранде, а рядом с ним хлопотали Ландыш и Виноград, причём последнюю, похоже, только что подняли с постели. Значит, прошло время. Что же, Ландыш меня на руках дотащила до комнаты или телепортировалась? Я смотрел на девушек, которые пытались привести меня в сознание, щупали пульс, и чувствовал, что что-то происходит, что-то не так. Лишь спустя долгую минуту понял, что не так: я ведь смотрю на собственное тело, чего не может быть. На собственное тело? Но что это? Я закрыл глаза, а когда снова открыл, то увидел, что нахожусь уже не в своей комнате и не под землёй. Я в каком-то зале на земле. Большое, но не светлое помещение, люди, много людей самых разных возрастов. Среди них я узрел и себя. Только вот тогда мне, кажется, не было и шести лет. Причем меня настоящего никто не замечал. Я подошёл ближе, вслушиваясь в разговоры: ни один из них не был мне понятен. Рядом с моим двойником стояла молодая беременная женщина и ещё одна, несколько старше. Подле крутилась девочка на несколько лет старше меня. Если я правильно понимаю, где нахожусь, то второе дитя — это Эпидот, а вот кто же такие эти взрослые? Я смотрел, как мой уменьшенный двойник пытался залезть на ту женщину, что постарше.

— Зойсайт, нельзя приставать к сводной сестре! — строго сказала беременная.

— Но мама! — мой двойник капризно надул губки.

— Эпира, идите в детскую, вам здесь не место, — продолжила женщина.

— Не пойду, ведь все братья и сёстры здесь! — закричал двойник, вырываясь из мощного захвата сестры. — Вы же старше, скажите ей! — обратился он к женщине.

— Она твоя мать, ты должен её слушаться, — ответила та ласково.

— Что происходит? — подошёл мужчина, который, как казалось, был ещё старше женщин. — Я уведу детей и займусь ими, хорошо?

— Ура, ура, спасибо, брат!

Я стоял, чувствуя странный холод в той руке, которую держала Третья. Эта молодая женщина — та же, кого я… нет, не я, держал тогда, давно, за руку? А эти двое мои брат и сестра? Но они старше моей матери? Не успел я додумать мысль, как детей увели в комнату, а я оказался в другом месте, в комнате. Мой двойник, не старше, чем в тот раз, тихо крадётся к люльке, стоящей у входа. Женщина, видимо, няня, дремлет. Подойдя совсем близко, малыш встаёт на стул и заглядывает в люльку.

— Сестричка Араган, ты спишь? — шепчет он, трогая малышку.

Та тут же открывает глаза и начинает плакать. Просыпается няня.

— Что ты тут делаешь? Вот расскажу отцу, что ты к ребёнку лезешь, он тебя! — закричала женщина, пытаясь схватить моего двойника. Однако он пулей вылетел из комнаты.

Я оказался в другом месте. Сад. Я считаю до десяти и начинаю искать спрятавшихся сестёр. Облазав все кусты, так и не могу никого найти. Тут слышится колокольный звон.

— Братья и сёстры приехали! — кричит мой двойник, подбегая к калитке. С дерева слезают сёстры и тоже подходят ближе. Заходят несколько мужчин и женщин, все улыбаются.

Картинка сменяется вновь: комната, но уже совсем не похожая на те, предыдущие. Рядом окно: из окна видно… Нет, не небо, вернее, не настоящее небо, а то, что у нас небом называется. Всё плывёт перед глазами. Я смотрю и почти ничего не вижу, мне плохо. Но это не тот мальчик, это не Зойсайт.

Картинки стали мельтешить перед глазами: ни одна не задерживалась более, чем на несколько секунд. Я чувствовал, что задыхаюсь. То я видел себя от младенчества до юношества, то вновь оказывался в той странной комнатушке, где почти не было мебели. Никто меня не видел. Я не мог понять, что происходит и где нахожусь. Это мои воспоминания? Или прошлая жизнь? Я попытался сосредоточиться на одной картинке, дабы увидеть ещё что-нибудь хотя бы относительно внятно. В какой-то момент у меня получилось.

Опять комната… Хотя нет, скорее не комната, а кабинет. Вновь вижу себя, примерно десятилетнего. Рядом со мной стоит какой-то человек в чёрной… даже не знаю, одежда ли это, или доспехи? Ни лица, ни какой другой части тела не видно. Странный человек и вообще человек ли? Он гладит моего двойника по голове: тому ласка доставляет удовольствие. В мельтешащих воспоминаниях я уже видел чёрных существ, но только мельком. Кто он? Как был связан со мной? И почему на мне уже Генеральская форма? Во время семейных сцен её не было. Я следил за мужчиной и мальчиком, молясь, чтобы мой двойник не ушёл: если это воспоминания, то они кончаются тогда же, когда кончается память о том, что происходило. Подойдя ближе, я расслышал слова похвалы, адресованные моему двойнику: лицо мальчика просто лучилось радостью.

Тут чёрный на меня посмотрел… Да, я не видел его лица, но был уверен, что он меня видит. Странно, все остальные не могли. Да и понятно, я ведь лишь гость в прошлом, в том, чего давно нет. Он испытующе смотрел на меня, так что мне стало плохо. Я чувствовал, что он видит меня насквозь, причём в прямом смысле этого слова. Отстранившись от прильнувшего мальчика, он попросил его уйти. Я думал, что сейчас всё исчезнет, но нет, ничто не изменилось. Чёрный всё так же смотрел на меня.

— Вы видите? — несмело спросил я, хотя понимал, что, скорее всего, он меня, если уж и видит, то точно не слышит.

— И вижу, и слышу, — ответил он с неохотой. — Ты тоже понимаешь только произнесённую речь?

«Что вы имеете в виду?» — собирался я спросить, но он опередил меня:

— Я имею в виду, что ты не способен к мыслеобмену, как существа высшего порядка…

Я попытался вставить слово, но он вновь опередил меня.

— Нет, я не о телепатии, а о возможности смотреть мысли. Не умеешь? Жаль.

Я вновь хотел ответить, но мне не дали.

— Тебе обязательно надо проговаривать свой вопрос или согласишься слушать сразу ответ?

— Лучше вести диалог, — мне, наконец, удалось вставить хоть слово.

— Хорошо, — незнакомец знаком подозвал меня поближе. — Ты очень похож на моего подопечного, но при этом им не являешься… Странно, что твоя сущность не открыта передо мной, а смазана, причём так, что ни один орган чувств не может дать ясной картины.

— Кто вы? — спросил я немедленно.

— Один из тех, кто когда-то дал тебе силу, кто развил твой талант полумага. Вернее, не твой, а того, кем ты был раньше.

— Ничего не понимаю, — прошептал я, подходя почти вплотную. — Какой сейчас год? Вы существо высшего порядка? Как такое возможно?

— Год 982-й, если тебе интересно. Я, да, являюсь существом высшего порядка, у меня даже тела как такового нет. Просто раз уж сейчас таким, как я, приходится иметь дело с государством людеподобных, мы предпочитаем носить одежду, которая делает нас оформленными. Также с вами приходится говорить и слушать, что вы говорите.

— Но если вы существо высшего порядка, то, значит, вы не видите? — оторопело спросил я, пожирая глазами странное создание. Оно было моим учителем? Да ему пальцем стоит пошевельнуть, и меня больше не будет не то что в этом месте, а в этом мире. Я попытался просмотреть его ауру, но упёрся в пустоту. Невероятно, но сидящий передо мной не принадлежал нашему миру… Но это уж точно невозможно! Мне становилось не по себе от одной мысли, что я нахожусь рядом с такой невероятной сущностью.

— Зрения у нас нет, но вот чувств в несколько раз больше, чем у таких, как ты, — чёрный не смотрел на меня, но я чувствовал, что он пока позволяет щупать себя ментальным взглядом. Кажется, моя робость его веселит, он будто насмехается над моими попытками узнать что-то о нём. — Я вижу сразу всё, что составляет душу, чувства, мысли существа, что рядом со мной. Но ты очень странен, и напрямую не вижу твоей души. Ты ведь из будущего?

— Да, причём из далёкого. Но не знаю, как попал сюда. Раз уж я здесь, вы можете рассказать мне, кто я? — странно, но страха я не испытывал, скорее любопытство и гордость. О, если бы Кунсайт был рядом со мной!

— Что? — чёрный удивился. — Так ты проделал столько операций ради того, чтобы вернуть воспоминания?

— У меня их нет с момента великой битвы. Тогда Металлия сделала из нас асуров, вселив демонов. Но я не понимаю, ни кто я, ни что было раньше. Если вы знаете, расскажите, — я и сам не знал, откуда вдруг взялась такая решительность.

— Могу посмотреть твою душу, разобраться в ней, тогда скажу, — чёрный упёрся в меня взглядом. Я не понимал, что происходит, и был настолько смущён происходящим, что не знал, что делать и о чём спрашивать. Я ведь получил возможность всё узнать! О, если бы я знал заранее, чем всё кончится, то придушил бы принцессу Третью, а не подавал бы ей руки. Но что поделать: смертным будущего знать не дано.

— То, что произошло с тобой позже, я не знаю, — ответил чёрный спустя долгую минуту, — и не могу знать, ибо это будет в будущем. Ты говоришь, судя по всему, о катастрофе, ну да такие, как мы, переживем почти любую катастрофу. Что до твоего прошлого, то я знаком с тобой, Нефритом и Джедайтом последние года два, что вы живёте и учитесь на этом полуострове. Его величество попросил нас подготовить идеальных телохранителей своему сыну. Мы потратили много времени, чтобы найти полумагов с такими зачатками силы, как у вас, а, обнаружив, забрали вас от родных, и теперь вы живёте здесь.

— Вы говорите о троих, а как же Кунсайт?

— Мне незнакомо это имя.

— Как так? — удивился я. — Он такой же, как и мы.

— Я его не знаю, — ответил чёрный. — А вот что до тебя сегодняшнего… Я тебе вот что скажу: к моменту начала войны тебе будет двадцать три, а сейчас тринадцать. Твоя память поведала мне о грядущем. Твоё мастерство к тому времени достигнет предела: ты сможешь повелевать землёй. Одно твоё желание, и какой-нибудь город сгорит или начнётся землетрясение — таким ты станешь через несколько лет, но в будущем твоя сила уменьшится. Сейчас ты черпаешь свою силу из… хотя, нет, не буду говорить, из чего, а в будущем под землёй будешь перерабатывать жизненную энергию, причём не самостоятельно, а с помощью Металлии. У тебя железные нервы, ты наслаждаешься мучениями других, но в будущем кровожадность исчезнет. В твоих глазах ярким пламенем горит цоизит, и этот камень, прикасаясь к тебе, может лечить телесные раны. Но в будущем твои глаза потухнут, а камень больше не будет помогать тебе. В твоих венах течет красная человеческая кровь, но станешь ты зеленокровным.

— Мы стали асурами, — прошептал я.

— Ты не асур, — отозвался чёрный, — тебе ли не знать, что, не умерев, нельзя родиться в новом обличии. Тебе ли не знать, что в глазах асуров горит истинный камень, тебе ли не знать, что тела асуров устроены так, что магическая и жизненная энергия хранятся вместе.

Я смотрел на него с ужасом.

— Но тогда кто я? — тихо спросил я.

— Ты химера, — спокойно ответил мой собеседник.

Я стоял как громом поражённый. Химера… Но как…

— Металлия, конечно, не бог, но, как ты выражаешься, существо высшего порядка, только не такая, как мы. Она, видимо, решила набрать себе верных и сильных слуг и сделать их великими, но подвластными себе. Во время своего путешествия ты же видел не только своё прошлое, но и ещё что-то. Это прошлое детёныша низшего асура — юмы, умирающего детёныша. Обычно химер создают, соединяя тела разных существ, но оставляя одну душу и один мозг, у тебя же тело человека, но сплетены в комок две души. Умирающая душа едва родившегося ребёнка дала телу почти всё, но всё же не всё: она дала зелёную кровь, но не дала магической силы. Полумаги твоего уровня впитывают свою силу со специфической едой, асуры же вырабатывают её сами. Твоё тело стало совершенным в плане физического развития, твой мозг стал как бы двуликим, но из-за этого ты помолодел, разрушилась психика, исчезли те великие силы, которыми ты владел ранее. Зато Металлия получила идеальных подчинённых. Не знаю, что стало с Нефритом и Джедайтом, но, уверен, они тоже поплатились за преобразование. Да, ты больше похож на асура, тебя даже любой примет за асура, но если разложить тебя на составляющие, то видно, что ты такое на самом деле. А ведь когда-то Нефрит мог повелевать небом, а Джедайт всеми тонкими материями. Мы дали вам, людям, магическую силу, развив способности, заложенные в вас природой, до несравненных высот. Но есть некоторое условие, которое надо выполнять, чтобы сила осталась: есть нужно только определённую пищу. Мы даём вам силу совсем не таким путём, каким её получают ваши сверстники: мы работаем не с телом, но с мозгом и рефлексами, обучая в первую очередь их. Правда, подобное обучение может вылиться в непомерную жестокость души и пристрастие ко всяческого рода земным благам и разврату, но в плане магии вы будете идеальными. Сейчас же ты стал очень интересной личностью. Включён механизм осознания: если тебе нужно принимать важное решение, то начинает работать та часть мозга, которую Металлия взяла у Зойсайта, а он, видимо, будет неплохим стратегом. Ты очень интересное существо, хотя, возможно, не способное к размножению. Но смотреть на тебя очень приятно, совершенная химера.

— Химера, — прошептал я зачарованно.

— Поэтому тебе и не следовало узнавать о прошлом. Воспоминания твои заблокированы потому, что две души слились в одну, но они могут начать отторгать друг друга, что у тебя уже и происходит. Я могу вернуть твою душу в тот мир, откуда ты пришёл. Но я не могу сделать так, чтобы процесс пошёл обратно. Через несколько лет твоя душа распадётся.

— Но ведь у меня одно тело, — возразил я, вспоминая все виденные мною иллюстрации, изображающие страшных монстров химер. Вот ведь, хотел увидеть магическое существо… Оказывается, сам им являюсь! Но я ведь совсем не такой, как монстры.

— Я не знаю, что с тобой будет. Процесс медленно идёт. Возможно, если бы можно было убить твоё тело, то души бы слились вновь, но точно не знаю. Ты совершенная химера. Если бы ты не начал копаться в себе, то никто никогда не узнал бы о тебе правды, а теперь… Разложение душ тебе обеспечено, а с ним и много неприятностей.

— Но что мне делать? — я в отчаянии посмотрел на него. — Как это остановить?

— Это нельзя остановить. Когда души совсем расстанутся, твоё тело может не выдержать. Возможно, это доведёт тебя до самоубийства. Но, скорее, до сумасшествия: потому как, разъединившись, души будут драться за власть над телом. Договориться с ними ты не сможешь: у тебя нет нужного органа чувств, чтобы общаться с ними. Возможно, более сильная душа Зойсайта просто убьёт более слабую, но что случится тогда… Я никогда не думал, что какому-нибудь существу высшего порядка придёт в голову создавать духовных химер. Это неоправданно и опасно. Однако же вот, пришло, и я даже вижу результат. Химера, прожившая почти восемьсот лет. Тебя мастерски сделали, но все твои слабости — это ошибки в преобразовании. Хотелось бы мне посмотреть на других бывших учеников. Скорее всего, у них тоже слабая и расстроенная психика. Помочь же тебе я могу только одним, — он подал мне непонятно откуда взявшийся свёрток. — Когда почувствуешь, что что-то происходит или изменяется, съешь немного того, что здесь лежит. Это то, что когда-то сделало вас троих сильнейшими существами этого мира. Не спрашивай, что это, и не смотри. В остальное время ты питаешься тем, что более полезно душе юмы. Но если иногда будешь подкармливать свою… истинную душу человека, то сможешь держать обеих под контролем. Об одном прошу: не смотри, что ты ешь, просто глотай, прожевать это ты не сможешь. И знай, это отсрочит, но не спасёт тебя. Я просто не могу сказать, когда души окончательно отринут друг друга.

— Спасибо, — я принял свёрток. — Вы вернёте меня домой?

— Да. Прощай, Зойсайт…

Я открыл глаза и увидел перед собой Ландыш.

Глава 41

Зойсайт

С того памятного видения не прошло и недели. Я не имел понятия, долго ли ещё смогу прожить, поэтому примирение с Кунсайтом казалось мне первостепенной задачей. Отослать письмо, конечно, легко, но ответит ли он? Да и приехать может быть гораздо сложнее, чем я думаю. Эти мысли занимали моё сознание все дни напролёт. Стыдно признаться, но меня очень напугало видение, и ещё больше напугал приговор: раздвоение души. Казалось, что и правда чувствую, как во мне живут двое, хотя, скорее всего, это было только больное воображение и ничего более. Я не хотел такого. Я не хотел сходить с ума. Когда впервые почувствовал, что души могут разойтись, то выполнил приказ чёрного: съел кусочек того, что лежало в свёртке. Ел с закрытыми глазами. Нечто было замороженным, поэтому пришлось проглотить. Наверное, показалось, что во рту остался мерзкий привкус крови. Души успокоились не сразу, прошёл почти час, но потом я вновь ощутил гармонию. Это событие произошло через три дня после возвращения.

Друзья старались всячески поддержать меня. Я не стал скрывать от растительных юм случившееся, но они не могли по-настоящему помочь. Ландыш предлагала рассказать обо всём остальным, Виноград только хмурила брови. Я взял с них слово, что они никогда, даже в случае моей смерти, не скажут ни о чём Кунсайту и другим демонам. Нельзя ему знать о таком, он ведь не химера. Но кто он? Этот вопрос волновал меня всё больше: какую роль он играл в прошлом? Мои воспоминания, пока отрывочные, не давали никакой информации касательно его персоны. Воспоминания… Они не были моими. Те поступки, которые были совершены, я бы никогда не совершил сейчас. Я мог только проклинать себя за всё то, что произошло. Понимал, что своими действиями предал Тёмное Королевство. Меня ждёт либо смерть, либо безумие, а я ведь не располагаю своей жизнью и не имею права так транжирить силу, данную мне. Ясно было, что Кунсайт возненавидит меня, если узнает обо всём. Или же ему будет жаль меня. Или же разочарую его. В любом случае, что бы ни случилось, помочь мне он не сможет, если уж тот чёрный не смог. Поэтому я и решил, что о моём страшном преступлении он не узнает никогда.

Я просил Ландыш и Виноград о помощи: если они увидят, что со мной происходит что-то неладное, пусть любым способом заставляют меня съесть кусочек того, что лежит в пакете. Мне пришлось показать им содержимое. На лице Ландыш застыла гримаса сострадания, на лице Виноград — удивления. Они хором заявили, что я не должен этого видеть. Ну что ж, пусть так. Пока меня беспокоит только одно примирение с Кунсайтом. Я не уверен, что доживу до того счастливого момента, когда он решит посетить меня и спросить о хинди. Нужно увидеть его сейчас. Для этого я два дня назад послал письмо, вымаливая встречу, хотя и понимал, что сама просьба может привести его в недоумение и гнев: мне ли не знать, как он занят и что у него нет времени разъезжать по другим государствам.

Я ходил из угла в угол, чувствуя колоссальное нервное напряжение. Встретиться с учителем и ничем себя не выдать практически невозможно, но необходимо. Я настолько задумался, что чуть не споткнулся о резко появившийся прямо на полу свиток. Странно, откуда он? Развернув его, я увидел всего несколько иероглифов: «Если хочешь меня видеть, приезжай завтра на границу». И всё, даже подписи нет. Хотя, учитывая почерк моего благодетеля, можно её и не ставить: никто никогда не сможет вывести такие правильные знаки. Но он говорит «завтра». То есть мне надо срочно отправляться в путь. Думаю, это будет несложно. Из дворца меня выпустят, я же ухожу недалеко, только до границы. Хотя из-за народных волнений могут и не выпустить. Ладно, сделаем проще.

Я дождался ночи и, сказав друзьям о встрече, выбрался за стены замка. Был дождь. Жаркая летняя луна освещала мне путь по главной дороге. Я летел по ней, старясь не шуметь, надеясь увидеть наставника. Радовало, что полёт пока не запретили. Завидев вдалеке каких-то демонов, я поднялся выше, срезая все возможные повороты. Граница всегда была небезопасным местом, да к тому же охраняемым, ну да с моими-то магическими способностями пройти её не составило труда.

Я увидел свиту Первого Лорда в одном из маленьких домиков, расположившихся неподалёку. Странно, что никого из моих знакомых нет, ну да неважно. Я ещё раз проверил все заклинания и приземлился прямо во дворе. Меня сразу же поприветствовали, видимо, были предупреждены о моём появлении. Я поздоровался, пытаясь понять, кто из юм кто: я так давно не был дома, что из памяти начинают стираться лица.

Один из воинов вызвался проводить меня прямо в покои Лорда Кунсайта. Я лишь кивнул и последовал за ним, осматриваясь: здесь совсем мало демонов. Интересно, куда Лорд Кунсайт направляется: если в Хэоанскую Империю, то зачем было назначать мне встречу на границе?

— Зойсайт, Аматэрасу с тобой!

Я обернулся: из темноты ко мне вышла девушка.

— Очень рада тебя видеть.

— Бальзамин! — я едва удержался, чтобы не заключить её в объятия. — Живая всё-таки, а мы так волновались за тебя.

— Ну что со мной может случиться, — она подошла ближе, отсылая моего проводника. — Как вы все? Я давно не получала от вас вестей.

— Прости меня, — я преклонил перед ней колено. — Я виноват перед тобой. Из-за меня твоя жизнь была в опасности.

— Да ничего. Встань, пожалуйста, — она сама подняла меня. — Что ты, я не сержусь. Я всё думала, как вы волнуетесь за меня, ведь не могла долгое время послать письма. Меня это очень тяготило. Но расскажи, как вы?

— Всё прекрасно и ничего особенного не произошло, — я весело смотрел на подругу. — Даже не знаю, что рассказывать, никаких ярких событий не было. Хотя… Недавно умерла Принцесса Третья — может, помнишь, сестра моей жены.

— Честно говоря, я не была с ней знакома, — ответила Бальзамин. — Но понимаю, ты жаждешь увидеть Лорда Кунсайта, так что не буду отвлекать. Завтра поговорим, ты же останешься в лагере? Или сегодня же уедешь?

— Бальзамин, — рассмеялся я, — ты забыла, что когда я рядом с Кунсайтом, то ничего сам не решаю? Если он захочет, то прогонит меня через пять минут, а не захочет — так ещё неделю не вернусь во дворец. Благо Ландыш прекрасно умеет запудривать всем мозги. Но честно, вот уж не ожидал тебя увидеть. Если бы знал, что ты здесь, мы бы приехали втроём. Остальные очень переживают за тебя.

— Как непривычно вновь слышать от тебя слова покорности, — Бальзамин подвела меня к дому. — Я совсем забыла, что ты подчиняешься Кунсайту. Но, честно говоря, не думаю, что он быстро отпустит тебя. Скажу по секрету, он сам хотел встретиться с тобой.

— А как он, сильно бушевал, когда забрал тебя? — задал я самый важный вопрос. — Он угрожал тебе?

— Да что ты, Зойсайт, мне ли рассказывать тебе, как обычно ведёт себя Кунсайт. Ничего не было, всё так, будто ты попросил меня встать под его начало. Никаких неудобств я не испытывала. Но, честно скажу, только не обижайся, мне очень понравилось то место, куда он отправил меня. Прости, наверное, сыплю соль на рану, но жить во дворце всё же безумно скучно. А так я вновь почувствовала вкус к жизни. Но не буду тебя больше отвлекать. Иди к нему. Завтра поговорим. Пока.

И она ушла. Я долго смотрел ей вслед. Радостное чувство спокойствия разлилось в моей душе. Теперь мне не было страшно. Понятно, что Кунсайт, скорее всего, будет ругать меня за необдуманный поступок просить его о встрече, да ещё и напомнит о хинди, но меня уже ничто не пугало. Главное, что Бальзамин жива. Я поднялся в комнату и вошёл, не спрашивая разрешения. Всё равно он прекрасно знает, что я простоял всё это время рядом с домом в компании юмы, так что и предупреждать не стоит. Он сидел, спокойно глядя на меня в упор, явно без гнева.

— Приветствую вас, — я склонился.

— Я тоже рад тебя видеть. Иди сюда, — Кунсайт указал на место подле себя.

Я замялся, всё-таки неожиданно было сразу услышать такое.

— Мой Лорд, знаю, что вы всё ещё злитесь на меня, и знаю, что ваш следующий приезд станет для меня расплатой.

— Я не сержусь на тебя. И не надо оправдываться, пожалуйста. Проходи, — Кунсайт вновь пригласил меня подойти ближе. Пришлось подчиниться.

— А Вы не сердитесь? — переспросил я.

— У меня есть гораздо более важные дела, чем банальный гнев, — просто ответил он. — Это тебе нечего делать, а меня, когда я уезжал от тебя, ждали серьёзные проблемы. Я тебя не трону, если ты вдруг этого боишься.

— Благодарю вас, — я припал к его руке. Он лишь усмехнулся, притягивая меня ближе к себе, укладывая на колени.

— Тебе приятно приносить радость: ты бурно на неё реагируешь, — задумчиво произнёс он, поглаживая меня по голове. — Но зачем ты так хотел видеть меня? Что-то случилось или чувствуешь стыд?

— Хочу извиниться, — ответил я покорно, — за то, что произошло. И не думал, что вы так встретите меня.

— Мы не дома, чтобы мне устраивать тебе долгие разбирательства. Да и слишком редко видимся, чтобы превращать каждую встречу в изощрённую форму допроса. Не тебе одному неприятно произошедшее в монастыре, ну да не будем об этом, хорошо?

Я не мог понять Кунсайта. Никаких разборок, никаких обвинений, наоборот, он явно пытается сделать всё, чтобы я почувствовал себя комфортно и в близком кругу. На мгновение показалось, что мы находимся дома, в Тёмном Королевстве, в его покоях. Но только на мгновение. Родной дом, как же давно я тебя не видел. Тоска по родине едва не хуже, чем тоска по учителю. Ведь Кунсайт пишет, Кунсайт приезжает, а дом с места не сдвинется. И хотя сейчас мы находимся почти на территории Тёмного Королевства, я не чувствую домашнего уюта.

— Ты встретил Бальзамин? — спросил Лорд.

— Да. Спасибо, что ничего с ней не сделали, — ответил я, прижимаясь сильнее к нему.

— Не сжимай так сильно, пожалуйста, — попросил Кунсайт, — а то задушишь: у тебя очень крепкая хватка и неистовый характер, Зой. Но меня удивляет твоё предположение, что я мог ей что-то сделать.

— Вы властны и надо мной, и над ней, — произнёс я покорно.

— Не полагал, что ты думаешь обо мне так плохо, — сказал он несколько разочарованно.

— После того наказания… — я не закончил, прикусив язык: Кунсайт же просил не заводить разговор про ссору.

— Наказания? Я тебя тогда не наказывал, — послышался престранный ответ.

— В смысле? — я на мгновение поднял голову, столкнулся со светлым взором и отпрянул. — Вы тогда…

— … не сделал тебе ничего плохого. Какое из моих действий ты воспринял как наказание?

— Ээээ, — я не помнил точно всего, что произошло. — Тот бой.

— Я лишь поверг тебя наземь, но не бил, лишь проверил, что ты продолжаешь терять форму.

— А хинди?

— Кто-то должен осваивать человеческие языки, так почему бы не ты, которому делать нечего?

— Только поэтому? — я смотрел непонимающе.

— Да, только поэтому. Просто под страхом моего гнева ты значительно больше времени потратишь на его изучение, чем если бы я просто попросил тебя, — Кунсайт попытался поднять моё лицо, но я вывернулся.

— Вы не доверяете мне? — спросил я обиженно, продолжая бороться с его руками.

— Я тебя слишком хорошо знаю, — усмехнулся учитель, всё же заставляя меня смотреть в его глаза.

— Пустите, пожалуйста. Я ничего не сделал.

— Я не причиню тебе боли. Лишь хочу хоть иногда видеть твоё лицо.

— Вы знаете, что давний страх не позволит мне смотреть вам в глаза, — я старался хоть как-то отвести взор, чувствуя себя в кольце его рук, словно в клетке.

— Это неправда, — утвердительным тоном произнес Кунсайт.

— Что неправда?

— Зойсайт, прекрати вырываться, пожалуйста. Ты прекрасно знаешь, когда я хочу провести операции, которые ты так ненавидишь. И более того, ты прекрасно знаешь, что, если захочу это сделать, тебя ничто не спасёт, будешь ты вырываться, не будешь.

— Именно это я и ненавижу! — воскликнул я, глядя в его лицо, но не в глаза.

— Что?

— Ощущение полного бессилия. Вы настолько сильнее, что в любой момент можете схватить, скрутить, сломать меня, а я ничего не смогу сделать. Или же просто прикуёте… Какую бы пытку вы ни захотели сделать, я ничего не смогу вам противопоставить. Я имею право лишь просить и умолять, а вам будет приятно смотреть на моё унижение!

— Ты начинаешь с разумных мыслей, а кончаешь чуть ли не истерикой, — Кунсайту всё же надоело заставлять меня, и он опустил руку. — Пойми одну простую вещь: я хочу хоть иногда видеть лицо того, кого назвал своим сыном. То, что ты постоянно его прячешь, страшно неудобно. Что же касается моего над тобой всевластия, это факт, который не вызывает сомнений. Но о каких пытках ты говоришь? Я никогда не пытал тебя и никогда не буду.

— Знаю, в этом я уверен. Просто использую это слово в переносном значении. Я помню, как тогда, давно, вы выворачивали мне руки. Обычно это происходило практически мгновенно, но, когда вы фиксировали захват и то увеличивали, то уменьшали его, это была худшая мука.

— Из-за боли, унижения или бессилия? — переспросил Кунсайт с явным интересом.

— Бессилия. Когда вы держите руку и я понимаю, что одно ваше неосторожное движение — и сустав вывихнется, а я ничего не смогу сделать… Вы ведь тогда издевались, начинали говорить что-то. Можно подумать, будто я мог слышать.

— Ты это воспринимал как издевательства? — удивился Кунсайт. — Не знал. Смысл действа был в том, чтобы хоть как-то отвлечь тебя от боли и приучить к ней, только и всего. А что до издевательств, то этого не было никогда: ни в первые сто лет, ни позже, не люблю развлечения подобного рода.

— А что, вам не приятно допрашивать меня, видеть мой испуг, видеть, как шарахаюсь от каждого вашего движения? Вас это не забавляет? — я переходил на крик, смутно понимая, что разговор уходит совсем не в мирное русло.

— Игры кошки с мышкой мне никогда не были интересны, — ответил Кунсайт. — Я всегда пытаюсь разобраться, что происходит, а ты обычно молчишь, что воистину глупо. А уж то, что ты шарахаешься от моих рук, говорит только о полном недоверии. Я обещал, что не ударю, и в обычной жизни не являюсь для тебя врагом. Но стоит начаться…

— … допросу, и я шарахаюсь от вас, как прежде? — перебил я его. — И вас это удивляет? Я лишь пытаюсь защититься.

— От чего? — просто спросил Кунсайт.

Я несколько оторопел от такого вопроса.

— Что?

— От чего ты пытаешься защититься, зная, что я тебя не трону?

— У вас прекрасная фантазия, — ответил я. — Вам не обязательно заниматься рукоприкладством, чтобы замучить меня.

Кунсайт засмеялся. Я не мог понять, чему он смеётся таким добрым и безопасным смехом.

— Послушать тебя, так ты меня садистом считаешь, — наконец выговорил он. — Да ещё и слова такие используешь: «пытки», «допросы», «мучения», будто сам не понимаешь, что мог бы избежать всего этого.

— Каким образом? — заинтересовано спросил я.

— Разговаривая, — ответил Кунсайт одним словом.

— Что вы имеете в виду?

— Не говоря о том, что ты никогда не пытаешься сам сознаться, если в чём-то виноват, ты же ещё и, когда я сам узнаю что-то и прямо спрашиваю, запираешься и молчишь. Я не могу построить с тобой конструктивного диалога, от того и все проблемы. Если из тебя приходится каждое слово вынимать клещами, то разговор действительно становится похожим на допрос. Но я этого не желаю. Однако пока убедить тебя в том, чтобы ты говорил мне о чём-то сам, невозможно, хотя и не понимаю, почему.

— Чего не понимаете? — переспросил я. — Ваша немилость для меня сродни гибели. Я слишком боюсь…

— … наказания?

— Не только. Больший страх вызывает не то, что вы сделаете, а то, что подумаете обо мне. То, что вы будете думать обо мне дурно, что разочаруетесь во мне.

— Но от этого только хуже тебе, не так ли? — спросил Кунсайт. — Неужели ты не понимаешь, что, если виноват в чём-либо, всё равно рано или поздно понесёшь наказание, не от меня, так от других. Стоит ли выигранное время потраченных нервов и страха ожидания? Взять хотя бы убийство Юми. Ты совершил тяжкое преступление, устроив дуэль во дворце светлейшего императора. Ты убил мою подчинённую. Я понимаю, что второе действо произошло случайно.

— Вы бы не поверили, если бы я сказал вам об этом, — ответил я.

— Я чувствую ложь, потому понял бы. Но, вместо того, чтобы написать мне обо всём, ты подставляешь Нефрита, воруешь печать, а позже подкупаешь одного из моих приближённых. Но разве этим ты спас себя?

— Всегда есть вероятность, что спасу, — продолжил я гнуть свою линию, понимая, что, раскрывая свои карты, даю наставнику лишние козыри.

— Для тебя нет, — твёрдо ответил Кунсайт. — Ты слишком боишься и совершаешь множество ошибок. Малейший проступок, как снежный ком, обрастает другими, в результате происходят действительно страшные преступления. Пока мы жили в Тёмном Королевстве, мне довольно быстро удавалось всё понять и расспросить тебя, но теперь мы видимся редко. И вот в результате одна из немногочисленных встреч была превращена в кошмар для нас обоих, а не принесла радость. Разве это стоило того? Объясни, не легче ли было тебе написать правду?

— Чтобы вы приехали и расправились со мной? — спросил я.

— Поверь, у меня нет времени на разборки с тобой. Тебе ничего не грозило, — ответил Кунсайт.

— Вы спрашиваете, почему никогда ничего не говорю на допросах, — продолжил я, стараясь уйти от того вопроса, ответа на который не знал. — Так, если я что-то говорю, это используется против меня. Все факты будут скомпонованы, чтобы обрушиться на меня с новой силой, и только. Поэтому я и избрал тактику молчания, она может защитить меня.

— Даже видя, что я могу прийти к ложным выводам? — удивился Кунсайт. — Тебе ли не знать, что бывало и такое, что из-за твоего молчания я понимал ситуацию превратно, и тебе доставалось ни за что. Бывали ситуации, когда ты был невиновен и когда моя ошибка…

— Вы не можете ошибаться, — твердо ответил я. — Если вы хотите расправиться со мной, значит, я заслужил это. Вы не можете ошибаться.

— Могу, Зойсайт, — Кунсайт тяжело вздохнул: не раз он уже пытался убедить меня в своей возможной неправоте, но ему никогда не удавалось.

— Нет, — я обвил руками его шею, — не говорите так, вы мой бог. Если вы считаете меня в чём-либо виноватым, значит, это так.

— Зачем тебе эта уверенность, она ведь неправильна? — удивился Кунсайт. — Ты не чувствуешь разницы между тем, когда тебя бьют за дело и когда нет?

— Конечно, не чувствую, — ответил я, прижимаясь к нему сильнее. — Мне нет дела, заслуженная боль или нет, она всегда одинаковая. Рецепторы реагируют абсолютно идентично.

— Рецепторы-то идентично, но сознание должно же видеть несправедливость, — Кунсайт отцепил меня от себя, вновь положив к себе на колени.

— Я одинаково реагирую. Честно говоря, единственная мысль, которая меня занимает, — «когда всё это кончится?». И меня не интересует, за дело вы меня мучаете или нет. Если вы посчитали, что я этого достоин, значит, так и есть.

— Зой, — Кунсайт мягко поглаживал меня по голове, — объясни, ради всего святого, зачем тебе это? В чём смысл такой позиции?

— Вы не можете ошибаться, вы мой бог. Если я допущу хоть какую-то дурную мысль, то могу возжелать свободы.

— Ты уже её желаешь, — подтвердил Кунсайт.

— Не говорите так, прошу вас, — я судорожно вцепился в его руку. — Я признаю все свои ошибки, осознаю и понимаю своё жутчайшее поведение в монастыре, и готов понести любое наказание за то, что тогда произошло. Я в ваших руках. И мне нет прощения за то, что я тогда наговорил.

— Одна из твоих самых странных черт характера, — продолжил Кунсайт, не пытаясь вырвать руку из моего цепкого захвата. — Обычно ты забиваешься в угол от попытки дать тебе пощёчину и говоришь, что боли, исходящей от меня, панически боишься. Но если вдруг осознаёшь тяжесть провинности, то сам молишь о наказании. Понять это довольно трудно. Как и то, зачем ты сейчас просишь меня об этом. Через несколько часов ты уйдёшь отсюда. Неужели тебе будет приятно, если за небольшое время встречи учиню над тобой расправу?

— Я порой вспоминаю о чести и совести, — смиренно ответил я. — И помню, как недостойно вёл себя тогда, как хамил вам и не слушался. Я думал о вас дурно. Мне неприятно жить с этим, и жалею, что вы не остановили меня тогда.

— В этом не было смысла, — ответил Кунсайт. — Ты бы обиделся и продолжил бунтовать. Мне хотелось достигнуть твоего сознания, как вижу, сделать это удалось. Но ты действительно желаешь превратить нашу встречу в расправу?

— Я осознаю всю свою греховность и хочу, чтобы вы простили меня за тот… за тот бунт, поэтому готов принять любое наказание.

— Даже если это будет плеть? — поинтересовался Кунсайт.

Я вздрогнул. Плеть… То, чего я боялся больше всего в жизни. Боль, которую я никогда не испытывал. Отчётливо вспомнился тот давний день. То занятие, когда он поднял на меня руку. Тот ужас, который я испытал, когда осознал, что сейчас будет. Та низость, когда пал к его ногам с криком «не бейте». Я всё ждал, что меня вот-вот коснётся эта жуткая змея, но ничего не произошло. Мольбы о пощаде. Я знал, что это моё самое мощное оружие. Любое наказание можно прекратить, моля о пощаде. Но я никогда не прибегал к такому методу, насколько бы плохо мне ни было. Слишком большое унижение — валяться у кого-то в ногах. Но сейчас… Сейчас я не имел права отступать: сам ведь напросился.

— Я всё стерплю. Даже если вы забьёте меня до смерти, — ответил я и был очень рад, что учитель не заставил меня смотреть ему в глаза: если голос ещё могу контролировать, то взгляд — нет, он бы прочитал все эмоции.

— Вот только до смерти мне тебя забивать и не хватало, — засмеялся Кунсайт. — Ну ладно, раздевайся.

Я не сразу понял, что это была команда. Вот так, сразу? Не думал, что он и в самом деле так быстро исполнит мою просьбу. Я встал. Неприятное ощущение подготовки к пытке. Я слишком боялся этой боли, чтобы сейчас добровольно идти к ней. Ненавижу чувство добровольного восхождения на эшафот. В этом есть что-то неправильное. Если бы он приковал к полу, разорвал одежду, мне было бы легче, ну да это неважно. Я попытался вспомнить тот сон, когда Кунсайт бил меня. Неужто он был вещим? Но что же это была за боль? Я совсем её не помнил. Страх и неизвестность мучили меня, мешая показывать деланное самообладание. Форма пала на пол и отползла куда-то в угол.

— Ляг, — Кунсайт указал на постель. Я и не заметил, как она появилась. Странно. Пришлось подчиниться, хотя идти, повернувшись спиной к нему, страшно не хотелось. Казалось, что он в любой момент нападёт и неожиданно ударит. Страх и напряжение витали в воздухе. Я спокойно лёг, наблюдая за ним. Он встал, подошёл ко мне почти вплотную. Я приготовился к худшему

— Уже час Собаки, спи, — сказал он спокойным тоном, попытавшись погладить меня по голове. Я отпрянул, ожидая подвоха:

— Что это значит? — воскликнул я. — Вы же…

— Я не собираюсь тебя бить, — ответил Кунсайт со странной улыбкой на губах. — Во всяком случае, пока мы видимся раз в полгода. Нет у меня желания все встречи превращать в муку. Когда вернёшься домой, тогда и поговорим. И, если захочешь, я исполню твоё желание. Хотя, честно скажу, мне это удовольствия не доставит, удовлетворения тоже.

— Тогда зачем вы это сейчас сделали? — хрипло спросил я.

— Хотел посмотреть, сдержишь ли ты своё слово, ляжешь ли добровольно или не сможешь преодолеть страх, только и всего. И то, что ты-таки сделал это, о многом сказало мне.

— Неужели этот эксперимент стоил свеч? — спросил я. — Вы же чувствовали мою ауру.

— Да, я всё видел и прекрасно знаю, что ты бы не сумел долго терпеть ту боль.

— А на что она похожа? — спросил я заинтересовано.

— В принципе, на огонь, — ответил Кунсайт, не размышляя.

— И какая вам разница, смогу ли это выдержать или нет? — спросил я. — Можно подумать, будто вас это будет интересовать, если вы когда-нибудь сами решите причинить её мне. Гнев застилает разум.

— Я сдержу своё обещание и сам этого никогда не сделаю, — ответил Кунсайт спокойно. — Но вот если ты будешь просить, то не откажу тебе. Что же до того, что не выдержишь… Я тебя мучить не собираюсь и прекращу боль, как только ты сам об этом попросишь.

— Что? — не понял я.

— Что слышал. Ты сам хочешь этой боли, ты сам её и прекращаешь. Если попросишь меня остановиться, я остановлюсь. Но, честно говоря, не понимаю, зачем сейчас, явившись ко мне, ты решил завести разговор именно на эту тему? Она неприятна тебе, так зачем?

— Чтобы понять вас и вашу логику, — ответил я.

— Мне тоже было интересно понять твою логику, и, надеюсь, это позволит нам избежать конфликтов в будущем. Но пока спи.

— А вы? — я схватил его за руку. — Прошу вас, останьтесь со мной. Пожалуйста, не уходите. Ведь завтра утром мы должны будем расстаться. Прошу вас, — я целовал его руку, старясь притянуть к себе.

— Ладно, если ты так просишь, останусь, — Кунсайт приказал форме слететь с себя, а сам лёг в постель, уложив меня себе на грудь. Я в полном недоумении уставился на него.

— Вы позволите мне спать с вами? — прошептал я удивлённо.

— Да. Ты убедишься, наконец, что это крайне неудобно, и прекратишь просить.

— Но за что? — не понял я.

— Что «за что»?

— Чем я заслужил эту милость?

— Не всё в этой жизни можно заслужить, — ответил он. — Но если тебе так приятно думать, что это за что-то, то считай, что за откровенность. А пока попробуй заснуть, если сможешь.

Я не знал, что делать. Устроился у него на груди, боясь, что потревожу его сон и он меня выгонит. Спать с ним. Я мечтал об этом так давно и вот получил желаемое. Вновь перед глазами встала та картина: моё разгорячённое лихорадкой тело прижимается к его вечно холодному. Я был счастлив и очень рад неожиданному подарку. Схватив руку Кунсайта, я вновь прижал её к губам с каким-то странным остервенением.

— Зой, давно хотел спросить, — послышался его голос, — почему ты свой восторг выражаешь именно поцелуем руки?

— А вам не нравится? — я удивился.

— Не в этом дело. Просто интересно, почему именно так. Это ни в коем случае не выражает моё недовольство, просто интересно.

— Я считаю это высшим проявлением преданности и любви, — тихо ответил я.

— Ясно, — ответил Кунсайт, гладя меня по голове. — Спи, Зой. Хоть какую-то радость я могу доставить тебе сейчас.

Глава 42

Зойсайт

Эта ночь была одной из самых ужасных в моей жизни. Я лежал на груди Кунсайта, боясь шелохнуться, боясь потревожить его сон, а то с него станется выгнать меня посреди ночи. Конечно, вставал закономерный вопрос, куда, не на улицу же. Но в любом случае, надеяться на милосердие не приходилось, поэтому я старался не мешать и не двигаться. Это оказалось очень сложной задачей: руки затекали, более того, лежать на твёрдом совсем неприятно. Сначала я надеялся, что засну, считая каких-нибудь животных, но ничего не получилось: боль в онемевших руках давала о себе знать. Плакать хотелось: я так давно мечтал о том, чтобы спать с Кунсайтом, и вот, он согласился, а не могу ощутить не то что удовольствия, но даже удовлетворения. Лежать стало совсем невыносимо. Учитель сразу же заснул: во всяком случае, признаков жизни не подавал. Прошло ещё несколько минут. Я понял, что не двигаться невозможно, поэтому привстал и лёг рядом, молясь, что не потревожу сон наставника. Руки начали понемногу приходить в себя и даже относительно повиноваться нервным импульсам. Я не знал, сколько сейчас времени, поскольку стражников, выкрикивающих начало нового часа, в лагере, естественно, не было, но меня клонило в сон. Я почему-то много лет считал, что спать на груди другого очень удобно, а, оказывается, совсем нет. Моё положение казалось мне самому страшно смешным: я раньше думал, что Кунсайт не желает спать со мной, поскольку считает это недостойным и неприятным, а теперь получалось, что он заботился о моём покое. Размышляя, я не сразу заметил, что учитель перевернулся во сне, и решил воспользоваться этим моментом, попробовать ещё раз. Сперва мне показалось, что лежать на спине гораздо удобнее, но через некоторое время понял, что и эта поза некомфортна. Вновь лёг рядом. Наверное, близился рассвет, когда мне удалось-таки забыться тяжёлым коротким сном. Но тут я почувствовал, что Кунсайт зашевелился, пробуждаясь, и мне пришлось заставить себя встать: нельзя спать, когда осталось так немного бесценных часов. Я смотрел на учителя заспанными глазами, пытаясь унять раздваивающиеся и растраивающиеся изображения. Кунсайт осматривал меня с некоторой усмешкой. Я был настолько сонным, что даже извечный рефлекс не сработал: я далеко не сразу заметил, что он смотрит мне в лицо, а, заметив, поспешил отвернуться.

— Ну что, доволен? — спросил наставник, улыбаясь.

— Я благодарен вам за то, что вы оказали мне честь, — начал я, но он перебил меня:

— Я спрашиваю, доволен ли ты? Об этом ли мечтал столько лет?

— Ну… Я не выспался, это да. Но помню очень хорошо, как тогда, давно, столетие назад, мне очень понравились ваши прикосновения. Тогда я прижимался к вашему холодному телу и был так счастлив.

— Сравнил тоже, — Кунсайт встал. — Тогда твой разум был замутнён болью, а тело горело от жуткой муки. Не сравнивай такие вещи. Тогда ты был рад не столько моим прикосновениям, сколько холоду, от них исходящему, а сейчас ты здоров.

— Я не знал, что разница такая большая, — покорно ответил я, зевая. — Не подумал о том, что руки могут затекать. Двигаться же не имел права.

— Почему? — удивился Кунсайт.

— Но как же, я ведь мог разбудить вас.

— О Металлия, — сэнсэй засмеялся. — Кажется, не понимать друг друга наша судьба. Мне было бы гораздо легче, если бы ты двигался хоть немного, а не лежал пластом.

— Да? — я тоже засмеялся. — Простите, моя робость, как всегда, заставила вас страдать.

— Да, эта болезнь неизлечима, — откликнулся Кунсайт. — Но ты совсем не выспался. Дай я усыплю тебя, а то смотреть страшно на твоё лицо.

— Не надо! — я вцепился в его руку. — Пожалуйста, мы и так недолго пробудем вместе. Прошу, не заставляйте меня спать. Мы ведь так редко видим друг друга.

— Тебе нужно выспаться, — Кунсайт выдернул свою руку из моего цепкого захвата. Я в ту же секунду вскочил на ноги, приготовившись защищаться.

— Неужели мне ко всему надо принуждать тебя? — устало спросил учитель. — Неужели непослушание стало для тебя обыденностью? — он не делал попыток напасть, но я ожидал подвоха.

— Прошу вас, Мой Лорд. Мы так мало времени проводим вместе. Я не хочу, чтобы оно прошло впустую.

Кунсайт не ответил, а только тяжело вздохнул и подошёл ближе. Я внимательно следил за каждым его движением, отступая к стенке. Четыре угла манили к себе с четырёх сторон. Я не мог понять, что делаю и в чём смысл неповиновения, но почему-то покориться казалось невозможным. Кунсайт молча наступал на меня, не нападая, не произнося ни слова. На мгновение подняв голову, я увидел зеркало в глазах: я увидел в них себя. Вид мой был довольно растрёпанный и напуганный. Хотя странно, в этот раз я не боялся учителя. Его образ был не столько угрожающим, сколько каким-то разочарованным или подавленным. Мне показалось, что даже печаль, тяжёлый крест на образах в христианских храмах, которую я видел на некоторых так называемых иконах, не будет столь непостижима. Я отступал к стене, пытаясь придумать план действий, а главное, пытаясь понять, зачем вообще всё это делаю: чего мне стоит просто подойти к нему и сдаться на милость? Зачем опять бунтовать? Тем более, знаю, что ни к чему хорошему это не приведёт. Рассуждать времени не было: Кунсайт почти припёр меня к стенке. Я резко дёрнулся, меняя направление движения. Подбежал к двери, оглянулся: учитель следовал за мной по пятам, не увеличивая скорость. В глазах я видел всё то же зеркало. Испугавшись этого странного оцепенения, я выскочил во двор. Там кипела жизнь: юмы бегали туда-сюда с какими-то то ли пакетами, то ли свитками. Я понимал, что здесь разыгрывать сцен совсем не стоит. Кунсайт вышел за мной и остановился у порога. Он казался скалой среди бушующей вселенной. Учитель просто стоял, глядя на меня своими странными зеркальными глазами. Я не смог противостоять этому оцепенению: подошёл ближе, не зная, чего ожидать, не понимая, что происходит.

— Лорд Кунсайт!

Я не заметил, как рука поднялась вверх, не успел среагировать прежде, чем он провёл по моим глазам, усыпляя. Я повалился на траву. Мне снился странный сон: двое существ застыли между врат, похожих чем-то на врата времени. Существа разговаривали то ли о боге, то ли о нечисти, а потом резко исчезли. Я открыл глаза и увидел над собой потолок. Голова страшно болела: я никогда не спал днём, потому что потом чувствовал себя плохо. Огляделся: Кунсайт сидел рядом. Я хотел спросить его о том, что произошло утром, но не посмел: не мог вспомнить, почему мне казались странными его действия и были ли они действительно такими, или же моё заспанное сознание рисовало страшные картины. Учитель подошёл ближе, сел подле меня и вложил нечто мне в рот. Я думал, это лекарство от головной боли, но, оказалось, нет. Кунсайт дал мне лучшее подземное сладкое — сахар. Нет, совсем не тот сахар, который используется для приготовления пищи. Кунсайтовский сахар был странной сладостью, рецепт приготовления которой известен, кажется, только Королеве, а она уже угощает им своих любимцев. Поговаривают, что сахар сделан едва не из молока тли, во что, конечно, слабо верится. Я впервые попробовал его из рук Кунсайта во время одной из моих болезней. Тогда он положил мне в рот эту вкуснейшую в мире вещь, о которой я раньше только слышал. Много позже я узнал, что у наставника сладости много: целая коробка. Её я видел не раз, а вот сам сахар — никогда. Учитель всегда клал мне его прямо в рот, не давая рассмотреть. На ощупь можно определить только, что он имеет форму куба, но ни какого цвета, ни как он вообще выглядит, я не знал. Обычно Кунсайт кормил меня им во время серьёзных болезней и травм, поэтому удивительно, что сейчас им угощает.

— Спасибо, — прошептал я, вставая.

— Не благодари, — наставник внимательно смотрел на меня. — У нас с тобой есть ещё около трёх часов. Надеюсь, тебя это обрадует.

— Конечно, — я оживился. — Расскажите, что происходит в стране?

— Мне бы не хотелось, — ответил он. — Я желал увидеть тебя, чтобы хоть ненадолго забыть о делах и отдохнуть, а ты сразу требуешь отчёта. Если хочешь, напишу обо всём в письме, а сейчас предлагаю просто наслаждаться покоем.

— Как вам угодно, — я подошёл ближе. — Пойдёмте на улицу, сейчас так тепло.

— Как хочешь, — Кунсайт позволил увести себя и усадить на траву. Больше часа мы провели в пустом разговоре ни о чём. Я успел забыть обо всех бедах и проблемах, наслаждаясь только его обществом, лаской и благосклонностью. Слушая мудрые речи, с горечью понимал, что дорог ему, а ведь это значит, что моя смерть будет для него настоящим ударом.

— Что ты скрываешь, Зойсайт? — вдруг спросил Кунсайт совершенно ровным тоном.

— Простите? — не понял я.

— Что ты скрываешь? — повторил он, не пытаясь заставить меня смотреть в его глаза. — Ты явно напряжён и что-то утаиваешь.

— Ээээ…, — я замялся. О боги, как же надеялся уйти от допроса, а теперь… Ну почему он видит меня насквозь?

— Зойсайт, — продолжил Кунсайт мягко, — если не хочешь, не говори, я не заставляю. У тебя могут быть свои секреты. Если твоя тайна не опасна для твоей жизни, то можешь не выдавать её, я не хочу принуждать тебя к откровенности.

Я молчал. Кунсайт позволил мне не говорить. И, похоже, именно сегодня придётся воспользоваться его предложением и не рассказывать ничего. Слишком прекрасен этот день, чтобы омрачать его известием о смерти. Я не ответил, просто прижал его руку к своим губам. Главное, чтобы он не увидел моего лица. Я боялся, что туманным взором возвещу боль утрат и он всё поймёт.

— Учитель! — неожиданно даже для себя я обнял его. — Скажите, если бы вам приказали меня убить, вы бы нашли себе другого ученика? — я не знал, зачем спрашивал, просто сейчас этот вопрос казался важным.

— Я бы действовал по приказу Королевы, — Кунсайт лёг на траву, позволяя мне устроиться у него на груди. — В любом случае, как только мы выйдем на землю, я буду искать талантливых демонов, чтобы передать им свою силу. Тебя одного недостаточно.

— Что? — прошептал я, совсем не ожидая услышать такое. — Вы хотите взять себе других?

— У тебя это вызывало сомнения? — Кунсайт удивился. — Конечно, ведь моя сила должна быть передана нескольким наследникам. Если ты боишься, что потеряешь мою привязанность, то будь покоен, этого не случится.

— Но я… я не хочу так! Я против! — воскликнул я.

— Думай, что говоришь, — Кунсайт вяло поправил меня. — То, что позволяю тебе лежать на мне, ещё не значит, что позволю дерзить.

— Простите, — я склонил голову. — Но неужели это правда? Неужели вы возьмёте себе других?

— Ты мой сын, поэтому всё равно останешься в привилегированном положении, — Кунсайта разморила жара: он отвечал очень вяло.

— Я не хочу, чтобы вы тратили время на кого-нибудь, кроме меня! — воскликнул я.

— А кто тебя спрашивает?

Я вздрогнул, поскольку знал и ненавидел эту фразу. Когда после первых ста лет мучений наши отношения стали хоть немного налаживаться, учитель часто говорил мне именно так.

— Простите, — я устроился поудобнее.

— Мы в любом случае рассуждаем об очень далёком будущем, о том времени, когда выйдем на поверхность, так что тебе не стоит сейчас пугаться, — миролюбиво ответил Кунсайт.

Я подумал мгновение, а потом успокоился: действительно, чего мне пугаться того, что будет через несколько столетий, ведь всё равно не доживу до того момента.

Кагуя-химэ

В двадцать четвёртое число пятого месяца первого года жизнь оставила тело моей Сестры. Она умирала страшно и долго: мне рассказывали, что к концу даже перестала узнавать тех, кто заботился о ней. Я молилась только о том, чтобы она оставила все помыслы о жизни и устремилась в пустоту, ведь это единственный способ достигнуть лучшего рождения. В двадцатых числах ей позвали настоятеля храма Ясака, чтобы она приняла постриг. Этот же священник должен был стать её настоятелем и в смертный час. Мне передавали, что она не сопротивлялась, но едва могла произнести пять заповедей³⁶. Поговаривали, что особенно тяжело дались ей слова «не прелюбодействуй». Ей присвоили новое имя, но она, кажется, даже не поняла этого. Я всё ещё не могла понять, почему она поверила тому непонятному демону и поведала ему о своей мечте о детях, вместо того, чтобы просто провести обряды Ока Будды, Золотого Колеса или Пяти Алтарей? Ну чего ей стоило не попасть под его очарование?

Если бы не мой муж сказал о том, что она умрёт, я бы ни в коем случае не поверила в это, потому что такие вещи не происходят просто так: за шесть месяцев до смерти ей во сне должен был явиться демон Дакини. А мы, ещё будучи совсем маленькими, уговорились, что, если злой дух появится, обязательно скажем друг другу об этом. Почему же вестник смерти не появился перед ней? Я могла только догадываться. Муж моей дорогой Сестры был настолько далеко в данный момент, что никак не мог приехать и проводить супругу в последний путь. Я ждала его, сидя вместе с подругами на веранде, но от него не приходило никаких вестей. Хига и Тонагу, кажется, ещё сильнее, чем я, горевали по поводу смерти Сестры. Какие жалостливые стихотворения складывали мы в ту пору:

Или ещё:

— Воистину непостоянство мира ужасно, — говорила Хига со слезами на глазах. — Ещё совсем недавно мы были детьми и думали о светлом будущем, а теперь нас осталось только трое. Ссоры или обстоятельства мешают нам бывать во дворце. Но это всё было бы не так больно, но вот ещё и смерть, оказывается, может разлучить нас. Бедная Третья! Её жизнь висит на волоске, а мы даже не имеем возможности попрощаться.

— Рассуждать можно долго, — вторила Тонагу. — Но она была действительно прекрасным демоном.

— Думаю, пока ещё не стоит говорить о ней в прошедшем времени, — ответила я несколько резко. — Сестра ещё жива и, может, всё же помыслит о спасении, а не только о собственном страхе перед смертью. Она позорит себя!

— Это всё ужасно! — повторила Хига.

Мы несколько вечеров провели вместе. Где сейчас были все остальные мои подружки по детству? Куда разбросала их судьба? Когда-то нас было шестеро…

В предрассветные часы двадцать четвёртого дня поднялся страшный переполох: близился смертный час. Мы все, полураздетые, следили с галерей за бегающими демонами, не смея подойти ближе. Не было слышно ни возгласов умирающей, ни молитв. Я тихо читала лотосовую сутру, надеясь, что Сестра слышит мои слова и вторит им. В час Дракона всё разрешилось. Нам передали, что её уже нет в живых. Объявили длительное воздержание: все, осквернённые смертью, должны были очиститься. Я спрашивала у монахов, обратилась ли Сестра в свой смертный час к просветлению, но они отвечали, что она только кричала и не слушала разумных речей. Мне было очень горько это узнать.

В тот же день смерти послали в храм, где воспитывались принцессы Четвёртая и Пятая, дабы сообщить безрадостное известие и привезти одну из девочек во дворец. Если со мной или моим сыном что-то случится, всегда должен быть рядом кто-то, кто сможет стать новым императором. Для меня страшным горем было осознавать, что Сестра не попадёт в рай к Будде Амиде и не воссядет в венчике лотоса рядом с другими родственниками императоров.

Через пять дней тело покойной отправили на сожжение на гору Кагурагаока. Там были настоятели множества святынь. Все говорили, что не к добру это: ещё не сняли тёмных одежд по погибшим во время того страшного нападения, и вдруг умирает сестра Матери Страны. На похороны приехал и её муж. Он называл Сестру посмертным именем, но я по глупости так и не запомнила его: оно было слишком длинным.

Мы с тем демоном беседовали и плакали несколько вечеров, вспоминая покойную со всех самых лучших сторон. Мне было несколько сложно это делать: я всё ещё, к стыду своему, не могла скрыть презрения по поводу того, что Сестра не читала сутр. В седьмой день читали особые молитвы, чтобы умилостивить десятерых судей в мире теней. В девятый день я узнала, что некоторые из служанок моей покойной Сестры приняли постриг. Я испытывала грусть, наблюдая за этим обрядом. Всех девочек я знала лично, и мне казалось, что нет особенной причины уходить из мира. Они же говорили, что смогут таким образом в своих молитвах вечно поминать покойную госпожу.

Проходило время. Миновал тридцать седьмой день траура. Его отметили особым богослужением. Югатаюмэ прислал мне в тот день письмо, полное соболезнований и ласковых слов. Я не стала отвечать на него. Слишком больно было вспоминать обо всём этом. Ведь наша с ним связь продолжалась, когда Сестра ещё была жива. Мне казалось, что ради памяти о ней я должна отказаться от прежнего друга сердца, расстаться с той частью жизни, когда ценила их обоих. Ведь кто был мне дороже всего в то время? — Сестра и Вечерний Сон, но она опорочила себя, а к нему я не испытываю больше той нежности, которая была раньше.

Вся эта суматоха бытия казалась мне теперь ненужной и бесцельной. Я упустила из виду тот день, когда вновь сумела увидеть супруга. На похоронах его не было. Он появился внезапно, замученный и усталый, через несколько дней после торжества. Я не стала приставать к нему, казалось, что сейчас не время. Он ходил к Сестре на могилу, оплакивал её, порой проводил там большую часть дня. Или не там? Во всяком случае, он говорил, что идет туда, а куда направлял на самом деле свои помыслы, не знал никто. Я пыталась узнать, где он был столько времени, но он долго отнекивался и молчал. Лишь однажды в конце шестой Луны я сумела вызвать его на откровение. Он пришёл якобы с её могилы усталый и измученный.

— И всё же, скажите, где вы были, когда она умирала? — спросила я.

— Я мстил её убийце, — ответил он спокойно. В руках у него были красивые цветы, которые он пытался хоть как-то расставить.

— Убийце? — удивилась я. — Но она же умерла от простуды.

— Но это не означает, что тот католик, который соблазнил её на иноземную религию, который заставил её поступиться законом и прийти к нему ночью, не должен понести наказания, — произнёс муж холодно.

— Что вы с ним сделали? Как нашли его? — не унималась я.

— Всё просто. Ходил по городам, пытаясь узнать, кто может помочь найти этого демона. Наконец мне это удалось: крестьяне указали на его скромное жилище. Я пришёл туда и назвал себя, объяснил, что произошло.

— И что он? — спросила я заинтересованно.

— Делал вид, что ничего не понимает, — продолжил супруг. — Я напомнил ему о девочке, но он стал отнекиваться каким-то цитатами из Нового Завета — так называется их главная книга сутр. Его воистину сладкий голос слышится над бездной забвения в той глуши, где он живёт. Я остановил его и просто предъявил обвинения в преступлении.

— А он?

— Продолжил нести бред по поводу Христа и прочего. Он опасен, он фанатик. Это худшее зло во вселенной. Я сделал так, что он никогда не расскажет больше никому об этой ядовитой язве, никогда не сможет вывести ни одной буквы, ни одного иероглифа.

— Вы убили его? — воскликнула я.

— Нет, зачем же? Зачем убивать? Я лишь хотел, чтобы он не смог больше обманывать других демонов. Для этого нужны язык и пальцы, ничего более.

— Что? — воскликнула я в полном изумлении. — Супруг мой, что вы наделали?

— Не сделал ничего плохого, — он встал. — Лишь отомстил за вашу сестру и за мою преданную подругу. Я уверен, на том свете она благодарит меня.

— Но вы действовали не по закону! — воскликнула я. — Разве так можно? Как же ваше следующее рождение? Подумайте об этом.

— Интересно, какая из моих душ должна родиться заново? — он рассмеялся и ушёл.

Я сидела, потрясённая услышанным. Мой муж пошёл на преступление ради когда-то любимой мною Сестры. Вместо того, чтобы просто возносить молитвы и переписывать сутры, он пошёл на преступление ради её чести. Но что он сделал с этим несчастным монахом, который не виноват в том, что произошло? Меня удивляла жестокость мужа, я его не понимала. Но что может сделать слабая женщина? Только проклинать Сестру за то, что она настолько очаровала моего мужа, что он ради неё готов пойти на подобное. Я почему-то была уверена, что, если бы речь шла о моей жизни, он бы так не поступил. Неужели это правда? Неужели она и правда была подругой его сердца? Страшная обида пронзила всё моё естество, вызывая ненависть.

Глава 43

Зойсайт

День перевалил за первую половину. Я всё ещё находился в лагере Кунсайта, с трепетом ожидая, когда учитель прикажет уезжать. Мне совсем не хотелось возвращаться в так называемый дом, о чём я и заявил, правда, не ему лично, а лишь Бальзамин, которая сама меня нашла. Мы сидели вместе на веранде, ожидая неизвестно чего. Кунсайт ушёл куда-то к своим воинам. Со слов подруги я смог понять, что за границу Лорд не собирается, но зачем он прибыл сюда и остался на целый день, она не знала.

— Так куда вы всё же направляетесь? — задал я тот вопрос, с которого надо было, по-хорошему, начинать.

— В главный порт, — вяло ответила Бальзамин.

— А почему ты так называешь это место? — удивился я. — У него же название есть, если я правильно понимаю, о чём ты говоришь.

— В последнее время генералы предпочитают говорить не прямым текстом и хотят, чтобы мы поступали так же.

— Зачем?

— Не знаю. Я пыталась узнать, но Лорд Кунсайт ничего мне не ответил. Но ведь всё ясно и так.

— Конечно. Но зачем вы туда направляетесь? Неужели скоро будет война? — я надеялся хоть что-то узнать у юмы, раз уж сэнсэй категорически отказался обсуждать со мной дела.

— Пока вроде нет, но точно об этом знают лишь доверенные юмы, а я здесь, сам понимаешь, чужая, поэтому мне мало что говорят. Спроси у Кунсайта.

— Он молчит.

— Странно, — юма встала на ноги. — Я действительно почти ничего не знаю. Её Величество изволила отбыть к нашим соседям, третьим с правой стороны.

— Названия стран вы теперь тоже не произносите? — засмеялся я.

— Мы ничего уже не произносим. Знаешь, Зойсайт, — она нагнулась ко мне почти вплотную, — что-то страшное витает в воздухе. Понимаешь меня? Всё слишком хорошо, а так не бывает: ни экономических, ни политических, никаких дрязг нет. Или от всех всё тщательно скрывается. Мне кажется, может подняться буря. А может, я просто переобщалась с Виноград, чьи дурные предчувствия всегда сбываются, — юма позволила себе улыбку.

— Я правильно понимаю, что вся промышленность сейчас едва не на военном положении? — спросил я заинтересованно.

— Не знаю, говорю же: мне ничего не сообщают.

Я только вздохнул. Узнать что-то у Бальзамин всегда было очень сложно. Она из тех юм, которые плывут по течению и осведомлены только о том, о чём им говорят. Самих их в этой жизни мало что интересует. Конечно, можно было бы поговорить с кем-нибудь другим, но в лагере исключительно те демоны, которых я совсем не знаю. Куда делись все те, кто служил Кунсайту раньше? Где все личные юмы? И главное, почему Кунсайт категорически отказывается говорить со мной о том, что происходит? Я терялся в догадках и всё же решил разведать хоть что-то, а то такими темпами узнаю о войне только тогда, когда она закончится.

Я остался на веранде ждать учителя. Бальзамин сидела рядом, слушая мой монотонный рассказ о жизни в замке. Она не перебивала, ни о чём не спрашивала, просто слушала. Порой мне казалось, что её мысли заняты совсем другим.

— Зойсайт!

Я увидел, что Кунсайт приближается ко мне.

— Вы вернулись, — я встал, приветствуя его. Бальзамин в ту же секунду куда-то исчезла.

— Вечереет, тебе пора возвращаться, — сказал учитель, подходя ближе.

— Уже? — спросил я разочарованно. — Но почему? Вы что, уже отправляетесь в путь?

— Нет, мы останемся здесь ещё на пару дней, но в любом случае о тебе будут беспокоиться, так что лучше уходи сейчас, — он сел на пол, одарив меня своим вечно спокойным взглядом.

— Учитель, позвольте мне остаться, — взмолился я. — Во всяком случае, пока вы здесь. Я не помешаю вам, обещаю. А что до замка, то там Ландыш, а уж она-то убедит всех, что у меня дни удаления или что-нибудь в этом духе. Прошу вас, позвольте, — я склонился, ожидая его ответа.

— Ты выглядишь так, будто мы с тобой видимся в последний раз, — задумчиво произнёс Кунсайт. — Ладно, оставайся, если уж ты этого так хочешь. Два-три дня ничего не решат.

— Благодарю вас, — я возликовал, но решил всё же узнать то, что так волновало меня последние несколько лет. — Скажите, надвигается война, ведь так?

— Это тебе Бальзамин сказала? Пока нет, мы лишь готовимся к ней ускоренными темпами, — Кунсайт говорил таким спокойным тоном, будто сообщал о приготовлениях к празднику.

— Так она скоро будет? Против кого? Вы всё же хотите блицкриг? — засыпал я его вопросами.

— Для войны нужен очень хороший повод и очень хорошая подготовка. Чтобы разрушить «мир во всём мире», надо быть уверенными в победе. Мне ли рассказывать тебе, сколько факторов нужно соблюсти, чтобы война прошла стопроцентно успешно? Что до блицкрига, то мы будем его использовать, но в борьбе далеко не с каждой из двадцати стран.

— Вы что, хотите воевать со всеми? — не понял я.

— План прост: постепенно, лет за пятнадцать, завоевать все государства, образовать одну державу юм. Понятно?

— За пятнадцать лет? — переспросил я. — Но это невозможно. Да и как держать в повиновении такое огромное количество народов? Я не представляю себе, как можно осуществить подобное.

— Ты и не должен этого представлять. Если всё задуманное мною свершится, то война против Хэоанской Империи, ослабленной распрями и крестьянскими восстаниями, начнётся в следующем году.

Я так и встал, как громом поражённый. В следующем году? И ведь это означает, что все высшие демоны будут перебиты. Такая новость повергла меня в страшное удивление. Нет, я понимал, что война неизбежна, но не думал, что всё начнётся так скоро. Хэоанская Империя, сколь бы ни ненавистна мне была, является всё же домом, к которому я питал некоторое чувство приязни. К тому же совсем диким казалось, что мы с учителем не в шутку обсуждаем войны, сидя просто на солнышке на веранде. Да и я всю жизнь считал, что сама мысль о такой огромной империи невозможна. Конечно, когда-то вся Луна была подчинена Королеве Серенити, но её считали едва не богиней, да и Серебряный Кристалл, в случае чего, карал непокорных. Но на Земле ничего подобного никогда не было. Да, наш подземный мир был гораздо меньше поверхности планеты. Более того, я уверен, что земли, известные нам, являются не единственными территориями, где живут демоны-асуры, ведь все материки омываются океанами. Много раз разные страны организовывали экспедиции, но те возвращались либо ни с чем, либо не возвращались совсем. Ни одна из стран так и не узнала, что скрывается за океанами. Телепортироваться неизвестно куда, да ещё и на столь далёкое расстояние невозможно, поэтому тайна заокеанской жизни оставалась для всех непостижимой.

Кагуя-химэ

В шестой луне мы, как всегда, справляли праздник Бон — праздник поминовения усопших. Тринадцатого числа рано утром на все буддийские алтари и домашние святилища были расстелены новые циновки. Разумеется, я наблюдала за этим и даже в некотором роде помогала укладывать угощение для призраков. На закате на домах и улицах, как один, вспыхнули разноцветные фонари. Кажется, все жители покинули город и отправились на кладбище, дабы молиться и кормить своих предков. Я направила свои помыслы к могилам братьев и сестёр, почивших в младенчестве. Когда-то мы с Сестрой даже устраивали что-то вроде соревнований: делили всех наших родственников между собой, и каждая делала им особые кушанья, а потом сравнивали, у кого лучше получилось. Теперь такого уже никогда не будет…

В эти дни все кладбища пахнут как луга прекрасных цветов благодаря множеству благовоний. Кажется, будто на поле одновременно расцвели цветы из всех времен года, и наши, и иностранные. Запах порой бывает настолько дурманящий, что голова кружится. Вокруг могил приятно ходить: можно видеть фонарики и бамбуковые вазы с цветами всех форм, расцветок и размеров. В этот праздник не найти могилы, которую забыли бы украсить: даже если родственники давно уже уехали из города, то в эти дни они возвращаются к местам упокоения своих предков.

В пятнадцатое число такое же великолепие можно увидеть на реке Камо. Вечером по ней плывут тысячи маленьких лодочек с фонарями и яствами. К большинству из них привязаны послания. Если какая-нибудь лодочка перевернётся, то письмо размоет водой и, боюсь, даже дух не сможет прочитать, что на нём написано. У домашних алтарей в это время ставятся веточки вербейника.

С седьмого по восемнадцатое число принято сооружать помосты на берегу реки Камо и проводить на них вечерние часы, угощаясь и наслаждаясь вечерней прохладой. Мы с мужем тоже сидели, отделившись от остальных обитателей замка. Я всё никак не могла простить его за то, что он сделал с тем благочестивым человеком. Хотя, может, всё то, о чём он мне говорил, было только шуткой, чтобы развлечь и напугать меня? Я не смела спрашивать, боясь, что надоем ему. Мне и так стоило больших усилий упросить его провести этот вечер со мной вдвоём, а то он всё порывался пригласить к нам своих личных юм. Разговор как-то совсем не клеился. Слагать стихи муж отказался, поэтому пришлось срочно искать тему для беседы. Не знаю, почему, но я озвучила одну из своих последних мыслей:

— Супруг мой, скажите, пожалуйста, если это не секрет, зачем вам личные юмы? Что они делают? Сколько я поняла, живя с вами почти три года под одной крышей, они не ваши слуги.

— Личные юмы… — задумался Зойсайт. — Сложно объяснить вам такие вещи. Скажем так, у них нет как такового социального статуса и определённого круга обязанностей, они существуют ради будущего. Сложно объяснить… Ну, мы, Си Тэнно, например, существуем для того, чтобы, если что-то происходит, брать на себя ответственность и решать сложнейшие проблемы, скажем так. А они… Все по-разному.

— Но ведь личные — это те, кому вы дали долгую жизнь? — переспросила я. — Те, кто живут столетиями, как и вы?

— Да, это так.

— И из ваших это ведь те, кто сейчас в замке?

— Да, но я дал вечную жизнь им только потому, что они мои подруги и мне приятно находиться подле них. Это единственная низменная причина. Хозяин запрещает мне иметь других личных юм, считает меня недостаточно самостоятельным для этого.

— Но ведь есть же те, кто прекрасно справляется со своими обязанностями на посту, юмы, нужные обществу, разве им нельзя продлить жизнь?

— Они все заменимы. А продлевают тем, кого заменить очень трудно.

— И чем же именно эти так незаменимы? — вопрос, который я задала сперва от отчаяния, стал мне действительно интересен.

— Смотря чьи они. Нефритовы, например, нужны для того, чтобы завоевать поверхность земли. Мы собираемся пробудить Металлию, нашу богиню, доставая энергию у людей. Так вот все они обучены этому искусству.

— Что? Но это же запретное искусство, — удивилась я.

— Однако же и сам Нефрит, и некоторые его подопечные умеют доставать энергию. Остальные юмы, не из числа избранных, просто занимают какие-то там должности, но вот те, кто под покровительством Веги, Близнецов, Сириуса и ещё нескольких созвездий, умеют выкачивать энергию и очень хорошо — на себе проверял.

— А юмы Кунсайта?

— Это другой особый случай. Они все составляют так называемый «Специальный отряд». Дело в том, что каждая из них обладает особым даром, каждой покровительствует, если так можно выразиться, стихия. Близард, Дженелин и Миша — снежно-ледовые юмы, Папийон — воздушная, Сякокай — водяная, Бандана и Анджун — горные, если так можно выразиться, хотя вообще их задания всегда особые, а Мицуами обладает огромной физической силой. Этих юм посылают, если вдруг случается чрезвычайное происшествие на каком-то ландшафте, куда обычные не доберутся. А у них в подчинении находятся ещё подручные, которые обладают меньшей силой и поэтому заменимы.

— А юмы Королевы?

— Ну уж, демонические девы — телохранительницы Её Величества. К тому же составляют красивый эскорт: милой внешностью их бог не обделил. Да и, может, я удивлю вас, если скажу, что уже две-три такие девушки способны убить любого из Лордов в честной битве. Их сила просто потрясающа.

— Что? Юма может убить высшего демона? — воскликнула я.

— Да, это так. Кстати, что касается Джадента, то говорю сразу, что не знаю, зачем ему личные юмы. У него их больше всего, но он их прячет, не показывает никому, так что не могу сказать. Думаю, тоже что-то сверхценное и секретное, но точно не знаю. У него их точно больше десятка, он много времени проводит, тренируя их во всяких там боевых искусствах. Но с ним я вообще почти не общаюсь, поэтому сказать что-то не могу. Да и вас это вряд ли заинтересует.

— Юма, способная убить демона, — повторила я ещё раз. — Это кажется невозможным.

— Отчего же? — спросил Зойсайт. — У вас сейчас в стране едва не гражданская война, так юмы в ней принимают активное участие.

— Пожалуйста, не говорите так, — воскликнула я. — Я не хочу ничего слышать ни о каких гражданских войнах и прочем, это дело военного правительства.

— Это будет делом военного правительства ровно до того момента, пока разъярённая толпа не ворвётся в ваши покои и не снимет вам голову с плеч, просто не разобравшись, кто вы, — раздражённо ответил супруг.

— Никто никогда не тронет мать страны, — твёрдо заявила я.

Зойсайт не ответил.

Через несколько дней праздник кончился. В последний день в огромных кострах сжигали всякие приспособления из бамбука как нечестивые. Этот день почти совпал с восемнадцатым числом, когда множество паломников отправляется в храм Киёмидзу. У меня в этом году не было никакого желания поклоняться святым местам, я хотела хоть немного разобраться в своей судьбе и решить, как жить дальше.

Незаметно прошёл ещё один месяц, пролетел с такой скоростью, что я даже не успела его заметить. Наступил очередной праздник — седьмой день седьмой луны. Теперь на крыше всех домов прикреплены свежесрезанные стволы бамбука, к которым привязаны разноцветные ленточки, а к ним стихи. По улицам ходят дети, распевая песенки, которые каждый знает с младенчества. К этому празднику двух звёзд у меня какое-то на редкость нейтральное отношение. Легенда о Волопасе и Ткачихе меня не очень завлекает. В детстве я много раз слушала её. В ней говорилось о любви Ткачихи и Волопаса, которые были разлучены по воле небесного владыки. Он был недоволен тем, что, выйдя замуж, ткачиха перестала ткать небесную парчу, то есть облака. Отныне им разрешалось встречаться только один раз в год, переходя через разделяющую их Небесную реку³⁹ по мосту, который, слетаясь, образуют для них сороки, сочувствующие влюблённым. Мне казалось, что мой муж, обожающий науку, должен презирать такого рода сказания, но он очень любил и эту легенду, и сам праздник, всегда писал на семи листочках шелковицы стихи с пожеланиями в любви и искусстве, ходил любоваться Луной, порой даже без меня. В общем, наши с ним вкусы касательно праздников совсем не совпадали.

В этом году супруг опять решил отмечать праздник без меня, чему я не была особенно рада, но не имела права возражать. Мне казалось, что мужу надо хоть немного побыть в покое: он выглядел совсем больным, его личные юмы не отходили от него ни на шаг. Я много раз предлагала ему позвать целителя, но он отказывался, объясняя, что это просто сезонная депрессия или что-то в этом духе. Я не смела возражать и смирялась, наблюдая, как он медленно угасает. В это время мне стал оказывать знаки внимания один вельможа, и я всё раздумывала, ответить ли на его страстные любовные письма. Когда служанка принесла очередное послание, я уж думала не вскрывать его, догадываясь, о чём там написано. Но любопытство победило, и я надорвала бумагу. Каково же было моё удивление, когда я увидела совсем другой почерк. Это писал Нефрит, мой милый друг, о котором я совсем забыла за эти полгода. Мы забросили переписку примерно во втором месяце и больше не возобновляли, а тут он написал, сообщил, что сейчас находится с визитом у военного правителя, и просил встречи. Я была очень взволнованна: слишком неожиданно было получить такое письмо — и я дала согласие, благо мужа не было во дворце. Не успела отправить письмо, как мне доложили, что Лорд уже прибыл. Я была весьма взволнованна и растрёпана, радовало только одно: через ширму он не заметит того, как измялось моё фиолетовое одеяние.

Я поспешила в залу и попросила служанок оставить меня одну ненадолго. Они подчинились и ушли, благо в честь праздника, большинство обитателей дворца уехало. Я смотрела сквозь бумагу на милый силуэт, не веря, что это и есть мой друг.

— Да благословит Аматэрасу ваш путь, мать страны, — послышался чудесный голос.

— Да восславится Аматэрасу, — едва сумела я выдавить из себя эту запредельно вежливую формулировку. — Лорд Нефрит, мы здесь одни, я уверена. Скажите, что привело вас ко мне?

— Желание поговорить с вами, — ответил генерал. — Вы стали старше, мудрее и опытнее. Я всё вспоминаю нашу с вами первую встречу в Тёмном Королевстве. Тогда я мог видеть вас и ценить вашу красоту, и мне жаль, что сейчас такой возможности нет.

— Прошу прощения, — ответила я, не зная, как надо реагировать.

— Не нужно. Вашего мужа ведь сейчас нет в замке? Если так, то мы можем провести некоторое время в приятной беседе. Он ревновать не будет.

— Он и так не стал бы меня ревновать, — сказала я, — тем более к вам.

— Кто знает. Вам известно, что у меня к нему дурное отношение.

— Знаю, но сейчас он скорее заслуживает жалости, — откликнулась я, чувствуя, что не могу контролировать себя и говорить прилично.

— Почему же?

— Он выглядит совсем больным, его юмы не отходят от него. Предполагаю, что-то несерьёзное, но взгляд у него совсем потухший.

— О, женская доброта и жалость не ведают границ, — ответил демон. — Но Зойсайт не самый интересный предмет разговора, ваша жизнь гораздо интереснее.

— О, не говорите так, — смутилась я, хотя мне было несказанно приятно, что Нефрит так заботится обо мне. Мы проговорили около получаса. За это время я успела рассказать ему обо всех своих делах и проблемах, спросить что-то о его службе, но он говорил мало, в основном только слушал, и мне было очень радостно, что я нашла такого прекрасного собеседника. Я всегда знала, что Нефрит блистательный демон, но забыла об этом за полгода.

— Благодарю за столь милую беседу, — он поднялся на ноги. — Я напишу вам, как уеду. Надеюсь, мы больше не потеряем связь.

— Я тоже в это верю, — ответила я, тая от чудного голоса. Даже годы не смогли изменить моего благоговейного трепета перед великим генералом.

Глава 44

Зойсайт

Я бредил. Во всяком случае, у меня было такое чувство. Я не знал, где нахожусь и что происходит вокруг меня. Воспоминания, которые уже давно рвались наружу, уничтожили хрупкий заслон сознания погрузили меня в странный, чуждый мне мир. Я наблюдал за очередной сценкой из моей прошлой жизни. И вновь в ней присутствовал тот юноша, о котором были более ранние воспоминания. Странно, но, когда мой мозг выдавал очередную часть прошлого, часто оно было связано именно с Друганайтом, причём не с теми годами, когда он ещё был моим другом, а с последними полутора, когда моё прошлое естество и он расстались. Похоже, это было одно из самых ярких впечатлений за всю жизнь того Зойсайта. Я редко видел что-либо связанное с учёбой, семьёй или службой, поэтому всё ещё почти ничего не знал о себе, но он… Он был постоянно, словно наваждение. Обычно я видел маленькие сценки, из которых мог заключить, что эта длительная размолвка разразилась в последние полтора года существования Лунного Королевства. Сейчас я видел просторную комнату, в которой находились двое: мой друг и Сейлор Меркури в полном боевом облачении. Оба сидели за столом и пили какой-то шипучий напиток. Беседа сперва велась непринужденно, но несколько фальшиво, пока девушка не отставила свой бокал в сторону.

— А теперь, Друганайт, давай о грустном.

— Это ты о Зойсайте? — спросил он как-то очень мягко и без претензий, казалось, будто он ждал этого вопроса очень давно.

— Да, — Меркури набрала в лёгкие побольше воздуха, — ты единственный демон, который может мне хотя бы объяснить, что происходит. Зойсайт вот уже полгода не выходит из депрессии. Это всё началось в сентябре с момента вашего расставания. Ему очень плохо без тебя, ты его лучший друг.

— Моей вины здесь нет, так как мы поссорились… Хотя нет, есть, конечно.

— Почему? — Меркури смотрела с такой искренностью в глазах, что лгать ей было невозможно.

— Сложно объяснить, — юноша откинулся в кресле, — Зойсайт всегда был ко мне невнимателен, я его сам никогда не интересовал. Когда умирали мои родственники, он никогда не соболезновал, не спрашивал, как у меня дела.

— Но разве это причина уничтожать полуторадесятилетнюю дружбу? — изумилась девушка. — Я знаю, как он понимает то, что произошло, но он никогда не упоминал о смерти твоих близких и не ставил невнимательность себе в вину.

— Да, для него она прошла как бы незамеченной.

— Но это не единственная причина?

— Нет. Наша Тайна, то, что было нам дорого столько лет… Я не стану рассказывать тебе, в чём она состояла. Эта Тайна стала мне мешать, и я решил избавиться от неё. А Зойсайт всё ходил и ныл, в упор не желал понять моих явных намёков, что Тайна мне больше не нужна и только тяготит.

— Судя по словам Зойсайта, Тайна до сих пор значит для него очень многое, — задумчиво произнесла Меркури. — Он говорил, что она спасала его в трудные минуты. Во время отчаяния или боли он думал о ней, и ему становилось легче. Но дело сейчас не в ней, он не хочет расставаться с тобой. У него нет никого ближе, чем ты, и сейчас он пытается сделать всё, чтобы вернуть твоё расположение.

— То, чего он хочет, это уже не дружба, — жестко ответил юноша.

— Но что? Разве вы когда-то…

— Нет, никогда. Но ты не поймёшь.

— Он что, тебе жизнь испортил? — спросила она прямо.

— Можно и так сказать. Он требовал, чтобы я постоянно приходил в гости или связывался телепатически, всю мою жизнь пытался под себя подогнать!

— Это неправда, — ответила Меркури.

— Что?

— Мы все точно знаем, когда ты приезжал к нему, когда хоть писал, хоть как-то связывался. Зойсайт всегда был таким радостным, когда это происходило. И я точно знаю, что в последние годы такое бывало хорошо если раз в месяц.

— Я его немного даже боюсь, — задумчиво произнёс юноша, пропустив мимо ушей слова девушки. — С тех пор, как он пожертвовал собой и стал требовать награды.

— Он не…

— Нет, всё именно так. Он шантажировал меня тем, что спас.

— Зойсайт спас тебя не поэтому, — Меркури крайне удивлённо смотрела на юношу.

— Только из-за своего себялюбия он это сделал. Ему плохо, он хочет, чтобы плохо было и другим, только и всего. Я не знаю, что он выкинет в следующий момент, будет ли шпионить или просто преследовать.

— Поговорите! Неужели это так сложно?! — Меркури перевела дыхание. — Ты ему нужен, он очень любит тебя. Послушай, если есть человек, который так любит тебя, надо за него держаться. Зойсайт столько раз помогал мне и… он подстроил свою жизнь под тебя.

— Он под меня? — смех был в этом взгляде.

— Да, он бросал все дела, если вдруг узнавал, что ты можешь приехать или как-то связаться. Ты не понимаешь? Он ценит тебя, ты его самый старый и преданный друг!

— Я ему не друг, — ответил юноша.

— Послушай, — Меркури встала, — послушай, Друганайт, я знаю тебя очень давно. Пойми, Зойсайту действительно очень плохо без тебя, и ваша Тайна и совесть мучают его. Помоги ему, не дай ему так мучиться. Мне жалко смотреть на него, но я ничего не могу сделать.

— Чего ты хочешь? Чтобы я страдал? — спросило милое существо.

— В смысле?

— Я никому не позволю воровать моё время, — чётко произнёс юноша.

— Зойсайт столько для тебя сделал, но сейчас он нуждается в помощи, помоги ему.

— Не хочу, — послышался странный, но такой понятный ответ. — Почему я должен что-то делать ради него?

— Потому что он много лет был твоим другом. Даже если сейчас твои чувства к нему погасли, то хотя бы из сострадания. Просто помирись с ним! Он боится тебя так же, как и ты его!

— Чего меня бояться? Но я не понимаю, с какой стати я должен что-то для него делать. Мне он отвратителен. Более того, он был инициатором нашего расставания. Так почему я должен тратить на него своё драгоценное время и силы?

Меркури оторопела, похоже, она ожидала многого, но только не такого. Она стояла посреди комнаты, не зная, что сказать:

— Жалость… Нет, даже не это… — она пыталась подобрать слова. — Это… это просто нехорошо с твоей стороны не протянуть руку помощи своему ближайшему другу. Он готов ради тебя на всё.

— Раз он готов, пускай и делает, — ответил юноша. — Это его проблемы, не мои. Почему я должен решать чужие проблемы, задевая к тому же собственные интересы?

— Я не узнаю тебя, — прошептала Меркури. — Я знаю, сколько трагедий произошло с тобой после расставания с Зойсайтом. И та, кого ты почитал своей невестой…

— Я и сейчас её люблю. Думаешь, почему у меня не было столько лет девушки? Только потому, что Зойсайт отнимал всё моё свободное время.

— Раз в месяц, — Меркури прикусила губу. — Но ведь твоя избранница всё ещё твоя начальница и…

— Она уже не избранница, — ответил юноша, погрустнев. — Я узнал, что она замужем.

— Что? — удивилась девушка. — Она замужем? Да этого не может быть! Начальница всей экономики Солнечной системы замужем?

— Да.

— Так вот почему ты так печален. Вот почему у тебя было столько проблем по службе из-за того, что ты перестал выполнять свои обязанности, — тихо прошептала Меркури. — Вот на кого ты променял Зойсайта и Тайну — на лучшую невесту Галактики, вернее, на ту, кого считал невестой.

— Я решил взорвать обыденный круг, который меня окружает, и взорвал.

— И сам погиб под ним.

— Может, но к прошлому не вернусь.

— Я поняла, — воскликнула Меркури, — ты ледяной король!

— Что? Пытаешься оскорбить?

— Нет, прости, это не оскорбление, это название. Ты не чувствуешь ни жалости к Зойсайту, ни сострадания, ничего. Потому что он никогда не был тебе нужен. Тебе нужна была Тайна, а Зойсайт просто прилагался к ней, и теперь, когда ты решил всё разрушить, ты не понимаешь, почему должен ценить того, кого на самом деле не ценил никогда.

— Это неправда, — ответил юноша. — Но ты ведь его подруга сердца.

— Нет, это правда, так просто более научно. И я не подруга его сердца, а просто его друг, и я не могу смотреть на его увядание.

— Ты что, собираешься пересказывать ему этот разговор?

— Нет, я ничего не скажу, не скажу даже, что мы встречались, но попробую помочь. Мы все: и Воины в Матросках, и Небесные Короли — хотим помочь, хотя почти никто не понимает, в чём дело. Мы не оставим его. Но знай, Зойсайт не остановится, он и дальше будет следить за тобой и пытаться вернуть.

— Ненормальный, — просто ответил ноша.

— Он просто умеет ценить, и для него человеческие чувства значат очень многое. Он так…

Я открыл глаза. Мерзкий привкус во рту говорил о том, что меня накормили той гадостью, которую дал чёрный. Надо мной склонилась Виноград. Она молчала, только обеспокоено смотрело на моё перекошенное лицо. Я закрыл глаза, пытаясь понять, как мог видеть то, чего не мог видеть, ведь Меркури говорила с Друганайтом тайно. Следил ли я за ним в тот вечер? И не случайно уж она назвала его «ледяным королём». Может ли он иметь какое-то отношение к Кунсайту? Мысли успокоились, сознание отключилось, подарив мне сон.

Кагуя-химэ

Осень со своими дождями и красными клёнами всегда наводила на меня грусть и тоску. Новый друг, кажется, был того же мнения. С момента смерти Сестры прошло всего несколько месяцев, а я чувствовала, что былая любовь к ней угасает, уступая место безразличию. Непостоянство демонического сердца очень прискорбно. Не даром же говорится в стихотворении:

Автор очень хорошо показал, к чему на самом деле приводят все клятвы. Кажется, что чувство настолько сильно, что его никогда не вытеснишь из сердца, но время лечит и помогает, особенно если тот, кого пытаешься забыть, вызывает брезгливость и некоторое отвращение…

Нельзя всё время думать о подобном, но, к несчастью, осень вдохновляет меня только на думы о дурном и скорбном. Это время перемен, самый продолжительный сезон, во всяком случае, так кажется.

Совсем недавно мне повезло побывать в одном чудном месте. Мой друг сердца нашёл меня утром в полном расстройстве чувств и пригласил посмотреть загадочный дом. Он завязал мне глаза, тайно вывел из дворца и повёз куда-то. Моё сердце трепетало, как только я задумывалась о том, какой дерзостью занимаюсь. Милый друг ничего не говорил, только порой напевал какие-то старинные куплеты любовного содержания.

Когда процессия остановилась и повязку сняли, моим глазам предстал небольшой домик, около которого копошились демоны. Я вошла внутрь, сопровождаемая моим спутником, и узнала, что это место, куда привозят всё, что нашли на земле!

Моё сердце забилось чаще, как только я поняла, в какой чудный дом попала. Мне предоставили возможность посмотреть на то, что привозили из множества поездок. Самая ценная находка — это книги. Мой провожатый оказался большим знатоком хранилищ и архивов, поэтому сразу отвёл меня в нужную комнату, где хранилось, наверное, четыре десятка различных книг. Первое, что дали мне в руки, была книга, которую называли не иначе как сутрой, хотя к нашим священным текстам она не имела никакого отношения. Скорее всего, в Англии этой книжкой пользовались маленькие дети: она состояла из подписанных картинок и простейших правил. Когда-то она помогла нам составить самый первый словарь английских слов. Ему я обязана всеми своими любимыми романами. Я листала сутру очень осторожно, боясь порвать. Она была в твёрдой обложке, на страницах нарисованы знакомые и не очень знакомые вещи, фрукты, овощи. Чуть позже мне попался дубликат этой почти священной книги. Он был весь испещрен какими-то словами, переводами и догадками. Я отложила в сторону первоисточник, обратившись к переписанному, поскольку порвать его всё же меньшее преступление. Один из свитков был целиком посвящён мальчику, который показывал разные движения: бег, плавание, прыжки в длину. Другой был разрисован заморскими фруктами, половину которых я видела впервые в жизни. Названия их были непереводимы.

Вторая книга, попавшаяся мне в руки, была с картинками, но написана не на английском, как мне объяснили. Я сравнила закорючки в ней и в «сутре», но не нашла никаких отличий: поразительно, что разные языки пользуются одной азбукой. На картинках изображены красоты какой-то далекой человеческой страны: иноземные дома поразили меня своей высотой. Но главное, в книге были нарисованы люди. Я смотрела на этих высших созданий и могла только возмущаться тем, в каких нелепых позах их изобразил их неведомый художник. Ведь люди величайшие воплощения, их должно изображать в самых величественных позах, а тут всё совсем не так: один невнятно машет руками, другой работает каким-то странным инструментом для землепашества.

Третья книга была столь тяжела, что я не смогла оторвать её от земли. Почти тысяча огромных страниц, заполненных мелкими буковками. В ней нарисованы большие цветные карты местности и маленькие портреты людей, одетых в форму наподобие той, которую носит мой муж. Также там были нарисованы странные огромные вещи, даже не знаю, для чего пригодные. Провожатый объяснил, что над переводом этой книги ещё работают, но, скорее всего, это словарь, посвящённый человеческим войнам и орудиям убийства. Там столько незнакомых слов, что весьма трудно понять, о чём речь. Как только я услышала, что это что-то военное, сразу отложила фолиант, взяв другой, в надежде, что он будет более занимателен.

Моё внимание привлекла книга в странной обложке, которую можно было свернуть, как свиток. Открыв её, я очень удивилась, увидев множество картинок и почти полное отсутствие текста. Первую половину книги составляли красивые интерьеры человеческих домов. Какая там мебель! Она очень высокая, яркая, совсем не похожа на нашу. Ещё там же я нашла много рисунков женской одежды. Девушки и женщины носили невероятные платья не на завязках! Одежда была как вполне приличная, закрывающая тело, так и совершенно открытая, прикрывающая только отдельные участки и оставляющая обнажёнными живот, спину, плечи. Девушки в такой одежде сидели на песке или в воде. Похоже, люди купаются именно в таких костюмах. Меня это повергло в некоторую оторопь. Девушки с таким прекрасным телом показывают всем истинную красоту. Но что же делать тем, кого в силу возраста боги обидели миловидностью? Как им показаться на море, чтобы не смутить купающихся видом своих ужасных тел?

Последняя книга, которую я решила рассмотреть внимательно, оказалась про насекомых. С особым вниманием я разглядывала их. Книга была на английском, и я попросила друга перевести или прочитать пару столбцов о жуке, внешний вид которого показался мне очень знакомым. Название жука с человеческого перевести не удалось, потому что оно написано на специальном языке, но содержание мне поведали: «Trypoxylus dichotomus — его тело в длину 7,7 (человеческой второй по величине маленькой единицы), окраска тёмно-коричневая. На голове вытянутый рог с двумя разветвлениями». И действительно, такое я видела в саду. Правда, картинка была почему-то бело-серо-чёрной, что несколько смутило меня, потому что остальные раскрашены в яркие цвета. Я полистала книгу и убедилась, что картинок цветных и не цветных примерно поровну. Почему одни красили, а другие нет?

Расспросив подробнее моего друга, я узнала несколько странностей. В хранилище сорок шесть книг, из них тридцать пять на английском языке, а остальные одиннадцать на четырёх других. Две из них написаны на языке, который очень напоминает наш, но в нём нет знаков азбуки. Переводчики полагают, что люди сохранили тот язык, на котором говорили восемьсот лет назад, но исковеркали до неузнаваемости. В этом хранилище я узнала ещё, что наш язык и язык Тёмного Королевства имеет общего предка, вернее, наш образовался из языка Тёмного Королевства, а это значит, что он имеет непосредственное отношение к наземной жизни, к людям! Ещё я узнала, что на сами переводы тратится не так много времени, как на пополнение словаря. В человеческих языках такое огромное количество непереводимого, что демоны дни и ночи проводят за работой. В хранилище на основе книг и прочего стараются понять жизнь людей, их обычаи. О них мне обещали подробнее рассказать в следующий раз, а сейчас надо возвращаться во дворец той же тайной дорогой, пока меня не хватились.

Глава 45

Зойсайт

Бред в последнее время не прекращается. В голове полная каша Я теряю чувство реальности. Порой сны кажутся намного важнее и материальнее, чем то, что происходит вокруг. В очередном кошмаре я видел беседку, в которой сидели Зойсайт, Джадент, Эндимион и ещё несколько человек. Вернее, это была даже не беседка, а охотничий домик. Там играли на бильярде и в карты. Всё было спокойно: птицы пели, откуда-то из глубины сада раздавалось довольное мяуканье кошки.

— Мой принц! — неизвестно откуда вдруг материализовался Нефрит. — Щит!

Светло-голубое поле укрыло всех четверых. В следующую секунду раздался взрыв. Я смотрел на разлетающийся в щепки охотничий домик, на перепуганных людей. Нефрит и Зойсайт схватили Эндимиона и поволокли к выходу: принц едва держался на ногах. Я не успел уследить, куда делся Джадент, но не прошло и полминуты, как он вышел из-за ближайшего поворота, а за ним шли двое людей.

— Что случилось? — Зойсайт подошел к другу.

— Это и есть террористы, — Джадент указал на людей, которые почему-то не пытались сбежать, а покорно стояли в двух шагах от него, — либералы. За свободу и прочее, как всегда.

С шумом и криками подбежали люди в форме, отвечающие за порядок в замке, и увели пленников. Джадент, Зойсайт и Нефрит склонились перед пытавшимся встать и всё ещё чуть дрожащим Эндимионом.

— Как ты? — спросил Нефрит дружелюбно.

— Ужасно, — Эндимион смотрел на всех троих едва не с яростью. — Вы должны были знать о том, что кто-то хочет посягнуть на мою жизнь.

— Мой принц, это не входит в наши обязанности, — возразил Нефрит. — Мы должны защищать тебя, что и делаем исправно, но ловить врагов трона не наше дело.

— Но в вашей власти и силе! — закричал принц, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на друзей с кулаками.

— Успокойся, — Джадент подошел ближе. — Наставники говорят, что наши способности не должны использоваться для этого. Мы слишком сильны. Сила стихий должна использоваться только для твоей защиты или для решения чрезвычайно важных проблем, но не для поимки преступников.

— Не понимаю, — Эндимион направился к выходу из парка. — Нефрит, ты силами неба уже много лет способствуешь прекрасной погоде на земле, Зойсайт, благодаря силе земли наше королевство стало одним из сильнейших в Галактике, Джедайт, тонкие материи дали нам возможность постигнуть то, чего не знали ни в одном прошлом поколении.

— Мы служим во благо государству и твоей безопасности, но мы бессильны для ловли, — ответил Нефрит.

— Главное, не отходи от нас ни на шаг, — прибавил Зойсайт. — Пока мы рядом, нет такой силы, которая могла бы убить тебя.

Принц молча пошёл вперёд и скоро скрылся от навязчивых телохранителей.

— Возможно, мы можем защитить его, но не его отца, — прошептал Нефрит.

— Да, и смерть Ярозайта это доказывает, — подтвердил Джадент. — Но раньше покушались только на короля, а выступали за принца, но сегодня… Взрывчатое устройство было направлено чётко на Эндимиона.

— Мы защитим его, чего бы это ни стоило, — Джадент смотрел на друзей несколько сконфуженно. — Мои устройства вычислят местонахождение принца, и мы в любой момент окажемся рядом.

— Не знаю, что и…

В этот момент картинка пропала и появилась другая. Огромный стол, за которым сидели все мои знакомые по прошлым видениям и король Земли с Королевой. Их я никогда прежде не видел, но узнать было очень легко. Велась непринуждённая беседа, как вдруг король схватился за горло, прохрипел что-то и упал на пол. Все бросились к нему, даже не заметив, что та же участь постигла королеву. Эндимион в ужасе осматривал труп отца, телохранители окружали его с трёх сторон. В этот момент в зал ворвались неизвестные мне люди:

— Это бунт! Всем оставаться на местах! — возопил человечек, размахивающий каким-то флагом.

— О нет! — Нефрит схватил принца Эндимиона. — Уходи на Луну, мы скоро к тебе присоединимся. Если это только горстка людей, мы с ними разделаемся.

С этими словами Нефрит телепортировал принца прочь. Находящиеся в зале среагировали по-разному: некоторые приготовились драться, другие спокойно сидели, третьи начинали паниковать.

— Король мёртв. Да здравствует принц Эндимион! — возопила толпа.

— Люди, да какое вы право имели отравить короля? — мой двойник вышел вперёд. — Принц Эндимион в любом случае будет у власти, но без вашей помощи, убийцы!

В этот момент земля из цветов в горшках, которые во множестве стояли на полу, высыпалась на паркет и покатилась к людям.

— Бойтесь стихии! — закричали им сидящие за столом. — Вы не та тех напали! Пока у нас есть телохранители принца, никто не сможет нам противостоять!

Восставшие не стали рассматривать землю, они бросились вперёд, собираясь, по-видимому, перерезать тех, кто находился в комнате. Но тут земля встала столбом, образовав стену. Её количество росло на глазах. Казалось, будто все цветы во дворце остались без земли. Волна несколько секунд увеличивала свои размеры, а потом рухнула, погребя под собой нападавших. Образовался полуметровый слой земли, который превратился в глину, а она в свою очередь застыла, будто побывала в печке.

Меня во всей этой кутерьме поразило одно: мой двойник ничего не делал: ни каких-нибудь пассов руками, ни даже движений глаз. Как такое возможно? Единственное, что выдавало сам факт того, что это он делал, так только то, что он стоял впереди. Разглядывая без всякой жалости кучу глины, он отошёл к остальным людям. На его место встал Джадент. Встал и ничего не сделал, как мне показалось. Но уже через минуту в зал с жуткими криками стали прибегать люди. Все они кричали о каких-то там привидениях и прочем. Зала была огромной, но люди всё прибывали и прибывали. Наконец, двери сами собой закрылись. Джадент повернулся к одному из мужчин, который сидел за столом:

— Господин начальник сыскного ведомства, перед вами все, кто проник во дворец с целью захвата власти. В замке больше нет ни одного восставшего. Невидимый барьер отделяет нас сейчас от них. Позовите преданные вам войска, пускай разберутся с предателями, я уверен, что восставших поддерживает часть армии.

— Да восславится сила небесных королей! — провозгласила толпа.

С какой любовью и страхом смотрели на нас троих все эти придворные!

— Мы свою работу выполнили, — продолжил Зойсайт. — Подавлять революцию не наше дело, разбирайтесь с этим сами. Если хотите, я могу снять глиняный заслон и вернуть цветам их землю, всё равно под ним нет живых.

С этими словами три генерала направились к задней двери. Толпа смотрела на них, как на богов. И немудрено. Я не мог понять, как такое возможно. Такая сила просто немыслима! Такого не бывает. Все трое молча шли по коридору, пока не оказались в цветущем саду.

Там они сняли с лиц угрюмые маски и позволили себе расслабиться.

— Ну что ж, мы победили, — улыбнулся Нефрит.

— Всё это странно, — ответил Зойсайт. — Надо телепортироваться на Луну и найти принца, а то он, думаю, уже совсем не ожидает увидеть нас живыми. Скоро последует коронация.

— Не спешите, — в воздухе появилась… Королева Берилл!

Правда, она была совсем на себя не похожа, так что я её сразу даже не узнал. По всему можно было заметить, что она является обычным человеком.

— Вы великолепны, просто великолепны! Вы так легко сломили мою армию.

— Берилл, не говори глупости, — отмахнулся Джадент, — твои шутки неуместны. Да, мы только что уничтожили людей. Но кто стоит за заговором, надо ещё узнать. Хотя признаю, твоё появление эффектно. Если ты беспокоишься за Эндимиона, знай, он на Луне и не пострадал.

— Нет, вы не поняли, — Берилл приземлилась на землю. — Это я приказала убить короля.

— Глупости, ты бы не стала так спокойно говорить об этом нам, — Нефрит всё так же сидел на траве. — Ведь ты прекрасно представляешь себе нашу силу.

— Моя цель — стать королевой Земли и Луны, — продолжила Берилл.

— Честно скажу тебе, — Джадент с улыбкой глядел на женщину. — Мне тоже не нравится Серенити. По мне, так брак с тобой составил бы принцу больше блага, но он влюблён, и родители хотели этой свадьбы, так что ничем помочь не можем. А завоевать Луну невозможно, да и жалко: великое царство с таким количеством памятников архитектуры…

— Вы, кажется, не воспринимаете меня всерьёз, — обиделась Берилл. — Так знайте, что я теперь сильнее вас. За мной стоит Богиня демонов, богиня жизни. Я стала первой жрицей Металлии!

— И где ты её нашла? — засмеялся Нефрит. — Кажется, её, по легендам, заточили в каком-то чуть ли не колодце, ну да это мифы.

— Лорды, — Королева опустилась на землю и села рядом с генералами на траву, — вот именно, что в легенде очень чётко указано место. Но никто не верит в неё, поэтому никому в голову не пришло даже попробовать освободить Металлию. Но я поверила и решила проверить. И что же, богиня именно там, где и должна быть. Так вот, теперь моя цель: женить на себе Эндимиона, разгромить Лунное царство, то есть захватить его, устроить ваши браки с принцессами планет, в общем, создать огромную империю.

— У меня раньше были такие замашки, — философски заметил Джадент.

— Вы такие сильные, — продолжала Королева, — что ваша энергия пробудит полностью мою госпожу. Более того, чтобы служить ей, вы должны быть покорными, а ваш теперешний темперамент, жажда крови и убийств мне не подходит. Сама Металлия указала мне на одного, вы же мне тоже прекрасно подойдёте. Мы изменим вас и сделаем такими, какими вы сможете в полной мере жить и служить.

Пока она говорила, лорды только посмеивались над её идеями, которые казались, мягко говоря, неосуществимыми.

— Берилл, нам надо на Луну, надо предупредить Эндиимона, что всё в порядке. До скорого.

Лорды хотели телепортироваться, но Берилл их остановила.

— Ах, вы мне не верите!

Она пала на колени и стала читать какое-то заклинание. Генералы с подозрением смотрели на неё, как вдруг позади Берилл стало клубиться облако, которое всё увеличивалось в размерах. Оно покрыло собой женщину, перевоплотив её в ту королеву, которую я знал всю жизнь: фиолетовое платье, рога из плеч, в руке шар. Лорды насторожились.

— Я сделаю вас своими! — возопила она не своим голосом и бросилась на всех троих.

Лорды тут же оказались в другой стороне.

— Нефрит, действуй! — крикнул Зойсайт.

Нефрит поднял руку вверх, и тут же с неба одновременно подул страшный ураган, забили молнии, ударил гром, пошёл снег и наступила жуткая жара. Всё это вместе образовало один огромный шар, который и полетел в Королеву. Она увернулась, а сад взлетел на воздух. Лорды поднялись в небо, левитируя между множеством осколков, которые взрывной волной подбросило в воздух. Видимость была нулевая. Во все стороны расходились некие лучи светло-розовой очень горячей энергии. Видимо, это были атаки Королевы. Вдруг пыль и всё прочее резко осели вниз. Зойсайт использовал свою возможность управления землёй.

— Окружаем её! — крикнул Джадент.

Лорды с трёх сторон подлетели к парящей королеве. В следующий момент в неё полетели разные атаки: Зойсайт собрал вокруг себя множество деревьев, которые и поджёг; Нефрит вызвал с неба поток метеоритов; Джадент направил странные звуковые волны, раздирающие уши. Всё это одновременно подействовало на Берилл с такой силой, что она не смогла защититься. Её изуродованное тело пало на землю. Я видел, как издалека, из дворца, защищённого щитом, за битвой наблюдают придворные. В числе зрителей я видел и Друганайта, который на редкость спокойно смотрел на побоище. Лорды опустились на Землю, подошли к Берилл, но слишком поздно заметили, что на её теле нет ни царапины. Страшные молнии, вырвавшиеся из её шара, раскидали генералов в разные стороны, несмотря на их щиты. Но раны на их телах зажили с огромной скоростью. С такой, с какой вообще-то даже тело демона на регенерирует.

— Камни! — возопила Королева.

Я присмотрелся и увидел, что у лордов на шее висели непонятные цепочки. К сожалению, что на них подвешено, узнать было невозможно из-за одежды, но я мог предположить, что там находились камни-символы, ведь Сейлор Венера говорила, что они лечили нас раньше.

Джадент атаковал, создав несколько копий генералов. Каждая иллюзия начала проводить слабые атаки. Берилл, взлетев в воздух, собрала все силы и обрушила их на Зойсайта. Тот выставил блок, но цепочка порвалась, и камень упал вниз. Ответив страшным водоворотом из песка и глины, который поддержал Нефрит, добавив ветер, Зойсайт бросился вниз искать камень. На земле его не оказалось. Я видел, как человек, забыв о битве, которую вполне удачно вели оставшиеся двое, судорожно шарит по траве и не замечает, как из-за ближайшего дерева выходит… Кунсайт? Я, невидимый и бестелесный, не мог ничего сделать, только смотрел, как демон приблизился и спросил:

— Ты не это ищешь? — в его руке лежал цоизит.

Зойсайт на мгновение утратил бдительность, и атака Королевы поразила его. Что произошло, сказать было трудно: Зойсайт просто оказался распят в воздухе.

— Займись ими, а я приведу его в чувство, — послышался крик Королевы.

В этот момент произошла очень странная вещь: отбив последнюю атаку Нефрита, Берилл бросилась вниз. Пока она летела, чёрная сущность вышла из неё и вошла в Кунсайта. Тот взлетел на её место и стал атаковать так же, как только что она, из чего я мог сделать вывод, что это сила Металлии. Нефрит и Джадент пытались пробиться ко мне, но Кунсайт следил за обоими, не давая им и секундного послабления. Берилл подошла ко мне вплотную. Рядом с ней материализовался ещё один сгусток тёмной энергии.

— Я сделаю из тебя асура, — прошептал он, — но сперва отдай мне свою безумную энергию!

Существо оплело висящего в воздухе Зойсайта. По закону жанра он должен был бы пытаться освободиться, кричать от боли или молить о пощаде, но ничего такого не произошло: он просто висел и краем глаза смотрел на серую массу, которая постепенно наполнялась его жёлто-оранжевой энергией. Прошло, наверное, с полминуты, прежде чем существо отпустило его. Зойсайт так и не проронил ни слова.

— Энергия превосходна, но больше такой у тебя не будет. Начинаем перевоплощение.

Зойсайт молчал, будто ничего не происходило. Частичка Металлии подлетела ближе.

— Открой рот, пожалуйста. Мне нужно изменять тебя изнутри: нужно дать кусочек другой души, сделать из тебя асура и прочее. Глаза твои, правда, жаль, они светятся зелёным, а после превращения потухнут. Ну же, подчинись.

Зойсайт открыл рот, что меня удивило не меньше предыдущего его поведения. Казалось, будто ему дела нет до того, что с ним делают. Существо проникло в его тело. Наверное, он должен был бы извиваться от боли, но опять ничего не происходило. Вдруг всё исчезло, будто наступила ночь. Я слышал звуки битвы, но не видел, видимо, это была грань сознания. Потом и они стихли. Меня поглотила тьма.

Это был конец воспоминаний. Я знал, что дальше ничего не будет, потому что то, что произошло дальше, я настоящий знал. Моё первое воспоминание — пробуждение в том парке вместе с остальными Небесными Королями и Королевой Берилл. Тем летним днём кончился я прошлый и начался я настоящий.

Кагуя-химэ

Несказанное счастье постигло меня в восьмом месяце: мне вновь довелось побывать в хранилище редкостей с земли. На этот раз я смогла подержать в руках вещи. Сложно передать мой немой восторг, когда я видела такие предметы, которые есть и во дворце: гребень, палочки! Правда, их было немного, гораздо больше совершеннейших загадок. В шкатулке лежал целый моток странной толстой веревки, прекрасно клеившейся к дереву! Рядом с ним я нашла браслет с утолщением. Как мне объяснили, у людей в сутках всего двенадцать часов, а в них шестьдесят более мелких часов. Так этот предмет отсчитывает время. Но боги милосердные, неужели на поверхности земли день в два раза короче, чем у нас? В это сложно поверить, но говорят, что находки не лгут.

Человеческие пишущие предметы отличаются простотой в использовании. Люди с поразительной лёгкостью влили в маленькие полые палочки тушь, так что её надолго хватает, но, к сожалению, как только тушь кончается, палочку приходится выбрасывать. Длинные грифели люди вставили в деревянную оправу, получив предмет, который очень долго служит и который надо точить, чтобы он продолжал так же хорошо рисовать. Но более того, если рисунок вдруг не удался, его стирают квадратной мягкой стёрочкой.

Форма круга считается у нас одной из самых совершенных, и люди использовали её для создания мячей: обычно это твёрдые и прыгучие шарики жёлтого цвета. В архиве есть целая полка, посвящённая мячам от мала до велика. Путешественники рассказывают, что в мячик играют в основном дети, но иногда и взрослые тоже желают развлечься подобным образом.

К величайшим творениям рук человеческих я бы отнесла ещё погодоизмеритель. Он состоит из красной полоски, которая заточена внутри стеклянного сосуда, на котором нарисованы деления. Чем жарче, тем больше делений закрашено, чем прохладнее — тем меньше.

Описать всё великолепие человеческого мира просто невозможно. Я слушала рассказы и понимала, что мечтаю только об одном — попасть туда, попасть в мир людей. Пускай мне даже придётся ради этого умереть и пройти новое рождение. Я на всё готова, только бы… Только бы стать человеком! Ведь человека совсем немногое отделяет от нирваны, а попасть туда — мечта всех обитателей этого мира.

Мы беседовали о подобном с моим новым другом. Он был очень романтично настроен и сам мечтал побывать на земле.

— Знаете, — говорил он мне, — я часто бываю в архивах и постоянно рассматриваю человеческие вещи, пытаюсь понять, как они использовались владельцами. И знаете, я даже не уверен, что мы правильно понимаем суть этих вещей. Возможно, всё совсем не так, как нам кажется.

— Да, вот была бы радость, если бы в какую-нибудь поездку взяли бы вас, — ответила я.

— Я боюсь этого, — рассмеялся этого, — ведь могу и не вернуться живым. Тогда вы будете оплакивать меня?

— Всей своей душой! Всем любящим сердцем! — заверила я его и сложила:

Он ответил:

Через несколько минут мне принесли ответ:

Глядя на прекрасный подарок, я вспоминала празднество Камо, вернее не само празднество, а репетицию перед ним. Было холодно, слуги, которым пришлось в этом году нести длинные сосновые факелы, совсем замёрзли, так что на них жалко было смотреть. Потом внимание моё отвлеклось на звуки флейт, на выход сыновей знатнейших вельмож, которые остановились прямо рядом с нами и завели ничего не значащий разговор. Я была так рада поговорить с новыми незнакомыми демонами. Беседуя, мы чуть не пропустили выход музыкантов и танцоров из дворца. Огромная толпа стояла и любовалась небывалым зрелищем. Кажется, что каждый год оно лучше прежнего. Лишь немногие, самые злобные, видимо, господа, проходят мимо, не обращая внимания на пляску. Им вслед слышатся дамский хохот и пересуды. Те, кто ведут себя не как все, всегда вызывают злость и непонимание.

Ещё хорошо помню картины ада, изображённые на ширмах, которые каждый год после дней поминовения святых имён Будды приносят в женские покои, чтобы мы прониклись ужасом перед самым страшным рождением. Когда я была ещё маленькой, то весьма боялась картинок, мне казалось, что демоны сейчас выпрыгнут из ширмы, схватят меня и утащат с собой в глубины одного из адов. Обычно в покоях в это же время устраивались концерты. Придворные играли на флейтах, лютнях, цитрах, на чём только можно, но я, будучи напуганной загробной жизнью, никогда их не слушала, ссылаясь на недомогание. Только после замужества я стала несколько спокойнее относиться к страшным видениям. Мой муж, видя, как мне дурно смотреть на ширмы, создавал простенькую, как он сам говорил, иллюзию, и я начинала видеть папоротник и сакуру — единственное, что Зойсайт умел рисовать. Это было тоже очень забавно. Я пыталась научить его рисовать ну хотя бы какое-нибудь другое растение, например, кипарис, который редко видела, но очень любила. Однако же ничего не получалось — муж будто нарочно выводил неправильные линии, и это при том, что у него хороший почерк и не было никогда трудностей с написанием иероглифов. Я ничего не могла сделать, поэтому пришлось отказаться от милой затеи.

Нельзя также не вспомнить без особой радости праздник Госэти. Танцовщиц для него назначала сама императрица, то есть долгое время им занималась моя матушка. Несколько десятков девушек из самых богатых семей, из свиты императора, самой императрицы, принцессы были удостоены высокой чести танцевать на празднике. В канун дня Дракона наконец определились с цветовой гаммой танцовщиц и сопровождающих их дам. Решили, что все должны носить белые одежды с тёмно-синим узором. Причём рисунок на платьях должен быть не отпечатан с деревянных досок, как это делают обычно, а нарисован кистью величайших мастеров.

Несколько дней шёл великий праздник красоты, как я его называла, глядя на великолепных девушек. Но не только танцовщицы и сопровождающие одеваются в ту пору нарядно. Во дворце все стараются перещеголять друг друга. К головным шпилькам прикрепляют пёстрые полоски ткани, похожие чем-то на ярлыки в дни удаления. Мужчины тоже не могли не радоваться празднику. Они ходили по дворцу, распевая песни, и норовили поговорить с какой-нибудь дамой, которая смущалась такого поведения. Благо, я не придворная дама и ко мне всякие проказы не имели отношения.

Праздники — одна из самых интересных вещей в жизни. К сожалению, похороны тоже праздник, и я не могу сказать, что мне не нравится торжественное шествие, которое устраивают для тех, кто отправляется в последний путь. Оно наполнено великолепием и очарованием. Даже в плаче и стонах есть своя красота. Скорбь может быть лишь маской, никогда не знаешь, что скрывается за ней. Действительно ли кому-то жаль покойного, или он просто делает приличную гримасу, чтобы другие демоны не осмеяли и не осудили его? Кто знает, о чём думают они на самом деле?

А между тем поздняя осень становилась всё темнее и непригляднее, настроение у меня портилось. Последнее письмо Нефрита тоже не внушало особой радости:

«Аматэрасу благословит ваш путь, Мать Страны.

Я надеюсь, что ваше здоровье всё столь же отменно, а ваше настроение не омрачают никакие тучи. Как ваша погода? У нас поздняя осень со всеми её отвратительными предзнаменованиями. Надеюсь, вас они обойдут. Ваше последнее письмо очень обрадовало меня. Если Мать Страны не чувствует забот, то и в стране должно быть процветание. Как ваш сын? Я молюсь, чтобы его дни продлились. Моя жизнь ни в чём не изменилась за последнее время. Ваши милые письма — единственная отрада в общей скуке. Я только сейчас получил от вас весточку, потому что совсем недавно вернулся домой от очередных соседей. Моя служба ужасна тем, что совсем забываешь о родном доме. Надеюсь, что скоро услышу от вас ещё добрые вести, их так не хватает в нашем быстротечном мире».

И всё. Раньше он писал много, но сейчас, видимо, занят. Я очень ценила нашу переписку: сохраняла копии своих писем, а уж послания Нефрита берегла пуще глаза. Все они лежали в специальном ларце, который он подарил мне в нашу последнюю встречу. Жаль, он не знал о том, что подарок я использую для хранения его же писем.

Глава 49

Зойсайт

Зима встретила меня новыми заботами и хлопотами. Я понимал, что разграбить древнюю сокровищницу легко, но ведь надо ещё и использовать найденное золото, иначе в нём нет смысла. Я благодарил Металлию за то, что у жены моей своеобразная логика, по которой выходит, что, рассказав кому-либо о похождениях, она заденет нашу честь. Ну что ж, прекрасно. Мне нет дела до того, под каким предлогом она будет молчать, главное, что будет. Однако же что-то надо делать. Драгоценный металл занимает слишком много места, и я боюсь, что кому-нибудь взбредёт в голову открыть мои покои. Конечно, Ландыш и Виноград стараются не допустить этого, но они же не могут охранять сокровища двенадцать часов в сутки. Как перевезти такое количество золота через границу, где всё досматривают? Слышал я о многих способах маскировки, сам порой бывал на таможне и видел талантливых контрабандистов, но себя к их числу не отношу. Конечно, можно нанять какого-нибудь умелого преступника, но, если что-то пойдёт не так, дело запахнет международным скандалом.

Полтора месяца мои мысли были заняты разными планами, но ничего путного придумать так и не удалось. Хотя я вынес хорошо если десятую часть коллекции древних людей, всё равно она занимала порядочно места и много весила. Вывозить же по частям тоже глупо, потому как эта процедура займёт безумное количество времени. Реальной торговли с Хэоанской Империей мы не ведём. Вообще, если я правильно помню слова Джадента, то получается, что вся торговля чистая фикция, так как наша страна сама может содержать себя и пропитанием, и другими ресурсами. С другой стороны, Тёмное Королевство многому научилось у Империи за время моего заточения. Но в последнее время я слышу тревожные разговоры о том, что всякое партнёрство постепенно прекращается. Значит ли это, что мы готовимся к войне? Но можно ли быть уверенными, что на защиту ослабленной междоусобицей Хэоанской Империи не встанет другое сильное княжество? Как отреагируют те страны, где с недавнего времени существует новая форма правления и выборная власть?

Мне было безумно обидно, что не имею возможности получить ответы на все эти вопросы: информации катастрофически мало. Но в любом случае: готовимся мы к войне, не готовимся, а золото ещё никому не мешало. Размышляя над этим, я в очередной раз зашёл в импровизированную сокровищницу и столкнулся там с Виноград.

— Аматэрасу с тобой, — сказала она, склонившись.

— Да благословит тебя богиня, — ответил я.

Прямо у моих ног валялось жёлтое и белое золото. Глядя на это великолепие, я сложил:

Она ответила, смеясь и коварно улыбаясь:

— Послушай, Зойсайт, — произнесла Виноград, подходя ко мне вплотную. — Ты случайно в ближайшее время не собираешься покинуть дворец?

— Нет, меня же никуда не пускают. Разве что на охоту за золотом ещё раз пойду, да и то вряд ли, его ведь и так слишком много.

— Я не об этом, — ответила Виноград. — Ты немедленно должен пойти в поход!

— В военный? — засмеялся я. — И на чьей стороне? Кого из… эээ… сколько там сейчас военных правителей?

— Да послушай меня, — Виноград нахмурилась, — я серьёзно говорю. Уезжай отсюда и забери с собой Ландыш. Немедленно!

— Да что такое? — я в упор не понимал, чего от меня хотят.

— Зойсайт, неужели ты не видишь золотого блеска у неё в глазах? — спросила юма.

— Нет, не замечал, — ответил я честно.

— Так заметь же. Ландыш заболела. Это золотая лихорадка. Ещё немного, и она не сдержится и растащит половину сокровищ.

— Не её стиль, — фыркнул я. — Ей что, денег не хватает? Сказала бы. Нет, я таких шуток больше от тебя жду.

— Зойсайт, я не шучу, — ответила Виноград, глядя мне в лицо. — Поверь моему опыту, золотая лихорадка — вещь страшная. Ни человек, ни демон, ни асур — никто не может ей противостоять, если только он не обладает огромной силой воли, но наша Ландыш не такая. Она убьёт за золото, она ограбит своего господина и друга, она сделает всё, чтобы заполучить богатство. Увези её хоть на охоту, только подальше отсюда, а мы займёмся переправкой добычи в Тёмное Королевство.

— Подожди, кто это «мы», и каким образом вы этим займётесь? — не понял я.

— У Яши есть какой-то план. Я точно не знаю, она не говорит.

— Тогда узнай, я не могу просто так доверить ей контрабанду, — сказал я, но тут же осёкся, поскольку вспомнил, как она забрала у меня учебник хинди, а через несколько дней принесла его переписанным и переведённым. Как ей это удалось? У меня и сейчас нет ответа. О Металлия, хинди! Я побледнел. Со всеми приключениями посмел забыть о том, что мне надо его учить. Кунсайт может приехать когда угодно, а я должен знать эту книгу чуть ли не наизусть… Отогнав тревожные мысли, я обратился к юме:

— Ладно, поеду на охоту дня на три, и Ландыш будет со мной. Если что, говорите всем, что у меня дни удаления. Конечно, никто лучше Ландыш лгать не умеет, но вдруг вас не раскусят. Что до сокровищ, доверюсь Яше, но если что-то случится… Ладно, не буду загадывать, действуйте, только…

Я взял Виноград за руку и повёл в свою комнату. Раз уезжаю на несколько дней, а, возможно, и на неделю, надо быть готовым ко всему. Я достал свою главную тайну, которая чуть не стала моей гибелью год назад, опиум.

— Виноград, у меня очень странная просьба. Не спрашивай ни о чём, просто постарайся её выполнить. Так вот: если меня не будет через три ночи (запомни, я не просто так считаю именно на ночи), то на четвёртую свяжись с господином левым министром…

— Если я правильно понимаю, о ком ты говоришь, то за это время его повысили, он уже главный министр, — поправила меня юма.

— Не важно, в общем, ты поняла, о ком я говорю. Так вот, на четвёртую ночь подошли его к моей жене. Скажи ему, что это моя воля — он подчинится, и не спрашивай почему. Дай ему склянку. Когда они останутся вдвоём, пусть напоит мою жену содержимым — результат будет мгновенным, — а потом пускай вернёт скляночку тебе.

— Глупо звучит, но, если хочешь, сделаю, — Виноград приняла пузырёк. — Но, думаю, ты вернёшься раньше, так что всё это не понадобится, во всяком случае, я надеюсь. Попробуй пока тихо собраться.

Я созвал слуг, велел им как можно тише и аккуратнее подготовиться к охоте, объяснив, что это будет больше похоже на любование первым снегом. Убедившись, что меня поняли, я пошёл к Ландыш: она сидела в саду прямо на земле, несмотря на лёгкий снежок, и смотрела куда-то вдаль. Мне не составило труда уговорить её поехать на охоту — она обожает развлечения подобного рода. Во время разговора я специально пытался заглянуть ей в глаза, но никакого золотого блеска не заметил — померещилось Виноград, что ли? Но раз она считает, что прогулка пойдёт нам на пользу, что ж, я не прочь.

Поздно ночью мы аккуратно выбрались из замка. Кто телепортировался, кто пробирался своим ходом: стража так ничего и не заметила. Это было начало небольшого приключения. Мы тихо отходили от дворца, потом от столицы. Морозный ветерок чуть щекотал лицо. В это время года в горах раздолье — воздух такой чистый и прозрачный, что, кажется, им можно дышать вечность, кажется, что, вдыхая его, продлеваешь себе жизнь, становишься бессмертным. Мы мчались по лесу. Конечно, сейчас совершать такого рода прогулки опасно: везде ходят вооруженные крестьяне и монахи, но мне почему-то казалось, что ближайший к столице лес ещё не заняли. Возможно, я ошибался, тогда нам предстоит очередной бой. Мы всё равно одержим победу, и будет хотя бы не так скучно. Я давно не применял своих способностей, если не считать нападения ниндзя, но они быстро ретировались, так что мне даже почти не удалось проявить свою силу.

Светало. Мы остановились на большой поляне, где почему-то почти не было снега. Звёзды. Далёкие звёзды приветствовали меня и перемигивались. Я повалился на травку, чуть припорошенную снегом. Чувствовалась лёгкая усталость от недавней скачки. Понятное дело, что настоящая охота начнется завтра днём. Пока мы просто осматривались, примерялись, где какого зверя можно поймать. Ландыш подошла ко мне, заслонив звёзды.

Произнесла она. Я посмотрел на луну, но никакого тумана не заметил.

Возразил я. Юма не стала спорить. Я знаком предложил ей лечь рядом, и она приняла моё приглашение. Я далеко не сразу понял, что ей может быть холодно лежать на снегу, всё же это у меня волшебная форма, защищающая от любой непогоды, а её обличие не слишком подходит для зимы. Я снял китель, расстелил его на земле, предлагая подруге лечь на него.

— Зой, мне не холодно. Я же растительная юма, и лежать на траве всегда хорошо.

— Ложись, так теплее в любом случае. К тому же, если я простужусь, то ничего страшного не случится, а у тебя может развиться та же болезнь, что и у ныне покойной Принцессы Третьей. Мне твоего только трупа не хватало.

— Не шути так, — она устроилась рядом, положив мою руку себе на грудь. — Ты такой тёплый. К тебе очень приятно прижиматься.

— Если станет совсем холодно — скажи: развернусь так, чтобы тебе было удобно, — ответил я.

— Спасибо, — она внимательно смотрела на меня. — И спасибо за чудную поездку. Я знаю, ты не просто так её организовал. Ты… ты ведь хочешь поговорить?

— О чём? — искренне удивился я.

— Если уж ты решил путешествовать со мной вдвоём, значит, хочешь поделиться чем-то тайным, разве я не права? Иначе бы ты взял с собой Виноград.

Я смотрел в её искренние глаза и понимал, что не смогу сказать правду.

— Кстати, я взяла с собой то, что ты забыл, — сказала юма лукаво.

— И что же это? — спросил я недоумённо.

— Вот, — она указала на лежащий рядом с ней свёрток, — ты же завещал кормить тебя содержимым этого пакета в том случае, если будешь превращаться в чудовище, терять сознание или ещё что-нибудь в этом духе, помнишь?

— Да. Странно, что я забыл о свёртке, он же всегда со мной. Спасибо за заботу.

— Скажи, а он тебе действительно так часто нужен или нет? Я, конечно, далеко не всё время с тобой провожу, но почти не видела, чтобы ты содержимое ел, — полюбопытствовала Ландыш.

— Сейчас всё чаще приходится глотать непонятную гадость. Понимаешь, всё это очень сложно. Тот чёрный сказал, чтобы я ел содержимое, если почувствую, что души могут разделиться. Но он никак не описал этого ощущения, а я настолько боюсь раздвоения, что при любой попытке моей головы сделать что-нибудь не так сразу принимаю средство, поэтому не знаю, правильно поступаю или нет, действительно ли странные ощущения связаны с моими душами или это просто плод моего больного воображения и мне уже любая головная боль видится разделением душ. Честно, не знаю, но пока мне кажется, что становится только хуже.

— А разве вылечить раздвоение тем, что ты ешь, нельзя? — удивилась Ландыш.

— Милая моя, — я засмеялся, — ты всё неправильно понимаешь. От этого невозможно вылечиться, во всяком случае, чёрный так сказал. Помнишь, я запретил тебе и Виноград говорить о произошедшем Лордам и Королеве, да вообще кому угодно, что бы со мной ни случилось? Это всё не просто так. Пойми, спасения мне нет, я, поедая гадость из пакета, только оттягиваю расплату, но предотвратить её… Не знаю. То существо, которое явно было высшим, говорило, что впервые видит такую совершенную духовную химеру и что противоядия от раздвоения не знает. Если уж оно не знало, то спрашивать у асуров бесполезно.

— И что тебя ждёт? Смерть? — спросила Ландыш, глядя на меня со смешанным чувством страха и сожаления.

— Если бы всё было так просто, — я вновь зашелся смехом, но быстро успокоился. — Смерть… Какая? Души разорвут тело на части? Но как, они же не материальные? Или будет жутчайшее нервное истощение? Или я просто впаду в кому? Или сойду с ума? Или у меня будет раздвоение личности? Что??? Я не знаю! И он не знал. Или не сказал. Пойми, я предатель своего народа, своей Королевы и своей родины, но я ничего не могу сделать. Моя жизнь — это предательство, потому что я уже разрушил то, что разрушать было нельзя, и теперь не могу гарантировать своей адекватности, но если совершу самоубийство, то разорвётся союз Четырёх Небесных Королей, а чем это грозит, даже Металлия не знает. Понимаешь? Если кто-нибудь узнает о том, что произошло, меня казнят. Вернее, меня должны были бы казнить какой-нибудь страшной смертью: четвертование, колесование, сожжение, распятие — что ещё любят делать на нашей родине? Но, с другой стороны, ничего нельзя сделать, потому что меня некем заменить. Да, огненных демонов много, но мы — жрецы Металлии, если Великую Четвёрку разрушить, вообще неизвестно, что будет дальше. Возможно, ничего. Возможно, мы просто недоразвитые асуры, и если нас заменить нормальными, то станет только лучше. Но меня, Нефрита и Джадента в той жизни, вернее, те души натаскивали на какую-то запредельно сильную магию, а значит, она ещё где-то жива, она или те умения, которые нам дали. В общем, не знаю, но моё положение сейчас просто ужасно, я лишь веду себя так, чтобы вы ничего не замечали.

Я замолчал. Ландыш тоже молчала, отведя взгляд. Я понял, что не стоило говорить всё сразу залпом, это может очень плохо сказаться на собеседнике.

— Какая она? — вдруг спросила юма.

— Кто? — не понял я. — Смерть?

— Нет. Какая она была, твоя жизнь на Земле? Расскажи, как живут величайшие существа нашей религии, люди. Расскажи, ведь ты же порой вспоминаешь отрывки. Расскажи.

Она говорила тихо. Я не знал, зачем ей вдруг понадобилось услышать историю. Возможно, лишь для того, чтобы успокоиться.

— Земля… Я помню только отдельные отрывки. У меня очень странная семья. Если я правильно понял, у моего отца было три жены и больше десяти детей, которые дружили между собой. Меня самого в раннем возрасте забрали на полуостров, расположенный недалеко от одного из трёх материков. Там было холодно. На полуострове я и прожил лучшую часть своей жизни вместе с Нефритом и Джадентом. Там мы ничего не ели. Ни одно воспоминание так и не даёт возможности увидеть, что же в пакете, содержимое которого я сейчас должен глотать. Но мы пили очень много: могли выжать сок из всего, вплоть до мяса, потому что только так могли знакомиться со вкусами. Есть нормальную пищу мы не могли, только пить. А сама Земля… Она прекрасна, но очень похожа на наш мир, только там другие деревья, другое небо, другой воздух, другие животные. А вот люди… Люди очень похожи по своим повадкам на нас, асуров. Да, кажется, что они — высшие существа и должны быть благословенны, но нет, среди них есть подлецы, предатели, ненавистники всего святого и прочие. Люди ведут страшные войны, порой более страшные, чем мы.

— А в чём они ходят? — спросила Ландыш уже более твёрдым голосом.

— Я смутно помню. Одежда меня не очень интересует. Но дамы, дамы ходят в огромных платьях, причём действительно огромных. Три наших девушки смогут встать рядом, и только тогда можно хотя бы примерно представить себе ширину платья. Они разноцветные. Кажется, цвет не зависит от ранга носящего. У мужчин костюмы тоже странные: в основном чёрные. Но я не знаток моды. Могу сказать только одно: их одежда потрясающе неудобна. Единственная удобная вещь — это военная форма. Да и то она не похожа на мою: сама дырку не зашьёт, в жару не охладит, от удара не защитит, — я чуть погладил свой китель, — но, в принципе, она такая же, как моя, только цвета отличаются, всякие ордена и прочее. Люди живут в огромных домах, просто гигантских. У них нет землетрясений и других напастей. Их дома построены из камня, и они очень красивы, но чересчур пышны, там много колонн, фресок, резьбы по дереву и камню. Очень много всяких цветов. Понятное дело, что я описываю тебе состоятельное общество, к которому принадлежал сам, а уж никак не бедноту, которую видел только издалека.

— Я понимаю, — ответила Ландыш. — Спасибо. Конечно, всё это очень интересно, но почему бы тебе ещё раз не сходить в прошлое и не поговорить с чёрным?

— Интересно, каким образом я должен это сделать? — засмеялся я. — Не знаю, почему тогда вдруг мои души взбунтовались. Можно подумать, будто я до Принцессы Третьей никогда не держал за руку умирающих. К тому же, если пойду туда, то, быть может, совсем погублю себя.

— А может, и нет. У тебя же всё равно один конец, — улыбнулась юма.

— Нет, концов много, только они все один ужаснее другого, — засмеялся я.

— Послушай, ты можешь отпустить меня?

— Куда?

— Домой.

— Зачем?

— Я хочу попробовать помочь тебе. Вдруг найду кого-нибудь, кто знаком с расщеплением душ.

— Если хочешь, поезжай, хотя не верю, что ты что-нибудь найдёшь, но поездка хотя бы развлечёт тебя, — откликнулся я. — Только, пожалуйста, если столкнёшься с моим учителем, ни слова!

— Я уже поняла и ничего не скажу, даже если он будет спрашивать.

— Он самое непостижимое существо на свете, — задумчиво прошептал я, — но сейчас его реакция будет вполне определённой — он проклянёт меня или что-нибудь похуже.

— Вряд ли демон, не верящий в нашу религию, будет проклинать тебя, он же сам не поверит в силу проклятия, — рассмеялась подруга. — Но почему ты говоришь, что он непредсказуемый? Мне казалось всегда, что он вполне логичный демон и его действия легко предугадать.

— Мне тоже так казалось, — спокойно ответил я, радуясь, что мы ушли от темы моей болезни. — И, знаешь, за два столетия я только один раз был вынужден усомниться в этом, но того одного раза хватило, чтобы не иметь до сих пор понятия, чем он станет в следующую секунду. Со мной он один, с другими — совсем другой.

— Он со всеми одинаково холоден, — произнесла Ландыш вполне спокойным тоном, но я понимал, что она просто старается всеми силами продолжить разговор, дабы узнать у меня ещё что-нибудь интересное.

— Нет, не со всеми. Ещё до знакомства с тобой случилась одна история, которую ты, конечно, знаешь: Кунсайт через сто лет обучения меня узнал, что своими занятиями разрушил мои тело и психику. Ему ничего не оставалось, как прекратить учёбу и оставить меня в покое на некоторое время. Более того, он даже не дал мне жить в замке, а отослал в монастырь, чтобы там восстановить измученную психику. Когда я уезжал, то думал, что это просто повод, что он откажется от меня и бросит. Одиночество страшило меня, но я не знал, хуже оно или лучше постоянной боли. Я вообразить не мог, зачем нужен ему: мне казалось, что моя слабость мешала постичь его искусство. Я не понимал учителя, не понимал его жестокости, да и как можно понимать того, кто с тобой не разговаривает? Но в любом случае, Ландыш, мне ли рассказывать тебе об этом, ты много раз слышала от меня жалобы про первые сто лет и представляешь себе, что в моём понимании Кунсайт был просто бездушным тираном. Так вот, в монастырь я ехал не один — меня сопровождал… Гм, не знаю, не помню, точнее, отец или дед Ранато, неважно, в общем, кто-то из предков нашего потомственно-верного вассала. Мы ехали дня два или три и почти не разговаривали друг с другом. Мне-то он казался привидением и внушал какой-то суеверный страх, ведь он был в близких отношениях с моим хозяином. Юма смотрел на меня свысока и презрительно, но тогда мне не было до этого дела, да и, скорее всего, я представлял собой настолько измученное тело, что на меня нельзя было по-другому смотреть. И вот как-то вечером этот юма мне заявил, что я недостоин чести быть рядом с Кунсайтом, что я не смог найти подход к этому чудесному демону, у которого великолепно развито чувство меры и справедливости, который никогда не ошибается в своих расчётах. Чувство справедливости? Я ушам поверить не мог. Но тот юма рассказал мне о своей жизни. Немного и скупо, но из повествования я понял, что он действительно любой поступок Кунсайта считает справедливым и может это доказать. «Если ты считаешь, что жестокость к тебе была несправедливой, то ты просто не понимаешь великого демона и не достоин его внимания», — закончил фанатично преданный хозяину демон. Я был слишком слаб, чтобы не позволять говорить с собой так нагло. Я думал, что… Хотя нет, тогда я вообще ни о чём не думал. На третий день пути мы подъехали к монастырю. Нас встретил настоятель, который был заранее оповещён о том, что к нему прибудет ученик Первого Лорда. Он принял меня очень ласково и сразу завёл примерно такую речь:

— Я безмерно, просто безмерно рад видеть вас в нашей обители, Лорд Зойсайт. Я знаю о вашем религиозном чувстве и уверен, что вам страшно повезло быть под началом такого демона, как Лорд Кунсайт. Более доброго господина нельзя желать монастырю. Столько пожертвований, а уж как он смиренен, как он исполняет все правила нашей веры. Такую степенность и благочестие редко увидишь в демонах, да ещё и такое благородство. Вот здесь, в этой комнате, он особенно любит уединяться, чтобы посвящать себя молитвам.

Я шёл за щебечущим настоятелем и ушам не верил. Какая религиозность? Какие пожертвования? Да он же не пускал меня на праздники, считая это только потерей времени, сам говорил, что религия — ничто. Но создавалось впечатление, что этот мужчина не лжёт. Пробыв несколько дней в монастыре, я разговорился как-то со служкой или кем-то в этом духе. Мне стало интересно, действительно ли весь монастырь так почитает Кунсайта. Этот демон выдал мне ещё более шокирующее определение:

— Ваш учитель очень благочестивый демон, но и принципиальный — в его комнатах всё должно быть по нему. Однако если проявить интерес к его делам или ещё к чему, завлечь его чем-либо, то он сразу всю строгость потеряет и начнёт рассказывать. А уж как он рассказывает! И сколько знает! Это же умереть много раз надо, а всё равно столько не узнаешь.

Я уже не знал, что и думать. Если бы эти разговоры не произошли буквально за несколько дней, я бы не придал им значения, но тогда мне стало безумно интересно: кто ещё сможет что-нибудь рассказать о моём мучителе. Поразмыслив на досуге, я решил отправить в город за одной девой — я знал, что она часто навещает Кунсайта, ибо искусна в игре на цитре. Я пригласил её на скромную беседу и задал всё тот же вопрос: каким она видит Кунсайта? Дева в типично женской манере ответила:

— Лорд Зойсайт, если мне дозволено говорить открыто, то вы с ним совсем непохожи. Не понимаю, как вы вообще можете уживаться в одном замке. Он очень властный, слова не даёт против себя сказать даже мне, что уж говорить о тех, кто у него в прямом подчинении. По секрету скажу — не очень он приятный демон, но очень любит музыку. Знаете, Лорд Зойсайт, это просто страсть: он обожает звучание иноземных струнных инструментов, может часами наслаждаться, а я, ну это все знают, мастерица такого дела, так что уж вот, не обессудьте, а вкус у него есть.

Так я узнал, что сэнсэя в этом мире интересует хоть что-то прекрасное.

Следующим моим подопытным демоном стал главнокомандующий Кунсайта, который приехал проведать меня. Он говорил очень скупо и мало. Из его речей можно было заключить, что юма восхищается умом и военным гением Кунсайта, а также он говорил о том, что Первый Лорд азартный спорщик и с ним очень трудно сладить. До сих пор помню одну фразу: «Кажется, спор для генерала Кунсайта — что-то вроде увеселения, а заодно и самая большая слабость».

Последняя же, кто изволил ответить мне на всё тот же вопрос, была Королева, которая тоже милостиво соизволила навестить меня.

— Кунсайт слишком часто ошибается, — говорила она, явно негодуя. — За его самонадеянностью не стоит ничего. Конечно, у него много достоинств, но сломать тебя — одного из высших демонов, — так перекорёжить твою психику — это величайший провал. Величайшая ошибка.

Вот, Ландыш, вот тебе семь абсолютно разных мнений об одном и том же демоне. Что скажешь?

— Скажу, что это очень забавно, — она улыбалась. — Спасибо за интересный разговор и развлечение. Провести с тобой ночь было очень приятно. Но солнце встало, надо отправляться на охоту, за этим же мы и приехали.

Она поднялась с земли, помогла встать мне. Солнце уже золотило верхушки деревьев.