Bishoujo Senshi Sailormoon is the property of Naoko Takeuchi, Kodanshi Comics, and Toei Animation.  

Ершел

16 лет предсмертной жизни...

 

Глава 54

Зойсайт

 

Я стоял, обхватив руками первое попавшееся дерево. Если бы не оно, то я вновь упал бы на землю, а сейчас вцепился в него, как раньше в Кунсайта, когда мне было совсем плохо. Почему-то на ум пришла очень давняя история, тот день, когда он вторично спас меня от издевательств других лордов. Я был ранен, но должен был идти за ним, старясь не свалиться по дороге. Мне это удалось: мы вошли в замок без происшествий. Кунсайт повёл меня куда-то наверх, туда, где я раньше не был. Это сейчас мы с ним живём чуть ли не в соседних комнатах, а тогда нас разделяло огромное расстояние в несколько этажей, причём мне никогда не приходило в голову подниматься наверх и гулять поблизости от покоев учителя, но в тот день он явно указывал дорогу. Я шёл за ним, шатаясь то ли от боли, то ли от усталости, то ли от потери крови – точно не помню. И вот мы оказались у его дверей. Я осмотрелся: комната была полна оружия и ядов, что меня страшно удивило.

- Входи, - послышались слова.

Я сделал пару шагов, и тут пол ушёл у меня из-под ног, и я упал таки наземь. Кунсайт поднял меня на руки и донёс до постели. Мне было плохо, поэтому я даже не успел испугаться его прикосновений.

- Не слабо, - прошептал он, раздевая меня и осматривая раны.

Я видел, что ничего особенно серьёзного нет, кости все целы, внутренние органы не повреждены. Кунсайт притянул свою лечебную шкатулку, как я называл коробку с лекарствами, и достал тогда до боли, в прямом смысле слова, знакомый мне флакончик. Именно этим средством Кунсайт когда-то лечил мою первую рану.

- Вы собираетесь смазывать всё моё тело этим? – простонал я испуганно.

- Да.

- Тогда держите меня, - обречённо прошептал я, понимая, что не смогу не отбиваться от этой муки.

- Ладно, - Кунсайт схватил меня мёртвой хваткой, так что я не мог ничем пошевелить. Причём я не понимал, как ему удаётся блокировать одновременно все мои члены.

- Терпи, - он довольно быстро обработал все мои раны, пускай и довольно болезненной мазью. – Ну вот и всё.

Я лишь стонал, боясь, что ещё немного и потеряю сознание от боли. Сейчас понимаю, что дело было не столько в боли, сколько в общем моральном и физическом истощении, а также в страхе.

- Тихо, - Кунсайт дотронулся до меня, убирая муку.

- Почему боль ушла? – спросил я, ничего не понимая.

- Потому что я сделал заморозку, - ответил Кунсайт. Я оторопел: он не применял это милейшее средство с тех пор, как впервые лечил меня. Я успел забыть о том, что у учителя есть возможность снимать любую муку боли.

- Как?

- Очень просто, - усмехнулся он. – Как ты?

- Никак, я ничего не чувствую, - ответил я честно и посмел задать тот вопрос, который меня волновал на тот момент больше всего. – У вас нет других средств?

- Нет. Есть хуже,- ответил он.

- А что-то бывает хуже? – Тогда я был ещё настолько глуп, что смел задавать такого рода вопросы, тогда ещё настолько плохо знал Кунсайта, что не представлял, как он может среагировать.

- Ну, например, вот это, - в его руке появилась странная ярко-жёлтая жидкость.

- Что это? – спросил я удивлённо: цвет мне очень понравился.

- Это употребляется в самых худших случаях, когда заражение или большое количество гноя.

- Такой странный цвет, - прошептал я, не ожидая подвоха.

- Да, - ответил Кунсайт, мгновенно обрабатывая этой жидкостью одну из моих глубоких ран.

Я заорал от резкой боли, но учитель сразу же сделал заморозку. Я тяжело переводил дыхание, не понимая, зачем он это сделал: его же просили только показать средство, а не применять на мне. Послышался жёсткий голос:

- Поэтому даже не смей скрывать от меня раны. Иначе буду лечить тебя только этим. Ты будешь просто на стенку лезть от боли.

- Но если вы умеете замораживать раны, зачем тогда вообще вся эта боль? - тихо простонал я, не поднимая головы от подушки.

- Заморозка действует лишь на время, для того чтобы боль немножко утихла, но не более того, она не лечит. Потом раны откроются.

- Я понимаю, но почему вы не можете смазывать раны после того, как примените заморозку?

- Через заморозку лекарство не подействует.

Этот разговор кончился тем, что Кунсайт оставил меня ночевать в своих покоях. Сам он так и не лёг, нести меня вниз ему, видимо, было неудобно, а то, что  я сам никуда не дойду, он прекрасно понимал. Та беседа была одной из первых наших душевных, если так можно выразиться. Я осмелел настолько, что спрашивал у него некоторые вещи, он же довольно ласково отвечал. Это было начало почти двухсотлетнего союза. И вот сейчас я стою на грани того, чтобы всё потерять? Мысли путались. Я смотрел, как Кунсайт перевёл взгляд на руку. Наверное, мне надо извиняться, падать ему в ноги и молить о наказании, но я понимал, что не в состоянии уже ничего делать: только стоять, обхватив дерево, часами, сутками, хоть годами. Вот бы превратиться в статую…

- Зачем ты это сделал? – послышался голос Кунсайта.

Я молчал, будучи не в силах ответить. Прошло несколько секунд.

- Ты не задел кость, так что крови много, но ничего страшного не случилось, - продолжил Кунсайт.

Я не двигался с места, только смотрел на него. Уж не знаю, что такого увидел на моём лице учитель, но он подошёл ближе.

- Пойдём.

Я не шелохнулся. Сэнсэй взял меня не за руку, а подчёркнуто за рукав, не касаясь кожи, и потянул к себе – я только крепче вцепился в дерево. Кунсайт отошёл от меня, подошёл к озеру, набрал воды и вернулся. Я следил за его действиями только глазами. В следующий момент вода полилась мне в лицо. Эта жидкость, вызывавшая мою ненависть столько столетий, была ещё и очень холодной. Я  чуть поднял голову, вглядываясь в его глаза: в них плясал гнев, но он был более мягким, что ли. Во всяком случае, не таким страшным, как то безумие, которые полыхало в этих вечно спокойных глазах несколько минут назад. Кунсайт протянул к моему лицу, по которому стекала вода, словно слёзы, травинку, держа её на вытянутой руке. Я почувствовал мягкое прикосновение. Но почему только травинки, почему он не касается меня рукой?

- Успокойся, Зой-тян, - его голос звучал ровно и, я бы даже сказал, ласково. Но странно, он никогда не называл меня таким именем. – Твой удар был для меня неожиданным, и хотя такое поведения должно было бы караться по закону, в данном случае я склонен похвалить тебя за него.

Если бы я мог удивляться, то, наверное, удивился, сейчас же просто отметил для себя, что наказывать меня за преступление не собираются. Возможно, больше и бить не будут. Но стоило допустить эту мысль, как выкинутая в дальний угол подсознания обида начала цвести пышным цветом. У меня не было сил ни бороться с собой, ни проявлять эту несчастную обиду мимикой или жестами: моё тело всё ещё сотрясала дрожь. Кунсайт же тем временем перевязывал рану только что наколдованным бинтом. Я сполз по дереву вниз. Собственно говоря, какой смысл стоять? Я знал, что мне нужна энергия или объятия – когда мне было плохо, Кунсайт порой дарил свои прикосновения, и это очень помогало моей нервной системе.

- Стоять совсем не можешь? – послышался вновь голос учителя. Заботливый голос, кажется. Но я не хотел отвечать: минуту назад любое моё слово приводило его в гнев, значит и сейчас будет то же самое.

- Дать успокоительное? – он нагнулся ко мне, но всё также не дотрагивался «Дайте лучше себя» -  хотелось сказать мне, но я не мог. В руке сэнсэя появилась шкатулка. Та самая, которую я только что вспоминал. Он открыл её, стал выискивать что-то. Я же смотрел, узнавая столь знакомые лекарства. У учителя много средств от одного и того же, и только от его желания зависит, насколько болезным будет моё лечение. Наконец, он достал нечто с мерзким цветочным запахом.

- Выпей, - Кунсайт поставил лекарство на траву, не передав его мне в руки. Я не шелохнулся. Тогда он глубоко вздохнул и поднёс-таки склянку к моему рту. Я проглотил какую-то гадость. А, может, и не гадость. Честно говоря, совсем не помню вкуса лекарства. Постепенно шок проходил, я начинал осознавать происходящее. Я понял, что смотрю в его лицо, и тут же опустил голову.

- Вижу, с тобой всё в порядке, раз ты опять прячешь от меня свои глаза,- сказал Кунсайт. Я не хотел разговаривать с ним теперь уже вполне осознано: тело болело от ударов тока и ныло от непосильной нагрузки по уворачиванию от молний и огня. Я впервые в жизни столкнулся с таким Кунсайтом. Это было страшнее, чем в первые сто лет. Тогда я боялся боли, но знал, что у учителя есть вполне понятная логика, что он справедливый и никогда не поднимет на меня руку просто так. Я быстро сумел сориентироваться и знал, что за что. Да, тогда были незалеченные раны, но надо мной не издевались: у учителя был вполне стандартный и не меняющийся в течение десятилетий арсенал языка боли. Я не знал, что будет, если нарвусь на настоящее наказание, и сейчас не знаю, что бы он применил против меня, если бы я нарушил какой-нибудь из его приказов. Но тогда хотя бы была уверенность, а сейчас её нет. Моя вера в учителя надломлена и избита, поскольку сегодня он поступал совсем не так, как обычно. Я не думал, что он опустится до того, чтобы отыгрываться на мне. Но что же могло произойти?

- Зой, - травинка вновь коснулась моей щеки, - я должен извиниться перед тобой за эти побои. Ты не заслужил такой боли.

Какая-то ожившая часть меня соизволила удивиться. Сэнсэй никогда не извинялся передо мной, да это и понятно, он не может быть неправ. Ведь что бы он ни сделал, всё мне на благо. «Но он извиняется передо мной за удары, а не за свои жестокие слова» - подумал я и тут же мысленно ударил себя по губам: вот уж и правда верх эгоизма: мой бог просит у меня прощения, а я смею думать о том, что он не за то просит, за что хочу. Я вытянул руку, пытаясь прикоснуться к нему.

- Не трогай, Зойсайт, - Кунсайт отстранился от меня. – Тебе нельзя до меня дотрагиваться.

Я посмотрел на него с непониманием и грустью.

- Пойми, это опасно. В Тёмном Королевстве произошло слишком многое. Я был на испытаниях нового мощнейшего оружия: это метательное оружие, которая попадает в цель со стопроцентной точностью. Думаю, ты понимаешь, какие преимущества может нам дать этот вид вооружения. Но всё пошло не так, как мы планировали: на полигоне метательные установки взорвались, похоронив под собой конструкторов, многие погибли, мы утратили тех, кто мог помочь в создании супер-оружия. Причём что-то из всей этой истории стало известно иностранной разведке. Нефрит и его демоны пытаются понять, что именно и насколько произошедшее опасно для нас. Но главное не это. Смотри, - Кунсайт аккуратно снял с себя всю верхнюю одежду. Я  с ужасом осматривал его тело, усыпанное чем-то вроде мелких ранок.

- Видишь? Эта болезнь в большинстве стран неизлечима. Где я подцепил её, не знаю, скорее всего от кошки, которую мы встретили по пути на полигон. Юмы Джадента почти что сумели создать средство, которое, как они надеются, поможет излечить меня от этой мерзости. Если бы она была смертельна, то магия Серебряного Кристалла, конечно же, защитила бы меня, но, к сожалению, жить она позволяет, хотя и очень плохо: уже несколько недель моё тело болит, не переставая, и хотя я привык к любой боли, эта постоянная отнимает очень много сил, что мешает продуктивно работать. Если не хочешь получить то же самое, тебе нельзя дотрагиваться не только до меня, но и до моей одежды. Я не хотел говорить тебе правду, но раз уж всё так получилось, ты имеешь право знать, хотя, воистину, эта не та вещь, которой я бы хотел хвастаться перед тобой. Поэтому, Зойсайт, прошу тебя, ни в коем случае не прикасаться ко мне. И только не надо говорить, что ради того, чтобы наслаждаться моими объятиями, ты готов заразиться этой болезнью. Поверь, она того не стоит. Если всё пойдёт хорошо, через несколько недель я вылечусь и ты снова сможешь касаться меня, но пока воздержись от столь бурного проявления чувств.

 Я с ужасом смотрел на учителя. Мне никогда в голову не приходило, что его может поразить такая болезнь. Мне вообще казалось, что он не может ничем заболеть просто по определению, он выше болезней. На моей памяти у него не было никогда и простого гриппа. А тут вдруг и тело ноет, и испытания нового оружия провалилось, и учёные погибли, да это скорее всего не всё, а я так и не смог доставить ему радость. Хотя что-то подсказывало, что я сделал всё возможное, что теперь от меня уже ничего не зависит. Я переборол давний страх и посмотрел ещё раз в его глаза – они были чистыми и светлыми, ненависть ушла куда-то и, надеюсь, больше не вернётся. Колотить меня прекратило. Ощущалась только безумная слабость, усталость и боль во всём теле. Словно прочитав мои мысли, Кунсайт сказал:

- Я вижу, что тебя чуть трясёт и скорее всего от боли. Прости, но я не могу дать сегодня твоему замученному телу успокоения. Заморозку можно сделать только при прямом контакте, а я не готов рисковать. Если хочешь, дам тебе лекарство, которое производит смягчающий эффект, намажься им, может, легче станет.

Я продолжал смотреть на него с той же жалостью во взгляде. Его болезнь неизлечима, я сам знал это, поскольку много раз видел демонов, ею пораженных. Кошек, у которых находят такую заразу, убивают сразу, а тела сжигают: слишком уж часто демоны заражаются этой страшной болезнью от животных. Но странно: я не готов тут же пойти и убить на месте кошку, которая причинила столько бед моему учителю. Из этого вывод, что моё душевное состояние всё ещё на грани. Я лёг на траву, но скоро понял, что это плохая идея – она холодная, тогда схватился за дерево, вновь сел на корточки. Вечерело. Сколько времени прошло? Час? Меньше? Больше? Я не знал и не хотел знать. Мне хотелось хоть как-то помочь учителю, но было ясно, что ничего не могу противопоставить кошмарным обстоятельствам.

 

9.05.09

Глава 55

Зойсайт

 

Одежда вновь покрыла собой моего учителя. Я перевёл взгляд с него на озеро. Моё тело всё ещё болело,  а общая душевная опустошенность сильно тяготила. Я не знал, что делать: говорить совсем не хотелось, хотя я понимал, что молчание затягивается и что моё поведение в высшей мере неприлично. Тут я почувствовал лёгкое прикосновение к своей щеке. Нет, не руки, а длинной, сухой, прошлогодней травинки. Не могу сказать, что это было неприятно, просто не то, чего я ожидал. Я вновь повернулся к учителю: Кунсайт стал водить своей импровизированной рукой по всему моему лицу. Напоминало метод кнута и пряника: сперва меня бьют и унижают, а потом ласкают, да еще и столь странным способом.

- Останьтесь, - прошептал я. – Не уходите, я прошу вас.

- Я не могу, - послышался спокойный голос. В нём не было никаких эмоций, во всяком случае, я не смог их разобрать.

- Я умоляю вас, останьтесь, - повторил я, пытаясь насладиться странной лаской.

- У меня дела.

- Останьтесь, пожалуйста.

- Да и ты сам сейчас разбит, тебе нужен отдых и успокоение.

- Молю вас, не покидайте меня сейчас, - по моему лицу покатилась одинокая слёза.

- Не плачь. Это не от меня зависит. Через несколько минут у меня одна из самых важных встреч, потом ещё одна, потом мне нужно будет написать шифрованное письмо, а вечером я договорился с моим новым другом смотреть Луну, и скорее всего это продлится до самого утра. Я говорил тебе правду: у меня нет на тебя времени.

- Я прошу вас…. – прошептал я вновь, отворачиваясь. Осознание своего полного бессилия пронзило меня огненной стрелой: ничего не изменилось от того удара ледяным кристаллом. – Вы нужны мне.

- У меня действительно нет возможности быть с тобой. Мне жаль, что сейчас всё так получилось. Но я привёз тебе распоряжение Королевы, - Кунсайт положил на землю свиток. – В начале четвёртого месяца ты сможешь уехать отсюда домой. Император должен подписать разрешение, но это не проблема, ведь тебя вызывает твоя Королева. Ты сможешь приехать домой почти на месяц. Я не знаю, смогу ли уделять тебе время, но ты хотя бы побываешь дома, по которому так скучаешь. Я говорил, что не люблю тебя, и не стану отрекаться от этой фразы. Ты значишь для меня многое, возможно, когда-нибудь ты действительно заставишь меня полюбить себя, но сейчас мне нужно идти, - травинка исчезла.

- Не уходите, - я повернулся к нему, но увидел только его спину: Кунсайт быстрым шагом шёл от меня к воротам. Почему я тогда не бросился к нему и не остановил? Почему позволил уйти? Я знал ответ: что бы ни случилось, он не останется со мной, я ему не нужен. Эта мысль затмила все другие: даже стыд за то, что напал на него. Я шёл по саду в сторону дома, не понимая, как всё это могло произойти: как могло произойти ТАКОЕ? Я в слезах вошёл в свои покои и лёг на пол: тело всё ещё болело, непочтительные мысли роились в голове. Я заснул в слезах, а во сне увидел ту же ситуацию, только немного в другом ракурсе.

- Сколько раз мне повторять одно и тоже? Я сказал, у меня не будет времени, и какая разница, кто к кому будет приезжать? Я понимаю, у тебя есть большое желание отвлекать меня от дел, твой эгоизм всегда меня поражал, даже когда ты жил при мне, но сейчас я говорю категорически, что мне с тобой проблемы не нужны.

Я смотрю на него дикими глазами: в моей руке появляется оружие: совсем не такое, как наши мечи, оно длинное и острое. Я когда-то видел нечто подобное, оно прибыло к нам, кажется, из той же страны, откуда и католичество. Я начинаю атаку. Кунсайт  держит в руке оружие, подобное моему. Движения мои странны и совсем не похожи на то, что я делаю обычно, всё же это не режущий, а колющий клинок. Я начинаю яростно нападать. Кунсайт буквально через пару ударов берёт инициативу на себя. Я защищаюсь, резко сбрасываю его клинок, целясь в бедро: Кунсайт успевает выставить оружие. Ещё пара финтов – и мы оба стоим на прямых ногах: он направляет оружие мне в горло, я своё держу в боевой готовности. Некоторое время мы ходим по часовой стрелке, потом я резко начинаю рубить. Интересно, зачем рубить колющим оружием? Куснайт легко ставит защиты, парирует удары, и вот мой клинок направлен ему в живот: он останавливает его и выбивает оружие у меня из рук. Я в смятении. Учитель же смотрит на меня с тихой яростью и громкой ненавистью, кидает оружие к моим ногам, разворачивается и уходит. Я в припадке то ли ярости, то ли страха, что сейчас он уйдёт навсегда, хватаю оружие и бегу за ним: он быстро разворачивается и вновь выбивает оружие у меня из рук, одновременно швыряя меня себе под ноги. Я ударяюсь о землю лицом, а Кунсайт ставит свою ногу мне на спину.

-Мразь, посмевшая напасть на меня, - цедит он сквозь зубы, - ты недостойна ни быть со мной, ни погибнуть от моего оружия, - и он уходит медленными шагами, забрав оба клинка.

Я проснулся едва не с криком. По моему лицу катились слёзы: ведь так тоже могло бы быть. Но почему, почему я во сне орудовал тем, чем в реальности не умею? Кажется, Виноград владеет этой техникой. Надо у неё спросить. Я бросился в покои к юме, ворвался к ней без стука.

- Зойсайт, что с тобой? – она смотрела на меня испуганно. – На тебе лица нет. Что случилось?
- У тебя есть иноземное оружие? – спросил я. – Длинное, колющее.

- Шпага? Есть, - непонимающе ответила девушка. – Успокойся, Зойсайт, зачем тебе оно?

- Пойдём со мной, только возьми его с собой, - и, не оборачиваясь, я пошёл обратно в сад. Через минуту юма уже была там же.

- Скажи, если я покажу тебе движения, ты сможешь их повторить? – спросил я, не обращая внимания не её вопросы о моём здоровье и душевном состоянии.

- Могу, но ты же не умеешь…

- Смотри, - моя идеальная память подсказывала, какие движения делал Кунсайт в моём сне.

- Так, шаг назад с третьей защитой, ещё шаг назад с седьмой, контрбатман, укол на шаге в правое плечо, - говорила юма малопонятные мне слова, повторяя движения. – Слушай, не считая того, что ты допускаешь множество мелких ошибок, вроде путаницы супинации и пронацией, в остальном ты будто знаешь технику.

- Не знаю я её, - ответил я грубо. – Это был сон.

- Но во сне то нельзя увидеть того, чего не знаешь в реальности. Видимо, ты прошлый умел драться на шпаге.

- Неважно, - я закончил. – Сможешь повторить? Я свою партию помню.

- Ладно, - юма взяла клинок.

В очень медленном темпе мы прошлись по тому короткому бою, который занял в реальности меньше минуты. Кончилось дело тем, что юма с лёгкостью швырнула меня себе под ноги.

- Ну и сила, - удивился я – Не ожидал, что ты так сможешь.

- Я вообще гораздо сильнее, чем кажусь, - ответила Виноград. – Но зачем тебе всё это? Что случилось? Сейчас ты хоть немного успокоился, а, когда ворвался ко мне в покои, было такое ощущение, будто ты от призрака бегаешь.

- Почти что, - ответил я и рассказал о приходе Кунсайта.

- Мда, - протянула юма, послушав мою версию событий.- Приехали… Ну хотя бы хинди он у тебя не спросил.

- Хинди? Ты о чём? – не понял я.

- О том языке, которым ты должен был выучить, - усмехнулась юма.

- Металлия, да и правда, - я хлопнул себя по лбу.  -  Но ему явно не до того было. Виноград,  я не знаю, что мне теперь делать? Он позвал меня в первом месяце лета приехать к нему, а до этого времени мы не увидимся. И более того, тебе это странно слышать, но я чувствую страшную обиду. Такого никогда не было: это происшествие словно кошмарный сон, быть может, это таким и было, может, на самом деле это была только иллюзия. Виноград, скажи, что всё это значит?

- Обида, - это хорошо, - ответила девушка, - это значит, что у тебя наконец-то открылись глаза на него.

- Ты о чём? – не понял я.

- Зойсайт, я знакома с тобой уже несколько десятилетий, ты знаешь, я желаю тебе только добра.

- Знаю, иначе бы и не обращался к тебе. Никто больше не сможет даже понять меня, - ответил я грустно.

-  Помочь себе можешь только ты сам, - ответила юма, - но я могу дать совет. Беги.

- Что? – не понял я.

- Беги от Кунсайта, пока можешь, пока ты вновь не стал полностью контролировать себя. Беги.

- Ты о чём? – я в упор не понимал, чего от меня хотят. – Куда бежать? Он же уже ушёл.

- Я не в прямом смысле говорю, - юма явно подбирала слова. – Близость с Кунсайтом погубит тебя окончательно. Он садист, пойми ты это, наконец.

- Что ты такое говоришь? – возмутился я.

- Говорю то, что думаю и что знаю. Зойсайт, я много лет живу с тобой, то бишь и с Кунсайтом, я много лет наблюдаю за вами и всегда старалась защитить тебя от его разрушающего влияния. Пойми ты, тот факт, что он садист, известен всем, просто никто этого не говорит вслух, а ты, утонувший в святой любви, этого не понимаешь.

- Какое право ты имеешь так говорить о Первом Лорде Кунсайте? – моему гневу не было предела. – У тебя нет никаких доказательств.

- Это у меня-то нет? – засмеялась Виноград. – Зойсайт, кажется, в эту вашу встречу он обвинял тебя в эгоизме и в том, что ты его используешь и хочешь, чтобы он вокруг тебя бегал. А на самом деле он просто искусно пытает тебя. Чего только стоит фраза «Может, когда-нибудь ты заставишь меня полюбить себя». Зойсайт, ты отдаёшь ему всего себя, свои сердце, душу и тело, а он смеет бросаться такими словами: что давай, сделай для меня ещё что-нибудь, не знаю что, и, может быть, тогда окажу тебе милость и буду хорошо к тебе относиться.

- Ты просто всё перевираешь, - огрызнулся я. – Прикопаться можно к любой фразе, что ты и делаешь.

- Тебе не нравится фразовый анализ? – ответила юма. – Хорошо, возьмём факты. Кунсайт чуть не убил тебя своим обучением, так?
- Да.

- Он сломал тебе психику, так?

- Да.

- А теперь подумай: ты живешь с ним в одном замке, ты приходил к нему заниматься каждый день по много часов, а при этом он даже не соизволил посмотреть на тебя. Ни одно нормальное существо не может не заметить того, что его подчинённый падает от усталости, что у него не залечены  раны Он не не замечал этого, но не хотел этого замечать и ждал развязки. Он убить тебя не может, это да, поэтому, пришлось отправить тебя в монастырь. Плохой ты игрушкой для боли оказался.

- Кунсайт спас меня от издевательств других лордов, - ответил я.

- Ага, и чуть сам не свёл в могилу, прекрасное спасение, давайте бурно поаплодируем сей великой милости. Нефрит и Джадент хотя бы лечили тебя.

- Он учил меня таким образом.

- И многого ты достиг, подчиняясь этой прекрасной теории боли? Что, хоть что-то из того, что ты умеешь сейчас, ты освоил в первые сто лет? Нет, неправда.

- Всё это не доказывает твоих ужасных слов и садизме, - продолжил я.

- А я не говорила, что он садист в физическом плане. Избивать других или пытать, учитывая его положение в обществе, слишком легко. А вот мучить морально, смотреть на страх другого, предугадывать реакцию, вести к развязке, доводить до слёз, а потом давать ласку и успокаивать, про себя ухмыляясь тому, что любая жестокость проходит безнаказанно. Зойсайт, ты идеален для любого садиста: что бы Кунсайт с тобой не сделал, ты бросишься ему на шею с извинениями.

- Я обязан принимать любое наказание, - в моём голосе полыхал огонь. – Я его вещь.

- Стоп, стоп, стоп, - Виноград посмотрела на меня очень значительно. – А вот с этого момента поподробнее. Это ложь, которой он и ты сам себя убедил. Ты его ученик, ты его приёмный сын, но ты не его вещь, это разные понятия. И Кунсайт тебе не господин, а учитель или отец, твоя госпожа – это Королева, просто ты забываешь об этом.

- Не имеет значения, как это называть, - отозвался я. – Я люблю его, я привязан к нему сильнейшей эмоциональной связью.

- Именно этим он и пользуется, - ответила Виноград. – Заметь, ты же ему не нужен.

- С чего ты взяла? – спросил я.

- А с того, милый мой, что за два с половиной года твой «благодетель», как ты его называешь, просто не соизволил ни разу быть с тобой.

- Вот уж неправда.

- Правда. В первый раз его заставили, причём Королева, во второй раз тоже Королева, в третий раз ты сам вымолил встречу, вот сейчас да, сейчас он пришёл к тебе сам, избил.

- Это было наказание.

- Зойсайт, наказание предполагает вину, за которую наказывают. В чём ты был виноват? В том, что очень бурно выражал почтение и извинялся перед ним? Нет, это было избиение, прямое и грязное, только и всего. Нервы его пошатнулись, он не нашёл ничего лучшего как успокоиться с помощью тебя. Прекрасно, можешь гордиться тем, что твои боль и страдания помогли ему справиться с собой. Знаешь, я читала письма, которые ты писал ему.

- Какое ты имела право?

- Никакого, но там были такие строчки… Ты каждый раз слёзно умоляешь его приехать, и каждый раз он рассказывает тебе, как занят. Да мало какая девушка получала такие письма, как он. Но нет, его этим не проберёшь.

- Ты рассуждаешь как женщина, ставя во главу угла чувства. А ведь у него просто нет времени на то, чтобы приезжать ко мне.

- Верю, охотно верю. Конечно, ехать сюда долго, несколько дней, действительно у него, демона, который занимается огромным количеством государственных дел, нет времени на это. Но оно есть у тебя.

- Что?

- Кунсайт живёт в столице и из неё почти не выезжает, во всяком случае так было почти два столетия. Твоя свадьба открыла государственные границы, ты легко мог поехать к нему в гости, только бы он позвал.

- Я ничего не знал об этом.

- Я знала, но не говорила. Я общалась с Близард, у неё была самая свежая информация, так что Кунсайт мог, если бы хотел, звать тебя к себе. Просто ты ему не нужен. Да, за два столетия он привык иметь тебя при себе, но сейчас ему гораздо легче жить без тебя, и он бросил тебя, оставив за собой право приезжать к тебе, когда ему заблагорассудится. Но, как вижу, ты настолько ему не интересен, что даже особенно и не благорассудится. Обидно, не правда ли, Зойсайт? Ты так радуешься каждому его приезду, бросаешься на шею, кому не будет приятна такая любовь, которую можно бить, пытать, измываться, а тебе всё равно будут смотреть в рот?
- Если я не буду радоваться его приходам, он не придет ко мне.

- Хотя бы такая простая мысль тебе подвластна. Заметь, стоит тебе не реагировать так бурно, как тебя тут же наказывают. Из четырех встреч в ту вторую ты был никакой из-за привидения, и ты не бросился ему на шею. И что? Он допросил тебя, замучил, да, не физически, но морально. Вот сейчас тоже ты не бросился ему на шею.

- Он же болен.

- Милый, кожных заболеваний миллион, я не верю, что у него что-то заразное. Скорее ему просто хотелось попробовать новую игру и посмотреть, как ты будешь выпутываться, если тебе не дать возможности объясняться объятиями.

- Он бы никогда не опустился до такого.

- Зой, я хочу помочь тебе. В тебе живёт безумный огонь и возможность безумно любить и привязываться. Найди то существо, которое оценит тебе по достоинству, найди того, кто не будет играть в тебя, кто полюбит.

- Ты предлагаешь мне предательство моего учителя?

- Да, именно это я и предлагаю. Предательство полное. Разорви свою любовь и найди другого.

- Он сделал для меня больше, чем кто-либо другой в этом мире. Он заботился обо мне.

- Он унижал тебя и издевался, играл в тебя. Он же теперь сам тебе это сказал «Если бы я не сломал твою психику, то выбросил бы тебя на помойку гораздо раньше». Тебя грязно используют, Зойсайт, насмехаются над твоей безудержной любовью. Если бы он любил тебя, он бы не бросил тебя на произвол судьбы в чужой стране, он бы не стал отыгрываться на тебе сейчас. Он монстр, каких мало в Тёмном Королевстве, и он погубит тебя, как только пожелает. Ты стал его собакой и его слугой, забыв о своей чести и гордости. Ты стал его рабом.

- Добровольно.

- Что?
- Добровольно, говорю. Виноград, Кунсайт мой бог и мой учитель. Что бы он не сделал, всё мне на благо, я не имею права бунтовать против него: ни физического, ни морального. То, что он говорил обо мне, правда: это не он, это я грязно его использую. А что касается того, чтобы найти другого: Виноград, ни одно существо никогда не будет любить меня, потому что я сам не могу предложить никому ничего, кроме слепого обожания и подчинения. Я никогда никому не буду нужен. У меня нет выбора.

- В тебе борются два начала: то ты говоришь своими избитыми фразами про бога, а то утверждаешь, что тебе некуда уйти. Ты боишься уйти от Кунсайта, я понимаю, но сейчас, когда вы живёте в разных государствах, это будет сделать легче.

- Он мой учитель. Он спас меня. Он дал мне жизнь. Он дал мне смысл в жизни. Он подарил мне свой холод. Он спасал меня и лечил. Я знаю, что моя любовь ему не нужна, я знаю теперь и то, что он сам не любит меня. Но это моя вина: это значит, что я недостоин быть любимым им. Мне некого в этом винить, кроме себя самого. Я его игрушка? Пускай, главное, чтобы он не бросал меня. Ты говоришь, что он уже это сделал? Значит я буду пытаться его вернуть. Он не может быть виноват: если он решил выбросить меня из своей жизни, в этом виноват я. Если он сделает это официально по всем законам, никто, кроме меня, не будет в этом повинен. Что бы ни случилось, кем бы он ни был: садистом, мазохистом, ненавидящим всё живое, хоть мастером пыток: если ему что-то угодно будет сделать со мной, я подчинюсь, если он убьёт меня, я умру с улыбкой на губах. Предать меня он не может, потому что не любит и потому что я ему не нужен, предать его могу только я, и если это случится, я совершу самоубийство.

- Тогда мне не о чем с тобой разговаривать.

 

17.05.09

 

глава 56

Кагуя-химэ

 

То была моя последняя весна. Конечно, тогда я этого не знала, и писать об этом сейчас, спустя годы, находясь в другой стране, несколько грустно. В те дни я вела беспечную жизнь, не догадываясь, что празднество сакуры может проходить не во дворце императора, а совсем в другой, чужой мне стране. Середина первого месяца встретила нас не самой тёплой погодой, поэтому я, кутаясь в зимнюю одежду, читала любимую мною лотосовую сутру. Уж не знаю, зачем я её читала, учитывая, что знала практически наизусть, но так уж повелось, что каждую весну я брала свитки и читала, порой даже ночью. Конечно, во дворце императора в определённые дни устраивались большие чтения, когда приезжали монахи из самых известных обителей, но мне гораздо больше нравилось читать великие тексты самой, а не слушать, как их декламируют другие.

К сожалению, я не могла отрицать, что тлетворное влияние мужа мешает наслаждаться истинным словом. Так, прочитав первые же строки, я задумалась, сколько же места должно было быть на горе, чтобы там для проповеди поместились: сам Будда, двенадцать тысяч великих бхикшу*, две тысячи находящихся на обучении и не находящихся на обучении*, бхикшуни* Махапраджапати* вместе с шестью тысячами сопровождающих, восемьдесят тысяч Бодхисаттв-махасаттв*, Шакра Девендра* в сопровождении двадцати тысяч сыновей богов, сын богов Прекрасная Луна, сын богов Проникающее Повсюду Благоухание, сын богов Драгоценный свет, четыре великих небесных короля в сопровождении десяти тысяч сыновей богов, сын богов Свободный, сын богов Великий Свободный в сопровождении тридцати тысяч сыновей богов, владыка мира Саха* небесный царь Брахма*, Великий Брахма Шикхин, Великий Брахма Сияющий Свет* в сопровождении двенадцати тысяч сыновей богов, восемь царей-драконов с несколькими тысячами сопровождающих, четыре царя-киннара* с несколькими сотнями тысяч сопровождающих, четыре царя-гандхарвы* с несколькими сотнями тысяч сопровождающих, четыре царя-асуры* с несколькими сотнями тысяч сопровождающих, четыре царя-гаруды*  с несколькими сотнями тысяч сопровождающих. «Все они сделали поклон у ног Будды, отступили и сели по одну сторону» - так написано в сутре. Но я даже смутно не могла представить, как эти боги, демоны, асуры, люди, не-люди, как они все, даже учитывая то, что половина умеет летать и занимает место вверх, а не вширь, могли уместиться на этой горе? Почему-то этот вопрос меня так заинтересовал, что я даже не заметила, как прекратила читать, а занялась рисованием: нарисовала гору, а на ней множество точек. Потом посчитала точки, получилось всего несколько сотен. Не могу сказать точно, зачем я это делала, но тут мой взгляд упал на кусочек текста:

 

«Я вижу живых существ на шести «путях»*

Во всех мирах.

От ада Авичи внизу

До неба Вершина Существования наверху*

Я вижу всех подверженных рождениям и смертям*,

Их хорошие и плохие кармы-причины

И получаемые ими воздаяния – хорошие и плохие».

Наверное, Будда сильно гневается на меня за то, что  предаюсь таким дурным мыслям во время чтения великой книги, - подумала я и продолжила читать, правда, не с начала, а с середины:

 

«Все они, будучи едины в мыслях,

Возжелали размышлять

Миллионы, неисчислимые кальпы

Об истинном знании Будд,

Но не могли познать даже малую долю его.

Бодхисаттвы, которые недавно

Пробудили в себе намерения,

У Бодхисаттвы, которые

Делали подношения бесчисленным Буддам

И постигли суть значений,

А также могут хорошо проповедовать Дхарму - 

Их столько же, сколько риса,

Конопли, бамбука, тростника,

Они наполняют кшетры десяти сторон света,

И все, как один, обладают чудесными знаниями, -

Не могли познать знание Будд,

Хотя все вместе размышляли

В течение кальп,

Бесчисленных, как песчинки в реке Ганг.»

Но если, - подумалось мне, - они так долго размышляли, при этом ничего не делая, то и не могли прийти ни к каким выводам, ведь нельзя постичь что-либо, просто размышляя, надо же получать всегда новую информацию, на основе которой… Тут я вновь остановила себя. Недостойные мысли, которыми я обязана мужу, вновь стали роиться в моей голове. Я отложила свиток и решила найти его, дабы узнать, нельзя ли как-нибудь прекратить тлетворное влияние науки.

Я нашла Зойсайта в наших общих покоях. Он так обрадовался моему приходу, будто я могла что-то сделать для него.

- Аматэрасу благословит ваш путь ко мне, - сказал он, подходя вплотную. – Любезная супруга, у меня к вам есть одно дело.

- Что вам угодно? – спросила я. – Я постараюсь сделать всё, чтобы вам было хорошо.

- Да, сейчас вы в кои то веки можете мне помочь. Хотя это будет несколько сложно. Вы вряд ли знаете, что в теле асура крови не так и много, как кажется, гораздо больше там других жидкостей, ну да сейчас это не имеет значения. Мне нужна ваша кровь.

- Зачем? – удивилась я.

- Проверить. Возможно, она сможет мне помочь. Пока мне нужно немного.

- Я, конечно, не против, но только не могли бы вы так извлечь её, чтобы служанки, одевающие меня, не заметила рану? А то может быть такой конфуз, - попросила я.

- Это не проблема, - в его руке появилось нечто. – Никто не заметит маленькой дырочки. Закройте глаза. А то, предполагаю, вид крови может быть вам неприятен.

Я покорилась и даже почти не почувствовала боли. Не знаю уж, как и что муж делал, но через несколько секунд он отпустил мою руку и вышел, даже не прощаясь. Видимо, моя кровь должна решить какую-то проблему жизненной важности, раз он так нарушает этикет.

 

Зойсайт

 

Помочь Кунсайту стало для меня делом чести. Помочь и нарушить этим его приказ – да, я признаюсь, именно такое недостойное занятие стало для меня делом чести. Он приказал не пытаться лечить его болезнь, а я знал точно, что у меня есть средство от любого кожного заболевания – кровь супруги. Достать её и пойти к нему? Виноград категорически не одобряла такого поступка.

- Тебе мало того, что он избил тебя в саду? Хочешь опять нарваться? Но знаешь, если он в этот раз изобьёт тебя, то будет прав – какое ты имеешь право не подчиняться его приказам, сбегать из дворца, нарушать кучу формальностей? Ты недостойно ведёшь себя. Нет, если что, я тебя, конечно, прикрою. Отправляйся к Кунсайту, надейся, что он не вспомнит о хинди, а то это будет ещё один повод для ругани. Нет, ты точно хочешь всё погубить? Тебе нельзя к нему идти.

- Возможно, я с ним никогда не увижусь больше.

- Я повторю свой вопрос, который уже однажды задавала: с чего ты вообще решил, что умираешь?

- Так сказал чёрный.

- Ты перевираешь его слова. Но знаешь, я тебе не потому говорю не идти, что это нарушает приказ. У тебя на ауре, несмотря на прошедшие дни, написана безумная обида. А какое право ты имеешь обижаться на своего учителя?

Виноград была права: обида всё ещё горела в моём сердце. Причём обида не на слова, а на удары. Я понимал, что это глупо и не нормально, но ничего поделать с собой не мог. Можно чем угодно оправдать то, что Кунсайт наговорил мне столько гадостей и правды. Всё, что угодно, начиная от болезни, могло привести к этому, но боль была совсем неожиданной. Да, он извинился, чего вообще никогда не происходило. Это извинение меня удивляло даже больше, чем сам факт ударов. Когда-то он обещал, что никогда не поднимет на меня руку, хотя тогда он подразумевал, конечно, не такую боль… Вспомнились слова Виноград о садизме… Нет, она не права, уж кем-кем, а садистом Кунсайт никогда не был, даже в первые сто лет. Я вспоминал свою жизнь и не находил никаких признаков изощрённой жестокости. Да, его задания казались мне непосильными, но, оборачиваясь сейчас на прошлое, я мог чётко сказать, что они только казались таковыми, ведь я же всё равно умудрялся их выполнять. Да, из страха, но делал всё, что он приказывал. Сейчас меня даже подмывало спросить: а что бы он сделал со мной, если бы я посмел ослушаться его или что-то не выучить? Я приходил к выводу, что угроз никогда не было и только моя фантазия рисовала сцены чуть ли не пыток. Да, в результате тренировок мне доставалось, причём, обычно, магией, но это не было наказанием. А что могло бы им быть? Этот вопрос встал передо мной как нельзя остро. Но я откинул его, пытаясь понять, почему же так обижаюсь на те удары током. Из-за обещания? Вряд ли… Обещание обещанием, но оно звучало как «я никогда не изобью тебя», а назвать избиением ток я не мог даже при своей чувствительности к боли. Можно только восхищаться тем, как Кунсайт, будучи в истерике и отыгрываясь на мне, умудрялся контролировать свою силу и не покалечить меня этим пресловутым током. Но что тогда? Неожиданность? Да, мне в голову не приходило, что он может ударить, тем более не за что. Но нет, даже не это. Я отвык. Я бесконечно отвык от любого насилия. Да, в первые сто лет боль, в основном, от незалеченных ран, сопровождала меня повсюду. Потом она прекратилась, Кунсайт стал применять против меня методы полуболи и пользовался ими до того, как я уехал в Хэоанское Королевство: лёгкие удары тока, вывернутые руки, остановленные на самой грани боли, когда понимаешь, что стоит ему чуть сильнее нажать, и начнётся пытка. Но он скорее пугал меня таким образом, успокаивая. И тут я понял, что меня так задело: все эти предупредительные удары использовались, чтобы остановить меня, сбить истерику или просто удержать от какого-то необдуманного поступка или слова, если же что-то недозволенное происходило, он действовал психологически: знал, что я ожидаю боли, несмотря на его обещание, знал, что своими спокойными тирадами загоняет меня в высшее отчаяние. Когда же он водил мечом у горла, то тоже использовал психологический метод: будто я умом не понимаю, что он ни в коем случае не проткнёт меня случайно, но нет, я боялся смерти или ран. Учитель всегда добивался моего страха, ему именно он был нужен, а не моя мука. Но сейчас… За три года я отвык от беспрекословного подчинения. В последние сто лет я же никогда не пытался бунтовать, а только подчинялся. Да, порой, если мне что-то казалось не очень справедливым или если я хотел чего-то, то мог попросить его изменить решение как тогда с поездкой, но это были редчайшие случаи, а обычно я довольствовался своей жизнью и участью, не смея перечить и возражать. Сейчас же я ощущал свободу, то мерзкое чувство, которое шептало: ты можешь делать то, что захочешь. Ты не обязан никому сообщать о каждом своём шаге, твоя жизнь принадлежит тебе. Да, дворец – это тюрьма, и за её пределы нельзя выйти, да, я официально должен подчиняться тому же императору, но реально уже давно живу так, как пожелаю и делаю то, что хочу в компании друзей. Я на мгновение представил, что будет, если вернусь к Кунсайту… И понял, что смертельно боюсь этого. Примерно тот же страх охватил меня, как когда-то в монастыре. Я понимал, что не готов подчиняться любому слову и довольствоваться тем, что дают. Я хочу большего. Но я также понимал, что, если, возможно, в первый день моя непокорность будет учителя забавлять, то потом он просто начнёт ставить меня на место, а когда поймёт, что его психологические атаки не действуют, а мне почему-то казалось, что никакая ругань не заставит меня сейчас подчиняться ему беспрекословно и загубить ещё много лет своей молодости, то он применит силу. Что будет, если он ударит? Сердце подсказывало самый страшный ответ: я отвечу, отвечу тем же. А дальше в моей фантазии вирировалось только процентное соотношение пострадавшей мебели, а всё остальное было понятно: он прикуёт меня, а дальше… Либо действительно изобьёт и будет потом за малейшую попытку возразить, избивать, напоминая мне, кто в доме главный… Или выбросит меня из своей жизни, посчитав, что, если я такой умный, могу жить один… Ни тот, ни другой вариант мне не нравился. Но чего я хотел? Равноправия? Такого мне не могло прийти в голову, он всё же мой учитель и отец. Но чего тогда? Того, чтобы он даровал мне больше воли? Чтобы не следил за каждым моим шагом? Он никогда не пойдёт на это, ибо свято убеждён в том, что моя бурная деятельность может привести к краху.

Я понимал, что мне надо отнести лекарство… И нарушить этим его прямой запрет. Что он сделает? Накажет за дерзость, выгонит? С него станется сделать всё, что его душа пожелает… А я не смогу даже возразить. Покорность… Она всю жизнь была моей лучшей подругой в отношениях с ним, а теперь я понимал, что она становится моим врагом, что меня просто используют.

Мда, вот с такими мыслями идти нарушать приказ Кунсайта самое оно. Лучшего времени придумать нельзя! Но отступать уже поздно: кровь у меня, да и подчиниться словам Виноград означает признать её правоту, а этого мне не хотелось. Сложнее всего объяснить Бальзамин, что происходит: она не могла понять моей усталости и измождённости, а говорить правду я не хотел. Уж кто-кто, а она никогда не узнает ничего ни о моей болезни, ни о чёрненьком.

Поздно вечером я сбежал из замка и по ауре нашёл покои Кунсайта. Он был с кем-то. Мне пришлось ждать до середины ночи, проклиная свою глупую решимость. Наконец, когда рассвет уже занимался, учитель остался один. В моём усталом сознании промелькнуло, что мешать ему спать – это высшая наглость, но отступать уже поздно: я не могу вернуться во дворец к пресловутой Виноград с поражением.

Я появился перед ним, как оказалось, прямо рядом со столиком, на котором лежали свиток и странный чёрный шарик, непонятно какого происхождения.

- Что тебе? – послышался голос учителя. Не гневный, но смертельно усталый.

- Мой Лорд, - начал я без промедления, - я посмел нарушить ваш приказ, зная, что могу помочь вам. Ваша мука прекратится, если вы помажете раны кровью моей жены – она демон исцеления.

- У тебя своеобразные представления о том, как меня можно убить, - вздохнул Кунсайт, не отрываясь от свитка.

- Что, простите? – не понял я.

- Не мог найти более стандартного способа для убийства? – переспросил Кунсайт.

- Я вас не понимаю. Хочу вам помочь и только, - я отчаянно не понимал, что сэнсэй имеет в виду.

- Поэтому хочешь, чтобы я применил на своём теле кровь демона исцеления, которого ты уже несколько лет кормишь настойкой на основе опиума, так?

- Что? – и тут я понял, что он имеет в виду. О Металлия, я и забыл о том галлюциногене. Ведь действительно кровь моей жены отравлена.

- Простите, - прошептал я.  – Я забыл об этом.

- Я и говорю, что ты очень хочешь меня убить. Чего ты ещё хочешь? Или пришёл только за этим?

- Э, ну, - я не знал, что отвечать. Стыд сжигал меня насквозь.

- Чай будешь? – спросил Кунсайт.

- Да, - я не мог понять, что происходит. Учитель слишком мягко разговаривает со мной, учитывая, что я нарушил его приказ и явился сюда без приглашения. Он не поднимает головы, не заговаривает о моих преступлениях. Странно всё это. Я отпил сладковатую жидкость, откусил кусочек прошлогодней сливы. Как давно я их не ел.

- Позволите поговорить с вами? – спросил я.

- Странный вопрос. Я никогда не запрещал тебе разговаривать, - ответил он.

- Я неправильно выразился. Позвольте спросить, что это такое? Эти камень и свиток как-то связаны друг с другом?

- Можешь посмотреть, - Кунсайт протянул мне предметы. На обоих были нарисованы странные то ли значки, то ли иероглифы, мне не знакомые. – Это смысл моей жизни.

- Как это? – переспросил я.

- Сейчас эти вещи бесполезны, но, когда мы выйдем на поверхность, я найду, как расшифровывать тайные знаки, и тогда смогу отомстить.

- Кому? – не понял я.

- Тому, что убил очень близкого мне человека.

- Близкого? Мать, отец, учитель, господин, брат, возлюблённая, жена, друг? – произнёс я на одном дыхании.

- В твоём перечислении был правильный ответ. Ради этой мести я пожертвую всем.

- И Тёмный Королевством? – удивился я.

- Не говори глупости. Я имел в виду не службу, а всё остальное. Скажем так, ради мести тебя я убью без колебаний.

- Значит, месть за того, кто умер, важнее меня живого? – спросил я несколько обиженно.

- Да, важнее. Он дал мне всё.

«Он» - подумал я. Значит, это, во всяком случае, не женщина. Но как может оно быть так дорого моему учителю?

- Ты ревнуешь.

 Я только сейчас понял, что Кунсайт смотрит на меня в упор.

– Ревнуешь к тому, кого нет в живых. Это глупо.

- Простите… Но, скажите, кто убил его? – я задал этот вопрос только для того, чтобы переменить тему.

- Выглядело оно вот так, - на руке Кунсайта появилась голограмма, в которой я с удивлением узнал существо, очень похожее на моего чёрного знакомого. Нет, отличия были, конечно, это не оно, но что-то очень похожее. Я был в полном смятении. Ведь чёрный был моим учителем в Золотом Королевстве.

- Тебя так удивляет его вид? – спросил Кунсайт.

- Нет, - выдавил я с трудом. – Меня удивляет ваша уверенность в том, что этот… человек ещё жив.

- Это Существо может жить очень долго, в этом я уверен, - ответил Кунсайт. – Но на тебе лица нет. Так обиделся на то, что я пожертвую тобой ради мести? Знаешь, убитый был для меня чем-то вроде того, чем я сам являюсь для тебя, только в меньшей мере.

- Но вы тогда в саду сказали, что я могу заставить вас полюбить себя, - прошептал я.

- Можешь, - засмеялся Кунсайт. – Зой, ты очень смешной. Нашел себе врага, который тебе даже ответить не может, и будешь действовать, соревнуясь с фантомом? Не мучай себя, мы нескоро выйдем на Землю, да и это соревнование ни к чему не приведёт.

«Да нескоро»,  – подумал я с вызовом. – «Но к тому времени я точно буду для Кунсайта дороже этого загадочного существа!»

 

23.06.09

 

Продолжение следует…

 

Примечания:

 

 *Бхикшу (санскр.), досл. "нищенствующий". Так как в Древней Индии называли буддийского монаха.

* Находящиеся на обучении и не находящиеся на обучении.  Имеют­ся в виду люди, проходящие курс обучения у наставника и уже окон­чившие обучение.

* Бхикшуни (санскр.), досл. "нищенствующая". Так в Древней Индии называли женщин-монахинь.

* Махапраджапати - тетя и воспитательница (после смерти мате­ри) "исторического" Будды Шакьямуни. Она стала первой буддийской монахиней.

* Бодхисаттва-махасаттва (санскр.). Бодхи означает "просветле­ние", саттва - "сущность", т.е. "бодхисаттва" можно перевести как "[обладающий] просветленной сущностью". Маха - "великий", маха­саттва (т.е. "[обладающий] великой сущностью") - уважительное об­ращение к бодхисаттвам со стороны Будды.

* Шакра Девендра (санскр.), т.е. Могущественный Повелитель Бо-

гов. Пребывает на небе Трайястримша (см. примеч. 1 к гл. VII).

* Мир саха. Мир, в котором обитают человеческие существа, и где проповедовал "исторический" Будда Шакьямуни.

* Небесный царь Брахма. Божество, пребывающее на первом из че­тырех небес "мира без форм" (последнего из трех "миров" буддий­ской вселенной).

* Небесный Брахма Сияющий Свет. Божество, пребывающее на вто­ром из четырех небес "мира без форм".

* Царь-киннара. Киннары (санскр.) - фантастические существа (полулюди, полуживотные), музыканты бога Индры.

* Царь-гандхарва. Гандхарвы (санскр.), досл. "ощущение арома­та". Духи, стоящие в иерархии живых существ выше людей. Также му­зыканты бога Индры.

* Царь-асура. В древнеиндийской мифологии асуры - существа, в давние времена обитавшие на небесах и имевшие одинаковый с божес­твами статус, однако из-за конфликтов с последними низвергнутые с небес. Считается, что асуры обитают в пещере у подножья горы Су­меру (см. о ней в примеч. 5 к гл. VII), отличаются исключи­тельной агрессивностью. "Мир" асур является одним из шести "ми­ров" (состояний), в которых перерождаются живые существа.

* Царь-гаруда. Гаруды (санскр.) - сказочные птицы с золотыми крыльями, стоящие в иерархии живых существ выше людей. Считаются царями всех пернатых.

* Шесть путей. На этих "путях" преюбывают живые существа шес­ти обликов (каждая группа имеет свой "путь").

* [Небо] Самая Вершина Существования (или Вершина Существова­ния). Самое верхнее (четвертое) небо "мира без форм"

* Подверженные рождениям и смертям, т.е. вращающиеся в кругу перерождений (сансаре).

Глава 57

Зойсайт

 

Близился рассвет. Розовеющее холодное небо напомнило мне о том, что у меня есть последний шанс что-то узнать у Кунсайта. Во всяком случае, в эту встречу. Возможно, он позволит мне прийти к нему ещё раз или сам посетит, но сейчас важно не упустить шанс. Что бы ни случилось и чем бы мне всё это ни грозило.

-Учитель, - начал я, – почему вы не говорите мне, кто тот, кого вы любите больше меня?
- Я не привык рассказывать о своей судьбе, о своём прошлом, - ответил Кунсайт. – Ни тебе, ни ещё кому бы то ни было. Если ты захочешь, то сам сможешь догадаться.

- Если вы позволите, попробую рассуждать, как вы, и понять вас, - прошептал я.

Кунсайт только кивнул.

- Вы сказали, что среди моих вариантов был правильный ответ. Я перечислил господина, мать, отца, учителя, друга, брата и жену, кажется. Вы упомянули местоимение «он», а значит, это точно не мать и не жена. Также вы сказали, что он дал вам всё, видимо, вы имели в виду, что он дал вам всё то, что у вас есть сейчас. Но вы говорили, что ваше тело уничтожено, а значит, вы имеете в виду не плоть. Вы сказали, что находились по ту сторону закона, были совсем не похожи на нас троих, значит, никакого состояния у вас не было. Если вы и служили кому-то в Золотом Королевстве, то этот кто-то уже мёртв. Таким образом, вряд ли ваша любовь это господин или друг. Более того, вы сказали, что отличались от нас. Но мы были людьми, если вы не были человеком, то ваша фраза об убийстве близкого человека, автоматически говорит о том, что это не может быть родственник. Более того, вы сказали, что ваше отношение к нему примерно такое же, как и у меня к вам. Значит, это ваш учитель.

Кунсайт смотрел на меня с крайним удивлением.

- Зой, твои мысли так разумны и так логически обоснованы… Я удивлён. Но ты допустил одну ошибку: я был тогда человеком.

- В таком случае, это либо отец, либо учитель, либо старший брат, или, быть может, кто-то из них в совокупности. Хотя, честно скажу, я не представляю вас ребёнком.

- Я им никогда и не был, - ответил Кунсайт, вставая и подходя к выходу на веранду. – Это тело никогда не было ребёнком, а то тело, которое таковым являлось, погибло в огне.

- Скажите, - но тут я запнулся. Я понимал, что задаю слишком много вопросов. Ещё немного, и Кунсайта это начнёт удивлять, а потом он может догадаться. Что будет, если он попробует сканировать меня? И тут я задумался: а действительно, что будет? Ведь он увидит две души, как же можно смотреть их одновременно? Или он увидит только одну? Этот вопрос настолько меня заинтересовал, что я уже был готов нарваться на проверку, но животный страх останавливал меня. Если Кунсайт узнает всю правду, он меня лично убьёт. Вернее, нет, убивать, конечно, не будет, не имеет права. Он просто доложит Королеве. Но с другой стороны… Я вспомнил нашу жизнь в Тёмном Королевстве. Даже если признать тот факт, что он не любил меня, даже если те его жестокие слова в саду были правдой, он никогда не делал мне ничего плохого, во всяком случае, он никогда не пытался погубить меня. Он мог наказать, но всегда старался помочь, если опасность грозила мне от кого-то другого, и никогда не делал ничего плохого ни мне, ни моей репутации. Но если он узнает правду, то лучшее, что сможет сделать, это подарить смерть. Я представил себе, что умираю у его ног… Нет, такое блаженство просто немыслимо. Я вспомнил, как он прислал свой меч Анджун. Металлия, как я ей тогда завидовал.

- Что ты хотел? – спросил Кунсайт, видя моё замешательство.

- Скажите, если я попрошу вас убить меня, вы это сделаете? – спросил я на одном дыхании.

- Да.

И всё. Больше учитель не сказал ни слова. Практически это было согласие на предательство: ведь он не имеет права решать мою судьбу, только Королева может вынести смертный приговор, а она этого не сделает, пока мы не выйдем на землю. Мои мысли путались. Умереть на его руках. Что может быть прекраснее? Я представил себе, как мои глаза медленно закрываются, и последнее, что вижу, это его серебряные волосы. Металлия, неужели такое счастье может быть на самом деле? Холодное дыхание смерти или, того хуже, безумия, и так подбиралось ко мне. Я чувствовал буквально кожей, как части моей души взволновались. В голове пронёсся отрывок нашего разговора с чёрненьким:

- Я не знаю, что с тобой будет. Процесс медленно идёт. Возможно, если бы можно было убить твоё тело, то души бы слились вновь, но точно не знаю. Ты совершенная химера. Если бы ты ни начал копаться в себе, то никто никогда не узнал бы о тебе правды, а теперь… Разложение душ тебе обеспечено, а с ними и много неприятностей.

- Но что мне делать? Как это остановить?

- Это нельзя остановить. Когда души совсем расстанутся, твоё тело может не выдержать. Возможно, это доведёт тебя до самоубийства. Но, скорее, до сумасшествия: потому как, разъединившись, души будут драться за власть над телом. Договориться с ними ты не сможешь: у тебя нет нужного органа чувств, чтобы общаться с ними. Возможно, более сильная душа Зойсайта просто убьёт более слабую, но что случится тогда… Я никогда не думал, что какому-нибудь существу высшего порядка придёт в голову создавать духовных химер. Это неоправданно и опасно. Однако же вот, пришло, и я даже вижу результат. Химера, прожившая почти восемьсот лет. Тебя мастерски сделали, но все твои слабости – это ошибки в преобразовании. Хотелось бы мне посмотреть на других бывших учеников. Скорее всего, у них тоже слабая и расстроенная психика.  Помочь же тебе я могу только одним. Когда почувствуешь, что что-то происходит или изменяется, съешь немного того, что здесь лежит. Это то, что когда-то сделало вас троих сильнейшими существами этого мира. Не спрашивай, что это, и не смотри. В остальное время ты питаешься тем, что более полезно душе юмы. Но если иногда будешь подкармливать свою… истинную душу человека, то сможешь держать обеих под контролем. Об одном прошу: не смотри, что ты ешь, просто глотай: прожевать это ты не сможешь. И знай, это отсрочит, но не спасёт тебя. Я просто не могу сказать, когда души окончательно отринут друг друга.

Потом мне вспомнилось, с каким омерзением и страхом Ландыш и Виноград смотрели на содержимое свёртка и как они заклинали меня никогда самому не заглядывать в пакет. Но какая уже разница? Прошло так мало времени, чуть меньше года, а уже ощущаю себя на грани. Лучше бы я не знал ничего и жил дальше счастливо.

- Мой Лорд, а вам не будет очень затруднительно исполнить мою нижайшую просьбу о конце своего существования?

На секунду в комнате повисла тишина, которую пронзил резкий и очень добрый смех Кунсайта. Я такого вообще никогда не видел: учитель смеялся так чисто и звонко, будто находился в театре.

- Зой, ты хоть сам понял, что сказал? – спросил он через несколько минут. – Ты бы еще больше бессмысленных форм вежливости накрутил. Неужели тебе так надоело находиться во дворце, что ты хочешь расстаться со своей драгоценной жизнью?

- Нет, простите, - я замолчал и опустил голову. Вот такими темпами точно нарвусь на сканирование.

- Вот и хорошо. Не забывай, что через три месяца ты сможешь вернуться ненадолго домой.

«Если доживу», - подумал я мрачно и почему-то только сейчас осознал весь ужас смерти без Кунсайта. За свою многосотлетнюю жизнь я о смерти никогда не задумывался. Кодексы чести говорили много красивых слов, я знал их наизусть, но вот верил ли я им? В конце концов, миллиарды существ расстаются с жизнью в юном возрасте, почему же мне страшно умирать одному? Почему-то смерть рядом с Кунсайтом представлялась каким-то подобием рая, а вот угасание в одиночестве – адской мукой. Сколько я видел погибших? Да сотни, но как мало было демонов, которые умерли так, как хотели. Кто умирал там, где его душа могла быть покойна? Я вспомнил, как много лет назад говорил с одним высшим демоном, у которого только что умер дед.

- Я буду проклинать всю жизнь этих жестоких целителей, - сказал он.

- Почему, они же сделали всё, что смогли, чтобы уход вашего дедушки был безболезненным?

- Он взрастил меня, нанял учителей, сделал для меня так много, как не делают даже боги, а целители и заклинатели не дали мне с ним даже попрощаться, они просто не подпустили меня к умирающему.

Я видел, как тот сильный мужчина плакал.

И вот сейчас я чувствовал себя также: я не смогу даже попрощаться с Кунсайтом, выразить ему всю свою признательность и любовь. А если сойду с ума? Ещё хуже: могу перестать узнавать его и напасть.

- Как вы думаете, кому легче: тому, кто умирает на руках другого или тому, кто хоронит? – спросил я.

- Ты странно переводишь тему. Ну да я понимаю, что ты не выспался и тебя тянет на меланхолию. Зойсайт, умирать всегда ужаснее, чем хоронить. Я поясню. Дело в том, что, когда умираешь, ты чувствуешь боль, и страх, и горечь потери. А тот, кто хоронит, чувствует только горечь, которую ещё и проецирует на умирающего. Я столько раз видел, как люди и демоны вопят «нет, не уходи, я люблю тебя» и прочее. Они даже не подозревают, какую боль приносят умирающим. Те уже ничего не могут сделать, им и так страшно, больно и горько, а ты ещё начинаешь стыдить их за то, что они не могут не умереть. Я столько раз такое видел. Поэтому сам не говорю ничего подобного, если на моих руках умирает кто-либо. Надо дать возможность существу поменьше мучиться: моя заморозка может снять боль - и сделать его последние мгновения такими, какими захочет он, если это будет в моих силах. Но главное, никаких слёз, рыданий и прочих проявлений сильных эмоций.

Я смотрел на Кунсайта непонимающе. Вернее, нет, я умом понимал, что он имеет в виду и что он, наверное, прав. Но мне самому хотелось бы ощущать любовь, а не видеть холодный расчёт.

- Вы уверены, что это хорошо? Ведь умирающему приятно знать, что его любили.

- По-твоему, любовь можно проявлять только бурной истерикой, когда ты практически просишь у умирающего себя успокоить? Зойсайт, я никогда не проявлял свою любовь сильными эмоциями.

- Но вы никого и не любили.

- Любил, я сказал тебе.

- Но он на ваших руках не умирал.

- Зато на моих глазах, это тоже страшно. И знаешь, если бы я дал волю эмоциям, то погиб бы вместе с ним. Если бы я дал убийце увидеть, что нахожусь рядом, моё существование закончилось бы ещё тогда.

«Это точно не мой чёрненький – подумал я. – Тому видеть не надо, у него сотня органов чувств».

- А ты какой смерти хочешь? – спросил вдруг Кунсайт.

- Я хочу, умирая, слышать одну мелодию. Её с земли в специальном приборе доставили. Он у моей жены, - ответил я. – И ещё хочу умирать рядом с вами, поэтому и прошу вас о смерти сейчас.

- А что, если я не хочу, чтобы ты умирал подле меня?

Я посмотрел на Кунсайта с таким смешанным чувством ненависти и удивления, что даже не сразу понял, что он имеет в виду.

- Вы…, - я осёкся и решил, что этого не надо произносить. Просто не надо. Я и так понял, что он боится меня потерять. За годы научился читать его мимику, пускай она и была невыразительной.

- Спасибо вам, - я подошёл к нему, протянул руку, но потом вспомнил, что дотрагиваться до Кунсайта нельзя. – Спасибо вам за искренность.

- Благодари меня только в том случае, если ты понял, что я хотел сказать, - Кунсайт смотрел на меня в упор, без гнева, но очень серьёзно.

- Мне кажется, я понимаю вас, - ответил я. – Понимаю, как не понимал никогда. Мне кажется, что ваш шар и свиток ещё сослужат вам службу, что даже, если меня не станет, вы сможете сделать то, зачем, как вы думаете, живёте. Но даже если я не доживу до момента вашего ликования, я всё равно буду счастлив, что вы смогли уничтожить того, кто убил самого близкого вам человека.

- Неправда, - мягко ответил Кунсайт. – Ты лжёшь, хотя и не задумываешься об этом. Разумеется, я найду убийцу, но ты будешь со мной. Я понимаю, что безумная скука навевает всякие мерзкие мысли, и тебе кажется, что ты и впрямь готов умереть, только бы не скучать. Но это не так. Ты моё будущее, ты единственный, кому я пока передал свои знания хотя бы частично. И, поверь, я знаю тебя лучше, чем ты себя. Ты будешь жить. Ты будешь жить вопреки всему.

- Даже если я не хочу?

- Даже если ты не хочешь. Жить, продолжить моё дело и разнести мои знания по миру, не говоря уже о возрождении Тёмного Королевства на земле – это твоя судьба, Зойсайт, не ты её выбрал, но тебе от неё не уйти.

 

17.10.09