Глава 24.

Кагуя-химэ.

Время тянется бесконечно долго в такую жару. Давно у нас не было такого дождливого и тёплого лета: на улице просто невозможно находиться. Зойсайт, правда, говорит, что это к лучшему: будет добрый урожай. Но какая мне разница, сколько уродится риса или хурмы? Муж долго пытался узнать то у меня, то у придворных площадь полей, предназначенных для засева. И зачем ему это? Сплошные загадки. День ото дня его поведение всё более несносно. Уж и не знаю, что думать. Вроде мы тогда помирились, пускай и фальшиво. Я надеялась, что хотя бы обойдёмся без крупных ссор. Но нет, опять скандал. Вернее не скандал. Никаких упрёков, никаких обвинений, ничего, просто чувствуется, что ему плохо, что он срывается на всех.

С той памятной встречи меня стали пугать его глаза: то зелёные, то чёрные, то темно-коричневые - никогда не подумала бы, что они могут менять свой цвет. А с того момента, как Сестра покинула замок, они стали пустыми. Странно, что он так тоскует по ней: они плохо находили общий язык, порой не ладили. Однако как только она уехала, он стал ещё более молчаливым и угрюмым. Единственная брошенная мне фраза звучала примерно так: «Из замка исчезло зеркало души». Мне не понять, что он имел в виду. Кто бы знал, как я устала от всех этих загадок. Скоро год, как мы поженились, но ничего не меняется к лучшему. Не могу сказать, что муж ненавидит меня или презирает, но любые слова звучат неискренне, любой взгляд направлен мимо меня. Когда он вернулся из Кимиидэры, то некоторое время был ласков и приветлив, а потом вообще замкнулся, смотрит на меня, едва не как на голодного духа. Вроде, и ни ссорились, но и мира нет – самое ужасное состояние. Неизвестность.

Возможно, мне стало бы ещё хуже, если бы я осталась в замке, но отец решил поехать в Верховный Храм Аматэрасу и предложил сопровождать себя. Моё положение ничуть не мешало подобной поездке: состояние стабильно, ни слабости, ни обычных недомоганий - поэтому я согласилась. Там ведь теперь живут младшие сёстры: будет очень интересно посмотреть на них, ведь мы долго не виделись.

Путь был долог и не очень приятен: в такую жару постоянно хочется пить. Поступило предложение ехать ночами, но отец его отверг, поэтому пришлось несколько дней промучиться. Хорошо хоть, что я была не одна: государь взял нескольких старших фрейлин, которые и развлекали меня всю дорогу. А она была очень долгой…

Мы подъехали к храму только на третий день пути. Всем очень хотелось освежиться и привести себя в порядок, поэтому служители сразу же приготовили ванны и кельи. Смешно было смотреть на их расторопность, на желание услужить самому императору. А ведь многие из них много лет назад оставили двор и ушли в этот храм. Маменька рассказывала, что лет десять назад именно эта обитель была очень популярна, а потом что-то случилось, вкусы изменились, и храм перестал чем-либо отличаться от других, подобных ему.

Весь тот день я провела в своей келье, никого не принимая, молясь Великой Богине. А на следующий послала за сёстрами. Пришла только старшая, младшая то ли заболела, то ли была занята. Но в любом случае, я не очень-то и хотела её видеть. Старшая произвела на меня довольно странное впечатление. Это была очень тихая и застенчивая девочка неполных восьми лет, с которой я совершенно не знала, как разговаривать. Я помнила её другой – весёлой и жизнерадостной. Но узнать причину подобной метаморфозы не удалось: сестра на все вопросы отвечала коротко и сбивчато, словно боялась меня. Ох уж эти дети, они настолько несносны, настолько не понимают жизни! Я предложила ей поиграть во что-нибудь, но она только тихо покачала головой. И что прикажете делать? Пришлось просто отпустить. Я оперлась на стену и задумалась. Странно всё это. Как она изменилась. Да, любой ребёнок быстро растёт и изменяется, но она стала просто другой. Неужели и со мной в детстве происходило подобное? Нет, не верю.

В храме нам пришлось пробыть совсем недолго, должно быть, дня четыре. Я ещё пару раз пыталась поговорить с сёстрами, но безуспешно. Нет, воистину, дети в таком возрасте совершенно невыносимы!

Зойсайт.

«Дворец, дворец, что за тайну ты скрываешь?» - думал я, сидя в саду. Чувствую ведь, что-то в тебе не так, что-то неуловимо знакомое скрывается в твоих недрах, но что? В общем, мне не на что злиться. План действий уже готов, осталось только привести его в исполнение. Хоть какое-то развлечение в этой жуткой скуке…

Когда супруга не вышла на следующий день из комнаты, я подумал, что это из-за ночной ссоры. Нет, пускай сидит на стенах с кем угодно, но зачем мешать мне спать? Не умеет ведь ходить бесшумно, да ещё и дверь затворяет с жутким скрежетом. Я был зол на неё, но если бы тогда знал истинную причину, то мог бы и не сдержаться. Она не выходила много дней. Меня это начало пугать: неужели опять болезнь? Но нет, оказалась не болезнь. Когда объявили о тягости, я сперва не поверил. Они могли ошибиться, такого не могло быть! Все начали носиться с этой благой вестью. Почему-то решили, что будет мальчик. Весь двор развлекался тем, что гадал на звёздах, огне, хурме, карточках, на чём только можно. Да ещё и запугивал Кагую-химэ какими-то жуткими предзнаменованиями. Я смотрел на это, как на спектакль. Наследник? От кого? Вспомнились те ночи, когда она уходила спать якобы к себе. Видимо, к другому. Но к кому? Я терялся в догадках. У жены очень много знакомых. Да это и понятно: все министры и придворные знают её с детства, жили с ней практически под одной крышей. Первой мыслью было найти возлюбленного любой ценой. Но потом я остановился и обдумал ситуацию. Ну, найду его, а что дальше? Если бы я был в Тёмном Королевстве, то просто казнил бы обоих на главной площади. Сколько раз мне приходилось наблюдать за расправами над неверными жёнами. Но я не могу убить Кагую-химэ, она наследница, да и главное, чтобы у дитя были гены матери, а не отца. К тому же здесь, по-моему, к изменам относятся довольно спокойно. Уж во всяком случае не выносят на всеобщее обозрение. А раз убить нельзя, то зачем знакомиться с тем, кто пленил её сердце? Полагаю, она и сама не знает, кто отец ребёнка. Учитывая то, что я светлее, мои гены могли бы не возобладать, да на это и смотреть не станут. Проблема заключалась в другом: я не мог смотреть на жену, писал письма, намекая на неверность, но она ничего не понимала! Или делала вид, что не понимала. Что тут можно сделать? Пришлось уступить, прекратить глупую комедию, помириться, но в душе я не мог более выносить совместную жизнь. А тут ещё одна утрата: Принцесса Третья вышла замуж и уехала из дворца. Она никогда мне не нравилась как демон. В её душе было собрано слишком много отрицательных черт, с которыми нельзя просто так смириться. Но она хоть немного развлекала меня, интересуясь наукой. Это был луч света, тот луч, который я ценил, как ничто другое. Она хоть немного понимала, хоть немного ценила то, что было дорого мне. Теперь её нет, в замке стало пусто. Меня часто упрекали, что я общаюсь, в основном, с женщинами. Но выносить мужское общество невозможно: столько глупостей, бесполезных мыслей. Когда женщина говорит глупость, это даже порой умиляет. И действительно, что взять с такого слабого существа? Но у мужчин те же самые глупости звучат совсем иначе. Например, политика: что может быть занимательнее? Однако здешних жителей она не интересует. Хоть что-то узнать о положении дел можно только, когда приезжает военный правитель, что случается крайне редко. К тому же он ещё и очень неохотно делится информацией, будто подозревает меня в чём-то. Отъезд Третьей перекрыл единственный поток воздуха. Стало нечем дышать.

Правда, недавно произошло одно радостное событие: жена вместе со своим отцом покинула двор и отправилась в какой-то храм. Стало хоть немного легче. В тот же день я зашёл в наши общие покои и случайно обнаружил какое-то письмо, видимо адресованное мне. Оно было распечатано и лежало перевёрнутым. Странно, кому из слуг пришло в голову вскрывать моё письмо? Я перевернул, прочитал несколько первых строк и тут же закрыл. О боги, Металлия и все остальные, оно предназначалось не мне. Как грубо я поступил,  прочитав несколько слов. Ужасный проступок. Левый министр явно писал моей жене, видимо она забыла… Тут в голове всплыли строчки послания: отрывок любовной клятвы. Я похолодел, неужели это он? Но нельзя, нельзя дальше смотреть письмо. Я подозвал служанку и приказал спрятать послание в шкатулку жены. В душе росло негодование: нет, я понимаю идею иметь тайного возлюбленного. Но насколько она не уважает меня, если оставляет любовные письма прямо на нашем общем столе? Как она смеет так поступать? Ничего, я ей отомщу. Левый министр, значит, или Югатоюмэ, как он  называет себя во время стихотворных поединков… Злая улыбка озарила моё лицо.

Сейчас, сидя в саду, я додумывал план действия, одновременно погружаясь в приятные воспоминания. Ведь совсем недавно мы были вместе с Кунсайтом. Почему я тогда настолько не ценил его общество? Разумеется, было бы гораздо приятнее побывать в Тёмном Королевстве. По родине я соскучился гораздо сильнее, чем по наставнику, от которого часто получал письма и хотя бы относительно знал, что он делает. Но пришлось довольствоваться встречей в монастыре, которая оставила в моей душе очень противоречивые чувства.

Первый день. Он приехал, говорил что-то о том, что мне не надо вспоминать прошлое, а я просто сидел, прижимаясь к нему, чувствуя невероятную близость. Вспомнилось время первого столетия обучения. Кунсайт тогда носил с собой плеть, пугая меня, но не применяя. Единственный раз, когда он замахнулся, я до сих пор помню так, как если бы это было вчера. Именно плеть вызывала у меня безумный страх: никакие энергетические удары, вывернутые конечности и сканирование через глаза не внушали такого неописуемого ужаса. До сих пор не могу объяснить, почему, ведь на мне всегда оставалась одежда. Но как бы то ни было, когда он попытался ударить за какой-то глупый просчёт, у меня едва не началась истерика. Я пал на колени, молил о пощаде, не соображая, что говорю и зачем. Это был единственный раз, когда сэнсэй уступил мне: он так и не ударил. С тех пор плеть выполняла чисто декоративные функции, что не мешало мне бояться её. Но в тот день приезда странное состояние безразличия обосновалось в моей душе. Пусть хоть бьёт, пусть калечит, только бы не отпускал. Даже не представляю, сколько мы просто так сидели, обнявшись. Возможно, со стороны это выглядело глупо: почти всё это время мы молчали, замерев, словно каменные статуи. Но это было время высшего блаженства. Потом Кунсайт мягко отстранил меня, проведя рукой по волосам.

- Отпусти меня, Зой, я никуда не исчезну, - прошептал он вставая.

Пришлось тоже встать и пойти с ним завтракать.

Сознание милостиво подаёт другой эпизод.

Третий или четвёртый день. Кунсайт ведёт меня заниматься на улицу. Насколько же я потерял форму! Многие вещи, которые считались простейшими, теперь не даются.

- Неужели ты не тренировался в замке? – недовольно спрашивает Кунсайт.

Знал бы он, что я делал всё, что мог. Но как можно нормально упражняться в боевых искусствах, когда на это смотрят, как на святотатство? Когда пытаются отобрать оружие, когда считают подобное едва не преступлением? Ну что можно сделать? Однако Кунсайт сердится на меня, это понятно. Не оправдать его надежд сейчас, после стольких месяцев разлуки воистину неприятно. Опасливо поднимаю лицо. Нет, не сердится, глаза спокойны и чисты. Просто начинает активно тренировать меня. За полтора-два месяца пребывания в храме я сумел практически восстановить форму. Жаль только, что это на самом деле бессмысленно, ведь стоит вернуться, как сразу же опять начнётся та пытка.

Эпизод третий.

Праздник сакуры. Мы сидим под чудесным деревом, соревнуясь в стихосложении. Как же давно я не складывал хокку: едва не разучился. В замке приходилось пользоваться теми двумя тысячами танка, которые выучил наизусть незадолго до свадьбы. У меня была принципиальная позиция: ни в коем случае не учиться слагать ненавистные пятистишия. Сейчас можно отдохнуть, расслабиться, быть самим собой – великое блаженство! Закрываю глаза, наслаждаясь нежным ароматом. Цветы приятно летят в лицо, лаская его, щекочут нос, рот, щеки, создают атмосферу блаженства. Открываю глаза – передо мной лежат кисти, краски и лист бумаги.

- Ты раньше любил рисовать, Зойсайт, - говорит учитель, - сакура здесь, вараби тоже, так что попробуй. Я давно не видел твоих картин.

Встаю, срываю пару веток, приношу десяток стеблей вараби и ленточку. Складываю в красивый узор все цветы. Получается что-то вроде райской птички, только цветов маловато. Беру краски и, странно, но действительно картина получается. А ведь в замке я не мог рисовать. Воистину странные метаморфозы! В тот раз я рисовал очень долго, всё пил и пил энергию цветов, превращая её в мазки кисти. Кунсайт старался не мешать: сидел, не смея шелохнуться. И вот картина готова. Странно, но в ней видна жизнь, она похожа на то, что у меня получалось в Тёмном Королевстве, только у неё другое настроение. Птичка получилась очень грустной, будто сейчас расплачется.

Эпизод четвёртый.

Страшный эпизод. Меня до сих пор немного трясёт, как подумаю, о чём мы говорили. Была ночь. Кунсайт, как всегда, отказался лечь со мной, но согласился полюбоваться небом. На нём были оборванные тучи. Я очень люблю такое полосатое небо: то луна, то звёзды, то облака. Жаль, что не умею рисовать его. Разговор зашёл в очередной раз о религии. У меня не было желания в сотый раз просить Кунсайта принять мою веру, поэтому мы абстрактно беседовали о разных вероисповеданиях, пока не пришли каким-то образом к Металлии.

- Интересно, кто же она? Из какой религии? – спросил я, глядя в ночь. – Она дала нам силы, сделала нас асурами, практически подарила Тёмное Королевство, но мы о ней ничего не знаем.

- Предполагаю, она не богиня. Я изучал этот вопрос: она не относится ни к одному из существующих пантеонов и не является богом-изгнанником.

- Но, может, её вероучение уже давно умерло? – с надеждой спросил я, предчувствуя беду.

- Нет, я проверял.

- Но кто же она такая, по-вашему?

- Могу лишь предположить, что это существо высшего порядка, гораздо более сильное, чем обычная нечисть, - спокойно продолжил Кунсайт ломать мою жизнь.

- Но тогда зачем мы ей? Ведь изначально она хотела завоевать Землю и Луну, образовав единое государство. Давайте рассмотрим факты, - я пытался ухватиться за соломинку. - Королева  Берилл не говорила, как познакомилась с ней?

- Нет, никогда.

- Мы знаем то, что она взяла и превратила нас – пятерых людей – в демонов. А также то, что она сумела загипнотизировать все население Земли и повести на войну. И то, что после Серебряного Кристалла она впала в странное состояние… Кстати, а сон ли это? Ведь она не подаёт признаков жизни, но перерабатывает нашу энергию из жизненной в магическую, а также иногда показывает то, что происходит на Земле… Да ещё и эти редкие вспышки разума. Как же это понять?

- Это похоже на здоровый сон больного человека. Металлия питается нашей энергией.

- Питается? Но ведь она сколько получает жизненной, столько и отдаёт магической.

- Ты не прав. Я считал, соотношение примерно 3:1.

- Но если она питается нами, то почему тогда не оживает? – я совсем прекратил что-либо понимать.

- Она питается не просто нами. Да, мы впятером во время молитв отдаём ей энергию, которую она частично узурпирует. Но также она берёт себе ту энергию, которая умерла на её территории. Вспомни, сколько войн проходило на землях Тёмного Королевства. Все мертвые демоны отдали ей силу. Но нужна энергия людей.

- Потому что она – светлая? – мир рушился на моих глазах. То, во что я верил…

- Не думаю, скорее потому что чистая, она ведь лазоревого света. Но это всё только мои предположения, - спокойствие учителя было нестерпимым. Подобное богохульство нельзя произносить так цинично.

- Но тогда что же получается, что мы не асуры?

- Почему?

- Потому что как она могла дать нам сущности демонов? Она вселила в нас других существ, своеобразных духов, которые стали частью нашей души, изменили нашу кровь и способствовали метаморфозам, например, с моим возрастом.

- Да, это так.

- Но все нормальные высшие демоны вырабатывают магическую энергию сами. Да, они могут, если сильно опустошены, залезть в огонь или в лёд, в зависимости от стихии, это и мы можем. Но у них нет богов, которые бы давали им энергию. Они вырабатывают её сами, но раз мы не можем этого сделать, значит, мы не до конца демоны, - я говорил тихо, чуть дыша, неужели этот ужас – правда?

- Не совсем так. Думаю, сам аппарат у нас есть, просто он очень слаб и не развит, а возможно, уже и атрофировался. Но он есть.

- Но где энергия вырабатывается? Физическая ведь, вроде, поступает в организм с пищей, разносится кровью по клеткам, а они уже, получается, её вырабатывают. А где же располагается магическая?

- Сложно сказать, но не думаю, что эта система связана с кровяной, разве что с самыми важными узлами, вроде вен или сонной артерии, ну и с сердцем, с мозгом… Но в любом случае Металлия, кто бы она ни была, поступила очень мудро.

- О чём вы?

- Она привязала нас к себе. Во-первых, если мы не будем молиться ей, то умрём как асуры или произойдёт ещё что-нибудь в этом духе, во-вторых, она всегда знает, где мы, в-третьих, мы выполняем её желания.

- Но чего она хочет? Мы думали, что власти над миром. Но, если она не богиня, то…

- Возможно, бессмертия. Пока её можно убить, но если она станет покровителем королевства демонов и людей, то сможет жить вечно, так как энергии, поддерживающей её, будет достаточно. Но всё это слишком сложно, и у нас нет возможности спросить.

- А я ведь верил, думал, что она богиня…  Как мне жить дальше? – закричал я в лицо своему палачу.

- Делать вид, что ничего не замечаешь….

Страшный разговор. Я верил Металлии, как себе, она была моим богом, а теперь… Ужас заволок мою душу.

Эпизод пятый.

Последний день. Я возвращаюсь с формой, которая всё же согласилась пойти со мной. Кунсайт улыбается, глядя на нашу идиллию.

- Мой Лорд, вы сказали, что проверили строптивость своей формы. Можно полюбопытствовать?

- Конечно, - Кунсайт с насмешкой посмотрел на мою одежду, - в какой-то момент я перестал ценить её, обращать внимания, а она в отместку просто прекратила на меня одеваться.

- Как это? – я чуть не рассмеялся в голос.

- Просто. Не хотела подходить, делала вид, будто ничего не замечает. Поверь, форма – твой лучший друг, но друг капризный.

- Но она же просто оживлена заклинанием.

- Ошибаешься. Я тоже сперва так думал, но нет. Она не механизм, а живое существо.

- Такого не может быть, - мило улыбнулся я, - всё, что она может, это одеваться и зашивать дырки на себе.

- Не только. Знаешь, твоя невнимательность порой поражает. Я давно заметил за тобой этот грех: ты порой не замечаешь самых очевидных вещей. Вспомни свои страдания от одиночества в первые сто лет обучения и подумай, не происходило ли с тобой чего-нибудь экстраординарного.

- Нет вроде, хотя постойте. Как-то я пришёл замученный и усталый, а вы тогда дали учить какой-то материал на всю ночь. Но я так устал, что лёг, разделся, накрылся кителем, чтобы не замёрзнуть, и начал учить ненавистную астрономию. Но заснул. А проснулся от того, что меня кто-то тряс за плечо. Я тогда подумал, что это просто сон… Но если нет. Как же, форма не могла знать, что если приду с невыученными текстами, то вы изобьёте меня? Нет, не могла.

- Могла. В том-то и дело, что форма понимает причинно-следственную связь, а это первый признак разумного существа. И она владеет нашим языком. Опять же, ты-то не замечал, а я точно знаю, что когда просишь её о чём-то на другом языке, она не выполняет. Не представляю, как Металлия сделала это: но одежда отличается и преданностью хозяину, и собственным характером, и, посмею предположить, собственной душой. Единственное проблема – она немая, поэтому узнать что-либо крайне трудно. Но одежда множество раз спасала тебя. Ты не думал, почему я никогда не бил тебя по лицу?

- Чтобы не изуродовать? – с надеждой спросил я, не глядя на Кунсайта

- Не только. Форма защищала твоё тело, принимая на себя часть удара. При желании она может стать абсолютным доспехом.

И действительно некоторые  удары оказывались почти безболезненными. Я инстинктивно падал на пол, кричал, но больно не было. Тогда казалось, что это милосердие со стороны Куснайта, но если всё не так.

- Хочешь, проверим? – спросил учитель.

- А как?

- Просто, - он обратился к лежащему неподалёку кителю, - послушай, можно тебя попросить, в первый раз работай в полную силу, во второй – не защищай вообще.

Китель изобразил кивок и наделся на меня. Кунсайт приказал оголить руку и ударил льдом – стало больно. Потом одежда защитила – ничего не чувствовалось. Потом не защитила – боль была довольно сильной. Я сидел молча, поражённый внезапным открытием. Такого нельзя было ожидать, но сомнений не оставалась – форма живая.

Воспоминания кончились, я вновь оказался в саду. Всё же, почему я по-настоящему не ценил те дни свободы? Те единственные дни жизни…