Я только что вернулась с похорон Сакурако. Сумерки. На месте разбитого зеркала на обоях темный прямоугольник. Она выходит из темного пятна и садится на край моей узкой, солдатской койки. Тонкая, черноволосая, с очень прямой спиной и напряженным лицом, она тысячи раз шла мне навстречу из зеркальных витрин, следила за мной из черных ночных стекол.

- Здравствуй, Ан.

- Здравствуй.

- Поговорим?

- Поговорим, - отвечаю я, чувствуя, как ладони становятся влажными.

- Я в искреннем восторге от твоей высокой жертвенности.

- От чего, прости?

- От твоего слезоточивого самоуничижения. Ты что, всерьез волнуешься о судьбе этой компашки?

- Ну да.

- Да ну? Антра! Здорова ли ты?! Нет, ты больна, больна их проблемами, их метаниями, их вывертами и сложностями. А хоть один из них принимает всерьез тебя? Ты рыдала у изголовья спящего Джедайта, не зная, проснется ли он, а он? Он заметит ли твое отсутствие? Уронит ли хоть малую искру своей энергии в твой погребальный костер? Ты так веришь в заступничество и поддержку Нефрита, но разве не он, пьяно хихикая, пересказывал как-то при тебе очередную свою интрижку и завершил эту повесть незабвенной репликой: «На что она надеялась? Она же юма!» Юма! Слышишь? И ты юма! Условий этой игры не сломать. На что ты надеешься?

- Ни на что.

- Врешь! Помнишь, как, по своей отвратительной привычке все слышать, ты как-то подслушала одну дружескую беседу. Добрый и отзывчивый лорд Джедайт уговаривал своего друга Зойсайта не обращать внимания на юм, потому что Кунсайту, с его гордостью и постоянством, это, наверное, так больно. Ну да, Кунсайту больно. Что после этого было с тобой? С тобой, которая готова заслонить собой любого из них?!

- Ничего.

- Вот именно, НИЧЕГО. А должно быть хоть что-нибудь! Ты терпишь и молчишь, ты держишься за эту жизнь. Ты юма! Жалкая юма! Грязь, болото, на котором стоит эта их долбанная демонократия. В тебе не осталось ничего от тебя. Недаром они и видят в тебе просто юму.

Она подалась вперед и схватила меня за руку:

- Ан! Вырвись! Ты отработала свою карму! Расчисти себе дорогу отсюда! Каждого можно убить, если играть без правил, если подходить со спины. Ты стара и опытна. Твоя внешность и их отношение работают на тебя – затаись, а потом разорви круг! Пусть, пусть он не обращает внимания на юм по совету лучшего друга. Он не успеет понять, что произошло. Он или другой… Любого можно убить. Ты никогда не держалась заданных параметров, помнишь?

«Помню», - собираюсь ответить я, но меня перебивают:

- Ты что, бронированную дверь в голове поставила? Не достучишься.

Он стоит передо мной в своей обычной позе: руки скрещены на груди, подбородок чуть вздернут:

- Где выпивка? Где ужин? Ты что, забыла о нашем утреннем уговоре? Да убери экран, в конце концов!

Взвинченная веселость, пятна лихорадочного румянца на щеках. Да, нелегко далась ему клятва Металлии, и, кажется, он не прочь поделиться впечатлениями. Но мне сейчас не до чужих впечатлений. Экран, говоришь, убрать, солнышко? Пожалуйста!

Вот это, я понимаю, удовольствие: наблюдать, как сменяются в его глазах удивление, раздражение, непонимание, паника. Нет, не юмы Антрацит он сейчас испугался, а чужой воли, так тесно оплетшей, опутавшей, сковавшей мою собственную.

- Ан, я, наверное, часто бывал не слишком тактичен, но я не думал, что ты это так тяжело переносишь. Вот… Мир таков, каков он есть, каждый из нас получает в нем свою порцию крупной дроби. Ан… Все как-то было и как-то будет…

Он осторожно садится рядом. Чувствую его руки на своих плечах, горячие, легкие, чувствую его мягкие, в эту минуту, кажется, нерешительные губы.

- Помнишь ту ночь? Ты же не думаешь, что я могу быть лицемером даже в таком?

Мое отражение широко, неприятно улыбается. Я зеркально отражаю этот оскал:

- Не обращайте внимания на юм, мой прелестный генерал, потому что чья-то гордость… и постоянство… Не причиняйте боли такой достойной, со всех сторон, персоне.

Он непонимающе смотрит на меня. Ну конечно! Он не помнит! Кто же держит в голове морализаторские проповеди Джедайта, сдобренные слегка опасливым восхищением перед Первым? Кто, кроме одной не в меру впечатлительной юмы?

- Не было той ночи, мой лорд. Не укладывается она в заданные параметры, в правила игры, а заданные параметры у нас неприкосновенны.

Я спокойно снимаю его руки со своих плеч и встаю:

- Вы присягнули ей. Теперь с вами все будет в порядке.

- Да что ты зна… - Он бледнеет, осекается и опускает глаза.

- Мне нужно идти, мой лорд.

Узкая черноволосая фигура протягивает мне узкую, холодную руку:

Медленно утираю кровь с располосованной щеки и поворачиваюсь спиной. Отражение испуганно вскрикивает. Иду, ощущая, как движения становятся легче, шаг шире… Серебряные сандалии, черный хитон, тяжелые волосы бьются о лопатки, гранатовый перстень взблескивает на белой худой руке. Три юмы-подростка шарахаются от незнакомого, властного и стремительного существа.

Потом все начинает меркнуть. Руки мои темнеют, ботинки утяжеляют шаг, короткие черные волосы жестко взлетают над ушами и лбом, я не вижу, я чувствую это.

Высокая женщина в пустой огромной спальне, в высоком кресле у расстеленного ложа странно улыбается:

- Вот это сюрприз!

Я, с механической легкостью, становлюсь на колени, Берил делает мне жест подняться:

- Любопытно… У нее длинные волосы. Лоб и подбородок несколько тяжелее, чем у тебя.

- Простите, ваше величество, я не понимаю.

Она с трудом приподымает желтоватую, бескровную руку:

- Ты донесла первообраз вон до того окна, а дальше заступила в своем теперешнем виде.

- Я не подозревала, что вам знакомо понятие первообраза.

- А я не подозревала, что только мне будет нечем бороться. Безоружная Берил. – Она трудно закашлялась. – Что ж, поздравляю с победой, Антрацит-неАнтрацит. А теперь садись и рассказывай, что там, у моего виртуального гроба. Все чины при матушке-Металлии поделили? Зой Нефрита не загрыз в пылу служебного рвения? Слепые щенята… и Кунсайт… Ну, рассказывай! Правду.

- Они принесли ей клятву верности, сегодня, в подземном храме.

- Решение было единодушным?

- Юм не допустили на церемонию.

- Я спрашиваю не о церемонии.

Я опускаю глаза:

- Решение было коллективным.

Глубже, чем сон

Она долго смотрела сквозь меня, потом сжала кулаки на массивных подлокотниках:

- Да… Вот это поворотец!.. Вот что, интуиция подсказывает мне, что мы пропускаем единственное в своем роде зрелище.

Страшным усилием она напрягла свое иссохшее тело и встала:

- Пойдем. На это стоит потратить последние силы.

Она сделала шаг и оперлась о мое плечо. Росту в Берил было более метра восьмидесяти, даже в таком, почти скелетообразном состоянии, она была тяжела для меня. Я стиснула зубы и мы, пошатываясь и хаотически отклоняясь от основного вектора, двинулись в путь.

Тронный зал был тих, пуст и от этого страшен, точно сейчас глубокая ночь, а мы привидения, забредшие в мир живых, пока они спят. Среди колоссальных колонн и стрельчатых ниш особенно маленькими казались три фигуры перед троном и одна на нем. Издали, от главных дверей все выглядело игрушечным. Детские куклы… Герои мультфильма…

Мы медленно двигались вперед. В такт нашим неуверенным шагам, я устало думала, что теперь-то меня точно убьют, кто-нибудь, неважно кто. Я предала их королеве, беззащитной королеве. Понять и, тем более, объяснить собственные мотивы я затрудняюсь. Я поступила так, потому что если бы я поступила иначе, - это была бы уже не я.

Фигура на троне медленно подняла голову и глаза цвета светлого металла встретились с другими, цвета темного пламени. Берил навалилась на мое плечо еще тяжелее, дыхание ее участилось, но лицо, видимое мне в профиль, не отразило ничего, кроме легкой брезгливости:

- А вот и ты, мой верный, ясноглазый рыцарь. Ну, как, удобно сидится? Первые два часа правления мне тоже удобно сиделось, как счас помню.

Кунсайт встал и низко, тягостно поклонился:

- Ваше величество, обстоятельства вынудили меня на этот шаг. Бремя власти сейчас слишком тяжело для вас. Позже…

- Ждать уже недолго. Денек, другой, и этот детский стульчик станет твоим по праву. Мне очень жаль, что сегодня я еще причиняю некоторые неудобства твоей чувствительной совести.

Я сосредоточилась и осторожно, как проверяют проволоку, не под напряжением ли, прикоснулась к сознанию Кунсайта. Экрана не было. Не было и того, что обычно прячут за экраном, мыслей, сомнений, страхов. Моя воля, с истошным виртуальным визгом, сбалансировала на самом краешке ужасающего, бездонного НИЧТО. Кунсайт был мертв.

Я посмотрела на королеву, понимает ли. Глаза цвета темного пламени дрогнули, ярость в них погасла. Берил перестала опираться на меня, выпрямилась и далеко отставив руку, точно опираясь на воздух, поднялась по ступеням трона:

- Прости меня. Я не…

Ее сухие, темные губы коснулись мертвенного лба Первого лорда. Я снова мысленно прислушалась. НИЧЕГО. Берил спустилась со ступеней и медленно побрела по залу, подымая взгляд на каждого из лордов. Нефрит спрятал глаза. Джедайт, с нескрываемой ненавистью, выдержал ее взгляд. Она сделала еще несколько шагов и остановилась перед Зойсайтом:

- Ненавидишь меня, милое дитя?

Джедайт подался вперед, заслоняя друга, но Берил досадливо отстранила его слабым жестом:

- Не лезь. Тебе еще представится возможность добить меня, а если нет, не расстраивайся, я знаю, что ты сделал бы это недрогнувшей рукой. Прости, с «вечным сном» я несколько погорячилась. Теперь, лежа без сил, почти не в состоянии пошевелиться, я приблизительно поняла, что ты чувствовал там, в ледяной глыбе, один на один с собственными иллюзиями. Даже глаз не закрыть. Прости. Меня всегда тошнило от твоей упорядоченной, механической работы. Я плохой правитель и на редкость неудачливая стерва. Скоро это закончится.

Она снова обернулась к Зойсайту:

- Ну, малыш, это твое время. Потом будешь жалеть, что не пнул подыхающую суку. Ну! Это как раз в твоем стиле!

Берил ждала, но он больше не сказал ничего. Одинокая, точно заблудившаяся слеза, совершала неторопливый путь по его щеке. Берил стерла ее своим страшным пальцем с длинным острым ногтем и отвернулась:

- А ты так хорошо жила в своем мире, Антрацит, без всяких наших трагедий. Пойдем, мне есть о чем подумать перед смертью.

Я отвела королеву в ее покои и оставила в том же кресле у постели.

Предложение выспаться меня не вдохновило. Внутри все кипело и колотилось. Выносить эту ментальную свистопляску в горизонтальном положении было выше моих сил.

Бунт в провинции? Что тут скажешь? Наболело. Правление Берил явно не отличалось ни стабильностью, ни дипломатизмом в отношении народных масс. Когда-нибудь мы должны были дождаться бунта. Вот…

Самоубийственные настроения Нефрита? Эка невидаль! Да у него каждый второй день – выходной, а каждый третий – черный. Такой уж неровный характер.

Болезнь Берил. Да, этот факт очевиден и неопровержим. А если допустить, что мы перепутали причину и следствие. Если Берил сначала поняла, что смертельно больна, а потом решила бросить вызов судьбе в лице Металлии. Получается вполне логично.

И последнее, Кунсайт. Фатальный результат самовнушения? Слишком сильная воля, убившая сама себя в попытках противостоять вымышленному противнику. Не исключено.

Для разрядки я прошлась по логову огненным столбом, не получила от этого опасного позерства никакого удовольствия и телепортировалась обратно во дворец.

Маразм какой-то! Есть Металлия, нет Металлии… Ничего нет, а королева, четверо генералов и примкнувшая к ним юма-офицер, дружно шизанулись на ровном, просто-таки, отполированном месте! Подумать мотались на нейтралку! Просто тебе – ментальный сортир!

Я вошла в свою комнату, и здоровое чувство озлобления сменилось все той же болезненной, цепенящей усталостью. На единственном стуле, скрестив руки и зябко сжав кулаки под мышками, сидел лорд Зойсайт.

- Привет, Антра.

- Привет, - автоматически ответила я и забыла испугаться собственной наглости. Он, кажется, даже не услышал.

- Ну что, последние надежды – прахом? Я сказал Берил правду. Я любил его. Только его. Сегодня все у всех просят прощения…

- Не все.

Я встала перед своим генералом, вызывающе засунув руки в карманы:

- Мне не за что извиняться. Я поступаю так, как поступаю я. Меня легче убить, чем изменить.

О, сколько прекрасных минут провел бы прежний Зойсайт, изобретая для меня достойную казнь! Нынешний продолжал сидеть молча, потом отбросил со лба челку и тяжело выдохнул:

- Все сказала? Правильно, никаких сантиментов над мертвым Зоем. Чужого добра не жалко. Если бы все было так просто, Ан: свой, чужой… Люблю, не люблю…

- А все и есть просто. Не сердитесь, я очень люблю вас, а эротический подтекст можем оставить для начинающих писателей с богатым воображением.

Он встал, бесцельно побрел по комнате, присел на край кровати. Посидел с минуту, потом улегся, подтянул колени к подбородку и свернулся тугим клубком:

- Ничего не хочу. Спать, пока все это не закончится. Поставь экран.

Я сконцентрировала остаток сил и выставила экран. Попробовала на прочность, ни фига себе! Такой лобовой брони у меня давно не получалось. Вот и хорошо.

Снег под ногами похрустывал сладко и воздушно, как пористый шоколад. Засахаренные инеем ветви посверкивали в чистом, почти бесцветном, небе. Я крепко держала Зойсайта за руку. Здесь закон сопротивления пространства шуток не шутил. Синий Замок, прозрачным, ювелирным контуром, прорисовывался вдалеке.

- Где мы?

Я прислушивалась к снегу и ударам своего сердца. Сперва гулкой, муторной пустотой отзовется внутри, потом жуткая пропасть откроется на следующем шаге. Снег молчал, мы шли.

- Где мы! – Зойсайт остановился и требовательно посмотрел на меня.

- До этого измерения не добирались даже «странники». «Нэс плюс ультра» – дальше некуда. Не думала, что и в этой оболочке способна дойти сюда.

- Зачем мы здесь?

- Увидим.

Что я делаю? Этого делать НЕЛЬЗЯ! Ни по каким законам. Тут я поймала себя на том, что поступаю так не только ради Зойсайта. Самой мне стало вдруг как-то сиротливо, знобко, от мысли что… Надо проверить.

И демон, измаянный тем же этапным воплощением, замкнувшийся и освирепевший, вместо сделать из волшебника-недоучки мокрое место, ответил:

- Хочу.

Потом они сидели у камина, девица жаловалась на жизнь, демон изъяснялся в основном кривыми ухмылками и легкими кивками. Пить горазды оказались оба.

Потом девица обрела немалую силу, а демон не растерял прежней. Судьбы их складывались по-разному, но одинаково через пень-колоду. (А покажите мне судьбу, которая складывается иначе?) В моменты, когда им становилось совсем на букву «икс», они сосредотачивались и шли сквозь измерения до тех пор, пока не выходили в эту точку, «нэс плюс ультра». Сидя на заснеженном пригорке, среди голых деревьев, они творили Синий Замок, далеко, на самой черте горизонта. Однажды он не убил ее. Однажды она не испугалась его. Когда их покидало все, что они любили, за что дрались, оставалось одно, ДОВЕРИЕ. Белый пригорок, сахарные ветви, острые готические контуры Синего Замка. Они так ни разу и не вошли в него.

Потом каждый вернулся в свой мир. До этой ночи я не могла вспомнить, где раньше видела эти чистые, неумолимые глаза.

Я осторожно отвела ветки. Кристаллики снега в волосах, четко прорисованный профиль, взгляд пульсирует напряжением, тонкая, кружевная аркада вырастает правее надвратной башни, ажурной каймой вьется по верхнему краю стены. Я, от души, со стоном выдыхаю:

- Все в порядке.

- Кунсайт!

Я силой удерживаю своего импульсивного патрона на месте:

- Не надо. Раз он пришел сюда, значит хочет остаться один.

- Но! Это он?

- Думаю да. Мертвые сюда не приходят. Просто нашему Первому лорду удалось невозможное, а именно, загнать сознание глубже подсознания, глубже сна, глубже смерти.

- Значит, клятва Металлии - фикция? Клялась только оболочка?

- Похоже на то.

- Что он задумал?

- Скоро узнаем. Пойдемте отсюда.

- Я не могу. Я должен…

- Вы можете спутать ему все карты. Когда играешь на таком уровне, пылинки достаточно, чтобы все рухнуло.

- Ладно. Какой странный замок. Мы можем подойти поближе?

- Можно попробовать, только очень осторожно. Дайте руку и слушайте каждый шаг. Здесь Закон сопротивления пространства силен, как нигде.

- Понятия не имею о таком законе.

- Врешь, как всегда.

Утро было трудным. Два тугих, миниатюрных клубочка мучительно пытались принять антропоморфную форму, потягиваясь и похрустывая суставами.

- Значит, глубже, чем сон? – спросил лорд Зойсайт, сидя все на том же стуле и натягивая сапоги, потом вздрогнул, тряхнул головой и сказал:

- Глубже сна может быть только то, в чем мы все оказались. Пошли в храм, лорд-регент приказали, помолимся на голодный желудок матушке-вседержательнице и всехватательнице.

И тут я вспомнила последнее, белые волосы Сакурако, текущие по черному алтарю.