Те-но

Сон 8

Сегодня он был бос. Ступни мягко ступали по мху и опавшим листьям. Осень. Лес напитан запахом грибниц и утренних заморозков. Каждый шаг пронзал насквозь – прикосновение кожи к еще почти полированным и уже безжизненным, охровым листьям как к осколкам – идти, по битому стеклу – листьям в инее – в глубь леса – сердце сна…

У них тоже осень. Только нет разноцветных листьев и грибов, не засыпают на зиму деревья… Вместо этого один за другим готовятся уйди Ши Тено. Следующим будет Нефрит. Потом… Зой. Резкий взлет подбородка – и волосы запутываются в корявых ветках дуба. Черные, узловатые… Такие же, как весной. По ним невозможно сказать, когда они собираются раскрыться свежей зеленью, или облететь ржавыми, долго не гниющими листьями, которые еще несколько часов назад казались вечными. Волосы снежной поземкой выскальзывают из черной паутины тонких изломанных прутьев, и он вспоминает, о чем думал до этого. И закрывает глаза. Потом… потом – он.

Снова замыкается так и не разорванный круг.

Среди стволов, в переплетении тонких, полупрозрачных ветвей мелькает зеленое пламя. Сердце леса. На небольшой поляне, почтительно окруженной деревьями, на белой каменной плите суетливыми изумрудными муравьями тлели угли. Образуя очаг. Круг. Юркие язычки пламени появлялись только кое-где, проглядывая на мгновение, как падающая звезда, и исчезая. Волны теплого воздуха мерно поднимали вверх, делая окружающий пейзаж зыбким и неверным.

Глаза цвета стали теряют свою пронзительность и перестают быть похожими на отполированную поверхность щита. Зеленый огонь высвечивает в них горечь, усталость и спокойствие.

Дыхание становится неглубоким и быстрым, почти неразличимым, и его уносит куда-то, дальше сна…

И – последнее, что остается – чёрная волна по рукам и глазам.

Сандалии, туго стянутые ремешками у щиколоток и что-то, поразительно напоминающее художественные лохмотья вместо одежды. Ну и что! Зато так удобно танцевать. Волосы забраны вверх и стянуты в узел. Вредничать и лезть в глаза удается только нескольким избранным прядям, которые умудрились ускользнуть из общей массы.

Музыка повсюду. Для него этот сон соткан из музыки.

Кто бы знал, как уютно кружиться в танце! Даже в бешеном вихре почти хаотичных движений таится та же самая сила, которая заставляет кошку сворачиваться клубком у камина и урчать. Танец – это свобода. Свобода – это покой. И пусть кто угодно спорит и не верит. А он до последнего будет радоваться жизни. Не делать вид, а радоваться.

Если то, что должно произойти – неизбежно, пусть происходит. Но терзания, вопросы и измышления – это не для него. Пока его не оставило чувство верного движения – неисповедимая речь мелодии будет его самым глубоким и истинным чувством, которое не сумеет заглушить ни страх, ни безысходность.

В мире не может быть вечно замкнутых кругов, если есть надежда и смех, воплощённые в звуках. Широко распахнутые глаза, переливающиеся музыкой, верят в сказку. Не наперекор всему, а по своей сути. Улыбка на губах перечеркивает боль, хотя он к этому не стремится. Потоки воздуха или мелодии превращают его след в конфетти, которое в следующее же мгновение беспечно сметает какой-нибудь из неизвестно куда летящих лоскутов его одежды.

Но вот мир сна с краёв начинает обугливаться. Пламени еще не видно, но уже буреет листком бумаги воздух, мгновенными зелёными язычками вспыхивают и сгорают конфетти. Такие же зелёные вспышки мелькают в его глазах, и он дерзко вздергивает подбородок, и улыбка становится ещё беспечнее. Танец – филигранное балансирование на всё быстрее исчезающем пространстве. Пламя уже лижет ступни. Кожа реагирует, пожалуй, слишком неистово, пытаясь завопить от боли, но… Пока есть музыка, боль – это только очищение, превращение грязи в радость.

Он вспоминает умное слово: катарсис, и волна пламени захлёстывает тонкую фигурку потоком свободы.

Мелодия завершается журчащими гитарными переборами его смеха.

________________

Сегодня утро собиралось начаться с разминки и проверки оружия – это был стандартный распорядок для четверга со времени сотворения если не мира, то Повелителя Хаоса Кунсайта точно. Поэтому он шел в тренировочный зал.