Новорожденные демоны – агги, мальчики или девочки– оставались такими до пятилетнего возраста – в них еще невозможно было разглядеть будущих магических способностей, они были неспособны к самой простейшей магии – вся их энергия уходила на стремительный рост. Они воспитывались в специально созданных, чаще всего из магов, семьях, гарантирующих нормальное первичное формирование детского сознания. До шести лет имя демона состояло из одной буквы – например Ди (D) или Эл (L).

Большинство юм панически боялось рожать самостоятельно, из-за слишком высокой, даже по меркам Королевства, смертности, и поэтому старательно посещали пункты сдачи генетического материала. Часто юмы умирали при родах, если не была создана вся структура условий – постоянный энергетический континуум и куча всяческих физических, магических и энергетических констант, поэтому и были созданы юмопитомники, где новое поколение вырастало в особых инкубаторах, в которых можно было создать все необходимые условия. Были, конечно и авантюристы, которые рисковали сами выносить ребенка, но чаще всего такие случаи заканчивались смертью родителей, зачастую обоих. Ребенок в большинстве случаев оставался жить. Новорожденный демон обладает чудовищной жизненной силой и выживаемостью, которая в обычных условиях, через год приходит в норму.

Лорд становился совершенно особым демоном. Кроме всего прочего, он приобретал бессмертие – то есть возможность возрождаться при любом окончании жизни с тем набором способностей и той личностью, которую он приобретал к моменту получения титула и слепок которой оставался в его кристалле.

ЧАСТЬ 1

* * *

Долгие десять лет монотонной службы многих отвращали от бумажной работы. Но не его. Его за глаза звали книжным червем, а в глаза восхищались логикой и начитанностью. Или угрюмостью. Или гордостью, граничащей с гордыней.

Он усмехался. И порой с мальчишеским огоньком, умело потушенным в глазах, делал ставки: неужели никто так и не подойдет хоть на шаг ближе к истине, или хотя бы придумает что-то поумнее? Первый раз услышав сплетни, он удивился. Он был на самом деле поражён, как если бы при нем сказали, что воздух – жидкость. Но, подумав, он понял, что дыма без огня действительно не бывает, и кто ж станет предполагать, что дым кроме всего прочего может быть туманом или, скажем, идти от согревающегося ледяного кристалла. А огонь, если поленья сухие, часто горит и без дыма.

Просто игра в мнения была ему давно привычна, и он, каждый раз услышав о себе новое, делал ставки. Пока никому ничего правдоподобного в голову не пришло.

Джед закрыл глаза. Восприятие мира изменилось, его сила приблизилась и готова была наложиться на реальность, создавая мираж своего воплощения. Это было самое опасное. Сила безжалостна и бесчеловечна, да и бездемонична, если хотите. Она служит тому, кто сумел ее подчинить, силой воли, зовом крови или как-то иначе, но она требует от своего повелителя такого же служения себе. чтобы суметь заговорить на языке стихии, надо отдать ей часть тебя, разделить себя с магией. И, стоя на границе между собой и силой, удержать равновесие. Пока можешь – ты всемогущ, потерял контроль – и ты перестал быть собой. Сила не жестока, но она не остановит удара, поняв, что ты осознал ошибку.

Джед ненавидел ответственность. В основном потому, что всегда о ней помнил.

А вот теперь я привыкаю именно к словам. Даже телепатически общаться приходится словами. А язык, штука несовершенная…

Джед усмехнулся последней фразе, оторвался от своего дневника и стал смотреть в окно. Звёзды сияли уже совсем на других местах, хотя посветлеть небо еще не успело. Через две недели ему надо было явиться на первую в его жизни аудиенцию к королеве… а так не хотелось!

Каким бы адом ни были для него эти десять лет, он привык к своей работе, а окружающие привыкли к его затворничеству. И всех это устраивало. Но испытательный срок перед Королевским корпусом неуклонно подходил к концу, и, насколько Джед помнил, он за это время не сделал ничего, чтобы дать повод не принять его в элитную академию. И этот факт был весьма близок к тому, чтобы его огорчить. Даже не так: заставить скривиться.

Видит отражение, мне и так плевать на всё, чтобы еще и истязать себя неизвестно зачем с целью попасть в личные советники Берилл. Лучше бы меня сослали куда-нибудь в глушь и забыли там…

В который раз в голову лезли малодушные и совершенно бессмысленные слова. Джед обречённо придумывал повод, чтобы не двигаться. Уже десять лет он существовал в вакууме, и выхода не предвиделось. Последний выпускной год сейчас вспоминался, как калейдоскоп искрящегося счастья, полноты бытия и самого себя, уверенности в непоколебимости мира… Прежде всего – его мира.

Мысли готовы были вот-вот смешаться под напором иллюзорности, упорно желающей занять свое законное место в его сознании и поработить его. На место уже готовой хлынуть сломленности пришла ярость, заставившая окаменеть мышцы и зажечься мраком глаза. Одним жестоким.. излишне жестоким ударом сила была надменно закинута в клетку мозга. Едва не захлебнувшись в этом порыве, но удержавшись, Джед еще раз пнул её и сам почти услышал лязг замка, которым её запер. Ненадолго. Скоро она опять вырвется, и придётся снова выворачивать ее суть, заставляя сломаться и подчиниться.

Рат… Что я делаю…

Беззвучный всхлип и сжавшаяся в комок фигурка. Пальцы судорожно впиваются в лицо. Сильно, до боли сжатые веки. Собственная беспричинная жестокость позволяет прорваться слезам, которые сдержали горечь и одиночество…

Джед подвигается к клетке с Иллюзиями и несколькими неуклюжими движениями отпирает замок.

Простите…

Он опускает пальцы в перепутанные яростью нити наваждения и пытается распутать их. Те, доверчиво, как животное, позволяют своему хозяину исправить сделанное им, почти сразу успокаиваясь, не отражая прежней агрессии.

Джед болезненно, словно зашивая собственную рану, восстанавливает иллюзорную ткань. Дыхание перехватывает от осознания НАСКОЛЬКО это теперь не та сила, не истинная. А именно та, которую описывают в учебниках. Не та, что может расширить мир до бесконечности и освободить, даже ценой своих оков. Не то всевластное могущество, которое не знает границ и не требует подтверждения. Не то… отражение отражения, не ставшее реальностью.

А вы.. вы раньше путались лучами солнца в кленовых листьях…

Завораживающая по инструкции мысль, гипноз которой должен окончательно успокоить вибрацию нитей. Он продолжает говорить, но уже для себя, оставляя иллюзиям только спокойный, усыпляющий тон.

Резные оттенки меди на клене. Даже не потому, что красиво. Я не помню, о чём тогда думал и зачем их собирал. Нужны они мне точно не были… зато их было много – в руках, в книге, в футляре…

С тех пор они подружились. Оснований у этой дружбы не было никаких – совершенно разные, они тем не менее без усилий умудрялись находить общий язык, как бывает только с детьми, не посягая на личные дела друг друга, постепенно, шаг за шагом, становясь ближе. В их отношениях никогда не было вопросов, типа: А какой предмет тебе больше нравится? Потому что они не стремились узнать что-то друг о друге. Их дружба жила исключительно настоящим – одним мгновением, пока они были вдвоём. Потом – расходились, опять встречались, совершенно не меняя чувств друг к другу и снова уходили. Казалось, оба приняли друг друга как данность, и не хотели ничего менять.

А над кроватью у Зой несколько лет, пока не истончилось детское заклятье неувядания, на стене висел букет осенних кленовых листьев…

А теперь… они не виделись довольно давно. И о встрече Джед, прямо говоря, особо не мечтал. Хотя бы потому, что не хотел портить ни себе, ни ей настроение. После того, как он оказался отрезанным от своего мира, он полностью сменил все окружение. И только Зой среагировала на это спокойно: “Если тебе надо…”, - сказала она и добавила, - “Ты знаешь, как меня найти”. А остальные хорошо, если ограничивались псевдо-пораженными полуиздевательскими взглядами и видом превосходства. Или уговорами и прочей жалостливой патетикой. Впрочем, Джед их не слушал. Ему было слишком плохо. Слишком пусто.

Даже не так.. Он потерял не только своих собеседников, близкие существа, он потерял себя самого, потому что уже не мог быть таким, каким был, потому что у него не было тех чувств, с которыми он сжился – чувства истины, силы. Мир вокруг стал совершенно иным, потому что Джедайт его иначе воспринимал. Никакие прежние привязанности теперь не могли вызвать никаких чувств, потому что они все были из прежней жизни, и к настоящему не имели ни малейшего отношения. Он был так же растерян, как младенец в первый день жизни. А у него не было не только времени привыкнуть к старой обстановке, но и самой этой обстановки. Потому что его перевели на эту работу. Испытательный срок – сказал лорд Кунсайт, - перед поступлением в Королевский корпус…

А я и не помню… Зой тогда на следующий день все твердила, что мне жутко повезло, потому что сам Первый лорд меня одобрил и заметил… Да плевать я на это хотел. Мне было ужасно плохо… Нет, никаких кругов перед глазами, обмороков и всего такого. На физическом состоянии ничего не отражалось. Энергия в норме, пульс отличный… И полное отсутствие чего бы то ни было, что было бы можно определить, как “я”.

Тряхнув головой, Джед снова щелчком зажег световой шар и вернулся к дневнику. Пролистав несколько страниц не читая, смотрел на сменяющие друг друга цвета чернил, и ощутил такое знакомое теперь чувство усталости. Смертельной усталости и огромного желания плюнуть на все сразу и умереть. Как бы смешно это ни звучало.

Я хочу домой…

Единственное заклинание, которое он мог себе позволить. Фраза, которая сама слетала с губ. Так часто. Независимо от того, где он находился – на работе, в своем кабинете, на улице…

Я хочу домой…

В этом мире не было его дома. Да что там.. тут вообще ничего не было, его дома, его личности, его мира. Не было ничего постоянного, ничего, на чем можно было бы остановиться, ничего, от чего можно было бы оттолкнуться. У этого мира не было центра. Он был слишком хаотичен, чтобы суметь хоть на какое-то время сделать существование жизнью.

И вот теперь ему давали время на сборы, чтобы потом перевести куда-то еще. К официальному извещению было приписано несколько строк о августейшей аудиенции и повеление приготовиться к вступительным экзаменам… Ничего делать он не собирался. Ни листать книги, ни тренироваться, ни нервничать. В последнее время казалось, что все эмоции вообще испарились. Если не считать кратких вспышек ярости, которые ослепляли, но не приносили никакого облегчения, оставляя его таким же безучастным.

Зой колдовала с музыкальными кристаллами. Следовать энерголиниям музыки было не так исконно как раньше, но списывать это на опьянение было бы слишком наивно, просто он потерял большую часть своей чувствительности. Но ладно, ЛАДНО!!!! Я готов с этим смириться – почти уже мысленно кричал он, - Только скажите, что происходит! Скажите, что я должен делать… скажите, что это кончится… - В голове поплыло, перед глазами изображение было совершенно резким, но сознание начало смещаться… глазное давление поднялось и вернулась знакомая легкая ломота в глазных яблоках, силовые точки по телу начали слегка покалывать… Но на месте, где должен был быть его мир оставалась безответная и непроглядная тьма, которая и не думала рассеиваться. Его мысленные обращения даже не вызывали эхо, не возвращались даже к нему самому.

Хотелось просто-напросто прямо так – здесь и сейчас – перестать быть. Только бы избавиться от чувства пустоты. Несуществования себя…

Джеду совсем не хотелось все это вспоминать. Хотя бы потому, что этот процесс сильно смахивал на самобичевание. А должно было быть совсем не так. Он должен был сидеть в этом самом кресле и смотреть в это самое светлеющее небо.. но не один! И неуверенности и безразличия быть не должно. Как и слишком ясного предчувствия собственного бессилия и ничтожности. Да, он поедет, да, ему назначат это испытание, да, он может быть его не провалит.. И что?

Собственный идиотизм раздражал..

А ведь он уже столько раз говорил себе, что раз уж его бросили на произвол судьбы, то надо хотя бы научиться самостоятельно существовать.. вместо того, чтобы упорно цепляться за прошлое. И все-таки каждый раз, когда надо было принять решение, он вместо того, чтобы действовать, вспоминал как бы легко это решилось раньше… И больно было сейчас не оттого, что воспоминания готовились перейти черту и стать не особенно приятными – эти десять лет были по сути одним непрекращающимся кошмаром, но ничего особо ужасного не было.. объективно. Больно было смирять свое сознание с тем, что он один.

Вспомнилась залетная мысль, которая периодически уже несколько лет всплывала в мозгу, давая пищу иронии и злости на себя. Он сейчас был не более, чем человек. На самом деле. Неуверенный в себе, незнающий своей судьбы, нечувствующий силы. Да, само собой, школьные годы не прошли даром, и определенный магический потенциал у него имелся – телепорт, энергетические шары и прочие пустяки – он это мог, если, конечно, ничего не путал в заклинаниях и оставался сосредоточен. Но в последнее время он магию не любил. Не оттого, что она ухудшала состояние или увеличивала энергозатраты… А потому что он каждый раз вспоминал – как это ничтожно по сравнению с тем, что было.

Перебирать его собственные магические амулеты… Каждый раз возникало ощущение, что выбираешь костыли. Часто. Даже чаще, чем хотелось бы, возникал некий азарт и желание научиться управлять ими как можно виртуознее… Но рано или поздно это побуждение перерастало во вспышку ярости и презрения к себе.

Стану. – Упрямое слово вернулось к нему, отраженное теплым светом хранителей. Они собрались маленькой стайкой, и объявив временное перемирие, устроились на маленьком фонтанчике в аквариуме.

Вообще-то, хранители редко когда могли угомониться, эта раса мелких пакостников жить не могла без этих самых мелких пакостей. Всем в Темном Королевстве так или иначе доставалось от них. Демонами они не были, а изучать из генеалогию дальше никто не рисковал, они считались особым видом домашней живности – не вроде собак или кошек, а типа тараканов. Хотя от последних у хранителей было немаловажное отличие – их нельзя было вывести – ни магия, ни обычная физическая или ментальная сила на них не действовала. Можно было, конечно, на них в ярости наорать или чем-нибудь метнуть – и в большинстве случаев они на пару минут исчезали, или делали вид, что исчезали, но исключительно из вредности, потому как ни ледяные кристаллы, ни пресс-папье ничего им сделать не могли. То есть, они до них долетали, благополучно сталкивались и летели на пол или самоуничтожались. Но еще никому не удавалось увидеть хранителя с синяком под глазом. И это многих расстраивало.

После исчезновения его мира у Джеда остались только хранители, не только как собеседники, но и как доказательство того, что он 19 лет не провел в галлюцинации. Впрочем, говорить на такие темы было бесполезно. Но зато о хранителях он знал больше чем кто-либо. Например то, что видимыми они становятся только в исключительных случаях, читай – чтобы позлить оппонента, невидимое же состояние было для них гораздо естественнее, и при всех более-менее любопытных событиях в Королевстве обязательно присутствовал хотя бы один хранитель, которого, само собой никто не звал и о котором не подозревал.

Но так просто все тоже не было. Потому как иногда, очень редко, как сейчас, хранители становились тихими и серьезными. И даже, хоть и было кощунственно так думать, заботливыми. И довольно часто это проявление добрых чувств не имело под собой никаких корыстно-издевательских мотивов. А еще чаще эти корыстно-издевательские мотивы скрывали желание помочь.

- Как он умудряется перехватывать наши удары?? Ведь он не должен видеть их траекторию! У него же нет этих удавок! – Зой, разбитая Первым лордом наголову, раздраженно срывала с себя всю энергетическую бижутерию

Но кто б его спрашивал…Завершение учебы, всякие прощальные балы и прочие формальности, вроде распределения на практику Джед почти не помнил, все еще оглушенный уходом Рата и Илл и всеобщей круговертью событий. Столкновение с силой Кунсайта при попытке того его просканировать оставило такие же ощущения, как после сотрясения мозга. И это при том, что сопротивляться Джед не собирался. Впрочем, второй и пока последний разговор с Первым лордом был не менее легким. Это произошло на земном пикнике по поводу вручения дипломов. Зой веселилась во всю, как и остальные выпускники, а Джед потихоньку забрался подальше от толпы новоявленных дипломированных магов, и сел на поваленное дерево над каким-то ручейком. Самое сильное, что он сейчас ощущал – это усталость. От всего на свете. Немного обиженная его отдалением Зой благоразумно к нему не подходила, и демон чувствовал себя совершенно брошенным. Это, конечно, не лучшее состояние из возможных, но пока самое приемлемое. Джед как раз думал о том, как хорошо, что он уезжает на практику достаточно далеко и в уединенное место.

И вот теперь прошло уже десять лет. Джед устало прикрыл глаза ладонью. Да, теперь и он сам чего-то стоит, впрочем, сравнивать бессмысленно – настолько разновеликие величины… Но он хоть научился использовать то, чему их учили. А в начале.. а как, собственно, чувствует себя птица с перебитыми крыльями, которая летала ВСЕГДА? Процесс мышления вначале просто заставлял теряться. Что надо сделать, чтобы получить ответ на свой вопрос?.. Раньше все было просто – если был вопрос, ответ был автоматически, думать об этом не приходило в голову. Он ниоткуда не приходил и логики не требовал, он был. Так птица взлетает на горный пик, независимо от того, насколько трудно на него влезть – выбирать обходные пути по воздуху нет необходимости. Вот когда лезешь на этот самый пик на своих двоих, а частенько – и четверых – обходные пути – это самое главное. Вот и пришлось заняться скалолозанием. Впервые в жизни, без страховки и с весьма сомнительной техникой.

Все эти логические цепочки и отсылки, и более всего – отсутствие полной уверенности в результате, приводили к еще большему упадку сил и духа, если это возможно. Вопрос “хочу ли я это бросить” не ставился в принципе, потому что хотелось немыслимо, и на преодоление этого желания должно было тратиться тоже уйма сил. Но не тратилась.

Взаимоотношения с энергией на самом деле были самым странным из всего, что ожидало на новом этапе Джеда. В том смысле, что раньше такой проблемы не возникало, а обучать этому никому не приходило в голову – считалось, что уж этому-то демон учится тогда же, когда начинает говорить. Как оказалось – не всякий демон. И в очередной раз расшибив лоб об эту проблему Джед просто перестал энергию тратить. Прочти вообще. Если бы у него был выбор, он бы попросту перестал двигаться. Но минимальные силы тратить было все же необходимо – в основном те, которые перекачивали энергию автоматически, но все остальное Джед вычеркнул из своего существования – он впал в некое подобие коматозного существования – просто не реагировал на раздражители. Его почти ничего не могло взволновать – в лучшем случае появлялась усталая усмешка, хотя уставать было не от чего – запасам его энергии позавидовал бы отряд юм. Он делал только то, что было крайне необходимо и не раньше, чем в последний момент. Он даже не давал себе труда следить за временем, и эти десять лет фактически прошли мгновенно – если вычеркнуть истерики и безумие первого года, когда он все еще надеялся на возвращение своего мира. Теперь не надеялся. Теперь он был безразличен даже к себе самому. Изредка, накопившись, чувства прорывались на поверхность короткими приступами ярости или отчаянья, но быстро выплескивались, а анализировать или хотя бы задуматься над этим Джед не хотел.

И вот наступил-таки переходный момент. Не в его состоянии – в карьере, и он решил все разложить по полочкам. Но ничего раскладываться не хотелось. Хаотичные воспоминания не составляли ничего, даже отдаленно напоминающего систему. Выхода не было по прежнему. Смерть как и раньше казалась слишком малодушной трусостью, чтобы думать о ней всерьез. За десять лет ничего не изменилось – вот, пожалуй, единственный вывод, который можно было сделать. И этот вывод далеко не впечатлял.

Утром Джед обвешался амулетами, причем специально сделал это как можно более безвкусно, и стал ждать вызова. Тот задерживался. Куча перстней оттягивали пальцы. Амулеты на шее и тем более – в карманах, заставляли чувствовать себя идиотом. Хранители веселились как нанятые.

В общем, кончилось все тем, что он оставил кольцо четырех стихий, розу ветров в качестве шейного шнурка и кольцо Илл, которое он никогда не снимал. А все остальное благополучно вперемешку отправилось в пространственный карман. И как раз тогда, когда Джед в очередной раз собирался передумать и взять с собой сумку, пришел вызов.