Bishoujo Senshi Sailormoon is the property of Naoko Takeuchi, Kodanshi Comics, and Toei Animation.
Загадочные кроссоверы
Автор: Константин Флоренский
***
Усаги сидит на заднем сидении автомобиля.
Рядом вертится Синго, за рулём отец, мама всё время трепыхается рядом с ним,
просит следить за дорогой. За окнами машины красота. Но Усаги в окно не
смотрит. Она украдкой разглядывает изящный золотой прибор с откинутой
круглой крышкой. Тот самый, который тогда обронил Такседо Маск, а Усаги
подняла. Крутится там что-то и звенит тихо-тихо. Усаги радуется - она нашла
на циферблате изображение полумесяца - это, наверно, знак!
- Это тебе твой парень подарил?
- Да...
Усаги вздыхает и глубоко задумывается, продолжая бесцельно теребить такой
драгоценный, такой могущественный и такой бесполезный в её руках алетиометр...
***
Нефрит и Нару заходят в парк и почти
валятся на землю под раскидистым деревом. Нефрит - окровавленный, побитый, в
порванной одежде - улыбается. Под глазом у него здоровенный синяк, в улыбке
отчётливо не хватает зуба. Впрочем, Нару выглядит немногим лучше. Лицо у неё
разбито, одна щека вспухла как подушка и полиловела.
- Ну что, Нефрайто-сама, может возьмёте выходной в клубе злодеев? - смеётся
Нару, отрывая лоскут от своей одежды, чтобы вытереть кровь с подбородка и
морщится, выплёвывая в тряпку очередной зуб.
- Т-с, Нару! Молчать. Не забывай первое правило клуба!
***
- Кунсайт, я не понимаю, нахуя нам с собой
верёвка?
- Зойсайт, блядь, ты не понимаешь зачем верёвка?
Пригодится!
- Как, интересно?
- Ну, в одном фильме Чарльзу Бронсону она очень пригодилась…
- Кунсайт, псих ненормальный! Брось свою ебучую верёвку и идём!
- Нет уж, я возьму с собой ебучую верёвку!
- Ты не в фильме, осёл, нихуя она нам не нужна. Лучше уж сэйлор-фуку
прихвати, и то полезнее будет.
Зойсайт, подвешенный на строительном кране, одет в сэйлор-фуку. Довольный
Кунсайт целится из пистолета в ничего не подозревающего Такседо Маска,
спешащего на выручку Зойсайту.
- А говорил бля "нахуя
нам верёвка?"... Вот нахуя!
***
Кунсайт, Зойсайт и Джедайт стоят у
пустынной дороги. Палит солнце, шумит чапараль, цветут кактусы.
Кунсайт обращается к Зойсайту
- Твоя задача сейчас - найти себе достойного врага, Зойсайт. Это необходимо
чтобы стать воином.
- Помедленнее, пожалуйста, Кунсайто-сама, я записываю.
- Пойми, Зойсайт, все твои записи бессмысленны. Ты просто индульгируешь
себе. Сколько раз говорил уже.
- *продолжая записывать* Да-да, я понял, Кунсайто-сама
- Так, Зойсайт, внимание: видишь на дороге девушку в школьной форме, с
оданго на голове? Подойди к ней и ткни её Чёрным Кристаллом
- Да, конечно, Кунсайто-сама!
Зойсайт идёт к дороге, тихо бормоча "Это же какой-то бред.
Я чувствую себя полным идиотом..."
Джедайт - Кунсайту, тихо:
- Надеюсь его не вырвет опять, как после той его встречи с Металлией.
Наблевал полный аквариум, вот умора.
Кунсайт - Джедайту:
- Молчал бы, умник. Кстати у тебя есть табак?
Тем временем Зойсайт подходит к девушке, некоторое время колеблется, потом
тыкает её в плечо кристаллом. Тут же рядом
материализуется Такседо Маск.
Такседо Маск:Так-так, кто это у нас тут. Ты кто такой, чего тебе надо
от невинной девушки?
Зойсайт: Да я так, мимо проходил... Я уже пойду, наверно...
Усаги: Э нет, погоди. Какие у тебя красивые сапожки. Они удобные?
Зойсайт: *нервно* Да, очень удобные... Ну я пошёл наверно...
Такседо Маск: Смотри что у меня есть *достаёт розу* Это очень, очень острая
роза! Потрогай сам!
Зойсайт: Да нет, я уж лучше не буду
Такседо Маск: *трогает волосы Зойсайта* Какие у тебя мягкие волосы, как у
девушки. Как ты их сделал такими мягкими и красивыми? Посмотри-ка на Усагины,
они похожи на тухлые макароны.
Усаги: Эй ты, извращенец, а ну убрал руки от его волос! Прошлый демон
достался тебе. А этот - мой!
Такседо Маск: Твой? Тут все демоны мои, чтоб ты знала.
Усаги: А-а-а-а! Ты меня не лю-ю-юбишь!
Такседо Маск: *усталым голосом, приставляя розу к горлу Зойсайта* Ну похоже,
парень, никому ты не достанешься.
Зойсайта смачно рвёт.
Кунсайт - Джедайту:
Ну вот блин. Ладно, пошёл я его выручать, что ли...
Автор: Урава
***
Из материалов дела о пропаже Кино Макото,
год рождения 53-й, ученицы старшей школы, неработающей. Бюро уголовных
расследований департамента полиции столичной префектуры.
По итогам комплексной обработки данных, полученных из разных источников,
удалось установить, что непосредственно перед своим исчезновением госпожа
Кино посетила буддийский храм **-дзи, расположенный по адресу: Токио, округ
**, **, *-*-*, с целью обращения с молитвой к богу Райдзину, которого, со
слов близких, она могла считать своим покровителем. Отметим, что близких как
таковых у госпожи Кино фактически не имеется (см. соответствующий раздел
досье), что в немалой степени затрудняет процесс распутывания дела и чем
объясняется скудность и ненадёжность имеющихся данных. По приказу сержанта
полиции Судзуки Кодзи была проведена инспекция вотивных табличек,
остававшихся на территории храма **-дзи с момента, непосредственно
предшествовавшего исчезновению госпожи Кино. Несмотря на определённые
трудности, связанные с согласованием операции со служителями храма **-дзи,
удалось обнаружить и изъять вотивную табличку, несомненно составленную
госпожой Кино собственноручно (см. материалы экспертизы почерка и протокол
допроса госпожи Сакурада Харуна) и оставленную ею на территории храма **-дзи
в соответствии с местными требованиями и традициями. Расшифровка текста
вотивной таблички прилагается.
«Райдэн-сама! Хоть воину и не подобают такие слова, но мне страшно. Страшно
биться на арене другого мира с неизвестными врагами, спасая нашу Землю.
Страшно вступать в игру, где правила до конца не ясны, а враги в любой
момент могут их нарушить. Страшно уходить одной, оставлять боевых подруг
позади и знать, что в случае поражения их души вместе с душами всех живых
существ достанутся Злу. Страшно от одной мысли, что кто-то поставил на кон в
этой дьявольской игре весь наш мир, как будто он всецело принадлежит ему
одному. И, хоть мне и страшно писать об этом, но мне страшно, что ты,
могучий бог, участвуешь в игре наравне со злодеями, хоть и говоришь, что
тебе претят и правила и сама игра, и особенно то, что мне, человеку,
придётся биться со знанием того, как мала та помощь, те наставления, та
тренировка, что ты дал мне, в сравнении с тем, что мог дать. Мне горько, что
из твоих слов мне стало ясно больше, чем ты хотел, но это лишнее знание
пойдёт мне лишь во вред. Я знаю, что турнир состоится неизбежно, и я приду в
условленное место без принуждения — я верно поняла твои слова о том, что,
хоть ты и оставляешь мне свободу выбора, но не гарантируешь невмешательства
сторонних сил. Мне горько думать над смыслом, который могли нести твои
слова, но в том, что меня научили думать, твоей вины нет. Тебе следовало
предупредить меня о турнире попозже, чтобы у меня не было времени мучаться
мыслями и страхом. Прости».
***
Харуна-сэнсэй упругим движением вскочила на парту.
— Тебе всё равно ничего не светит в этой игре, Умино, — проговорила она,
медленно доставая пульт и направляя его на сжавшихся в ужасе детей. —
Советую всем лечь на пол!
Лакированный ноготь уткнулся в чёрную кнопку. Ошейник Умино запищал — часто,
чаще, ещё чаще, — Умино завертелся волчком и вертелся так, истошно вереща,
до тех пор, пока не хлопнуло тихо, и тогда бухнулся навзничь, успев кровью
из разорванной шеи забрызгать форму Нару, которую в последний момент кто-то
выпихнул в середину разгромленной классной комнаты...
На полу быстро образовалось два чистых места — одно вокруг трупа, одно
вокруг истошно воющей Цукино. Солдаты морщились и переглядывались украдкой,
но Харуне было плевать.
— Вопросы?
— Разрешите!
— Слушаю!
— Почему Кино с нами, если она из другого класса?
— Её перевели в ваш класс в качестве наказания. За драку... с
неприятным исходом.
Мако оскалилась нехорошей улыбкой. В своей необычной форме и с белой
повязкой на лбу (алый круг хи-но мару, чеканные иероглифы «божественный
ветер») она смотрелась как с другой планеты.
***
Личный будуар Её Величества лунной королевы пребывал в состоянии живописного
разгрома. Где-то с краю комком голой плоти притулился всхлипывающий от
обрушившихся на него непомерно огромных чувств принц одного из земных
государств Эндимион. На его карьере дипломата уже можно было ставить крест.
Искусно взбитые покрывала смотрелись на пышнотелой королеве как взбитые
сливки на горке элитного клубничного мороженого. Августейшая нагота была
прикрыта таким образом, чтобы, с одной стороны, не дать повода прицепиться
ни одному цензору, с другой — не оставить ни единого сомнения в том, что
нагота эта полная. Сдобный монарший лик был исполнен горделивого сочувствия
и жажды дальнейших развлечений нескромного характера.
Двери широко распахнулись, и в опочивальне оказались Её Высочество наследная
лунная принцесса, одетая лишь в скромный пеньюар, и с простеньким медальоном
в форме пентакля в молитвенно вытянутых руках. Сделав пару шагов, Её
Высочество застыли в скорбном молчании. Стихли печальные всхлипывания
землянина, и полилась из-под откидной крышки медальона медленная, печальная
мелодия. Блестела ползущая по изнанке медальона искорка, блестела одинокая
слезинка, ползущая вниз по щеке принцессы.
— Дочь моя, — надменно проговорила королева. — Не кажется ли тебе, что столь
настойчиво и откровенно домогаться мужика, которого УЖЕ соблазнила твоя
родная мать, — это, мягко говоря, чересчур?
Смиренное выражение на лице принцессы сменилось плаксиво-скандальным.
— Маменька! — рявкнула принцесса. — Что же прикажете делать, если я люблю
его?
— Вон! — гремит королева и вскакивает с постели (здесь оператор выполняет
сложный манёвр, позволяющий ему остаться в живых и даже сохранить свой
пост). — Вон! — под напором грубой силы принцесса вынуждена отступить.
С грохотом захлопывается дверь.
— А теперь, милый принц...
Следует около полуминуты хищно-томных вздохов вперемешку с измученными
стонами, как вдруг дверь распахивается снова. И вновь посреди
опочивальни стоит принцесса со своим медальоном, а печальная мелодия
сливается с ритмичным звоном хрустальной люстры над будуаром...
Разъярённая королева вновь выпрыгивает из кровати...
***
Полковник темнокоролевской армии в отставке Джедайт мирно завтракал на
веранде своего дома, когда внезапно его лужайку пересекли двое незнакомых.
— Доброе утро, чем могу быть полезен?
Что-то в облике прибывших сразу насторожило бывалого вояку. Полковник был
готов поклясться — в армии они не служили.
— Здравствуйте! — энергично поздоровался один. — Мы просто пришли
познакомиться... мы — ваши новые соседи, только что купили вон тот дом... А
вот подарки, это с нашего огорода. Мы — партнёры! — второй кивнул.
— Вот как! — Джедайт улыбнулся. — Ну что ж, рад знакомству. Вы говорите, что
вы партнёры... а какой у вас бизнес?
— Ну... — пришедший как будто немного смутился.
— Он — налоговый адвокат, — сказал седой, показывая на хитромордого рыжего.
— А он — анестезиолог, — сказал рыжий, показывая на здоровенного и
невозмутимого седого.
Лицо полковника помрачнело. Двое откланялись и, сохраняя достоинство,
отступили.
— Сынок! — крикнул полковник, оборачиваясь назад и тщательно запирая дверь.
На лестнице маячил его совсем молоденький сын. — Ты знаешь, что мы в
японскую операцию делали с такими, как эти?!
— Знаю, отец... — грустно ответил тот.
***
Эндимион делал вид, что ему безразлично происходящее, но выдержка изменила.
Последней каплей стало предложение Зойсайта курнуть от его бычка, который с
каждой затяжкой обслюнивался всё больше, приобретя наконец зловещий
жёлто-зелёный оттенок.
— На, Димоныч, да не вороти морду, святоша ты наш! Я ж от чистого сердца.
Тут же самая сладость, аж мозги киселём расползаются! — развязно приставал
Зойсайт.
— Не лезь! — отрезал Эндимион.
— Чего ещё не лезь! Я к тебе со всей душой, а ты выпендриваешься,
морду строишь!
— Ну, дай сюда, дай! — сказал в сердцах Эндимион и, взяв бычок, поднял его
над головой и выбросил в открытую дверь вагона. — Видел? Все видели, что я
сделал? И так будет всегда!
Все недоумённо обернулись к Кунсайту: как это понимать? Кунсайт молчал.
Первым не вытерпел Нефрит:
— Слушай, тамада, ты что молчишь? Ты что, нэмой?
— Нэт! Я нэ нэмой! — передразнил его Кунсайт. — Я дал ему слово молчать.
Разбирайтесь сами!
— Это вэрно? — недоумённо спросил Нефрит.
— Верно, но это ещё не всё! — выкрикнул Эндимион. — Я разоблачу Кунсайта,
этого дьявола с его пагубным соблазном! И я не буду молчать, потому что
правда за мной!
Во внезапно наступившем экстазе Эндимион выхватил свой рюкзак с анашой из
кучи других, лежавших рядом.
— Вот, ребята, смотрите! Мы везем здесь пагубу, чуму, отраву для людей. И
это делаете вы, одурманенные лёгкими деньгами, ты, Зойсайт, ты, Нефрит, ты,
Джедайт!
— Постой, постой! А ну, милый, дай-ка сюда мешок! — двинулся к нему Зойсайт.
Но Эндимион, рванув завязку рюкзака, стал вытряхивать анашу на ветер. И
полетела анаша вдоль полотна, кружась и паря, как осенние листья.
То улетали деньги — сотни и тысячи рублей!
— Видали! — закричал Эндимион и вышвырнул в дверь и сам рюкзак. — А теперь
последуйте моему примеру! И мы покаемся вместе, и Бог возлюбит и простит
нас! Давайте, Джедайт, Зойсайт! Выбрасывайте, выкидывайте
проклятую анашу на ветер!
— Он спятил! Он заложит нас на станции легавым! Хватай его, бей гада!
— заорал вне себя Зойсайт.
— Стойте, стойте! Послушайте меня! — но накурившиеся анаши гонцы уже
бросились на него и наперебой молотили кулаками.
— Бей! Тащи! Выкидывай его из вагона! — орал разъярённый
Зойсайт.
— Души гада! Бросай вниз! — вторил ему Нефрит.
Эндимион отбивался, старался держаться подальше от открытых дверей, поближе
к середине качающегося вагона. Он воочию убедился в свирепости,
жестокости, садизме наркоманов — а ведь давно ли они блаженно улыбались в
эйфории. Кунсайт же сидел на месте, как зритель, не скрывая злорадства.
Эндимион сознавал, что только вмешательство Кунсайта может изменить его
участь. Один выкрик: "Спаси, Кунсайт!" — и наркоманы сразу бы утихомирились.
Но прибегнуть к помощи Кунсайта Эндимион не мог. Оставалось одно — забиться
в угол, а там пусть изобьют, измолотят, только бы не выбросили на ходу —
ведь это верная смерть...
Но удары наотмашь и пинки швыряли его к зияющему проёму.
Задержись он там лишнюю секунду — и гонцы не задумываясь выпихнут его из
вагона. И Эндимион поднимался снова и снова, надеясь, что наркоманы
выдохнутся или опомнятся.
— Бей, бей! Под дых, под дых его! — бесновался Зойсайт и, схватив Эндимиона
сзади, заломил ему руки, подставив под удары Нефриту, а тот, точно озверев,
сокрушительно ударил eго в живот — и, согнувшись в
три погибели, харкая кровью, Эндимион рухнул на пол. Тогда его втроём
поволокли к двери, но он всё ещё сопротивлялся, обдирая ногти, цеплялся
руками за настил, а зловещий Кунсайт сидел в углу на своём стульчике нога на
ногу с невозмутимо-торжествующим выражением на лице. И можно было ещё
крикнуть: "Спаси, Кунсайт!" — и не исключено, что тот снизошёл бы, проявил
великодушие и остановил смертоубийство, но Эндимион так и не раскрыл рта.
Оставив кровавый след на настиле, он повис за дверьми, уцепившись за
железную скобу поручня. Встречный ветер обрушился шквалом, но Эндимиону
удалось нащупать ногой выступ и удержаться на весу. А наркоманы били ногами
по его голове, как по футбольному мячу, поносили последними словами. Не
выдержал и сам Кунсайт, подскочил: теперь-то можно полюбоваться, как
расшибётся насмерть Эндимион.
Кунсайт отменно знал свое дело. Он убивал Эндимиона чужими руками. А завтра,
если его найдут и не поверят, что он упал сам, Кунсайт будет чист — он лично
не прикладывал рук.
Последнее, что запомнил Эндимион, — пинки по лицу, обувь гонцов окрасилась
кровью, и ветер гудел в ушах, как полыхающее пламя. Его всё больше тянуло
вниз, в неумолимую пустоту, а поезд мчался по степи, и никому на свете не
было дела до него, висящего на волоске от гибели. Но, как ни пинали его,
Эндимион не размыкал рук, и тогда Зойсайт нанёс последний удар, схватив
палку Кунсайта, которую тот как бы невзначай держал на виду — вот, мол,
пожалуйста, бери и бей, бей по рукам, чтоб расцепились...
***
... Эндимион обнял Серенити и громко поцеловал её при всей партии...
Берилл всё это видела и не видала: она шла совсем уж неживым человеком. Её
стали поталкивать и показывать ей, как Эндимион безобразничает с лунаркой.
Она стала предметом насмешек.
— Не троньте ее, нешто не видите, черти, что женщина больна совсем?
— Должно, ножки промочила, — острил молодой арестант.
— Известно, из ведьм: воспитания нежного, — отозвался Эндимион. — Вот, если
бы им хотя чулочки бы теплые: оно бы ничего ещё.
Берилл словно проснулась.
— Змей подлый! — произнесла она, не стерпев, — насмехайся, подлец,
насмехайся!
— Нет, я это совсем, ведьмушка, не в насмешку, а что вот Серенити-то чулки
больно гожие продает, так я думал; не купит ли, мол, наша колдунья.
Многие засмеялись. Берилл шагала, как заведённый автомат.
Партия промокших и продрогнувших арестантов медленно подошла к перевозу и
остановилась, ожидая парома.
Подошел весь мокрый, тёмный паром; команда начала размещать арестантов.
— На этом пароме, сказывают, кто-то водку держит, — заметил какой-то
арестант, когда осыпаемый хлопьями мокрого снега паром отчалил от берега и
закачался на валах расходившейся реки.
— Да, теперь ба точно безделицу пропустить ничего, — отзывался Эндимион и,
преследуя для Серенитиной потехи Берилл, произнёс: — Ведьма, а ну-ко по
старой дружбе наколдуй водочки. Не скупись. Вспомни, моя
разлюбезная, нашу прежнюю любовь, как мы с тобой, моя радость, погуливали,
осенние долги ночи просиживали, лордов-генералов твоих на вечный спокой
спроваживали.
Берилл вся дрожала от холода. Кроме холода, пронизывающего её под
измокшим платьем до самых костей, в организме Берилл происходило ещё нечто
другое. Голова её горела как в огне; зрачки глаз были расширены, оживлены
блудящим острым блеском и неподвижно вперены в ходящие волны.
— Ну а водочки и я б уж выпила: мочи нет холодно, — прозвенела Серенити.
— Ведьма, да угости, что ль! — мозолил Эндимион.
— Эх ты, совесть! — выговорила одна из арестанток, качая с упреком головою.
— Не к чести твоей совсем это, — поддержал её и другой арестантик. — Хушь бы
ты не против самой её, так против других за неё посовестился.
— Ну ты, мирская табакерка! — крикнул на арестантку Эндимион. — Тоже —
совеститься! Что мне тут ещё совеститься! я её, может, и никогда не любил, а
теперь... да мне вот стоптанный Серенитькин башмак милее её рожи, кошки
эдакой ободранной: так что ж ты мне против этого говорить можешь? Пусть вон
Металлию свою любит: у ней в аквариуме по крайности дождём не пробирает.
— И всё б почёт какой-никакой был, — прозвенела Серенити.
— Да как же!.. и на чулочки-то б шутя бы достала, — поддержал
Эндимион.
Берилл за себя не заступалась: она всё пристальнее смотрела в волны и
шевелила губами. Промежду гнусных речей Эндимиона гул и стон слышались ей из
раскрывающихся и хлопающих валов. Она дрожала. Блудящий взор её
сосредоточивался и становился диким. Руки раз и два неведомо куда
протянулись в пространство и снова упали. Ещё минуту — и она вдруг вся
закачалась, не сводя глаз с тёмной волны, нагнулась, схватила Серенити за
ноги и одним махом перекинулась с нею за борт парома.
Все окаменели от изумления.
Берилл показалась на верху волны и опять нырнула; другая волна вынесла
Серенити.
— Багор! бросай багор! — закричали на пароме.
Тяжёлый багор на длинной верёвке взвился и упал в воду. Серенити опять не
стало видно. Через две секунды, быстро уносимая течением от парома, она
снова вскинула руками; но в это же время из другой волны почти по пояс
поднялась над водою Берилл, бросилась на Серенити, как
сильная щука на мягкопёрую плотицу, и обе более уже не показались.
Автор: Айн
Нару, школьная подружка дочери Нефрита,
сегодня ночевала у них в гостях. Нефрит качался у себя в гараже, и эта девочка
уже почти привычно отплясывала стриптиз перед его внутренним взором. Когда он
подтянулся в двадцать первый раз, за окнами гаража в струях дождя возник мрачный
мокрый призрак, согнав прелестное видение. В следующее мгновение Нефрит узнал в
нём их чокнутого соседа. Джедайт, полковник Тёмнокоролевской армии в отставке. В
прошлом большая шишка. Нефрит впустил гостя.
— О Тьма, да вы насквозь промокли!
Гость явно был не в себе. Для психа, которым он несомненно был, это нормально.
Он молча приблизился почти вплотную и поинтересовался горестно:
— Где ваша жена?
— Эээ. Не знаю. Наверно, трахается с этим придурком, королём игральных
автоматов...
— И вам всё равно?
— Ну да, мне плевать.
Лицо Джедайта скривилось, как будто он собирался заплакать или съел что-то
горькое. Нефрит дотронулся до его плеча.
— Вам бы переодеться. Может, я могу вам как-нибудь помочь?
Экс-полковник смотрел вниз и пытался что-то сказать, но получалось
нечленораздельно. Скорее всего, он переживал личную трагедию, с безумцами это
бывает не так уж редко. В конце концов он привалился лбом к нефритову плечу, а
потом и вовсе полез целоваться. Ошарашенный Нефрит с трудом сумел увернуться.
— Эээ... простите, вы меня не так поняли. Боюсь, что с этим я вам помочь не
могу.
Скорбная сгорбленная фигура растворилась в дождливом вечере. Странно, конечно,
думал Нефрит, подтягиваясь в двадцать второй раз, но с сумасшедшими и не такое
случается. Нару, Нару, моя крошка...